– Я думаю, он даже говорит по-русски, – прищурившись, бросила Двора-Лея и двинулась к нему мимо басурман в фесках. Те с некоторым недоумением наблюдали за ее решительным продвижением. Видимо, в Яффо от женщины ожидали иного поведения.
– Ду бист аид?[15] – сходу спросила Двора-Лея, за годы базарной деятельности привыкшая не месить тесто, а рассекать решительными движениями туман неизвестности.
– Вопрос по меньшей мере странный, – на чистом русском языке ответил незнакомец, мгновенно охватив с ног до головы Двору-Лею острым взглядом черных глаз. – Но вполне простительный для человека, только что сошедшего с корабля.
– Не вижу в этом ничего странного, – возразила Двора-Лея. Не в ее правилах было оставлять без ответа малейшее покусительство на ее правоту, пусть даже имеющее под собой основание.
– В этой стране, уважаемая дама, – приветливо улыбнувшись, ответил незнакомец, – кроме арабов и турок, все евреи. Существует, правда, небольшое количество иностранцев, но они совсем не понимают наш язык, тем более его украинский диалект. Так что в вашем вопросе содержится внутреннее противоречие, о странности которого я не преминул сообщить.
В глазах Дворы-Леи незнакомец сильно походил на одного из тех самых малочисленных иностранцев. Только нос портил картину; выдающийся еврейский шнобель не оставлял сомнений в национальной принадлежности его владельца.
Незнакомец вежливо приподнял шляпу и продолжил:
– Позвольте представиться, Роман Чеслер, маклер по трудоустройству, съему жилья и вообще по всем вопросам, могущим заинтересовать новоприбывших. Буду рад вам помочь.
– Двора-Лея Шапиро, – вежливо ответила Двора-Лея. – Меня интересует знать, где находится постоялый двор Коэна.
– Что может быть проще?! – воскликнул маклер. – Поднимаетесь по улице до второго перекрестка, затем по каменной лестнице вверх на площадь, поворачиваете направо, четвертый дом, и вы у Коэна. Простите, еще один вопрос, двое мужчин, что ожидают вас перед пристанью, не родственники ли часом?
– Да, это мой сын и мой муж.
– Значит, молодой человек, взявший за шкирку Мустафу-лодочника, приходится вам сыном?
– Я не знаю, как звали того басурмана, но прохвоста взял за шкирку мой сын.
– А где, простите, он научился так ловко обращаться с прохвостами? – продолжал расспросы Чеслер.
– Мой сын – водолаз российского военного флота, – не без гордости ответила Двора-Лея. – В Кронштадте и научился.
– Скажите, как интересно, – негромко, словно обращаясь сам к себе, произнес Чеслер. – Желаю вам хорошо устроиться. Передайте Исраэлю от меня привет, он вас примет получше и подешевле.
– Спасибо, – с достоинством произнесла Двора-Лея и призывно махнула рукой Артему и Лейзеру, не спускавшим с нее глаз.
– Передай привет, как же, – ворчала Двора-Лея, с трудом взбираясь по скользким камням круто забирающей вверх улицы. – Видали мы таких жуков! Сначала привет, а потом комиссионные. Без вас разберемся, господин Чеслер!
– Чем тут воняет? – брезгливо спросил Лейзер, скорчив пренебрежительную гримасу.
– Похоже на конскую мочу, – ответил Артем. – Вон, погляди, камни возле стен желтые.
– Откуда здесь столько лошадей? – удивился Лейзер. – И что им тут делать?
– Это не лошади, а ослы, – буркнула Двора-Лея. – Грузы с кораблей на ослах поднимают наверх, а оттуда на дрезине увозят к железной дороге.
– Откуда ты все знаешь, Дворале? – изумился Лейзер. – Можно подумать, ты уже бывала в Яффо.
– То, что женщины успевают рассказать друг другу за один день, мужчины будут обдумывать три недели, – ответила Двора-Лея.
Описание Чеслера оказалось точным, над четвертым домом справа красовалась вывеска на трех языках, два из которых семейство Шапиро хорошо понимало.
Срурха Коэн, щуплая женщина с головой, плотно замотанной красной косынкой, встретила гостей с дежурной приветливостью. Ее идиш изрядно увял и поизносился в чужеродном окружении, зато пунцовые щеки и высокие скулы, отполированные жарким морским ветром, чудно багровели в тон косынке. Плотные, почти сросшиеся брови нависали над глубоко посажеными цепкими глазами.
– Местов не осталось, – развела она руками. – Разве что бывшая кладовка с маленьким окном.
– Мы берем, – неожиданно вмешался Лейзер. – На один день, завтра все равно уезжаем в Иерусалим.
– Какой еще Иерусалим? – возмутилась Двора-Лея. – У нас тут участок куплен, построим дом и будем жить.
– Сначала в Иерусалим, – твердо произнес Лейзер. – Пока не помолимся у Западной стены, ничем заниматься не будем.
– Что вы держите за западную стену? – спросила Срурха. – Стену плача?
– Это они пусть плачут, – возразил Лейзер. – А мы будем молиться у западной стены нашего Храма.
– Они – это кто? – уточнила Срурха, слегка удивленная живостью пожилого еврея.
– Наши враги, – ответил Лейзер. – Показывайте кладовку.
– Оно и к лучшему, – по дороге сообщила Срурха. – За пару дней паломники разбредутся, и местов будет скольки надо.
Кладовка оказалась довольно просторной комнатой, с маленьким окошком под самым потолком. Окошко закрывала массивная ржавая решетка. Вдоль стен стояли четыре кровати и большой шкаф, а посредине громоздился стол и табуретки.
– Похоже, эту кладовку давно переделали в жилую комнату, – заметил Лейзер, усаживаясь за стол. Жестом фокусника, вытаскивающего из шапки живого зайца, он извлек из глубин своих одеяний книжку обстоятельных размеров, открыл на закладке и тут же погрузился в чтение.
Двору-Лею это не удивило, Лейзер постоянно вел себя подобным образом. То, что бесило ее в первые годы замужества, давно перетерлось, превратившись в труху рутины. Быть женой мудреца – совсем непростое занятие и тяжелый духовный труд. Этому не учат с детства, не объясняют в книгах, необходимые качества приобретаются годами горького опыта. А те, кто накопил такой опыт, не спешат делиться, ведь у каждой жены своя, отдельная дорога, столь же не похожая на другие, сколь не походят друг на друга разные мужчины.
Лишь один раз ребецн, жена ребе Шломо Бенциона, удостоила ее короткой беседы. Было это вскоре после свадьбы Дворы-Леи, когда она еще витала в облаках, не понимая, что ждет ее в будущем. Лейзер представлялся ей новым рабби Акивой, себя же она рисовала Рахелью, готовой на любые жертвы ради любимого. Эх, где ты, наивная молодость, куда вы исчезаете, розовые мечты о безоблачном счастье?!
Ребецн, дородная статная женщина, была коротка и деловита. На ее плечах лежали заботы о целом хасидском дворе, и разговор по душам с молоденькой глупышкой, как потом поняла Двора-Лея, был с ее стороны большим отступлением от правил и великой милостью.
Ребецн отвела гостью на кухню, попросила помощниц выйти на пару минут и усадила ее рядом с собой. Затем собственноручно налила чай в тонкий стакан, плотно охваченный сиянием начищенного серебряного подстаканника, и положила на тарелку кусочек медового пряника. От волнения Дворе-Лее кусок не лез в горло, но ребецн объяснила, что разговор хорошо начинать с благословений.
Плавные движения ее полных рук и мягкие колебания уверенного голоса завораживали Двору-Лею. Золотистые глаза ребецн крепко держали посетительницу, ожидая, пока та выполнит то, что было велено.
Разве можно возражать жене цадика? Двора-Лея послушно произнесла благословение над пряником и откусила кусочек, благословила чай и сделала глоток.
– Вот что, девочка, – начала ребецн. – Пойми, мужчины совсем другие существа, чем мы. Они только внешне походят на нормальных людей, то есть на женщин, а на самом деле полностью от нас отличаются. Их Всевышний посылает в этот мир для выполнения одного вида работы, а нас – для совсем иного. Поэтому не слушай их умные слова о женщинах, они ничего не значат. Мы сами про себя все знаем, и куда лучше, чем они.
То, для чего души мужчин спускаются вниз, мы уже выполнили в предыдущих воплощениях. Потому нам не нужно так много учиться, а о том, как поступать в той или иной ситуации, мы догадываемся сразу. Женская душа прикреплена к более высокому корню, чем мужская, и оттуда к нам незамедлительно приходит понимание. Приходит как бы само собой. Но это не наша заслуга, а Всевышнего.
Запомни, у мужа и жены общее не только имущество, но и накопленные знания. Все, что выучил твой муж, заслуги всех его молитв и выполнения заповедей в будущем мире станут твоими. Подобно тому, как все, что ты зарабатываешь, становится его собственностью в этом.
Возьми на себя заботы о пропитании, веди дом и воспитывай детей. Мужчине дай учить Тору, молиться и выполнять заповеди – он для этого приспособлен. А мы, женщины, куда лучше приспособлены к делам этого мира. Вот и вся наука, – поднялась ребецн, завершая разговор. – Знаю, это трудно уложить в голове, тяжело согласиться и еще сложнее делать. Но если ты будешь помнить то, что я сейчас рассказала, и стараться выполнять, придут и понимание, и чувство правоты, и… – ребецн тяжело вздохнула, – и счастье.
Пока Лейзер раскачивался над книгой, Двора-Лея рассовала нехитрый скарб по углам и, наказав Артему присматривать за отцом и за вещами, вышла во двор осмотреться.
Оказалось, что с большей частью постояльцев она уже знакома. Это были те самые паломницы, которые на корабле столь щедро учили ее яффскому уму-разуму. Летучий обмен новостями быстро выявил удивительные подробности. Несмотря на опытность, все до одной паломницы пали жертвой примитивного коварства лодочников. Каждой пришлось выложить много больше того, о чем договаривались изначально. Только Двора-Лея сумела настоять на своем.
Она-то думала, будто ее спор с лодочником никто не заметил. Как же! На постоялом дворе об этом знали все, и каждая паломница считала своим долгом перекинуться с Дворой-Леей парой слов. Кто-то выражал удивление, немногие восхищались, но большинство недоумевали. С удивлением она поняла, что кунштюки арабов никого не смущают, видимо, это составная часть платы за перевоз, условие игры, в которую с удовольствием играют обе стороны. Если что и вызывало удивление, так это ее, Дворы-Леи, несговорчивость и проявленная жесткость.