Голландский и английский опыт сошлись воедино, когда после краха Английского содружества и восстановления монархии Вильгельм Оранский в 1688 году прибыл в Англию, став сувереном и воплотив объединение англо-голландских интересов в новом торговом мире. Этот переворот, который окрестили затем Славной революцией, представлял собой полноценный переход к конституционной монархии и верховенству парламента, вобрав в себя либеральные ценности в средневековом институте.
Это стало результатом двухсотлетней политической эволюции: Макиавелли и Томас Гоббс разными способами заложили основы политики, которая определяла суверенитет; Вестфальский мир ознаменовал смещение акцентов с управления людьми на управление территориями; Славная революция ввела ограничения на полномочия государства в пользу владельцев богатств, представленных в парламенте, и открыла ворота к современному либеральному государству. Возникшие в результате этого институты представительного правления стали образцом для многих последующих политических систем, включая независимый парламент и судебную систему.
Эта политическая эволюция оказала глубокое влияние на отношение общества к воде. С одной стороны, оно оказалось способно создавать инфраструктуру на реках в бо́льших масштабах – благодаря экономическим силам, которые смогло мобилизовать. Действительно, после 1688 года в Англии предложения по регулированию рек, которые ранее шли через корону, пошли через парламент. Доходность вложенного капитала, составлявшая основу экономического успеха, была прямо пропорциональна защищенности прав собственности: чем больше люди верили, что могут сохранять какие-то активы, тем с большей вероятностью они шли на риск и увеличивали потенциальную прибыль. В результате улучшенной защиты прав собственности правительство могло делать займы гораздо большего объема. За десять лет после революции доступ к средствам для речной инфраструктуры увеличился в десять раз, что подготовило почву для последующего беспрецедентного роста. В то же время ограничивались формальные механизмы посредничества между общественным благом и правами отдельных лиц за рамками закона. В этом контексте государство могло быть мощным управляющим, но ему было трудно стать эффективным политическим посредником на ландшафте.
В любом случае отныне история воды стала историей национальных государств. Их генетический код был республиканским, даже когда формальное правление было монархическим, а политическая основа – либеральной. Государство, отождествляющее себя с территорией, должно столкнуться с проблемой воды, поскольку, когда она движется через ландшафт, управление ею становится проявлением суверенитета. Государство отождествлялось с территорией, но не было ее главным собственником. Коллективные цели осуществлялись с помощью экономической активности отдельных людей и компаний.
Противоречие между могучим территориальным государством, которое отождествляется с контролем над ландшафтом, и экономикой, которая делает упор на частные действия, а не на прямое вмешательство государства, должно было стать доминирующей проблемой управления водными ресурсами в современном мире и в значительной степени остается ею до сих пор.
Глава 10. Американская речная республика
Соединенные Штаты стали образцовой современной республикой. Молодой нации пришлось отыскать трудное равновесие: с одной стороны, необычайный водный ландшафт, сила которого намного превосходила возможности любого человека управлять им и не была похожа ни на что, виденное в Европе; с другой стороны, приверженность либеральному обществу, свободному от деспотии и государственного вмешательства, что требовало радикально нового общественного договора – по крайней мере, среди поселенцев.
Это противоречие было всеобъемлющим. В письме, адресованном заместителю губернатора Пенсильвании от имени Генеральной ассамблеи Пенсильвании 11 ноября 1755 года, Бенджамин Франклин предупреждал: «Те, кто откажется от главной свободы ради мелкой временной безопасности, не заслуживают ни свободы, ни безопасности». Эти слова относились к угрозе для территориальной безопасности, которую представляли вторжения индейских племен делаваров и шауни на местные территории. В равной степени их можно отнести к обеспечению безопасности перед лицом подавляющей силы воды.
С самого начала Соединенным Штатам приходилось сдерживать непредвиденные последствия развития государства, достаточно могущественного и располагающего ресурсами для обеспечения водной безопасности. Создание нации в ходе XIX столетия стало примечательным процессом приращения земель, который формировал институты и реки на этом пути.
Отправной точкой стали тринадцать колоний от Массачусетса до Джорджии, провозгласивших независимость в 1776 году. Их хвойные и лиственные леса покрывали относительно узкую территорию к востоку от Аппалачских гор. С гор стекали реки, впадающие в Атлантический океан: текущие с севера на юг крупные реки Новой Англии, например Пенобскот и Коннектикут; судоходные Саскуэханна, Делавэр и Гудзон, которые поддерживали сельскохозяйственную экономику в средних колониях; Потомак и Саванна в южных колониях. Их порты смотрели в Европу, а климат сильно смягчало течение Гольфстрим.
Такой ландшафт, пересеченный множеством рек, текущих с запада на восток, сыграл новую роль, когда в конце Семилетней войны началась экспансия на запад. По Парижскому договору 1763 года Британии передали большие участки территории – долину Огайо и Квебек. Появились новые штаты и территории, закрепленные за племенами индейцев. В рамках такого соглашения Испания получила территорию Луизианы к западу от Миссисипи и, что особенно важно, порт Новый Орлеан. После окончания Войны за независимость эти западные территории стали частью Соединенных Штатов.
Джордж Вашингтон с помощью спекулятивных операций накопил значительные земли за Аппалачами и прекрасно осознавал и их потенциал, и их ограничения. Долина Огайо была плодородной, но для колонистов это было бы бесполезно при отсутствии жизнеспособного транспортного маршрута для доставки товаров на Восток. Он понимал, что без экономически выгодного способа торговать с Востоком все товары будут утекать через испанские земли в Новый Орлеан.
После обретения независимости он решил возродить старую колониальную идею: превратить реку Потомак в крупный транспортный путь, который мог бы улучшить связи между новыми независимыми американскими штатами и рекой Огайо. Эта идея, порожденная коммерческими требованиями, сыграла в итоге непропорционально большую роль в конституционном пути федеративного государства.
В 1784 году Вашингтон учредил Потомакскую компанию, став ее президентом. Компания базировалась на давней к тому времени традиции прибегать к частному предпринимательству для разработки проектов общественного назначения. Капитал компании собрали с помощью выпуска акций в Мэриленде и Виргинии. Деньги вложили крупные землевладельцы и богатые торговцы, многие из которых были федералистами, заботившимися об интеграции Соединенных Штатов.
Примечательность этого проекта заключалась в том, что это был первый межштатный проект национальной значимости. Чтобы экономика получившейся акционерной компании работала, Потомакской компании приходилось вести суда через штаты, через Мэриленд и Виргинию и вверх по течению притоков в Пенсильванию, чтобы добраться до Огайо. Это была та же самая проблема свободы судоходства, которая мучила Шельду. Однако в данном случае этот вопрос оставался внутренним делом новообразованных Соединенных Штатов. Если бы все штаты самостоятельно применяли фискальные полномочия для этих операций, работа стала бы невозможной. Решающее значение для успеха проекта должно было иметь установление правил межштатной торговли. Статьи Конфедерации (конституционный документ первых тринадцати штатов) мало чем могли помочь. Их написали во время Войны за независимость для создания национального правительства, и они задумывались как противопоставление британскому правлению. В этом документе не предусматривалась ни исполнительная, ни судебная власть, а законодательная ограничивалась указанием на необходимость получить квалифицированное большинство – 9 из 13 штатов. Федеральное правительство имело власть только над штатами, а не над отдельными лицами, и защиты прав людей на федеральном уровне не существовало. Оно не могло поднять налоги или собрать армию. Его организационная архитектура не предназначалась для того, чтобы решать территориальные вопросы. В частности, национальное правительство не могло контролировать торговлю между штатами.
После Войны за независимость эта слабая форма ассоциации могла распасться на тринадцать самостоятельных обособленных государств, и в этом случае массовой экспансией на Запад занялись бы испанцы, которые предлагали гораздо более цельную и функциональную торговую инфраструктуру Нового Орлеана. Проблема судоходства превратилась в систему управления.
Эта история хорошо известна, хотя часто игнорируется ее связь с водой. Вашингтон созвал собрание в своем поместье Маунт-Вернон в округе Фэрфакс (штат Виргиния). Своих делегатов прислали и Мэриленд, и Виргиния. Была надежда обсудить нормативно-правовую базу, которую могла бы использовать Потомакская компания. Рамки переговоров изначально были неясными. Делегаты от Мэриленда имели полномочия обсуждать вопросы судоходства на Потомаке, Покомоке и в Чесапикском заливе, а вот делегатам от Виргинии поручили обсуждать только Потомак. Несмотря на первоначальные сложности, удалось прийти к нескольким договоренностям, которые можно было закрепить в законодательстве обоих штатов.
Маунт-Вернонский пакт был первой моделью координирования между штатами. Как только Мэриленд и Виргиния договорились о сотрудничестве, стало понятно, что к соглашению нужно привлекать и Пенсильванию, поскольку Потомак тянулся туда. Разбирательство с регулированием судоходства набирало силу. 21 января 1786 года законодательный орган Виргинии принял решение назначить пять уполномоченных лиц для обсуждения с представителями других штатов союза, «насколько единая система в их коммерческих актах может оказаться необходимой для их общей заинтересованности и постоянной гармонии».