Представление Лилиенталя было утопическим, с отголосками и риторики Перикла, и патернализма Цицерона. Он называл это «низовой демократией», «демократией на местах». Если TVA была ответом на дилемму экономики, которая индустриализировалась, чтобы принести пользу многим, но при этом лишала прав отдельных людей, то частью такого ответа должно было стать предоставление прав населению долины Теннесси. Лилиенталь считал, что предоставление прав бенефициарам проекта с помощью участия «снизу вверх» может обеспечить реальную эффективность.
У реки нет политики, но развитие реки – вопрос в высшей степени политический. Это Лилиенталь признавал. Он верил в баланс между политическими целями развития и технократическим опытом, который его направлял, и видел в образовании и знаниях заинтересованной общественности единственную реальную защиту от искажения властями интересов людей. Информированная общественность становилась основной движущей силой надзора.
Администрация управляла рекой и ее ландшафтом как единой функциональной системой. Это подталкивало отношения между различными производственными компонентами речного бассейна – фермой, фабрикой, даже домохозяйством – в сторону оптимизации ради коллективного благосостояния. Эти блага можно было получить только в том случае, если существовал бы способ обеспечить эту оптимизацию. Благодаря региональной ориентации и упору на низовое участие TVA представляла централизацию полномочий и децентрализацию исполнения. В этом Лилиенталь ориентировался на Токвиля.
Он считал TVA современным инструментом демократии, преисполненным нравственных целей. Это была не просто региональная организация, а учреждение, действовавшее в соответствии с определенными принципами – как в отношении систематического обращения с ресурсами, так и в отношении вовлеченности населения и других институтов.
Администрация долины Теннесси экономически преуспела. К моменту окончания работ компания эксплуатировала 54 плотины на Теннесси и прилегающей реке Камберленд, что сделало их полностью судоходными. TVA управляла также еще 14 плотинами, принадлежащими другим владельцам, – от производителя алюминия Alcoa до Корпуса военных инженеров. Во время сезона наводнений система могла перехватывать примерно 10 % осадков бассейна, а установленная мощность гидроэлектростанций составляла почти 4 гигаватта. Во время войны энергия шла на алюминиевые заводы, чтобы обеспечить электричество для Манхэттенского проекта, а система линий электропередач, протянутых между зданиями и вдоль дорог, приводила в действие электрические насосы, холодильники и фабрики там, где некогда располагались только хлопковые фермы и лачуги арендаторов. Туберкулез и малярия остались в прошлом. Современное управление водными ресурсами способствовало экономическому развитию.
Идея, что инвестиции могут стимулировать экономический рост и развитие, возникла относительно недавно. В первые десятилетия XX века экономисты обычно не интересовались экономическим ростом как явлением. Отчасти это было наследием XIX века: никто не ожидал массовой социальной мобильности и предоставления прав, и земельную аристократию в целом не заботило увеличение размера пирога на всех. После Первой мировой войны острее всего стоял вопрос, как использовать экономические инструменты для сохранения занятости во время рецессий и подъемов. Кейнс убедительно доказывал, что невидимая рука рынков не всегда была стабилизирующей силой на рынках труда, что открывало дверь для гораздо более сильного вмешательства государства.
Затем два экономиста, англичанин Рой Харрод и американец польского происхождения Евсей Домар, независимо друг от друга предложили теорию, объясняющую, почему в первую очередь происходит рост доходов. Их основная идея заключалась в том, чтобы использовать инструменты краткосрочной экономики, рассмотренные Кейнсом – инвестиции, совокупные сбережения и спрос, – для решения долгосрочной проблемы роста. Харрод и Домар утверждали, что темпы роста страны будут зависеть только от двух факторов: уровня сбережений и коэффициента капиталоемкости, то есть количества капитала, необходимого для увеличения выпуска продукта на единицу. Следствием было существование у стран так называемого гарантированного темпа роста, при котором инвестиции могут поглотить все сбережения.
Модель Харрода – Домара имела преимущество, заключающееся в том, что она отражала недавний опыт, например TVA. Честно говоря, если смотреть в ретроспективе, то влияние TVA на экономику страны в целом было более тонким, нежели можно предположить по таким описаниям. Ее влияние на эффективность местных производств было достаточно велико, чтобы внести ощутимый вклад на национальном уровне. Но способно ли это стимулировать дополнительную экономическую активность, было не так ясно. Это привлекало промышленность, но за счет ее снижения в других местах, и поэтому чистый итоговый результат был более или менее нейтральным. Однако несистематические свидетельства о местном экономическом развитии оказывались настолько убедительными, что TVA стала символом координированной реакции правительства на управление экономикой через ее циклы.
С точки зрения этой ранней теории экономического роста американский опыт мог показаться не таким уж отличным от советского. В конце концов, несмотря на то что ожидания от возврата инвестиций были совершенно разными – Соединенные Штаты полагались на «жизнелюбие» частного сектора для возмещения инвестиций с помощью налогообложения, в то время как Советский Союз в значительной степен опирался на государственные средства производства, – и Америка, и СССР действительно активно вкладывались в ландшафт, и их экономика росла.
Но в отличие от советского государственного подхода исключительные исполнительные полномочия TVA делали ее уязвимой при напряжении, как и любой политический институт в демократической республике. Со временем расстояние между растущими ожиданиями и пределами реальности разъедало ее легитимность. Политическое сопротивление дополнительным организациям для речных бассейнов в США увеличивалось по мере того как люди жаловались на превышение полномочий федерального правительства, и в конечном счете стало слишком сильным. TVA была как пиком государственного освоения водных ресурсов, так и его неизбежным пределом, подтверждением, что в американской республиканской системе сдержек для централизации власти управленческая эффективность сама по себе не могла обрести политическую легитимность.
Но будучи ограниченной политической культурой американской республики, TVA в качестве управленческого вмешательства показала огромные перспективы на международной арене. Как раз тогда, когда внутри страны ее успехи шли на убыль, полученный опыт приобрел необычайное значение для всей планеты. В 1944 году Лилиенталь сообщал, что здесь побывали 11 миллионов человек практически со всего мира. Учиться приезжали, в частности, китайские, индийские, британские, австралийские, бразильские и чешские политики и специалисты. Эта модель была готова шагнуть за границы республики.
Китай стал одним из первых примеров экспорта опыта TVA в виде технической помощи. Когда Сун Цзывэнь после наводнения 1931 года вступил в сделку с American Grain Stabilization Corporation, сделка оказалась несимметричной. Китайцы совершили ошибку, согласившись на рыночные цены: это привело к росту цен на товарных биржах Америки, и в результате следующие покупки китайцев обошлись им дороже. Несмотря на это, помощь при наводнении укрепила тесные партнерские отношения между Гоминьданом и Америкой.
Как раз в это время развивалась Администрация долины Теннесси, и китайские специалисты (благодаря помощи фонда Рокфеллера) отправились туда для изучения опыта TVA. Впечатление оказалось глубоким. Действительно, Китай относился к тем странам, которые, по мнению Лилиенталя, могли выиграть от системы TVA. Изменение ситуации вокруг китайского правительства подтолкнуло страну к копированию TVA.
Когда Китай еще не оправился от стихийных бедствий, 18 сентября 1931 года Япония атаковала Мукден на северо-востоке страны. К началу Второй мировой войны японцы контролировали большую часть Восточного Китая, где находилась основная экономическая инфраструктура страны. Великобритания не могла защитить Гонконг, Сингапур или Бирму, поэтому японцы контролировали юг, в то время как Советы сократили свою поддержку на севере, заботясь о своем западном фронте. Китайское националистическое правительство оказалось в изоляции и без выхода к морю. Сун Цзывэнь снова обратился за помощью к Соединенным Штатам. Чан Кайши надеялся на военную и финансовую помощь, однако вместо этого американцы прислали Джона Люциана Сэвиджа.
Сэвидж работал главным инженером-проектировщиком в американском Управлении мелиорации. Он работал на плотине Гувера, плотине Гранд-Кули, Олл-Американ-канале и на первых плотинах Администрации долины Теннесси. О масштабах его проектов говорит то, что современники называли его первым «миллиардодолларовым» американским инженером. Репутация Сэвиджа была мощным инструментом американского влияния.
Джон Сэвидж добрался до Китая во второй половине 1944 года при поддержке Программы культурного сотрудничества Государственного департамента. В воздухе еще витали идеи Сунь Ятсена двадцатилетней давности, и Сун Цзывэнь был главным сторонником строительства гидростанции около «Трех ущелий» на Янцзы. Сэвидж нашел пять потенциальных мест для основного сооружения около Ичана в провинции Хубэй. Он обладал замечательным предвидением и задумал огромную бетонную гравитационную плотину высотой более 220 метров. По замыслу Сэвиджа, такая плотина могла давать более 10 миллиардов ватт электроэнергии и орошать около 10 миллионов гектаров территории. Сэвидж считал, что у сооружения должен быть всего один шлюз, который станет поднимать суда на всю высоту плотины.
Инженер рассчитывал, что такой проект сможет стимулировать промышленное развитие: дешевая энергия способствует индустриализации. Американское Управление мелиорации согла