Вочий вой — страница 21 из 29

          Не ведали лазутчики Тунгатара, что творят и в какую панику повергают крымского хана, ибо похитили они ни кого иного, как самого надежного и преданного хану человека и выдающегося военачальника, его правую руку – темника Джанибека.

           Свалив его, как куль с овсом, с коня на землю, ногайцы поставили его на ноги и выдернули кляп изо рта.

           Джанибек опытным взором военачальника с огромным опытом войны, сразу определил присутствие засадной линии и количество казаков в ней – не более пятисот. Увидел также выложенные на брустверы пищали, готовые к стрельбе, и ногайцев, обжигающих на кострах свои смертоносные копья. Число готовых найз, сложенных в вязанки и подготовленных к метанию, вообще не поддавалось счету. Тем не менее, Джанибек решил вести себя с позиции силы, поскольку численное преимущество татар сводило на нет все усилия засадной группы, которая могла нанести значительный урон его войску. Но это урон исчислялся числом не более полутора тысяч наянов, и то только в первые несколько минут боя. После чего всю засадную линию тысячи воинов  Саип-Гирея просто потопчут лошадьми. Иначе и быть не могло при сорокакратном превосходстве татар в живой силе.

 Вместе с тем, Джанибек прекрасно понимал, что если он будет вести себя дерзко и ничего не скажет казакам, то его просто убьют за ненадобностью.

            Все эти мысли молнией пронеслись в его голове, и он был готов к разговору с атаманом казаков, который не замедлил явиться в сопровождении толмача-татарина. 

          - Кто ты и какую должность занимаешь в войске хана? – перевел толмач вопрос атамана.

          Джанибек решил скрыть то, что он является темником и ближайшим сподвижником хана, и представился тысячным.

          Атаман казаков скептически поглядел на его богатый наряд и украшенные золотой насечкой доспехи и с ухмылкой полуутвердительно сказал:

          - Ата – туман, Джанибек ?

          Не давая ему возможности задать новые вопросы, Джанибек заговорил скороговоркой, так что толмач еле успевал переводить:

           - Вас слишком мало, чтобы сражаться с войском хана! Пусть вы убьете полторы - две тысячи наянов, но сами погибнете под копытами лошадей. Войско хана в сорок раз превосходит вас по численности. Вы безумцы, если хотите вступить в бой при таком перевесе. Пока не поздно, уходите, а я в обмен на свою жизнь, уговорю хана не преследовать вас. К тому же, вас будет при движении постоянно сдерживать полон, так что далеко вы не уйдете. Конница хана все равно настигнет и вас, и отбитый полон, и вы все погибнете. Я же даю вам шанс уйти и спасти и своих казаков, и полон. Думайте!

          Заруба задумчиво посмотрел на Джанибека и сказал:

          - Дорого же ты ценишь свою жизнь, темник.

 Однако, несмотря на твое предостережение, мы начнем сражение, а ты будешь свидетелем того, как умеют биться и умирать казаки. А самое главное, я узнал – хан не будет искать обходных путей, а попытается нас уничтожить. Что мне и нужно было знать наверняка.

            В это время глаза Джанибека округлились от ужаса, а голова ушла в плечи. Побелевшими от страха глазами он смотрел за спину Гната.

            Заруба оглянулся и увидел Тунгатара, который медленно приближался к ним, усевшись в седло, по- турецки скрестив ноги. Его глаза неотрывно смотрели на пленника и это были глаза волка.

             Гнат не хотел убивать Джанибека, но едва он повернул к тому голову, как в воздухе тонко просвистело копье и пронзило шею темника.

              Джанибек так и умер с выражением смертельного ужаса на лице.

              - Эта его привела на нас турок, чтобы та рубал нас! – коротко сказал Тунгатар, спрыгивая с коня. – Его – правий рука Саипки, его вся воля сполняла ханский.

              - Людишка вся нашия готова, - продолжал Тунгатар, как ни в чем ни бывало, - вися поставлена, гиде должин стоят. Полон уведен и спрятана. И карошь новост – пришель наша стада. Типеря кушать есть чиго будет.

             Заруба все больше и больше проникался уважением к этому немногословному, мужественному и, по-своему преданному, воину. Хотя Гнат понимал, что в другой ситуации, если будет на то воля хана Едисанской орды, Тунгатар так же мужественно и преданно воле своего повелителя будет биться с казаками, как это уже бывало не раз. Но уважение воина к воину не подвластно ханам и атаманам, и рождается из отваги их сердец и  оценки боевых качеств друг друга. В свое время Тунгатар имел возможность лишить жизни его – Зарубу, но не сделал этого, оттого что видел его самоотверженность в бою и оценил  то, что противник обладает такими же бойцовскими качествами, как и сам. Сближало и то, что оба прошли испытание волком. И хотя ни один, ни другой не делали попыток сблизиться, а тем более предложить дружбу навеки, какое-то молчаливое согласие протянулось между ними, и понимание с полуслова, полувзгляда.



ГЛАВА 42

                  А в стане врага зрела паника…

                  Саип-Гирей, узнав об исчезновении своего верного Джанибека, был вне себя от ярости. Он кричал и топал ногами, рассылая во все стороны дозоры на поиски темника. Но все вернулись ни с чем, не обнаружив никаких следов.

                И только один дозор, которым командовал десятник Курмай, вернулся с докладом о противнике. Он не пошел, как все остальные дозоры, далеко в степь, искать следы отхода большой группы всадников. Курмай, зная отвагу казаков и их непредсказуемость, решил, что они вовсе не покидали место нападения на передовой отряд наянов, а затаились и ждут, пока татары начнут движение, чтобы снова напасть на них.

          Курмай повел свой дозор в обход балки, в горловине которой был разбит головной отряд и отбит полон. И  вскоре, пройдя не более двух верст с гаком, он обнаружил на гребне увала казачьи пикеты.

          Наяны спешились и увели коней, а Курмай отправил троих разведчиков с заданием – обойти пикеты и обнаружить основные силы казаков.

          Извиваясь ящерицами в высокой траве, наяны исчезли в густых зарослях терновника, окружающих балку.

          Ждать пришлось долго, но затянувшееся ожидание оправдалось: разведчики обнаружили казаков, растянувших свои силы вдоль шляха, образовав мощный огневой рубеж.

          Задача была выполнена, и Курмай повел свой десяток в стан для доклада хану, не думая, что обнаружил только часть сил казаков, причем, часть меньшую. И что остальные силы, готовые для решающего удара, рассредоточены в соседних балках, и только и ждут сигнала, чтобы включиться в битву.

           Саип-Гирей внимательно выслушал харабарчи и задумался. Он ясно представлял себе план атаки и разгрома казаков, но что-то в этой ситуации настораживало коварного и хитрого хана. Ему очень не хватало сейчас Джанибека, который всегда был хладнокровным и рассудительным военачальником и никогда не принимал поспешных решений. Этим он и отличался от вспыльчивого, склонного к скоропалительным действиям хана. Его спокойствие и обстоятельность в принятии военных решений уравновешивали взрывной характер хана и служили основанием для победы в сражениях.

              И теперь, лишенный поддержки Джанибека, хан никак не мог решить – атаковать врага или уйти в обход шляха степными дорогами, избежав нового столкновения с казаками.

              Саип-Гирей призвал мурз и сообщил им о своем решении атаковать противника, но сказал и о том, что казаки готовы к встрече со стороны шляха.  Чтобы отвлечь их от забот о своем тыле, мощный отряд наянов должен будет идти на приступ с дороги, что приведет к большим потерям, так как противник приготовил вдоль шляха стрелков с огневым боем, которых поддержат буджакские ногайцы своими метательными копьями. Будут ли оправданы высокие  потери среди наянов победой над сравнительно небольшим отрядом казаков и ногайцев, такой вопрос задал хан своим мурзам.

            Ответил за всех темник Манаша , ногаец по происхождению, прозванный так соплеменниками за свою кровожадность, и изгнанный в свое время из Сарай-Джука, где он был сотником.

            А поводом для изгнания послужила его неоправданная жестокость, которая даже у далеко не милосердных ногайских воинов, вызывала содрогание. Из-под Смоленска привели ногайцы большой полон, из которого взял себе Манаша несколько наложниц, которых подвергал нечеловеческим мукам. Но чашу терпения переполнила казнь им полонянки – девушки редкой красоты с соломенного цвета косой, спускавшейся ниже пояса. Неизвестно, чем не угодила она сотнику, но повесил он ее за косу на дереве, на виду главного города Ногайской орды. Сутки висела она на своих волосах, подвергаясь адовым мукам, пока кто-то из воинов не смилостивился и не прекратил ее мучения, пустив стрелу девушке под левую лопатку…

            - Великий хан, - сказал Манаша, согнувшись в глубоком поклоне. – Мы уже понесли большие потери, мы потеряли полон, и ни один из наших сегодняшних врагов не понес за это кары. Наяны созданы богами для войны, и это их удел – погибнуть с именем хана на устах. Кто заплатит за кровь погибших, если мы уйдем от сражения и позволим урусам остаться безнаказанными?

           Ты принял верное решение, о, Повелитель! Так, дай же команду - идти нам в бой на коварно напавших на нас урусов, чтоб покарать их твоей недрогнувшей рукой!

           Остальные мурзы одобрительно зашумели, и Саип-Гирей медленно поднялся со своего удобного ложа.

           - Манаша, бери с собой Курмая и его людей, которые проведут три тысячи твоих наянов в тыл казакам. Скрытно займите позиции для атаки и ждите сигнала. А сигналом для вашей атаки будет прекращение огня урусов, то есть время, когда они будут перезаряжать свои пищали и не смогут встретить вас огнем.

            - Ты, Адиль-Солтан, идешь на урусов по шляху и подвергаешься наибольшей опасности. Но это и самый короткий и почетный путь в сады бессмертия. К тому же твои воины подготовлены лучше других, поэтому у них больше шансов уцелеть под ружейным огнем.