— Всё будет хорошо, — шепчу ему на ухо, а говорю для себя и уговариваю поверить собственным словам. — У нас получится.
— Я вытащу нас, — отзывается Паша.
Он стягивает сильные руки вокруг моей талии и чуть приподнимает, чтобы увидеть мое лицо. Я оказываюсь над ним и смотрю сверху вниз, положив ладони на мужские плечи и укрыв его своими упавшими волосами. Паша накрывает губами мои губы и сладко целует, глубоко и медленно ласкает языком и забирает все причины и нервные мысли прочь. Я отдаюсь и откликаюсь, томно наталкиваюсь на его язык и угадываю, как его ладони двигаются вверх-вниз по моей спине и стягивают ткань пиджака.
— Тебе лучше принять душ, — говорит Паша, отрываюсь от меня на пару сантиметров. — Станет легче… Хорошо?
Он прав. Потому что меня все равно пошатывает. Внутри ходят нехорошие волны, которые то отдаются дрожью, то приступами слабости. Я киваю ему и помогаю снять с меня пиджак, следом остальную одежду, Паша поднимается на ноги и утягивает меня за собой. И я вдруг ловлю себя на мысли, как быстро происходят перемены. Я полностью обнажена рядом с мужчиной и нет ни зажима, ни изводящих сомнений. Хотя я давно привыкла прятаться от мужа и делать всё, что между нами не пробежала случайная искра похоти. Я даже перестала воспринимать собственное тело. Смотреть на себя в больших зеркалах и чувствовать себя женщиной.
Я часто успокаивала себя мыслью, что мы с Димой всего лишь соседи.
— Горячая? — спрашивает Паша и уводит мою ладонь под поток воды.
— Нет, отличная.
Под массирующими струями действительно становится легче. Я смываю с себя противные едкие минуты и любуюсь длинными пальцами Паши. Он закатал рукава рубашки до локтей, оголив загорелые натренированные руки, и решил, что его ладони лучше мочалки. И его надавливающие прикосновения помогают сильнее воды, я прикрываю глаза и не знаю, как принять случившуюся перемену. Было так мерзко в клубе, а теперь… Как в раю.
Но я все-таки думаю о клубе. Неуверенным отголоском, но в голове крутятся прозвучавшие там фразы. Я вновь вспоминаю о Стасе и понимаю, что зря не рассказала Паше всю правду в прошлый раз. Это не вопрос доверия между нами, а вопрос спасения.
— Я так испугалась, когда увидела тебя там, — я открываю глаза и вижу, как Паша замирает, угадывая, что я хочу сказать что-то важное. — Дима рассказывал тебе о моей измене… Она случилась как раз в этом клубе.
Я судорожно сглатываю и опускаю глаза, словно действительно чувствую себя виноватой, но Паша переносит пальцы на мой подбородок и осторожно нажимает, чтобы я не пряталась.
— У Димы был партнер по бизнесу, — я продолжаю, подняв лицо, но смотрю Паше на переносицу, в глаза не могу. — Стас. Клуб раньше принадлежал ему, я приехала на их очередную вечеринку чуть раньше мужа и позволила Стасу увести меня. Пошла за ним в другой зал…
Почему так сложно рассказать ему об этом? Даже вода не спасает. Я все равно чувствую себя грязной и не могу сознаться ему. Не хочу, чтобы он видел меня в таком свете. И плевать, виновата я или нет. Горло схватывает стальной удавкой, и я резко поднимаю ладони к лицу, стараясь унять нахлынувшие эмоции.
— Он что-то сделал с тобой? — Паша произносит самые тяжелые слова за меня.
— Хотел изнасиловать.
Вздрагиваю от собственного признания и понимаю, что никогда не произносила это вслух. Диме не нужны были мои оправдания, он увидел всё, что ему было нужно, собственными глазами, а больше и сказать было некому. Я столько лет держала отравляющую правду внутри, что начинаю сомневаться, что вокруг не мираж. Что я действительно нашла человека, которому можно всё рассказать.
— Иди ко мне, — Паша обхватывает меня за плечи и резко притягивает к себе, закутывая в тесных объятиях.
Его рубашка тут же промокает и капли с моих волос бьются об циферблат его наручных часов.
— Он напоил меня и потянул на диван. На тот самый, на котором ты сидел, когда я вошла, — я шумно выдыхаю и зажмуриваюсь, чтобы отогнать слишком яркие полыхающие воспоминания. — Я отбивалась, Паш, честно, но он был очень сильным. Я ничего не могла поделать.
— Я знаю, малыш, знаю...
— Дима помешал ему, но не поверил, что я не хотела. Я на ногах не могла стоять, а ему было плевать. У Стаса работал его охранник и он сказал, что я добровольно шла и даже улыбалась Стасу. Дима не стал даже слушать меня.
Ни одного слова. Я и не пыталась, когда на следующее утро пришла в себя. В его взгляде была ледяная ярость и желание сломать меня об колено.
— Он убил Стаса. Там же.
Глава 16
ПАВЕЛ
Ничего страшнее я не слышал в жизни. Ее хотели изнасиловать. Ее…
Я с трудом прячу шок и не понимаю, как она до сих пор сохранила рассудок. Чем больше я узнаю, какой жизнью она живет на самом деле и что спрятано за высоким витым забором дома Димы, тем тяжелее становится на душе. И тем отчетливее я понимаю, что Ольга сильнее меня. Она такая хрупкая и беззащитная на вид, что хочется закрыть собой и никуда не отпускать, но она прошла через тянущийся годами ад и не сломалась.
Я в свое время сломался. Ушел из спецназа и подался на вольные хлеба. С трудом перетерпел переходную ступеньку, когда пришлось работать в охране важных людей и держать огнестрельное оружие под рукой. Реально под рукой, не где-то там под сидушкой или в бардачке, а так чтобы быстро выхватить и прицелиться за мгновение. Настрелялся я на три жизни вперед и меня тяготила одна возможность, что придется снова. Поэтому я, как смог, перевелся в водители и начал узнавать по знакомым, кто готов вложиться в свой автопарк. Бизнес-план выгорел и мы быстро пошли в гору, так что у меня сейчас сорок процентов от общей прибыли и два крупных контракта на три года.
И ставка личного водителя Ольги.
Ставка всей моей жизни, как оказалось.
Я знаю Стаса. Сразу понял, о ком она говорит. Я пробивал Диму по своим базам, когда устроился к нему и догадался, что попал не в самое спокойное и солнечное место. Впрочем, по Диме видно с каких низов он ожесточенно пробивался и сколько конкурентов успел намазать тонким слоем на подошвы дорогих ботинков. И он бывший боксер, у него отбито правое ухо напрочь и осталась привычка широко и по-звериному раскрывать пасть, когда его захлестывают эмоции. Он прошел проторенный многими путь от спортсмена до бойцовской единицы личной армии, а потом выделился из тупой толпы наличием мозгов и лютой хваткой и начал ходить в любимчиках босса.
Этого босса он потом и сожрал.
Я так вижу его судьбу. Во всяком случае именно такого дерьма я повидал в спецназе.
А Стас был из молодых везунчиков. Он сам не понял, куда попал, но быстро вошел во вкус. Я помню его фотки из досье, которое мне прислали старые знакомые, и перед глазами появляется его блядская усмешка хозяина жизни. И он дотрагивался до нее… Зажимал грязными руками и не давал уйти, издевался и веселился. Она сказала, что он ее напоил. Как? Насильно, да? Впился пальцами в лицо и заставил открыть рот?
— Паша, — Оля зовет, но я пару мгновений слепо смотрю на нее, не зная, как выключить тошнотворные картинки, которые мелькают в моей голове.
Я вижу, как он это делает. Вижу его лицо с фотографии. Вижу испуганную Ольгу. Точно также, как сегодня в баре, когда Дима полез к ней и начал задирать юбку.
— Может, все-таки уедешь? — она беспокойно проводит ладонью по подушке, на которую боится опуститься, потому что знает, что сразу же заснет. — Я успокоилась.
Я дал ей таблетки. Она мотала головой и почему-то считала это плохой идеей, но я молча стоял над ней со стаканом воды и двумя пилюлями, пока она не сдалась.
— Я уже написал Диме, что останусь дежурить.
— Что?
— Тебе помочь? — я подхожу к кровати и откидываю лишние декоративные подушки.
Ольга тут же сторонится, словно Дима уже стоит за дверью, она рывком подтягивает себя на другую половину кровати и отворачивается в сторону. Сама понимает, как дико это выглядит, но ничего не может поделать с собой.
— Тебе нужно поспать, — я забираю последнюю микроскопическую подушку и отхожу в сторону, чтобы она не нервничала. — Я вытащу кресло в коридор и оставлю дверь открытой, чтобы видеть тебя.
— Ты будешь спать в кресле?
— Знала бы ты, где мне приходилось спать, — мягко улыбаюсь и пытаюсь хоть чуть-чуть ее успокоить, обычно моя улыбка действует на нее, но сейчас не тот день. — Малыш, ложись. На сегодня хватит.
— Ты разбудишь меня, если тебе напишут о Диме.
— Да.
— Обещаешь?
— Конечно, я скажу.
— А где моя одежда? — она проводит ладонями по вороту махрового халата и нервно оглядывается по сторонам.
— Осталась в ванной.
— Принеси, пожалуйста.
Я хмурюсь, не понимая ее встревоженного тона.
— Там белье, — она вдруг смущается, будто разговаривает с посторонним. — Дима не поймет, если я оставлю его на виду, когда в квартире чужой мужчина.
Она на ногах не стоит и заторможенно говорит, растягивая фразы по слогам, потому что таблетки начинают действовать, но все равно держит в уме мужа и его жестокие правила.
— Паша, пожалуйста. Я уберу под подушку, мне так будет спокойнее.
— Да, малыш.
Я разворачиваюсь и ухожу. Открываю дверь ванной комнаты и собираю ее одежду с пола, поддаюсь ее неврозу и кручу вещи в руках, проверяя нет ли надрывов… Хотя юбку распустил по боковому шву Дима, она слишком узкая, чтобы скручивать ее злыми мужскими пальцами.
Я хочу уже уходить, но упираюсь обеими руками в мраморную раковину и смотрю на свое отражение. Так хочется вмазать со всей дури, но чтобы полетели ни осколки, а мои зубы! Что я делаю? А? Помогаю любимой женщине ложиться под подошвы мудака.
Вот что ты делаешь, Паша.
Любуйся…
Отвинчиваю кран холодной воды и опускаю голову под мощный поток. Еще минута в пустоту, мне постепенно становится легче и из черепной коробки уходит монотонный шум, который напоминает удары по боксерской груше. Глухие и мощные.
Я кое-как вытираюсь и иду назад. Когда вхожу в спальню, Оля уже спит. Но она так и не легла, а завалилась на изголовье, безвольно бросив руки на бедра. Видимо, действие снотворного забрало ее, пока она ждала меня. Я перегибаюсь через нее и закидываю сложенные вещи под соседн