II. Тысяча лет сближения
Глава 7. Фрагменты прошлого
С раннего Средневековья до XVII века западные общества стояли на обочине человеческого прогресса: его основные движущие силы переместились на восток, из Византии в Османскую империю или из империи Великих Моголов в Китай. Однако Европа унаследовала от Античности институты, сформировавшие современный мир. Раздробленному слаборазвитому континенту потребуется больше тысячи лет, чтобы превратить это наследие в сравнительное преимущество.
В течение первых шестисот лет этого пути расколотая структура власти плодила возможности для конфликтов и судебных разбирательств. Затем развитие общей для всего континента правовой системы преобразовало правила таких конфликтов. Ее распространение стало средством для появления самого важного нововведения – территориального суверенитета. Это должно было оказаться первым важным шагом для развития современного государства и основой для нового отношения к воде.
Однако повествование о воде после Рима следует начать с того, что осталось. Его традиции, институты и инфраструктура сохранились фрагментами, неустойчиво передаваясь через Средние века. Эта передача была тем более необычной, если принимать во внимание скорость сворачивания Западной Римской империи. Она была не такой большой, как иногда предполагают. Хотя потеря источников зерна после завоевания вандалами Северной Африки была катастрофой, поскольку сложная система торговли, кормившая Рим, в основном базировалась на частном предпринимательстве, система все же продолжала действовать даже после распада государства. Однако нет никаких сомнений, что конец V века знаменовал собой разрыв.
В Италии готские войны до минимума сократили перевозки по главной реке По. У готов не было собственного флота, и они мало интересовались внутренним судоходством. Есть свидетельства, что в каком-то объеме торговля продолжалась, поскольку перевозчики со всей долины искали убежища на побережье, которое все еще находилось под контролем Византии.
В одном из посланий 537 года Флавий Магн Аврелий Кассиодор, римский государственный деятель и историк, говорит о поставках из Истрии (северо-восток Италии) в Равенну вдоль побережья Адриатики. Груз должен был пройти через Венецианскую лагуну и По, и это позволяет предположить, что единый торговый ландшафт между рекой и лагуной еще существовал.
Но даже эти невеликие перевозки пришли в упадок после VI века, когда из Паннонии (современная Венгрия) вторглись лангобарды. В первом сборнике лангобардских законов VII века (Edictum Rothari, или Лангобардская правда) реки практически не упоминались. Движение по крупной реке, некогда соединявшей Павию, Мантую, Милан, Турин и Венецию, прекратилось.
Ландшафт преобразился. Римская система, которая кормила императорскую армию, была организована в виде стандартной структуры, включавшей прямоугольную решетку независимо управляемых водоотводных канав, расположенных через регулярные промежутки. Однако без расчистки эти канавы быстро забились, и к VII веку поля исчезли, границы стерлись. Трава вернулась, земля превратилась в пастбище, а поднявшийся уровень грунтовых вод создал марши на большинстве равнин. Возвратились природные экосистемы – перехватывая осадки, поглощая больше питательных веществ, сохраняя отложения. Реки стали чище, а их течение – более регулярным. В больших количествах вернулись пресноводные рыбы: форель, лосось, угорь.
Это преобразование ландшафта шло рука об руку с ослаблением сельской экономики. Прекратилась экспансия пахотного земледелия, которое непрерывно развивалось с бронзового века. Вода вернула ландшафт, и общество, сила которого ослабла, ответило единственно возможным способом – стало приспосабливаться. Дома стали меньше. Сельское хозяйство сильно локализовалось. Общество обратилось к рекам, болотам и маршам, чтобы выжить. Началась другая экономика.
Сворачивание римских институтов – не единственное изменение, затронувшее водный ландшафт Европы в середине первого тысячелетия. Поменялась и климатическая система. В VI веке Центральная и Северная Европа стали более влажными и холодными, а Средиземноморье – более сухим. Что вызвало этот сдвиг, неясно. В 538 году Кассиодор писал одному из подчиненных о странностях климата: «Солнце, первая из звезд, кажется, поменяло свой привычный свет и стало голубоватым».
Наиболее правдоподобная гипотеза – серия вулканических извержений, которые произошли в 536, 574, 626 и 682 годах; они выбросили в атмосферу большие объемы двуокиси углерода и снизили количество солнечного света, достигающего поверхности Земли. Последствия таких извержений могли длиться десятилетиями: зимой было меньше ураганов, летом – меньше тепла. По этой или иной причине, но известно, что сильно пострадало производство зерновых, которые особенно чувствительны к летнему свету, температурам и осадкам.
Уменьшение продовольствия ослабило население. Затем сообщества по всему Средиземноморью опустошила вспыхнувшая в 541 году Юстинианова чума, вызванная чумной палочкой Yersinia pestis. Византийский историк Прокопий Кесарийский писал о ней: «Поветрие, от которого весь род человеческий был близок к уничтожению». Во время первой из вспышек погибла значительная часть населения Византии и Европы – миллионы человек. Климат продолжал ухудшаться.
В последней четверти VI века зафиксировано самое большое количество осадков за тысячу лет. Разливались такие реки, как Тибр и Рона. Епископ Григорий Турский описал разрушительные наводнения, обрушившиеся на Центральную и Юго-Восточную Францию около 580 года до нашей эры. Люди покидали все более опасные речные долины, а леса возвращались, покрывая 40–80 % ландшафта, особенно к востоку от Рейна и по всей Северной Европе. Открытые поля стали редкостью.
Затем около VIII века температура по всей Европе повысилась. Климатические условия улучшились по непонятным причинам. Одна из гипотез заключается в том, что временное разрастание лесов после падения империи уменьшило количество солнечного света, отражаемого континентом, и увеличило количество поглощаемой энергии. Кроме того, такие перемены могут быть связаны с внутренней динамикой климатической системы. Как бы то ни было, смягчение климата снова увеличило спрос на пахотные земли, и зона земледелия расширилась как на север, так и по возвышенностям. Возобновилась вырубка лесов. Урожайность увеличилась. В VIII и IX веках население снова начало расти после длительного сокращения в предыдущие века. Настало время восстановления.
Конфликты, которые в итоге привели к развитию общей правовой системы, стали результатом колоссального дробления территориальных владений после пепелища на месте Римской империи. Когда исчезли римские институты управления ландшафтом, их место заняли другие. На востоке наследницей Рима была Византия, на западе – Римско-католическая церковь. Христианская церковь была не просто духовной скрепой, объединявшей средневековую Европу: она оказалась самым развитым территориальным институтом. Однако церковь не осуществляла территориальный суверенитет как какое-то централизованное государство. Скорее, она управляла ландшафтом опосредованно, через обширную сеть монашеских общин.
С этого момента история воды обусловлена глубокой фрагментацией этих институтов. Тот факт, что монастыри вообще должны заниматься этим делом (не говоря уже о масштабах, достаточных для преобразования водного ландшафта), может показаться противоречащим их исходному стремлению к аскетическому отшельничеству, уединению и созерцанию. Когда Пахомий Великий создал в IV веке сообщества монахов в пустыне Египта, он вряд ли держал в уме гидротехнические сооружения. Однако уже в V веке трактат святого Августина «О монашеском труде» (De Opere Monachorum) предписывал монашеским общинам обрабатывать землю. После вторжения вандалов его монастырские правила перекочевали из Северной Африки в Италию и укоренились там. В конечном счете монастыри взяли на себя строительство мельниц, акведуков, запруд и водоотводных систем, необходимых для использования ландшафта.
В то время как монастыри взяли на себя развитие инфраструктуры, церковь в целом довольно отстраненно подходила к экономическим вопросам – в частности, тем, что касались ландшафта. Августин – один из Отцов Церкви – несмотря на то что упомянул обработку земли, полагал, что христианское общество не должно заниматься физическим миром. Он был глубоко потрясен падением Рима. Должно быть, он думал: если даже Рим пал, подобно Вавилону, то единственным средоточием внимания христиан должен быть Господь.
В главном труде богослова «О граде Божием» (De Civitate Dei) обыденным заботам вроде управления водными ресурсами отводилось крайне мало места. Единственным городом, о котором христианам положено заботиться, был Новый Иерусалим, Град Небесный. Этика и теология торжествовали над практической политикой. Это был важный переход. Под «городом» Августин имел в виду не физическое место, а совокупность граждан, civitas. Он сместил фокус добродетели граждан с res publica – общественной собственности, организованной вокруг стремления к общим материальным благам и подчиняющейся закону, – в сторону заботы о духовной жизни.
Из-за этого сдвига решения церкви, касающиеся материального мира, все чаще уходили от экономики и обращались к морали. По мере распространения монастырей и влияния церкви в Европе вода – тот фактор, который формировал среду обитания людей в течение предыдущих пяти тысяч лет, – стала политически невидимой. Это оставило серьезную пустоту в структуре правил, по которым жили сообщества, что сделало практически невозможной выработку коллективного ответа, выходящего за рамки собственности человека. Такое положение резко контрастировало с римским миром, в котором были развиты сложные правовые и коммерческие институты, уравновешивающие индивидуальную собственность и коллективное координирование.