Ванну заменили, теперь она белая, как здоровые зубы, и блестящая; я открываю краны на полную мощность, чувствую запах мха, рыбы и лебединых перьев.
Затем я выкручиваю кран над раковиной, над биде, поток льется, бьет ключом, его невозможно не услышать, я затыкаю пробками сливные отверстия, и вода начинает набираться, понемногу, по несколько сантиметров.
Когда озеро окончательно осушат, мы разрушим мифы, ложь, россказни, сможем обнаружить находки, спрятать древности в футляры, увидеть, как рыбы сталкиваются в воздухе, узнать, какого цвета земля на дне, когда ее не видно, вытащить потерянные удочки, утонувшие лодки, сдутые спасательные жилеты, тела утопленников, лопасти упавших вертолетов; мы перестанем об этом думать, представлять дно от одного берега до другого, забрасывать и вытягивать сети, прятать под водой вертепы и ружья.
Теперь дело за кухней, которую брат отделал заново с помощью штукатурки и кафельной плитки; я день за днем и даже ночью слышала, как он скребет шпателем по стенкам ведра; я открываю кран и на кухне, затыкаю слив, распахиваю двери во всех комнатах – пусть туда попадет воздух, вода, пусть смогу пройти и я.
Я сажусь на пол посреди гостиной и думаю, сколько потребуется времени, хватит ли двух, трех, семи часов, когда я наконец почувствую, что вода дошла до щиколоток или хотя бы до кончиков пальцев, вода, которую украли у озера, озерная вода, горькая, прекрасная вода, что станет навязчивыми лужами, хлынет, намочит все, проступит пятнами на потолке, просочится в трещины, протечет, зальет диваны и тумбочки, бутылки масла, книги и каталоги, журналы, суперобложки, мешки с мусором, шторы, будет мешать прохожим, доберется до самого фундамента, станет мучением, заполнит улицу и район, автомобили утонут в ней, придется строить плоты, укрытия, бросить все свои пожитки и имущество, а тех, кто не сможет удержаться на плаву, унесет прочь.
Я закрываю глаза и начинаю считать.
Волшебное слово «озеро»
Ты едешь по главной дороге, мимо лугов с пожелтевшей травой, мимо магазинов, где продают подержанные автомобили, мимо заправки, вот слева показывается лавка старьевщика, который торгует коваными садовыми качелями и тумбочками с латунными ручками.
Едешь дальше вдоль зарослей кустарника, мимо камней, останавливаешься посреди дороги, потому что слышишь звуковой сигнал: закрывается железнодорожный переезд, – встаешь в ряд за другими машинами, у всех опущены стекла, кто-то заглушает мотор. В сельской местности поездам приходится пропускать друг друга, ведь здесь нет сдвоенных путей, как в городе, сначала проезжает один, потом второй, переезд может закрыться и на десять минут, объехать его невозможно, куда ни подашься по дороге, отходящей от главной, все равно упрешься в опущенный шлагбаум.
Железная дорога – единственная возможность сбежать для тех, у кого нет машины, это аорта, перекачивающая кровь, линия горизонта, порог, за которым начинаются приключения, поезд привез тебя сюда, он же увезет тебя дальше.
Когда шлагбаум поднимается, ты проезжаешь, сбавив скорость, переваливаешься через рельсы, повернешь влево – увидишь навесы на станции, ты годами садилась на эту электричку, тебе знаком каждый вагон, каждая надпись, оставленная краской из баллончика или акриловым маркером, ты помнишь утреннюю давку, беременную женщину, потерявшую сознание в толпе, или девушку, которую изнасиловали на станции Ла-Сторта, помнишь, как держала двери, чтобы твои друзья успели зайти внутрь, помнишь, как пряталась в туалете в конце состава, потому что у тебя не было проездного, помнишь, как наткнулась на какого-то парня, он был старше тебя, от него пахло перегаром, он нес в пакете банку соленых огурцов и хлеб для лебедей.
Главная дорога тянется дальше, вот виднеются магазины, фруктово-овощная лавка, где продают еще и улиток, гигантское здание мебельной фабрики, там производят дорогие кухонные гарнитуры и настольные лампы, дальше идут супермаркеты, рыбные магазины, это место называют железнодорожным районом, оно больше всего походит на город, там стоят частные дома, спортзалы прячутся в цокольных этажах, есть бар, где по вечерам подают тортильи и начос, на улицах процветает торговля, дальше от дороги – дома, не выше двух этажей, рядом с ними на участках – детские горки.
Тебе не хочется останавливаться, ты проезжаешь мимо аптеки, кабинета семейного врача, сбрасываешь скорость перед пешеходным переходом, пропускаешь женщину с ребенком, а он смотрит на тебя как на вампира.
Еще мгновение – и вот Резиденца Клаудия, название происходит от источника минеральной воды.
Слева открывается площадь, там находится социальное жилье, безликие многоэтажки, ваша квартира была на первом, хотя она и не совсем ваша, окно твоей комнаты, дерево, с которого Медведь спилил ветку, перила, к которым ты привязывала велосипед, площадь, где на Пасху ставили карусели, тир, хлопки выстрелов, падающие банки, вы с Мариано поднимаетесь по лестнице, он держит огромного розового медведя за голову, ты – за задние лапы.
Каждый магазин напоминает о проведенном здесь дне, хотя за годы они поменялись: на месте стоматологии теперь ортопедический салон, на месте обувного – цветочная лавка, там, где были замороженные продукты, теперь продают товары для дома, вместо «Все за один евро» – изделия из керамики, вместо грумера – салон связи, но тем, кто пережил остальных, нужно отдать должное.
За годы ты проезжала через этот перекресток во всех возможных направлениях, именно там стоит единственный светофор во всем городке, ожидание зеленого света – часть твоей юности, можно повернуть направо и выехать на улицу, которая ведет к бассейну при гостинице, – и вот ты снова вернулась в прошлое, стоишь в купальнике и халате перед раздевалкой, в руке мочалка, флакон шампуня с эвкалиптом, снова видишь Карлотту, она говорит: «Вот и я».
Сделав круг по Резиденца Клаудия, можно доехать до небольшой площади перед заброшенным домом, его отремонтировали, теперь там поселилась семья с тремя детьми, собакой и двумя канарейками; если проехать чуть дальше, то окажешься рядом с домом Андреа, на воротах еще осталась сажа, в разных местах улицы видны следы пожара, сам Андреа скоро женится, они уже разослали приглашения, его будущая жена – зубной врач, у нее блондинистые, светлые волосы.
Но сворачивать не хочется, и ты ждешь, пока не загорится зеленый. Если повезет, сможешь быстро проскочить перекресток, тогда слева покажется огромная сыроварня, она разительно отличается от остальных построек, похожа на пришельца: старый деревенский дом, стоящий вдоль дороги в месте, которое изо всех сил пытается стать городом, как напоминание о почившем мире.
В голову начинают лезть дурные мысли: вот улочка, что отходит от главной и уходит вглубь застройки, на середине подъема раньше был – может, и сейчас остается, да и останется навсегда – дом Ирис, ты проходила по этой дороге пешком, проезжала на велосипеде, на машине со включенной стереосистемой и поднятыми стеклами, стояла ночь, вы ругались, говорили друг другу обидные вещи, любили, перед входом – для тебя – все еще виднеется след от пакета с лимонами.
Не сворачивай туда, не съезжай с главной дороги, ведь именно она ведет к озеру, туда, куда тебе нужно.
Не обращай внимания на кладбище, оно по правую руку, не думай о могилах, о фотографии, которую выбрали для Карлотты, ее специально обрезали, на оригинальной была и ты тоже, никак не могла заставить себя улыбнуться; думай лишь о том, что ты все ближе, ближе, вот уже показались первые дома в историческом центре, вот вывеска кондитерской, куда вы заезжали по вечерам и покупали круассаны и тосты.
Ты почти добралась до Креста – знаменитого перекрестка, где люди, что приезжают верхом из поселка, могут остановиться, осмотреться, привязать к столбу лошадь и выпить чашку кофе. Так делал и Кристиано – кто знает, где он брал лошадь, – лишь затем, чтобы прокатиться по окрестностям. Кристиано отремонтировал ферму, обзавелся козами, коровами и телятами, сейчас он делает отличный сыр, твердый, выдержанный, его покупают и подают в ресторанах.
Если на Кресте повернуть налево, наткнешься на две улицы, названные по имени святых: Святого Франциска и Святого Стефана; первая ведет к младшей и средней школе, летом по ней ходят в кинотеатр под открытым небом, по ней же народ собирается к мессе; вторая направляется к богатым домам, просторным, они стоят на возвышенности, выходят на озеро и исторический центр, это новые дома, с огромными садами, высокими деревьями и автоматическими воротами; у тебя дома никогда таких не было, и ты им завидуешь, тем, у кого есть пульт и кому достаточно один раз нажать на кнопку, чтобы попасть внутрь.
Если повернуть направо, этот путь ведет к Тревиньяно, оттуда рукой подать до озера, можно поехать вдоль берега, дальше, где дома стоят реже, вокруг стебли бамбука и маленькие запруды, там тихо, и это спокойствие напоминает тебе только о мопеде Кристиано и выключенных фарах; наступает тьма, выживет лишь тот, кто знает все повороты наизусть, помнит, где нужно остановиться, где объехать рытвину, знает, когда вовремя затормозить.
Но ты упорно едешь прямо – и вот ты на месте.
Можно зайти в старый город, прогуляться по узким переулкам, подняться к Коллегиальной церкви, поспрашивать у прохожих, не хотят ли они на тебе жениться, надеть белое платье без бретелек или же спуститься к озеру.
Выбирать тебе, мы же оставим тебя здесь, примем к обочине и попросим выйти, дальше – только пешком.
Теперь кажется, будто ты куда-то торопишься: пробегись мимо ювелирного магазина, где вы с Ирис хотели вместе проколоть уши, мимо пиццерии с интерьером из восьмидесятых годов, там работает официант, от которого дурно пахнет, не думай о прогулках – на мопеде, на машине, пешком, ты смотришь на всех подряд, все смотрят на тебя; беги до самого мола и сбрось одежду, футболку в полоску, черные джинсы, теннисные туфли с потертыми носами, перелезь через перила, прыгни вперед, заберись на столб, только осторожно, он скользкий.