Миясэ достает из холодильника банку пива и откупоривает. Может быть, пушистый зверек своим теплом растопит молчание любимой, и она расскажет ему о Кобе, что она там делала? Сейчас ему все равно. Он готов поверить всему, даже если это окажется ложью.
Что это, капитуляция? Да нет, скорее, примирение с действительностью.
Миясэ поднес банку ко рту, и тут его разобрал смех. Белая пена, коснувшись его губ, шлепнулась на грязный пол кухни. «Будто кончил», — подумал Миясэ и рассмеялся еще сильнее.
Продолжая хохотать во все горло, он возвращается в комнату с банкой пива в руках.
На столе валяется большой конверт из банкетного зала с оплаченными чеками и рекламной брошюрой. Нелепый букетик цветов на обложке веселит его еще больше.
Миясэ отодвигает конверт в сторону и замечает уголок глянцевой бумаги, торчащий из-под стопки непрочитанных газет. Потянув за него, Миясэ замирает.
В его руках фотография той девушки с дог-шоу. Заглядывая в лавку, она выпятила зад, под белыми шортами в обтяжку хорошо видна полоска трусиков. Миясэ представляет, как эта фотка падает к ногам Тамаки, и его прошибает холодный пот и одновременно напрягается низ живота.
— Вот это палево, — бормочет Миясэ, поворачивая фотографию к свету лампы. Вдруг до него доносится запах ее тела. Воображению Миясэ представляется миниатюра: он держит ее за талию и двигает бедрами.
Поставив банку на стол, уже лежа в постели, Миясэ рассматривает фотографию девушки с дог-шоу. «А я бы, наверное, смог и с незнакомой женщиной», — странная мысль приходит ему на ум. В своем воображении он уже пишет сценарий подобного свидания, начиная с того момента, когда он встретился с ней в торговом квартале. Вот он перекидывается с нею несколькими словами.
Вдруг ему во всех деталях вспоминается сцена насилия над Тамаки. Своими длинными пальцами он хватает ее извивающееся тело и вытаскивает на другой берег бананового озера. Белая пелена над лесом окутывает их слившиеся тела, в застывшем воздухе ни ветерка, кругом разливается гулкая тишина. Неожиданно она сменяется шумом водоворота. Образовавшаяся среди лесного озера воронка с загнутыми краями засасывает Миясэ, в поисках спасения он тянется к Тамаки и вдруг с ужасом понимает, что его руки обнимают ту девушку с дог-шоу. «Здесь была только Тамаки!» — вырывается из его груди. Края воронки принимают форму губ, накрашенных фиолетовой помадой. Они говорят: «Верь мне, любимый!» Ноги Тамаки в любовном экстазе сплетаются на спине незнакомого мужчины из Кобе, в котором Миясэ узнает себя. Не в силах сдержать плач он начинает мастурбировать.
Миясэ просыпается от ночного холода и вынимает свою большую руку из мокрых и липких трусов. Ему кажется, что прошло часа три, но, посмотрев на часы, он убеждается, что спал не больше получаса. В глазах остались невыплаканные слезы. «Неужели я действительно плакал», — думает он, теребя себя за волосы.
— Ты что, издеваешься надо мной?! — взяв с татами фотографию девушки с выставки, он комкает ее и бросает в корзину. Несколько раз стукнувшись о края, она снова падает на татами.
Следующим утром, дождавшись у себя дома, когда откроется магазин, он позвонил туда и затем в редакцию.
— Вам досталась очень хорошая кошка, — в телефонной трубке раздался не по утреннему бодрый голос Кувады.
«Мне уже все равно», — бормочет про себя Миясэ.
— Кувада-сан, огромное вам спасибо, не знаю, как вас благодарить.
— Кошка просто прелесть. Кстати, нельзя ли у вас в газете поместить на один месяц бесплатную рекламу корма для кошек? — На другом конце провода слышится сдавленный смешок.
Миясэ кладет трубку и думает: «Может, лучше купить ангорку не по оптовой цене, а по рыночной? Ведь если узнают в редакции — хлопот не оберешься. Ну нет уж, пускай к драке с Нисикавой добавится еще злоупотребление служебным положением, тогда уж точно уволят», — думает Миясэ. А то от этих колебаний одни мучения.
Сообщив в офис, что заскочит в типографию, Миясэ собирался уже выходить, как вдруг заметил мигание красной лампочки автоответчика. Стоя в дверях, он услышал взволнованный голос, доносившийся из динамика телефона:…Это Тамаки… Надо посоветоваться… Дело касается Кобе… Я перезвоню потом.
Не снимая обуви, он бежит к телефону, но она уже положила трубку.
— Опять Кобе, — в сердцах восклицает Миясэ, чувствуя, как закипают его внутренности.
Снова перед ним встает картина ночного кошмара — опять этот неизвестный мужчина вторгается в их жизнь…
Немедленно звонить ей на квартиру в Футако-Тамагава. В спешке несколько раз он набирает не тот номер.
— Что же со мной происходит? — бормочет он, и мысли об измене Тамаки острыми иглами колют его сердце. Вместе с тем он вынужден признаться себе в том, что она имеет право находиться там, где захочет. А может быть, и хорошо, чтобы она была далеко. Может, лучше будет провести остаток жизни с незнакомкой с дог-шоу или с Тибой, любовницей Савамуры?
— А, Коити… — слышится беззаботный голосок Тамаки.
— …В чем дело?! — в ярости кричит Миясэ.
— А?.. Звонили из Кобе, дело в том, что моим родственникам неудобно приезжать на неделе…
— И?
— Что, и? Свадебный банкет в Иокогаме у нас назначен на рабочий день, так? Надо что-то придумывать…
Нараставшее до сих пор напряжение сменяется расслабленностью. Разрядка снежной лавиной с шумом сметает все на своем пути. «Значит, опять все с начала», — закрывает глаза Миясэ. Теперь он перестает понимать, какое же состояние Тамаки больше всего устраивает его, и, наверное, никогда не поймет. Так или иначе, надо начинать с начала.
— Сегодня приду с ангоркой на новую квартиру, тогда все обсудим, — говорит Миясэ и кладет трубку.
Выйдя из лифта на четвертом этаже, Миясэ сразу направляется в глубину зала к электрочайнику. Там он встречается с Эндо из специализированной газеты по торговым автоматам, который выжимает себе в кружку последние капли из заварного чайника.
Заметив Миясэ, он заговорщицки кивает головой и тихо спрашивает:
— Как дела в конторе, все нормально?
Эндо таращит глаза и поводит плечами, намекая на прошлый скандал. Затем он возвращается в прежнее состояние, лишь уголок его губы ползет вверх.
— Хотя наше дело — сторона.
Он берет с подноса чистую чашку и ставит перед Миясэ.
— Вот так получается…
Миясэ проводит указательным пальцем себе по шее[24]. Ему кажется, будто он видит глазами Эндо, как его длинный палец касается выпирающего кадыка.
— Да ну! Серьезно?!
На миг он замирает, в его широко раскрытых глазах Миясэ читает ужас грядущего сокращения. Все отраслевые газеты, представленные в корректорской на четвертом этаже типографии «Тайё», еле сводят концы с концами. То же можно сказать и о самой типографии, поэтому она всячески старается удержать у себя эти газеты, хоть они не всегда аккуратны в платежах. А чай здесь все-таки дрянной и плохо пахнет с канала…
— …Наверное.
— Вы говорите «наверное», а как же ваша газета? Ох и плохи дела, ой как плохи! — качая головой влево и вправо, он наливает Миясэ чай.
— Это только между нами. У нас тоже, похоже, уволят одного… — говорит Эндо и быстро втягивает голову в плечи.
От неожиданного сближения с человеком, общение с которым до сих пор не выходило из рамок обычного приветствия, Миясэ становится не по себе. Для Эндо чье-либо увольнение как бальзам на душу. «Хотя, если б я узнал о его увольнении, чего греха таить, мне бы стало чуть повеселее. Неужели так убога человеческая натура?» — с грустью думает Миясэ.
— Тут на днях поймали мошенника, который покупал сигареты в торговых автоматах за переделанные корейские монеты по пятьсот вон. Для нашей газеты это большая неприятность. До чего люди только не додумываются! У нас даже есть материал о поддельных монетах… А вас я понимаю…
Не расставаясь с чашкой, Эндо продолжал свои сочувственные излияния. Ведь все эти разговоры, связанные с его дракой с Нисикавой, возникли не на пустом месте — они дали выход тревожным настроениям, воцарившимся в корректорской и наборном цехе типографии.
Плохи дела, — слышит Миясэ у себя за спиной голос представителя газеты, специализирующейся на ювелирном бизнесе. С ним он вообще никогда не разговаривал.
— О чем вы?
— Да я по поводу вашего конфликта… Впрочем, и так все ясно. — Он извиняется и тянется к электрочайнику. Из рукава его белой сорочки выглядывают старомодные часы с толстым стеклом. Миясэ уже порядком устал от подобных участливых разговоров.
— Ну ладно. — Слегка кивнув головой, Миясэ покидает уголок чаепития и направляется к своему рабочему месту. «Может, больше не встретимся, — думает он, — Пожалуй, так будет лучше…»
С этими мыслями Миясэ встречается глазами с неподвижно сидящим за своим деревянным столом у нагревателя Савамурой и, резко повернувшись к Эндо, громко говорит:
— А насчет увольнения я пошутил!
Глаза Эндо округляются, но через секунду он уже понимающе трясет головой. Даже подмигнул: мол, все останется при мне.
За столом «Компанимару» разговаривает по мобильнику мужчина из газеты, связанной с медикаментами. Миясэ ставит свою чашку на стол и садится на старенький стул. В глубине комнаты он видит темные очки Савамуры, который сидит, уткнувшись лицом в сведенные на уровне рта руки. Миясэ кивает ему, а в ответ тот вместо теплого приветствия лишь на секунду расцепляет руки.
«В чем дело, старый хрен?..»
Миясэ достает с полки у окна подборку кошачьих фотографий «Я — самый главный» и швыряет ее на стол. Ведь в газете было черным по белому написано, что присланные фотографии обратно не возвращаются, так нет же, обязательно найдется кто-нибудь не представляющий дальнейшей жизни без фотографии своего спящего кота. Все снимки мало чем отличаются друг от друга — свернувшиеся клубком котофеи напоминают ему запрятавшихся в землю личинок жуков.
— …это антигистаминное средство нужно употреблять три раза в неделю… Да, да, снижает аллергию, это отечественный производитель — японская фармацевтическая компания…