Вочий вой — страница 22 из 29

             Адиль почтительно поклонился, приложив правую руку к сердцу.

            - Ты, Исхак, ждешь момента, когда тысяча Адиль-Солтана окажется наверху и завяжет битву, и на рысях вводишь в бой свою тысячу и тысячу Камбара. Думаю, к этому времени заряды у казаков закончатся. Ваши наяны должны завершить разгром, начатый Манашей с тылу урусов.

             Ну, а ты, Кусеп, - выходишь со своими людьми прямо сейчас и, сделав обходной круг по степи, выходишь на левое крыло урусов, одновременно перекрывая Крымский шлях, чтобы лишить их возможности уйти по шляху от справедливого возмездия.

            Кусепу нужно будет чуть более часа, чтобы скрытно пройти на левый фланг урусов и закрыть его, поэтому через полчаса уходит тумен Манаши. Через час начинает движение по шляху Адиль-Солтан.

            Ну, а полон мы соберем после разгрома урусов. Далеко они не ушли, мы их настигнем и казним каждого десятого за попытку побега.

            Саип-Гирей перевернул песочные часы – подарок турецкого султана,  запустив время, необходимое для выдвижения войск, и повелительным жестом распустил мурз выполнять свои указания.



ГЛАВА 43

            Дозорные видели лазутчиков татар, но памятуя указание Зарубы, пропустили их и отследили  до самого отхода в татарский стан.

 Когда казаки доложили об этом атаману, Гнат тут же отправил на путь их отхода Байдужего с его сотней, чтобы найти наиболее узкое место, где проход большой массы конницы будет затруднен естественным рельефом местности, и перекопать это место рвом.

              Байдужий, не медля, отправился по пути следования татарских разведчиков и нашел удобное для засады место.  Грунт был в этих местах песчаный, копалось легко, и скоро ров, глубиной около сажени  и такой же ширины, был выкопан, накрыт жердями и скрыт от глаз врага пластами дерна и прошлогодней листвой. В дно рва в два ряда были вбиты заостренные колья. С одной стороны ров упирался в высокий, почти отвесный скалистый склон балки, с другой был ограничен густыми зарослями боярышника и терновника. Засада, расположенная на противоположном склоне балки, запирала этот узкий, шириной не более десяти аршин  проход, наглухо, позволяя удерживать его силами одной сотни казаков.

              Вскоре на место засады прискакал Заруба, и осмотрев окрестности, отправил гонца к Тунгатару, чтобы тот выделил в помощь Байдужему полсотни копейщиков с запасом найз.

             - Ты не ввязывайся в длительный бой, - сказал он на прощание сотнику. – Сбей первый натиск и уходи к месту основной засады. Татары не будут тут вечно тискаться в этом узком проходе, они убедятся, что он закупорен и обойдут тебя по увалам. Тогда уже надежды на спасение у вас не будет, а ты и твои люди нужны мне живыми.

             Побратимы обнялись, и Заруба, лихо, одним махом вскочив в седло, унесся к засадной линии, подняв за собой облако пыли.

             Сидор Байдужий стоял и глядел ему вослед, не зная, что видятся они в последний раз. Что очень скоро передовой чамбул татар войдет в горловину балки, и высланные вперед разведчики Курмая  во главе со своим десятским, рухнут в ров, погубив лошадей и лишившись двух наянов, напоровшихся на колья.

              Но далее события будут развиваться настолько стремительно, что ни Байдужий, ни любой другой сотник, окажись он на его месте, уже не смог бы  повлиять на их ход...



ГЛАВА 44

              Когда разведчики Курмая неожиданно провалились под землю с криками ужаса и боли, в рядах татар возникло легкое замешательство, но резкий окрик Манаша тут же навел порядок в войске.

              Темник спокойным аллюром подъехал ко рву, и мгновенно оценив ситуацию, не видя иного пути, безжалостно  отправил сотню татар вперед, через ров, который мгновенно заполнился телами лошадей и людей, прямо по головам которых пошла конница.

              Дружный залп казачьих рушниц, заряженных дроблеными пулями, вырвал из седел половину чамбула. Тут же прозвучал второй залп, и передовой чамбул татар был уничтожен почти полностью.

             Рассвирепевший Манаша махнул рукой, и в проход, заваленный телами погибших, пошла новая сотня.

             Рассекая воздух, в татар со свистом полетели найзы. Ногайцы были хорошими метателями – они бросали свои короткие смертоносные снаряды, целясь в голову и шею врага, не защищенные панцирной броней, и редкий бросок не достигал цели.

            И только, потеряв в бесплодных попытках сбить казачью заставу четвертую сотню наянов, Манаша успокоился, и быстро разделив свое войско на два крыла, отправил их в обход засады.

            Левое крыло татарской конницы, обойдя скалистый гребень увала, вышло на простор и рысью понеслось в сторону засады, скрытое в болотистой низине.

            Казаки, оставив свои позиции, едва успели выйти к укрытым за гребнем лошадям, как из низины показалась конница врага, которая сразу стала растекаться широкой лавой, охватывая казаков полумесяцем.

            - На конь, хлопцы! На конь! Швыдче до заставы!  – заорал Байдужий, на бегу выхватывая из ножен саблю. Он вскочил в седло и, забирая вправо, стал уводить свою сотню и полусотню ногайцев от стремительно приближающихся татар.

           Но и справа на казаков уже выходил чамбул татар, который не стал выдвигаться в сторону засады, укрываясь в балке от губительного огня, а прошел прямо по гребню.

            Правое крыло казаков, уже не имея возможности уйти от столкновения, врубилось в чамбул. Зазвенели сталь клинков, захрапели возбужденные рубкой лошади, и неравная схватка началась по всей линии движения казаков. Правое крыло, воспользовавшись тем, что татары вышли на него сравнительно небольшими силами, прорубило коридор в гуще вражьего войска и, разметав его, свалилось в низину, уходя от погони.

            Байдужий, видя, что справа есть еще возможность пробиться, стал теснить казаков в сторону прорыва, но вслед за первым чамбулом с гребня поперло отставшее войско татар, отрезая все пути отхода к главным силам.

           - Ну, браты, - закричал Сидор, перекрывая шум сечи, - пришло и наше время подороже отдать свои жизни! Не посрамим же казачьей славы и доблести батькив наших! Руби их, хлопцы!

           Дорого обошлась Манашу  битва. Сотня казаков и ногайцев полностью полегла на этой небольшой поляне, запрятавшейся между двумя увалами. Но каждый из них, уходя к праотцам, унес с собою жизни пяти-шести татар, сократив на треть численность отряда, с которым Манаша вышел из стана Саип-Гирея. Да еще более сотни раненных, которых наяны сейчас сносили под сень редких деревьев, чтобы уберечь от палящих лучей солнца и оказать первую помощь. И многие из них умрут до захода солнца, поскольку лекарей в этот короткий, казалось, поход никто не брал, надеясь на скоротечную победную битву.

         А между тем, со стороны основной засады казаков не прозвучало еще ни одного выстрела.  Это могло означать только одно – Адиль-Солтан еще не вышел на шлях и не вступил в бой с основной засадой, а Манаша уже выдал свое местоположение, и казаки теперь ждут появления его войска у себя в тылу.


 ГЛАВА 45

          Байдужий еще был жив, когда его плотным  кольцом окружили татары. Русский казак-богатырь, зарубивший в этой страшной сечи полтора десятка наянов, весь израненный, пробитый в двух местах стрелами, вызывал у них смешанное чувство восхищения и лютой ненависти. В начале короткой, но жестокой схватки казак рубился двумя саблями, но вскоре стрела пробила его левое плечо, и рука выронила саблю. Но он продолжал сражаться одной рукой, со стрелами в плече и в левом боку. И неизвестно, сколько бы еще татар погибло от его руки, если бы клинок его сабли не сломался, не выдержав силы  ударов о головы врага.

           Он лежал на молодой траве, изрядно побитой ударами копыт и густо закапанной кровью, и рука его судорожно сжимала рукоять сабли с обломком клинка. Сидор смотрел на окруживших его татар спокойным, полным презрения к смерти взглядом, и жизнь медленно, капля за каплей покидала его большое, сильное тело.

           Раздвинув широкими плечами кольцо своих воинов, в круг шагнул Манаша. Некоторое время он молча смотрел на казака, погубившего столько его наянов, а затем, встретившись с ним взглядом, яростно прохрипел сквозь зубы:

          - Шта, урус-сабак, жит хочишь?

          Сидор что-то прошептал в ответ побелевшими устами. Явно оскорбительное

 для темника.

          - Шта сказала, сабак?- заорал разъяренный Манаша и, выхватив из ножен кривой кинжал, склонился над телом казака, приподняв его голову за оселедец.

          И тут случилось то, чего не ожидал никто.

          Полумертвый казак нашел в себе достаточно сил, чтобы ударить обломком сабли в незащищенный кольчугой низ живота темника, и привычным, отработанным с малых лет круговым движением руки вспороть его до пупка.

           Выронив кинжал, Манаша рухнул на колени, уткнувшись головой в грудь казака.

           Ничего не понявшие поначалу наяны, подскочив к темнику, приподняли его  тело, и из распоротого живота вместе с обломком сабли вывалились на землю розовые окровавленные кишки. Он был еще жив, и подхватив кишки, стал судорожно запихивать их обратно.

          На тело Сидора Байдужего обрушился град сабельных ударов, раскромсавших его тело на куски. Но это было уже излишне – жизнь покинула его тело в тот миг, когда он нанес врагу свой последний  удар.

          Наяны отнесли тело смертельно раненного темника на чистое место и уложили на расстеленную кошму. Живот его туго обвязали холстиной, которая тут же набухла кровью.

          Манаша что-то прошептал, но его никто не услышал.  Слабым взмахом  руки призвал он к себе тысячного Юнуса, который стоял у его ног, и когда тот склонился над ним, внятно произнес: