меющего в кассе выручку от продажи на рынке продуктов. Присмотревшись к председателям колхозов, Вертилин остановил свой выбор на Масленникове, председателе сельхозартели «Новая заря».
Приехав в деревню, он застал Масленникова на квартире. Это был человек лет тридцати, с небольшой красивой русой бородкой, одетый в галифе, сапоги и синюю майку, обнажавшую неестественно белые руки с широкими красными ладонями. Он сидел за столом и разговаривал с женщиной в темной кофточке. Увидев Вертилина, он встал и, играя голубыми веселыми глазами, произнес:
– Ну, кума, топай, резолюция моя есть, дело твое решенное.
Женщина не уходила и все тянула что то свое, непонятное Вертилину, о каком-то теленке, часто повторяя слова «живой вес».
Дожидаясь окончания их разговора, Вертилин оценивающим взглядом осмотрел жилище председателя. Потолок низкой горницы оклеен белой, местами пожелтевшей от клея бумагой. Дешевенькие, кое-где отставшие от стен обои. Выбеленная, затянутая белой занавеской печь. Репродуктор рядом с многочисленными фотографиями в разноцветных картонных рамках, увитых засохшими цветами. Деревянные лавки вдоль стен. Обыкновенная крестьянская изба. Но вид широкой, тщательно прибранной кровати с горой подушек под кружевным покрывалом, новенького зеркального шкафа стандартного образца, приемника «Москва» и мотоцикла, который Вертилин заметил на дворе, утешил его. Тут не из дома, а в дом тащат. Этот от денег не откажется. Но, конечно, нужно начать с маленького.
Председатель спровадил наконец женщину и, обращаясь к Вертилину, весело сказал:
– Дотошная баба! На пяти сидела, семерых вывела. Ну как, начальник, возишь?
Вертилин начал издалека. Случайно мимо завода проезжал обоз лошадей, перевезли ему несколько тысяч штук кирпича. Деньги возчики получили, сказали – из овсянниковского колхоза: он ткнулся туда, а там никакого обоза и в помине нет. Возчики дали расписку на тысячу двести рублей, подписались, а печати нет. Как быть?
Он замолчал, улыбаясь и качая головой: дурацкое положение! Он ждал, что Масленников тоже улыбнется и предложит ему заверить расписку возчиков, а больше ему пока ничего и не надо.
Но Масленников не предложил заверить расписку.
– Надули тебя возчики, товарищ начальник, – смеясь, проговорил он, – надули!
– Подвели, – согласился Вертилин.
– Бывает.
– Да ведь отчитываться надо.
– Не без этого.
Они помолчали.
– Не знаю, как и быть, – осторожно произнес Вертилин и посмотрел на Масленникова.
– Да ведь, наверно, есть на такие дела специальные денежки. – Масленников подмигнул ему.
– Деньги на все есть, да ведь надо знать, кому давать.
– Это верно, – согласился председатель, – можно так напороться, что не обрадуешься.
– То-то и оно. Надо знать, с кем дело имеешь. – Вертилин многозначительно посмотрел на Масленникова.
Масленников встал, потянулся:
– Вы народ стреляный, вас на мякине не проведешь! Вон сколько машин у тебя работает, управляешься!
– Какие там машины – пара полуторок с третьей автобазы.
Масленников опять подмигнул ему:
– Эти официально, да «левых» еще десяток, а может, и два.
Вертилин махнул рукой: какие там «левые»!
– Ну-ну, – председатель засмеялся, – мы тут все знаем. Касиловские машины тебе возят, заводские тоже. Наш брат колхозник все примечает!
Вертилин вздохнул:
– Возить надо, стройка.
Он поморщился. Нехорошо, все знают! И какое им дело?!
– Слушай, Иван Карпыч, – решительно сказал он, – может, заверишь мне расписку?
– Как же я могу заверить? – Масленников широко открыл глаза. – На перевозку счет должен быть, разве расписка – это документ?
– Можно оформить счетом.
– Ну, – протянул Масленников, – это липовый счет получается!
– Что делать? Раз такой случай вышел, выручай! Я в долгу не останусь.
– Так-то оно так, – задумчиво проговорил председатель и снова сел, – да ведь возчики не мои, чужие.
– Были бы они твои, у нас бы разговора не было. Ты не думай: проверять никто не будет.
– Хорошо, – сказал Масленников, – допустим, я тебе этот счет сделаю, а завтра ты за другим придешь. Раз на «левых» возишь, значит, оформлять надо.
– И что же? – Вертилин беззаботно тряхнул головой. – Еще разок заверишь, ведь я в долгу не останусь, – снова внушительно добавил он.
– Да, – сказал Масленников, – коготок увяз – всей птичке пропасть. Нет, не дам я тебе счета, никогда не шел на это и сейчас не пойду!
– Иван Карпыч! – Вертилин развел руками. – Без ножа режешь!
– Ничего не поделаешь, не могу. Ты уж лучше этих возчиков поищи.
– Где же я их найду? – с досадой произнес Вертилин. «Вот еще, простачком прикидывается!»
– Найдешь! – уверенно сказал Масленников. – Издалека они быть не могут, значит, ближние. Тут все колхозы наперечет. Из себя-то они какие?
– Какие! Возчики как возчики, лошади как лошади!
– Я бы, конечно, определил, – сказал Масленников, – а ты человек городской, для тебя все кони на одну масть.
Они снова замолчали. За окном шумел ветер. В комнате неожиданно потемнело.
Масленников через окно посмотрел на черные тучи, свисавшие с неба:
– Ишь нахлобучило! К дождю.
Он встал, набросил на плечи китель с красным стершимся кантом на вороте и рукавах, с темными следами орденов на груди.
– Так как же, Иван Карпыч, выручишь меня?
– Ничего не могу сделать.
– У меня, по совести говоря, несколько таких расписок, – как бы не слыша его, сказал Вертилин, – поможешь мне оформить – с меня магарыч.
– Я не пьющий.
– Серьезно, Иван Карпыч, ведь мы с тобой не маленькие. Вожу на «левых» – это правда, плачу наличными, а оформлять надо. Не для себя вожу, для стройки, деньги в карман не кладу, все для государства. Ты сам руководитель, знаешь: на одном законе не проживешь. Вот я и прошу тебя: помоги мне оформить.
– Почему же я должен оформлять? – возразил Масленников. – Если твое начальство знает об этой операции, пусть и оформляет. С какой радости я на себя да на свой колхоз буду брать ответственность за такие делишки? В чужом пиру похмелье? Нет, нам этого не надо! А потом еще один пунктик есть.
– Какой пунктик?
– Возишь ты на машинах, а оформлять хочешь гужом. Куда же разница в тарифе денется?
На минуту Вертилин смешался. Этот невзрачный мужичок попал в самую точку. Черт возьми, тысячи глаз, и все смотрят! Но он быстро овладел собой:
– Разницу – на магарыч!
– Вот оно что! – нахмурившись, протянул Масленников и снова поднялся. – Нет уж, ты в эти дела меня не впутывай.
Вертилин тоже поднялся, равнодушно сказал:
– Как хочешь, я ведь так, по-дружески попросил.
– Это конечно, спрос – не вина.
Зазвонил телефон.
– Да! – закричал Масленников, одной рукой прижимая трубку к уху, другую держа у рта. – Алло! Масленников слушает! Что? А, Михаил Григорьевич, привет! Кому? А… – Он мельком, отчужденным взглядом посмотрел на Вертилина. – Да. Возим, возим. А что? Да как тебе сказать… Ты вот что, – продолжал он голосом, показавшимся Вертилину подозрительным, – ты вот чего… Я тебе позвоню попозже, да-да, слышно плохо. Через полчасика позвоню. Обязательно жди.
Он положил трубку и, не глядя на Вертилина, с деланным безразличием в голосе сказал:
– Такие вот дела.
– Ладно, с этим кончено, – сказал Вертилин, пытливо всматриваясь в Масленникова, потом деловито спросил: – Сколько завтра мне подвод выделишь?
– Завтра? – Масленников задумался. – Не знаю, как с кольями будет, колья надо возить.
– Совсем подвод не выделишь?
– Такое дело, – тянул Масленников, – колья обязательно вывезти надо.
– Как хочешь, – сказал Вертилин, – охотников возить много.
– Я не отказываюсь, только не знаю, как завтра, в общем, постараюсь прислать. – Он вдруг лукаво подмигнул Вертилину: – Не беспокойся, товарищ начальник, все будет в самом лучшем виде.
Он проводил Вертилина до машины и так же, со своими шуточками и прибауточками, попрощался с ним. Но на сердце у Вертилина было невесело. Конечно, разговор был без свидетелей, но как же быть со счетами? И потом, с кем разговаривал Масленников по телефону? Как ни нелепо было такое предположение, но ему казалось, что разговор шел о нем и именно поэтому Масленников не хотел продолжать разговор в его присутствии.
Вертилин объездил знакомые ему колхозы, но при первом намеке люди настораживались, и он прекращал разговор, понимая его бесполезность. Между тем время шло, а он не только не «оформил» банковскую операцию, но даже не покрыл фиктивными документами израсходованные деньги.
Он метался по области в поисках «подходящего» человека, как вдруг неожиданно и быстро развернувшиеся события опрокинули его планы.
На другой день после памятного разговора Масленников не прислал ему подвод. Вертилин ожидал этого и был доволен: продолжать с Масленниковым – значило напоминать ему о своем щекотливом предложении, а так с глаз долой – из сердца вон! Но еще через два дня остальные колхозы тоже не выделили транспорта. Председатели отговаривались отсутствием тягла, но Вертилин видел, что другим они возят. Это его встревожило, но духом он не пал. Ничего, он найдет возчиков.
Но за этим ударом последовал другой. На перекрестке шоссе и дороги, ведущей к заводу, появилась девушка с красной повязкой на рукаве. Она останавливала порожние машины и направляла их под погрузку. Вертилин сразу лишился «левых» машин. Это была уже крупная неприятность, но Вертилип по-прежнему не терял надежды: возить пока есть на чем, некоторые мелкие гаражи выделяют ему машины, а там видно будет. Но третий удар поверг его в замешательство.
Максимов вручил ему извещение, что автобаза прекращает подачу машин.
Эта записка сначала ошеломила его, потом все объяснила. Вот откуда идет! Ведь Масленников ясно сказал по телефону: «Михаил Григорьевич». Так зовут Полякова. Поляков самовольно отменил приказ Канунникова о выделении машин и, мало того, позвонил Масленникову, чем-то напугал его. Масленников предупредил других председателей колхозов, и они тоже прекратили подачу транспорта. Все идет от Полякова. Действует уязвленное самолюбие директора автобазы: он отказал в машинах, а Канунников приказал дать.