Это воздействие оказалось столь же кратким, сколь и мощным. В итоге монголов победили не армии, а местный ландшафт: после таяния снегов весной 1242 года местность стала настолько заболоченной, что передвигаться на лошадях было сложно. Неурожаи давали мало возможностей для грабежа. К концу 1242 года монголы ушли из Венгрии в степи нижней Волги и уже никогда не вернулись. Однако дверь на восток оказалась открытой настежь.
По мере развития европейской торговли в сторону востока в течение этого века налаживались контакты и с Китаем. Многие европейцы узнали о великом китайском хане Хубилае от Марко Поло: этот венецианец в 1271 году уехал из Венеции в Китай в семнадцать лет и вернулся лишь двадцать четыре года спустя. Поло и его дяди прибыли ко двору великого хана в 1274 году, за пять лет до падения династии Сун. Монголы только что победили северное государство Цзинь и основали династию Юань, построив город на месте современного Пекина – тогда он именовался Даду, или Ханбалык. Столица привлекала массу людей, и местное сельское хозяйство не могло всех прокормить.
Династия Юань полагала, что долина реки Янцзы, кормившая китайские столицы с III века, снова сможет поставлять зерно. Проблема была в том, как доставить его на север страны. Хуанхэ уже не была удобной для судоходства, а других крупных водных путей в регионе не было: длившийся столетие конфликт между империями Цзинь и Сун разрушил все транспортные пути между севером и югом. Вроде бы очевидное решение – прибрежное судоходство – оказалось гораздо более рискованным занятием, нежели предполагалось. Например, в 1288 году от штормов погибла четверть всего переправляемого зерна. Идти в залив Бохайвань вокруг Шаньдунского полуострова с большим грузом могло быть опасным делом. Единственной реальной альтернативой оставалось внутреннее судоходство, но требовалось проложить какой-то путь.
Проект речного соединения Северного и Южного Китая начался не на пустом месте. Каналы, которые снабжали старые столицы Сиань, Лоян и Кайфын, еще более или менее функционировали, хотя и не доходили на север до Пекина. Существовал канал VII века от Янцзы до Ханчжоу. Империя Юань начала копать канал. Работы запустили примерно в то время, когда Марко Поло появился в Китае, а закончили в 1293 году, сразу после его отъезда. Как только соединили старый и новый каналы, получившийся Великий канал связал Ханчжоу с Пекином. Сегодня это самый длинный искусственный канал в мире: его длина – около 1800 километров.
Следует сказать, что поддерживать канал было далеко не просто. Когда династия Мин унаследовала его от династии Юань в XIV веке, ей пришлось решать экономические проблемы такого колоссального сооружения и его эффективного использования. Однако европейский мир городов-государств и феодальных владетелей был озадачен и ошеломлен тем, что он узнал о Китае и его канале. Многие столетия гости с Запада, например иезуит Маттео Риччи в XVI веке, писали о нем с восхищением, впечатленные десятками тысяч лодок, перевозящих рис и другие зерновые. Через два века после Риччи и через пять веков после постройки канала Адам Смит по-прежнему описывал его как ключевой источник сравнительного преимущества для китайской экономики, все еще опережающей западную, и приводил убедительные доводы в пользу того, что гидротехнические сооружения должны находиться в ведении государства.
Китай не только показал, что средневековые европейские институты не обладают всеобщностью. Он также продемонстрировал, как управление ландшафтом может определять использование водных ресурсов в национальных интересах.
Кроме сочетания финансирования и республиканского правления, дополнительным топливом для преобразования европейского водного ландшафта стал кризис. Летом 1315 года в Англии архиепископ Кентерберийский приказал духовенству ходить босиком, неся таинства и реликвии – в надежде убедить людей искупить свои грехи и умилостивить гнев Божий. Это не помогло.
Проливной дождь уничтожил урожай. Начало XIV века стало периодом климатической нестабильности и демографического коллапса в Европе. Эти перемены ознаменовали переход к «малому ледниковому периоду», который продлится несколько столетий. Между 1314 и 1322 годами череда необычно влажных летних и холодных зимних периодов чуть ли не вдвое ухудшила продуктивность сельского хозяйства. Перемены климата задели также стада овец, зимующих на открытом воздухе, в то время как болезни поразили крупный рогатый скот по всему Северному полушарию – от Монголии до Исландии.
Экономические последствия такого изменения климата оказались катастрофическими. Даже цены на соль взлетели до небес, потому что плохая погода повысила на нее спрос: требовался консервант. Весной и в начале лета 1316 года в Северной Европе разразился голод. К 1317 году крестьяне, выжатые своими хозяевами и исчерпавшие средства к существованию, переселились в города. Недоедание и скученность проживания приводили к вспышкам брюшного тифа и других заболеваний. В довершение всего в 1346 году появилась чума. Сначала в Крыму, затем болезнь двигалась по Европе по часовой стрелке, быстро распространяясь среди истощенного населения, и закончилась в Москве в 1352 году. К концу этой первой вспышки черной смерти население Европы сократилось на треть.
Все эти события привели к коренной трансформации европейского общества. Болезнь уменьшила число людей, но практически не тронула богатства – сбережения и технику. В результате богатство на душу населения увеличилось, а общая рабочая сила уменьшилась. Эти две тенденции склоняли чашу весов в сторону финансов, создавая мощный стимул для инвестиций, способных повысить производительность труда. Вода оказалась единственным источником механической энергии, поэтому концентрация денежных средств способствовала беспрецедентному инвестированию в водную инфраструктуру для поддержки производства.
Например, в Болонье бурно развивались фабрики на гидравлическом приводе для кручения шелковой нити. Небольшие водоводы, известные под названием кьявиче, позволили отказаться от огромных нижнебойных колес, что требовали открытые каналы, в пользу гораздо меньших верхнебойных колес, которые вполне помещались в подвале. По каналам система распределения доставляла воду в подвальные фабрики по всей Болонье. Колеса в подвале обеспечивали две-три лошадиные силы; они передавали крутящий момент к относительно легким механическим колесам на верхних этажах, которые могли наматывать по четыре тысячи нитей сразу. Еще больше снизила затраты стандартизация размеров нити, также произошедшая в это время.
К концу XIV века в Болонье было 52 гидравлических колеса, которые приводили в действие сложную промышленную экосистему: 15 мельниц для помола пшеницы, 16 шелковых фабрик и еще два десятка фабрик по производству металла, шерсти и других промышленных товаров. Инвестирование в инфраструктуру для судоходства создало производителям открытый рынок, подпитывая положительную обратную связь между спросом на текстиль в остальной части Европы и снижением стоимости поставок, зависящей от производственной базы города. Это была индустриализация – за несколько сотен лет до появления паровых машин, которые работали на английских шерстяных фабриках, – беспрецедентная в Европе и мире.
Италия не единственный пример преобразований, опирающихся на использование воды. Интенсификация в условиях изменения климата происходила по всей Европе. Еще один пример – Нижние земли[49], где люди жили всего в нескольких метрах над уровнем моря. Катастрофические наводнения здесь могли стереть поселения с лица земли, поэтому население зависело от системы плотин, каналов и насыпей, защищавших от наступающего моря. Малый ледниковый период усугубил ситуацию, поскольку повышение уровня моря и более влажные погодные условия требовали более надежной защиты. Сложная инфраструктура, необходимая для управления ухудшающейся ситуацией, стоила дорого. У большинства поселений не было средств, организации и знаний, чтобы построить и обслуживать ее, поэтому этим занимались специальные структуры – «водные советы». Эти структуры сочетали кооперирование между деревнями и доброжелательную поддержку со стороны владетелей и церковных иерархов, что вылилось в централизованное управление. Это была еще одна фаустовская сделка. Успешное осушение приводило к тому, что болота опускались глубже, увеличивая риски и требуя еще большей инфраструктуры.
По мере затопления новых земель люди переходили с земледелия на животноводство и производство молочных продуктов. Такая специализация была менее трудоемкой и более прибыльной. В результате многие люди перебрались в города, а купцы стали вкладывать капиталы в сельское хозяйство. Голландское общество эволюционировало в сторону рыночной экономики. В конце концов появилась первая ветряная мельница. В документе 1408 года граф Голландии Виллем VI велел водному совету общины Делфланд посетить Алкмар к северо-западу от Амстердама, где была построена ветряная мельница для откачивания воды. Идея оказалась популярной: в течение XV века появилось более двух сотен таких конструкций. Для их финансирования власти ввели ежегодные налоги, а землевладельцы выделяли средства в соответствии с размером своей собственности.
Поскольку расходы непропорционально ложились на некоторых людей, в то время как выгодами пользовались все, появление мельниц в итоге привело к созданию дамб и насыпей, которые разделяли участки различных хозяев, чтобы они защищали собственные выгоды. Осушенные участки называются польдерами, и управление всей системой откачивания воды поручалось польдерному совету, который мог нанимать специальный персонал, для чего пришлось повышать налоги. Дамбы и польдеры в значительной степени контролировали водные потоки, и по мере их роста взаимодействие между ними могло приводить к серьезным проблемам в региональном масштабе. Если один человек поднимал в каналы больше воды, чем можно по ним спустить, то кто-то другой, возможно, окажется затопленным. Все это неизбежно требовало дополнительного планирования. Появились региональные органы.