— Ай, мадре пута!!!
— Не угадал, лишенец! — ухмыльнулся я. И перешёл на пиджин: — Кто такой? Понимаешь меня?
— Понимать… компренде!
— Это хорошо! Как звать? Где взял?.. — Снова споткнувшись на слове «коммуникатор», я извлёк гаджет из кармана и помотал им перед лицом аборигена. — Это вещь Лукиньо! Где он?
Пленник, к моему изумлению, с явной радостью и всё ещё не веря собственному счастью, осмотрел освобождённую конечность и вдруг выдал:
— Грасиас! Спасибо!
— Э-э-э… — опешил я, — ты чего?!
— Грасиас, амиго! Компренде? Понимаешь?
— Что, настолько задолбала? — с невольным сочувствием поинтересовался я.
— У-у-у!!! Не представлять!
— Отчего же, очень даже представляю, — ухмыльнулся я. — Но мы отошли от темы. Где взял хреновину? Как звать? Где Лукиньо?!
— Здесь! Я! Я это есть!
— Чего?! — У меня в буквальном смысле слова глаза полезли на лоб. — Охренел, что ли?! Лукиньо под полтос, он старый, толстый и проспиртованный! Я его фотки видел!
Судя по взгляду аборигена, минимум половину слов из моей пламенной тирады он не понял. Да и я хорош, смешал всё в кучу — и пиджин, и бриттиш, и даже росский. Но общий посыл паренёк уловил. И, судя по кислой роже и страдальческому вздоху, с подобной реакцией он уже сталкивался неоднократно.
— О, мадре миа! — всплеснул он руками и схватился за голову. — Только не опять!.. Мадре пута, когда омбрес успели стать такой… соспечосо?
— Так, ну-ка, заткнулся! — рыкнул я на пленника, для надёжности придавив того рукой к камню. — Сейчас разберёмся!
Ну-ка, где тут у нас онлайн-переводчики? Да, расточительно, но куда деваться? Вот этот вроде норм… и пиджин есть, и испанский, и даже базы мёртвых языков. И должен быть довольно шустрый, разработчик серьёзная и широко известная в узких кругах контора. Готово!
— Так, ещё раз, и внятно: ты кто?
Вопрос я для верности сформулировал на росском, дабы у софтины не возникло никаких сомнений, но «нейр» воспроизвел его на пиджине. Правда, пришлось задействовать динамик коммуникатора, поскольку в самом «нейре» он проектом не предусматривался, но это уже мелочи.
— Да Лукиньо же! — раздражённо рявкнул пленник. — По-человечески говорю! Или ты лучше по-обезьяньи поймёшь?!
— Извини, лучше не могу, базы не позволяют! — отбрехался я, сообразив, в чём дело.
Язык ликейских аборигенов только похож на пиджин, но не идентичен на сто процентов, поэтому алгоритм и не способен составить полностью аутентичную фразу. А вот перевести сказанное парнишкой может с довольно большой точностью, благо словарный запас обширнейший. Но это лишь пока, алгоритм самообучающийся, так что с каждой фразой искажений будет всё меньше и меньше.
— Какие ещё?! — возмутился абориген, явно не поняв значение слова «базы», но я не позволил ему соскочить с темы:
— Тут я задаю вопросы! Говоришь, ты Лукиньо?
— Да! Он самый!
— А как ты объяснишь вот это? — сунул я ему в рожу коммуникатор с фоткой реального Лукиньо.
Причём во всей красе — похмельного и растрёпанного.
— О, пута мадре! Опять… как же надоело! Хочу выпить, — страдальчески выдохнул пленник. И с надеждой уставился на меня: — У тебя нет?
— Извини, пустой, — помотал я головой. — Но в глайдере кое-что найдётся.
— Где?
— В летучей штуке, которая на берегу.
— А! — оживился абориген. И даже предпринял попытку подняться на ноги: — Пошли быстрей!
Правда, нарвался на жёсткий толчок в грудь и снова прилип спиной к скале.
— Охолони-ка! Я по-прежнему жду объяснений!
— Ничего не стану объяснять! — пошёл на принцип пленник. — Пока не выпью — выкуси! Мадре пута!
— Ладно, допустим, предположим, — выдохнул я сквозь зубы, — что ты Лукиньо. Тогда зачем следил за яхтой? И куда дел профессора?
— Слишком много вопросов, белолицый! У меня мысли скачут, как обезьяны по пальмам. Не соображу никак…
— Ладно, шантажист хренов! Пошли к яхте! И чтобы без фокусов!
— Хорошо, хорошо!
— И рубаху скидывай!
— Зачем?!
— Руки вязать буду! Как этим вон, — кивнул я на подельников мнимого Лукиньо.
Те, кстати, уже оклемались, но благоразумно помалкивали, хоть и прислушивались к разговору. Весьма заинтересованно, между прочим.
— А с ними что? — проявил видимость заботы их собрат.
— Тут пусть посидят. Если с тобой договоримся нормально, сам их потом развяжешь. Ну а если нет… — Я с кривой ухмылкой пожал плечами. — Сами виноваты.
— Хорошо, пута мадре! Идём!
На сей раз препятствовать душевному порыву аборигена я не стал, и он довольно резво вскочил на ноги. Мало того, с готовностью выставил перед собой сцепленные в замок руки, но я фишку моментально просёк и заставил грабли скрестить в запястьях, дабы стянуть покрепче. Мнимый Лукиньо досадливо поморщился, но проявил благоразумие, так что обошлось без расслабляющего по печени. Ну а закончив практиковаться в ходзё-дзюцу, я рывком за импровизированные путы переместил пленника вперёд и легонько толкнул в спину:
— Пошёл! И не вздумай кругами ходить, у меня навигатор!
— Ладно! — недовольно отбрехнулся парень, хоть и наверняка не понял последнего слова.
Да и пофиг. Пусть хоть могучим колдунством считает, главное, чтобы дополнительных неприятностей не доставил…
И абориген не подвёл — так и шагал сквозь заросли, подозрительно точно выдерживая направление и ни разу на меня не оглянувшись. Ну а мне только того и надо было, поскольку опыта в конвоировании частично иммобилизованных заключённых у меня до сегодняшнего дня не было вовсе. Мало того, я даже мужественно заставил себя пялиться в спину пленника, вместо того, чтобы на ходу рыться в логах профессорского комма. И вы не представляете, как меня подмывало! Но нет, справился. Наверное, только по этой причине мы и добрались до пляжа без приключений.
Как незамедлительно выяснилось, Лерка ждала меня, сидя на баке «Наваги» в своей излюбленной позе — свесив с носа яхты ноги, просунутые под релинг, и навалившись на него же грудью и предплечьями. Любила она это дело, особенно когда волн не было. Тут главное сланцы не утопить, но сейчас это ей не грозило, коралловые тапки сидели плотно.
На появление мнимого Лукиньо она среагировала с подозрением, то бишь напряглась и принялась внимательно вглядываться в визитёра, наверняка задействовав зум «нейра». И столь же наверняка не добившись внятных результатов — мой пленник угрюмо смотрел под ноги, так что лица и не разглядеть. Плюс космы обзор перекрыли. А вот когда я выбрался на открытое пространство из тени пальм, весьма оживилась:
— Вань? А кто это с тобой?
— Пленный! — пояснил я, повысив для верности голос — всё же метров пятьдесят до яхты. — Не переживай, всё нормально!
— Хорошо! А мне что делать?
— К нам давай! — приглашающе махнул я рукой. — Вместе допрашивать будем! Я бы лучше этого гаврика на борт загнал, да развязывать не хочу!
— Поняла! Я сейчас!
— Эй, ну-ка, стоять! — переключил я внимание на добредшего до глайдера пленника. — Сел вот здесь, под плоскостью! И без выкрутасов давай, если выпить хочешь!
— Меньше слов, больше дела, белолицый! — огрызнулся тот. — Что за жажда, мадре миа!
— Алкоголь вреден! — хмыкнул я, поразившись искренности, прорезавшейся в голосе аборигена. — Тэ-эк-с, где же она?.. Точно ведь должна быть!..
Искал я, если кому-то интересно, фляжку из отцовского НЗ, то бишь неприкосновенного запаса, в которой тот имел обыкновение держать дешёвый ром местной выделки. Правда, в отличие от легендарного прародителя, гнали его не из сахарного тростника, а из гессионского эндемика, ничуть не уступавшего по качеству. Да-да, это как раз тот случай, когда дешёвый не означает плохой. Не рисовое же вино ему пить, в конце-то концов? Чтоб вы знали, даже сами ваньгожэнь это пойло потребляли вынужденно — как-никак, традиция.
— Ага, попалась! — удовлетворённо выдохнул я, нашарив знакомую ёмкость в выемке за пилотским креслом. Выбрался из кабины, оставив блистер откинутым, и сунул фляжку в лапы пленника, предварительно скрутив крышку: — Лопай! Только не всё сразу!
— Грасиас! — дрожащим голосом поблагодарил абориген, и присосался к горлышку, принявшись поглощать выпивку большими глотками — аж кадык заходил ходуном.
— Эй, эй, хорош! — забеспокоился я примерно на пятом глотке. — Окосеешь! Дай сюда! Сюда, я сказал!
— Ф-фух! — расслабленно выдохнул пленник, вынужденно расставшись с вожделенной ёмкостью. — Забористая штука!
— Ты не спьяней только!
— Об этом мне остаётся только мечтать, белолицый! — огрызнулся абориген. И поник буйной головушкой: — С некоторых пор, мадре пута!..
— Эй, мальчики, а что вы тут делаете? — прервала нашу высокоинтеллектуальную беседу Лерка, как раз в этот момент добравшаяся до глайдера. — Вань, это кто? Чего он какой лохматый?
При звуке её голоса пленник, такое ощущение, заново обрёл интерес к жизни: мотнул головой, отбрасывая непослушные патлы, и уставился прямо на девушку. Ну а поскольку я тоже машинально оглянулся, то и стал свидетелем практически немой сцены: Лерка вдруг изменилась в лице и потрясённо прошептала:
— Лукиньо?..
4
Н-да… дорого бы я дал, чтобы посмотреть в этот момент на себя со стороны. Рожа наверняка вытянулась, да и глаза на лоб полезли. Про мозги набекрень и говорить не стоит — всё, на что меня хватило, это неверяще протянуть:
— Да ну на хрен…
А вот абориген, наоборот, весьма оживился:
— Ну наконец-то хоть кто-то!.. Мадре миа, как долго я этого ждал!
Понятно, что лопотал он на своём наречии, но софтина в «нейре» услужливо транслировала перевод прямо мне на слуховой нерв, что при моей сфере деятельности к диссонансу не приводило — привык. Дипломатия это не шутка, порой… да какой, к чёрту, порой! — всегда на кону столько, что поневоле перестаёшь надеяться только лишь на собственный языковой багаж. А в случае с наречием Протектората Чжунго так и особенно. Поэтому я сейчас воспринимал информацию не столько на слух, сколько зрительно — считывал малейшие движения мимических мышц пленника, машинально отмечал мельчайшие жесты и ни на миг не отпускал его бегающий взгляд. И мог с очень высокой долей вероятности утверждать, что облегчение парень испытал нешуточное. Такое не сыграешь, будь ты хоть гений-лицедей. То есть, получается, что парень?.. Тьфу, м-мать! Какой он, к демонам, парень?! Матёрый мужик в теле юнца! Но… как?! Как, я вас спрашиваю?!