Маркс не стал тратить много времени на изучение этого способа производства. Аномалия Китая казалась достаточно малозначительной и не играющей роли. В конце концов, это общество было еще докапиталистическим. Взгляд Маркса приковывал британский промышленный пролетариат, поскольку они с Энгельсом полагали, что именно он станет источником революции. По той же причине Маркс в значительной степени игнорировал Россию, которую считал имперской державой, родственной Великобритании, но пока еще избежавшей индустриализации, а поэтому она выглядела маловероятной кандидатурой для революции.
Вот почему кажется ироничным, что реальное обоснование его взгляды нашли в Китае и России, а не в Британии, и одна из причин опирается на водную инфраструктуру.
В библиотеке Британского музея доктор Сунь не просто читал. Он также общался с несколькими радикалами (в частности, из России), которые часто посещали это учреждение. Среди них был один из лидеров народнического движения Феликс Волховский, который подружился с китайским революционером.
Волховского преследовали за либеральные взгляды, он находился в тюрьме в Санкт-Петербурге и в Сибири, а потом бежал и добрался до Лондона. Волховский входил в группу российских деятелей, планировавших перевести работу Маркса на русский язык, а также способствовал известности еще одного важного для российских радикалов писателя – Николая Чернышевского.
Чернышевский был одним из основателей народничества и тоже сидел в тюрьме за свои либеральные взгляды. Волховский и другие многое сделали для его освобождения. Не исключено, что он познакомил Чернышевского со своими друзьями в Британии, в том числе и с Сунь Ятсеном. В начале 1860-х годов Чернышевский, находясь в тюрьме в ожидании суда за свой революционный радикализм, написал роман «Что делать?» Его работа пользовалась большим успехом, особенно среди радикалов и анархистов, включая молодых Сталина, Троцкого и Ленина.
Вера Павловна, главная героиня романа, – независимая молодая женщина из Санкт-Петербурга, оставившая семью ради революционной жизни. С ее помощью Чернышевский показал, какой может быть сельская утопия для России. Кроме запутанного любовного треугольника, стремления к расширению прав, сельской кооперации и индустриализации, роман описывает сны, в которых Вера представляет будущее России. Это будущее полнится современными конструкциями из стекла и алюминия, подозрительно похожими на лондонский Хрустальный дворец. Однако это было также то будущее, где водная инфраструктура позволила людям приручить природу и использовать ее у себя на службе. Пустыню трансформировали в прекрасный плодородный ландшафт. Машины, каналы, ирригация и управление погодой – все служит сельскохозяйственной революции. Вместе с ландшафтом поменялись и люди: их нужно было просвещать, обучать научным методам агрономии.
Мечта о научно спроектированном ландшафте была отражением суровой реальности: география России, богатая и водой, и сушей, мягко выражаясь, создавала неудобства. Соединенным Штатам повезло с замечательным соответствием между плодородной землей и распределением воды. Россия оказалась не такой удачливой. Ее природные ресурсы размещались так, что их было нелегко использовать.
Кроме того, Россия располагается намного севернее Соединенных Штатов, поэтому около трети ее территории покрывают льды и вечная мерзлота. По-настоящему сельское хозяйство могло развиваться только на юге, где инсоляция (количество солнечного света) была достаточной. Однако солнечный свет падал в основном на сухие ландшафты и степи юга России, Украины и Средней Азии, где воды не хватало. За исключением Волги, подавляющая часть российских вод – 80 % – попадала в гигантские реки, текущие в Северный Ледовитый океан. Поэтому Сибирь и север России изобилуют водой. В то же время 70 % населения и всей экономической деятельности находились южнее, не располагая даже 20 % водных ресурсов страны.
Чернышевский реагировал на безнадежную отсталость российской действительности. Россия была готова стать крупным экспортером зерна. В 1860-х годах в рамках глобализации и проталкивания свободного рынка Великобритания отменила собственные законы о зерне, убрав последние протекционистские барьеры. Россия стала одной из первых стран, экспортировавших пшеницу на объединившийся международный рынок. Проблема заключалась в том, что царская Россия обладала относительно ограниченным опытом развития инфраструктуры. Власть руководила строго контролируемой, централизованной и неэффективной аграрной экономикой. К концу XIX века усилия по модернизации сосредоточились на Волге, которая с XI века была важным торговым путем, ведущим с северо-запада на юго-восток. Однако индустриализация требовала беспрецедентных инвестиций, которые царский режим не мог или не хотел реализовывать.
Относительный застой режима, окруженный экономическим и социальным подъемом второй половины XIX века, создал пространство для радикальных мечтаний.
Надежды Чернышевского на модернизацию России при царе так и остались нереализованными. Электрификация, которая с конца XIX века стала распространяться в остальном мире благодаря развитию гидроэнергетики, шла медленно. История могла бы повернуться совершенно по-другому, если бы Россия смогла использовать для модернизации тот доступ к европейскому рынку, который имела, – подобно тому, как это сделали Соединенные Штаты, ориентировав собственное сельское хозяйство на экспорт.
Увы, из-за протекционистских барьеров в других странах в течение тридцати лет, предшествовавших Первой мировой войне, Россия изо всех сил пыталась присоединиться к мировой торговле. Когда разразилась Первая мировая война, немецкая блокада отрезала Россию от возможности поставок в Европу, и нишу заполнили Соединенные Штаты, оставив Россию в изоляции.
Маркс к тому времени давно умер, но его идеи жили. Когда в феврале 1917 года была распущена Государственная дума и к власти пришло Временное правительство, оно попыталось ускорить ряд проектов, застрявших в бюрократии. Однако вмешательства не успели возыметь действие, история взяла верх, и отголоски коммунизма XIX века достигли XX века.
Спустя десятилетия после того как Маркс и Энгельс написали «Манифест Коммунистической партии», сосредоточившись на пролетарских классах Запада, именно Россия первой восприняла их революционный призыв. Маркс и Энгельс расценивали капиталистическую трансформацию XIX века как «подчинение сил Природы человеку». Революция, в свою очередь, использует их в интересах пролетариата, а Ленин станет свидетелем того, как это реализуется.
Водная утопия Чернышевского была в XIX веке далеко не единственной. Революционеры вроде доктора Суня представляли себе будущее, вдохновленное как политической философией давней западной традиции, так и эстетической реакцией на современный мир. Кажется, что писателям удалось гораздо лучше уловить, куда движется мир, чем философам и политэкономам.
Утопии в литературных кругах носили, разумеется, политический характер. Эдвард Беллами написал книгу «Через сто лет», в которой представил технологическую утопию, управляемую государством. В его мире природу укротили настолько, что, когда начинался дождь, над улицей раскатывались автоматические навесы, чтобы люди могли продолжать ходить по своим делам, не опасаясь промокнуть. В 1890 году другой социалист-утопист Уильям Моррис написал «Вести из ниоткуда» – научно-фантастический ответ Беллами, описывающий путешественника во времени, который посещает Темзу XXI века и обнаруживает либертарианскую социалистическую утопию, в которой люди владеют всеми средствами производства и организованы в основном вокруг реки.
Центральными элементами этого воображаемого будущего были вода и ее сила. Иногда люди даже пытались реализовать такое будущее. В 1902 году Теодор Герцль написал роман-утопию «Старая новая земля». Это было представление о новом еврейском государстве, которое он со всей энергией примется осуществлять весной следующего года. Главный герой романа, молодой отчаявшийся юрист Фридрих Левенберг, посещает вымышленную Палестину и находит развитое общество там, где была одна пустыня; все электрифицировано; новое общество научно спланировано, эффективно и полностью основано на кооперативах – модернистская мечта начала XX века.
Источником энергии для этого образцового государства является канал, соединяющий Средиземное море с Мертвым, а также гидроэлектростанции на реке Иордан и на самом канале. Герцль представлял, что страна не зависит от угля и способна развивать ирригационное земледелие за счет вод реки Иордан.
Технологические утопии появлялись не на пустом месте. На такие идеи влияли масштабные гидростроительные проекты конца XIX века. Суэцкий и Панамский каналы убедили пораженную общественность, что власть человека над природой может быть воистину полной. Сердцем обоих проектов был француз Фердинанд де Лессепс. История о том, как Лессепс отважился на создание Суэцкого канала, весьма примечательна. Будучи дипломатом в Египте, он познакомился с группой последователей графа де Сен-Симона, утопистов, веривших в соответствии с величайшими инженерными традициями Франции, что гражданское строительство и наука пересекут национальные границы и заложат основы нового мирового порядка.
Сам Сен-Симон предсказывал, что важнейшими шагами к этому новому мировому порядку станут каналы через Суэцкий и Панамский перешейки. Группа назвала себя Société d’Études du Canal de Suez – «Общество по исследованию Суэцкого канала». Ее руководитель Проспер Анфантен сосредоточился на идее Суэцкого канала, которая очаровала Лессепса.
Уйдя с дипломатической службы, Лессепс обратился к реализации канала. Он основал Compagnie Universelle du Canal Maritime de Suez – Компанию Суэцкого канала, зарегистрированную во Франции для работы в Египте, и продал ее акции тысячам французов. Ему удалось убедить нового пашу Египта Мухаммеда Саида разрешить строительство (отсюда и название города Порт-Саид). Вопреки всем ожиданиям, канал принес колоссальный экономический успех. К середине 1870-х годов стоимость акций компании выросла вчетверо, что принесло акционерам дивиденды в размере 17 %. Даже британцы, которые поначалу сочли проект нелепым, решили вложить деньги, со временем получив контрольный пакет и сделав канал жизненно важной артерией своей империи. Проект выглядел чудесным примером предприимчивости: международное предприятие, которое вопреки всему сделало ставку на способность одного человека соединить два моря. Это питало веру, что возможно все.