Из всего этого становится ясно, что общества Южного Леванта преодолевали гидрологические ограничения своей среды и соответствующую нехватку ресурсов с помощью торговли. Торговля, в свою очередь, поощряла все больше и больше быстрых сделок: все больше и больше людей участвовали в кооперации с совершенно незнакомыми людьми. Они разработали культурные нормы, упрощающие социальное сотрудничество. Затем эти культурные нормы кодифицировали в текстах, вошедших в Ветхий Завет. Вот так водные условия внесли свой вклад в формирование верований.
Первые книги Библии большей частью появились в VII веке до нашей эры – во время последних десятилетий экспансионистских устремлений Иудеи или вскоре после этого, хотя Книгу Бытия вполне могли добавить и в VI веке. Поражает описание нехватки воды в Ханаане. Там описывается, что когда Авраам вернулся из Египта в конце бронзового века, то его племянник Лот не мог поселиться вместе с ним в полузасушливых холмах Иудеи, потому что земля просто не могла прокормить обе семьи. Ему пришлось перебраться в долину реки Иордан, которая «орошалась водою, как сад Господень, как земля Египетская»[25]. По той же причине Исааку, второму сыну Авраама, пришлось переселиться в землю Авимелеха, царя Герара, в прибрежные низменности филистимлян чуть ниже долины Беэр-Шева. Он надеялся на колодцы, но местные филистимляне, опасаясь конкуренции, прогнали его. То же самое было и с местными пастухами. Названия, данные Исааком этим колодцам – «спор» и «вражда», – напоминают о том, каким напряженным был вопрос о воде[26].
Это не просто повествование. Тора, или Пятикнижие Моисеево, – это открытый закон в традиции иудаизма. Эти тексты вдохновляли иудаистскую юриспруденцию рассматривать проблемы распределения воды, проблемы собственности на воду.
Через книги пророков, Писание, Талмуд иудаистская юриспруденция накопила корпус случаев, которые определяли нормы поведения в условиях нехватки воды. Например, в деле Исаака и герарских пастухов позднейшее истолкование утверждало, что если бы колодец Исаака питался от ручьев Герара, то пастухи Герара имели бы право требовать эту воду. Но если у колодца имелись собственные источники, то он должен принадлежать Исааку. Такой тип мышления оказал существенное влияние на отношение к воде в последующих юридических традициях.
В Торе имелось несколько таких случаев; они служили аллегориями для определения моделей собственности. Например, Иаков, второй сын Исаака и отец двенадцати колен израилевых, направился в Харран и нашел колодец, из которого поили три стада овец. Колодец закрывался большим камнем, который приходилось откатывать, когда собирались все пастухи, что свидетельствовало о своеобразной форме коллективной собственности[27]. Далее в книге Числа Моисей попросил в земле Моав в Заиорданье разрешения пить из реки; это намекает, что вода принадлежит государству[28]. Библейские примеры отражают тот факт, что нехватка воды была атрибутом жизни для многих поколений. Они выражают важнейшие нормы, которые хотели передать составители Ветхого Завета.
Прецеденты накапливались. Дополнительные юридические аспекты, касающиеся воды, упоминаются в книгах, написанных во время Вавилонского пленения, а также в Галахе́ – более позднем традиционном иудейском законодательстве. Как и в Китае, политическим вопросом стала экологическая угроза. Этот политический вопрос превратился в юридический, а в итоге – и в культурный. Божественный закон, отраженный в Торе, стал основой для социальной адаптации, которую требовалось передавать на протяжении столетий.
Отношения между водой и населением дошли до более глубокого уровня норм и поведений, оставив значительные культурные следы, потому что имели прямое отношение к судьбе народа. Во Второзаконии Господь говорит евреям: «Ибо земля, в которую ты идешь, чтоб овладеть ею, не такова, как земля Египетская, из которой вышли вы, где ты, посеяв семя твое, поливал при помощи ног твоих, как масличный сад; но земля, в которую вы переходите, чтоб овладеть ею, есть земля с горами и долинами, и от дождя небесного напояется водою»[29].
В отличие от Египта, люди верили, что никакие ухищрения не могут изменить принципиальную уязвимость тех, кто жил в земле Ханаанской. Это, конечно же, содержало вполне конкретное политическое предостережение: «Берегитесь, чтобы не обольстилось сердце ваше, и вы не уклонились и не стали служить иным богам и не поклонились им; и тогда воспламенится гнев Господа на вас, и заключит Он небо, и не будет дождя, и земля не принесет произведений своих, и вы скоро погибнете с доброй земли, которую Господь дает вам»[30].
По-прежнему ведутся определенные дискуссии о той степени, в которой природа религиозных верований могла быть сформирована условиями, в которых они развивались. Существует давняя современная традиция интерпретировать подъем религии как удовлетворение человеческих потребностей, особенно в среде, характеризующейся дефицитом. Уильям Джеймс считал, что религия выполняет морализирующую функцию, в то время как Макс Вебер признавал диалектичное представление, что экономические и политические условия определили религиозные признаки. История Леванта заставляет предположить, что для авраамической традиции причинно-следственная цепочка будет выглядеть так: суровые условия окружающей среды обычно способствуют социальному сотрудничеству как важному средству адаптации; религиозные верования – это проявление такой адаптации в культуре; морализирующие боги – всезнающие и карающие – помогают поддерживать доверие и социальные нормы, которые регулируют поведение во все более сложной среде.
Можно сделать и еще одно заключение о связи между теологией и водными условиями Леванта. В большинстве политеистических религий Ближнего Востока боги действовали в широком морально нейтральном контексте, который управлялся внешними по отношению к самим богам законами. Конечно, в пантеонах имелись лидеры, но Баала, Зевса, Мардука, Ану или Энлиля нельзя было назвать всевышними или всемогущими в монотеистическом смысле. Мораль заключалась в воле самого могущественного из богов. Природные явления были главными их инструментами, выражениями их воли, но подчинялись правилам, в рамках которых действовали они сами. Однако традиция Моисея пошла гораздо дальше: она демифологизировала мир.
У бога израильтян не имелось какого-то более широкого контекста, который подчинял бы бога законам. Бог был абсолютным и всевышним. Исторические события оказывались выражением божьей воли: например, вторжения ассирийцев, вавилонян и египтян становились орудиями гнева Господа на собственный народ. Важно, что бог превзошел природу. В Торе сила и власть не присуща физическому миру. Это не должно вызывать удивления: в конце концов, жители Леванта мало что могли сделать со своим материальным состоянием.
Функция религии не могла заключаться в том, чтобы направлять людей против сил природы, потому что они мало что могли сделать. Ассирийское владычество подавляло, поскольку производительность Леванта была слишком мала, чтобы создать ресурсы для конкурентоспособной армии. Вопрос стоял скорее в поощрении сотрудничества, что было основным способом избежать нехватки ресурсов. Как заметил философ Йехезкель Кауфман, левантийский монотеизм стал прерывистой адаптацией к необычайно сложным условиям, с которыми столкнулись эти общества. Религия побуждала еврейский народ в условиях дефицита ресурсов делать нормой сотрудничество с другими людьми. Когда возникла еврейская диаспора, когда исчезли левантийские государства, эта культурная традиция распространилась по всему миру.
Истории Китая и Леванта показывают, что, хотя религиозные верования могут показаться далекими от практических вопросов управления водными ресурсами, предлагаемые моральные ориентиры сыграли важную роль в истории воды и общества. Действительно, они принадлежат к числу самых устойчивых следов борьбы общества с водой в древности. Нормы этой борьбы продолжают проявлять необычную силу в современности, иногда неожиданным образом. Например, в представлениях революционеров и реформаторов Китая начала XX века соединились классическая философская традиция Китая и западная религиозная традиция. Сунь Ятсен, отец современного Китая, смотрел на мир как на их эклектичную смесь. Его национализм был пропитан универсализмом китайской конфуцианской традиции, а также антиимпериализмом, который он перенял во время обучения в христианских школах.
Верования представляют собой наиболее глубокую и длительную культурную адаптацию к материальным условиям планеты. Верования определяют ценности. Ценности формируют выбор. Конечно, не весь выбор связан с водой, но глубоко в складках моральных норм все еще видны следы древней связи общества с этим фундаментальным веществом.
Глава 5. Политика воды
В конце бронзового века катаклизм, вызвавший крах великих держав Ближнего Востока, затронул также и Элладу, мир древних греков. Температура поверхности моря и количество осадков понизились. Засушливость увеличилась. На смену ахейским племенам пришли дорийские. К XII веку до нашей эры рухнула микенская цивилизация, строившая циклопические дворцы. Население сократилось. Сельское хозяйство едва обеспечивало пропитание. Города, которые зависели от излишков производства, оказались нежизнеспособными, и Греция погрузилась в темные века.
Ситуация стала меняться примерно в IX или VIII веках, когда население стало расти, а сельское хозяйство снова активизировалось. В своей поэме «Труды и дни», написанной в конце VIII века до нашей эры, Гесиод описывал свое хозяйство, способное прокормить шесть человек, включая трех рабов, и нескольких животных. Это были признаки того, что земледелие начало развиваться и давать больше продукции. Аналогичные намеки можно обнаружить и в других текстах того периода. В гомеровской «Одиссее», которая рассказывает о бронзовом веке, но, видимо, отражает знания времен Гесиода, есть эпизод: Одиссей отправляется к отцу Лаэрту и находит ухоженное хозяйство с множеством работников