стола, заваленного бумагами, и совершенно мокрым платком промокал бисерные жемчужинки пота на сморщенном лбу. От невыносимых умственных усилий его и без того красная физиономия приобрела вид вареной свеклы.
– А, Арончик, – буркнул он, с отвращением отбрасывая какую-то бумагу с большой печатью и перекладывая платок из левой руки в правую. – Заходи, заходи, присаживайся.
– Звали, Егор Хрисанфович? – спросил Артем, осторожно опускаясь на стул.
– Что я тебе скажу, Арончик, – вздохнул околоточный. – Кругом враги, куда ни кинь, одни враги!
Он снова вздохнул и, подняв руку с платком, несколько раз ожесточенно ткнул в витающего прямо над головой невидимого супостата. Самому Егору Хрисанфовичу этот жест казался атакующим, но из-за белого платка он больше походил на акт капитуляции.
– Даже в самом жандармском управлении тоже они! Всех оседлали, всё подмяли и командуют парадом.
– Вы это о чем, Егор Хрисанфович? – осторожно поинтересовался Артем.
– Посмотри, нет, ты только посмотри, – околоточный обвел рукой стол, заваленный бумагами. – Они долго искали способ разрушить полицию и нашли, нашли, сволочи! Вот! – он хлопнул ладонью по бумагам, подняв облачко пыли. Судя по количеству пыли, бумаги эти провели на столе немалое время.
– Каждый божий день присылают два-три формуляра, и на каждый изволь дать письменный ответ. А работать когда, господа хорошие, когда работать, я вас спрашиваю?!
Артем деликатно молчал, понимая, что попался околоточному под горячую руку. Но тот перевел выпученные от раздражения глаза на Артема и замолк, ожидая то ли поддержки, то ли сочувствия, то ли просто утешающих слов.
– А кто враги-то? – простодушно спросил Артем.
– Анархисты и жиды вольнодумные! – не задумываясь, гаркнул околоточный.
– Значит, и я враг? – не сдержался Артем.
– Ну какой же ты враг, Арончик? – расплылся в улыбке околоточный и как-то сразу обмяк, сдулся. – Ты не вольнодумец, ты водолаз государя императора, здоровье потерял на царевой службе. Вот, постой, тут письмо тебе пришло.
Он принялся шуршать бумагами, пока не извлек коричневый конверт, и протянул его Артему.
– Пришло без точного адреса, почтарь мне передал, но разве можно ошибиться? У нас только один такой.
На конверте угловатым почерком было выведено: В город Чернобыль, водолазу его величества Артему Шапиро.
Артем перевернул конверт, посмотрел на обратный адрес и не сдержал возглас изумления. Владивосток, портовая водолазная команда, старшему водолазу Андрею Прилепе.
– Дружок? – понимающе хмыкнул околоточный.
– Друг, – ответил Артем. – Спасибо, Егор Хрисанфович, я ваш должник.
– Рассчитаться не забудь, – ухмыльнулся околоточный. – Сам знаешь чем.
– Не забуду, – твердо пообещал Артем, поднимаясь со стула.
Письмо он вскрыл прямо на крыльце околотка и прочитал, усевшись на верхнюю ступеньку и щурясь от яркого, брызжущего силой солнечного света.
Товарищу и наставнику Артему нижайшее почтение и пожелание многолетнего здравия и всякого благополучия!
Помнишь, друг мой Тема, как при расставании нашем корил ты меня за неграмотность и стыдил за то, что не смогу даже письма тебе и Митяю, царствие ему небесное, отписать про мое устройство на новом месте и порядок службы. Упреки твои запали мне в сердце и саднили душу, да так, что еще в Севастополе по пути на вокзал зашел я в книжную лавку и укупил букварь, учебник и письмовник. И всю дорогу до Владивостока, а добирался почитай две недели, книжки эти из рук не выпускал, аки поп Псалтырь.
Владивосток – город холодный, а люди в нем тонкие, полированные, для каждого свое слово искать надобно. И с нашим братом – нижним чином, а подавно и с офицерами ладить не в пример мудренее, чем в Кронштадте или Севастополе. Не успел я прибыть до места назначения, как тотчас взяли меня в большой оборот и гоняли препорядочно, как соленого зайца, чуть-чуть не доведя до санчасти. Вся грамота, в дороге усвоенная, из головы вылетела, и спустя полгода, когда успокоились мои начальники и смог я к учебникам вернуться, пришлось моему глупому разуму начинать все сызнова.
Конечно, всей грамоты я смыслом своим объять не гож, но выучившись писать письма, наладился рассылать их по разным инстанциям, и, ответы получая, наслаждаться ими, как никогда и ничем допрежь не наслаждался. Поэтому хочу тебя от всего сердца поблагодарить и за укоры твои, и за доброе наставление.
Читал в газетах о гибели «Камбалы» и вместе с ней Митяя. Конечно, Богу подходы ко всякому человеку известны, а время, когда можно подвох учинить, Он лучше нас знает. Но все же в толк не могу взять, за что нашему Митяю такую страшную смерть положили, и за это есть у меня на Бога великая обида.
И чем больше думаю я о справедливости, тем больше опасаюсь, что нет ее в этом мире, а только в книжках она прописана и только в книжках отыскать ее и можно. И государство наше тоже несправедливо обустроено. Доколе одни будут властвовать, а другие, значит, из их рук глядеть?
Ну да ладно, разговор сей длинный, даст Бог увидимся, тогда и потолкуем.
А узнал я про тебя вот как. Недавно в нашу водолазную команду прибыл парень из Севастополя, Степан Капралов. Прослышал, что я из Кронштадтской школы, весь вскинулся: мол, и он оттуда. Ну, толковали мы с ним долго, вспоминали, искали знакомых. Про тебя он сразу сказал, вместе под воду ходили в Балаклаве. Поведал, как тебя комиссовали да как нашли в бухте что-то важное, за что находчику пожаловали пятьсот рублев. Начал я его подробнее расспрашивать, только парень помалкивает.
Вчера я про тебя узнал, а сегодня сразу пишу, хочу осведомиться о здоровье. Отпустила ли тебя кессонка, что поделываешь, чем занят? Напиши обязательно, а пока я от всего сердца желаю тебе скорого и счастливого успеха во всем.
Затем, прекратя сие письмо, с достаточным уважением и нижайшею покорностью остаюсь всегда верный твой друг Андрей Прилепа».
Артем медленно поднялся с крыльца и пошел в мастерскую. Прошлое одним прыжком вернулось, волком прыгнув на плечи.
«Сегодня же отпишу Андрею, – думал он, готовя второй обруч для бочки. – Хотя, о чем я буду ему рассказывать? Моя жизнь, словно боковое русло реки, ушло в сторону от бурного течения и струится неспешно без порогов и водоворотов. А вот Лосев хорош, нечего сказать. Зачем соврал, кто тянул его за язык? Дал бы просто сто рублей, мол, получил награду за «Черного Принца», хочу поделиться. Нет, наплел с три короба, половину приза отдаю. Смешно.
Артему действительно было смешно. Деньги не пробуждали в нем ни страсти, ни скрытого жара, ни даже повышенного интереса. Возможно, из-за врожденной чистоты мыслей и праведности характера, полученного от родителей, но скорее всего по той простой причине, что до сих пор ни разу не ощущал в них недостатка.
Андрею он ответил только через неделю. Спокойно рассказал о своих несложных делах, о вернувшемся здоровье, о сонном Чернобыле. Спросил, как проходит служба, пригласил приехать погостить при возможности. В общем, достаточно теплое, но вместе с тем осторожное письмо человека со стороны.
Ответ пришел неожиданно быстро и оказался более чем неожиданным. Прочитав его, Артем оторопел и, подняв с пола небрежно отброшенный конверт, внимательно изучил адрес. Адрес был правильным, но письмо писал не его друг Андрей. Вернее, Прилепа не мог написать такое письмо.
Достав предыдущее, Артем долго сличал почерк. Почерк был тем же самым, однако смысл письма разительно отличался не только от первого послания, но и от того, о чем мог думать и как умел выражать свои мысли Андрей.
Отложив письмо, Артем продолжил работу. Перечитать послание он решился только вечером, после ужина, оставшись один за столом, покрытым белой скатертью с едва заметными желтыми кружками, оставленными подстаканниками с горячим чаем.
Здравствуй, товарищ Артем!
Последнее время я все больше задумываюсь не о своей личной судьбе, а о будущем нашей великой Родины, о судьбе России. Социальная катастрофа неизбежна, это сегодня понимает каждый. Народ знает и чувствует, что единственным выходом для него является революция.
Да, революция неизбежна. До сих пор наша страна знала только мужицкий бунт, бесплодный и разрушительный. Но после того как Карл Маркс разъяснил динамику капитала, я, как россиянин, искренно желающий перемен, не могу не вскричать: да погибнет тирания и на ее обломках пусть возникнет новая счастливая жизнь!
У всякой задачи есть только два решения: да или нет. Я считаю, что мы должны сказать – да.
Ты спрашиваешь, Артем, что даст России революция? Точно не знаю. Знаю лишь, что нужно нечто страшное, от которого пребывающий в спячке рабства народ пробудится, а оседлавшие его захребетники задрожат от страха и ужаснутся от самих себя и от того, что они делают. Пусть погибнут сотни тысяч, пусть свихнется миллион, но зато все остальные придут в себя, опомнятся от грязной унизительности рабства, растлевающего и хозяина, и раба.
Жму твою руку и надеюсь найти в твоем лице друга и сообщника».
Бросив письмо на стол, Артем взъерошил волосы.
«Откуда в голову простого деревенского паренька могли залететь такие мысли? За время совместной учебы Андрей ни разу не говорил ничего подобного, да и слов таких сроду не произносил.
Как он написал, у всякой задачи есть два решения? Решение первое: он где-то набрался чужих мыслей и просто повторяет услышанное. Мысли опасные, от них на версту несет цареубийством и каторгой. Как во все это вляпался мой друг Андрюха?
Решение второе: и первое, и второе письмо писал не он, а кто-то из полиции. Но зачем?
Артем поднялся и долго ходил по комнате, пытаясь понять, что происходит. О народовольцах, боевиках-эсерах он только слышал, ничего подобного не водилось ни в тихом Чернобыле, ни в жестко размеренной флотской жизни. Проверять его на какие-то связи с вольнодумцами было настолько бессмысленно, что второе решение он после недолгого раздумья решительно отбросил. Скорее всего, Андрей попал под чье-то влияние, наслушался красивых слов, набрался крамольных мыслей.