Казалось, все направлено на обеспечение максимальной продуктивности от Нила. Эта полоса тропических осадков не является неподвижной. В течение года она регулярно перемещается туда и обратно через экватор примерно между пятью градусами северной и пятью градусами южной широты, следуя сезонному движению Солнца в зените. Озеро Виктория, исток Белого Нила на экваторе, получает более полутора метров осадков в год. Далее вода распространяется по обширному болоту Судд (от арабского слова «садд», который означает препятствие, потому что раньше этот малярийный район был непреодолимым) в долине Белого Нила, где частично испаряется. То, что остается, течет непрерывным потоком к Хартуму.
С приближением июня полоса дождя перемещается к северу над Эфиопским нагорьем, где уровень осадков достигает двух метров. Затем эта вода стекает по хребту Сымен вдоль Голубого Нила и меньшей по размеру реки Атбара, давая три четверти общего стока Нила. В Хартуме Голубой и Белый Нил сливаются в собственно Нил, который ниже Асуана протекает через долину и впадает в Средиземное море.
Такой годовой цикл как нельзя лучше подходил для земледелия: Белый Нил обеспечивал долине стабильный низкий поток во время посева, выращивания и сбора урожая; затем Голубой Нил приносил пиковый сток на расстояние четыре тысячи километров от озера Тана. К моменту, когда эти воды из Эфиопии затопляли в конце лета долину Нила, принося на местные почвы ил и питательные вещества, урожай уже был собран.
Когда Нил разливался, вода замедляла течение, а осаждение грязи создавало новые дамбы. Кроме того, в заводях собирался мелкий ил, а стоячая вода из заводей просачивалась под землю, создавая новые резервуары подземных вод. Они распространялись в стороны, пополняя болота по краям поймы. Это был плодородный, влажный, динамичный ландшафт. В отличие от рек Месопотамии Нилу не требовались ирригационные каналы для распределения воды, потому что разлив делал свое дело, выщелачивая почвы, добавляя питательные вещества и органику и предотвращая засоление. Не требовалась даже вспашка. Землепользование было относительно простым делом: люди сеяли с ноября по январь, как только отступали паводковые воды; культуры росли в основном на природных дамбах и равнинах; урожай собирали перед следующим разливом. Земледельцы могли чуть ли не просто бросать в нужное время семена на поле и ждать, пока они вырастут.
Однако инфраструктура все равно требовалась. Если нужно контролировать и оптимизировать скорость отложения питательных веществ, то сток воды требовалось замедлять. Однако используемое египтянами так называемое бассейновое орошение[15] было всего лишь системой управления, которая регулировала воду, а не ограничивала поток реки и не сражалась с ним.
Геродот называл Египет даром Нила. И это было действительно богатейшее государство. Если основываться на простых предположениях о количестве калорий, необходимых человеку, то можно оценить, что Египет был способен прокормить на своем ландшафте без создания масштабной инфраструктуры до пяти миллионов человек. Пять миллионов человек в третьем тысячелетии до нашей эры – это от трети до половины всего населения мира. Это просто колоссальная величина, тем более невероятная, что 95 % территории Египта покрывали пустыни, и все богатство создавала узкая полоска вдоль Нила.
Необычной египетскую историю делала та степень, в которой институты Египта были приспособлены к водному ландшафту страны. Государство, способное собирать, хранить и распределять пищу в масштабах долины Нила, могло также преодолеть и природное непостоянство воды. Производство приспосабливалось к конкретным водным режимам Нила, и существует немало указаний на то, что сельскохозяйственная система ориентировалась на комплексное управление.
Первое свидетельство заключается в том, что в Египте бронзового века наиболее распространенной разновидностью пшеницы была двузернянка (иначе – полба, или эммер). Двузернянка устойчива, способна переносить сильную засуху и влажность, и ее можно хранить, не удаляя шелуху, что защищает зерно от насекомых. Она была гораздо более трудоемкой в производстве и менее продуктивной, нежели пшеница свободного обмолота, ставшая предком современной твердой пшеницы, и поэтому ее доминирование свидетельствует о том, насколько были важны хранение и транспортировка. До появления денежной экономики богатством считались запасы зерна. В небольших сообществах хранение просто означало распределение запасов продовольствия с момента сбора урожая на весь год; однако для такого сложного общества, как египетское, хранение являлось формой финансирования: если в какой-то год урожай был ниже ожидаемого, то запасы, подобно банковскому счету, можно было использовать, чтобы поддерживать население.
Второе подтверждение того, что всей рекой управляли как единой системой – природа речного транспорта. Крупные хранилища помогали обществам переживать несколько лет засухи, но такая поддержка действенна только в том случае, когда запасы можно использовать лишь там, где это необходимо. Нил был судоходен от дельты до порогов. При низкой воде на преодоление семисот километров между Фивами и Каиром могло уйти два месяца, а во время паводка – всего две недели. В любом случае сухопутный транспорт был намного медленнее. Кроме того, транспортировка зерна по суше требовала кормить животных тем же самым зерном, и на больших расстояниях это было просто нерентабельно. Водный транспорт оказывался гораздо более эффективным.
Египет внедрил речную налоговую систему, которая поддерживала централизованное хранение и распределение продуктов питания в случае засухи или неурожая. Система продовольственной безопасности Древнего Египта опиралась на организацию экономики вокруг реки. Эта речная система, в свою очередь, повлияла на структуру общества. Имея возможность централизовать запасы зерна, царский двор мог прокормить в городах примерно 150 тысяч человек. Города производили различные изделия, которые использовались в культе власти правителя, а также для торговли, поскольку требовалось импортировать драгоценные камни и металлы. Таким образом, сельскохозяйственный и городской ландшафт составляли единое целое.
В Леванте или Месопотамии основным признаком урбанизации были городские стены; в Египте же город становился неотъемлемым компонентом ландшафта, поистине сельскохозяйственным государством. Последствия были глубоко политическими. Вместо городских границ у Египта были национальные границы, которые патрулировала армия. Интеграция ландшафта была такой сильной, что древние египтяне считали себя единым народом – в отличие от тех же городов-государств Месопотамии.
«Сказание Синухе», которое датируется примерно XIX веком до нашей эры, рассказывает, как Синухе, бывший приближенный фараона Аменемхета I, уехал из Египта после смерти своего царя. Прожив много лет на чужбине, он стал богатым человеком и главой бедуинской общины. В последнем трогательном обращении в старости Синухе тоскует не по городу и сообществу, а по Египту – своей родной земле[16]. Египет стал нацией. История, начавшаяся с определенного распределения осадков в тропиках, привела общество к появлению высшей абстракции: национального самосознания.
История гегемона, в высшей степени искусного в распределении имеющихся ресурсов, может привести к мысли о несокрушимости. Нил дал Египту силу, жизнь и единство, и это исключительное богатство и культурное превосходство привели к небывалому статусу в регионе. Иногда (в случае проблем с Нилом) в царстве наступали волнения. Однако самая глубокая уязвимость заключалась не в этом. Гегемоны существуют в некотором контексте. Они определяют господство в системе, где можно доминировать над другими. Если вода внутри границ давала Египту его мощь, то вода за их пределами угрожала отнять ее.
«И был голод в той земле. И сошел Авраам в Египет, пожить там, потому что усилился голод в земле той»[17]. Аграрное богатство Египта стало непреодолимым местным магнитом для соседних народов, особенно для тех, кто жил в полузасушливых ландшафтах Леванта. Согласно Ветхому Завету, Авраам переселился из Северной Месопотамии, страдающей от голода и засухи, в Ханаан: так когда-то назывался южный Левант.
Авраам искал землю обетованную, но жизнь, которую он тут нашел, была довольно опасной, поэтому он продолжал двигаться дальше, в итоге пройдя через пустыню Не́гев (в переводе с иврита «сухое место») в Египет. Ветхий Завет подчеркивает разницу в богатстве между Египтом и Левантом. Книга Исход, например, описывает обычных египтян как обладателей дорогих предметов. Самого Авраама фараон осыпал золотом и серебром и обеспечил его скотом и слугами[18].
В Библии встречаются несколько намеков на то, что геополитическая роль Египта в регионе была следствием этого богатства. Пример – история Иосифа, правнука Авраама. Согласно Книге Бытия, Иосиф оказался в Египте, потому что братья продали его группе мадиамских купцов. В конце концов его купила семья египетского чиновника. Когда фараону приснился сон, не поддавшийся толкователям, он послал за Иосифом. Во сне из реки вышли семь тучных коров, которые стали пастись на берегу. За ними появились семь тощих коров, которые съели тучных. Иосиф предсказал, что за семью годами обильных урожаев последуют семь лет голода.
Чтобы избежать катастрофы, Иосиф предложил то, что сегодня бы назвали национализацией земельной собственности. Земледельцы получали участки в обмен на плату: каждый год пятую часть урожая нужно отдавать государству, чтобы в случае надобности раздавать хранящееся зерно людям. Такая форма налогообложения помогала минимизировать риски засухи. Согласно Библии, фараон последовал совету Иосифа и таким образом спас свою страну. Стоит отметить, что сам Иосиф был из Ханаана, то есть спасителем Египта в этот момент оказался иммигрант.