– Дело прошлое. Даже сейчас, зная, чем все обернется, я считаю, что сделал правильный выбор. Я не смог бы поступить иначе. Мне еще повезло. Многие мои сослуживцы попали под трибунал. Нас могли расстрелять. Я рад, что хотя бы этой участи избежал.
– Война порождает уродливые формы, это, наверное, все, что я могу сказать. Мистер О’Фаррелл, я обещаю вам, что сделаю все, что в моих силах, чтобы исправить эту несправедливость. Только вы должны тоже пообещать мне кое-что. Не забывайте принимать свои таблетки. И почаще звоните на мой эфир. С вами Сьюзан Уолш, и мы продолжим после небольшой паузы. Оставайтесь на «Слайго-гоу»!
XIV
Часы показывали полночь, когда Даг заглянул в радиорубку и протянул ей рабочий сотовый. Когда Сьюзан взглядом спросила, кто это, Даг закатил глаза к потолку, красноречиво указывая на начальство.
– Да? – ответила Сьюзан хриплым после эфира голосом.
– Сьюзан? Это Арин, менеджер по персоналу «Слайго-гоу».
– Да, слушаю, Арин.
– Извините за поздний звонок. Звоню по поручению руководства, мистера Мерфи. Он попросил донести до вас кое-какую информацию, и она не терпит отлагательств. С чего бы начать?
– Речь о Питере Бергманне?
– Да, вы угадали. Готовы выслушать?
– Разумеется.
– Ваша увлеченность этой, кхм, задачкой делает вам честь и выдает в вас неравнодушного человека. Но сегодняшний эфир вышел за рамки формата развлекательной программы, которую вам поручено вести. Это дело уже приобрело недопустимые масштабы, что очевидно не только нашим радиослушателям, которые звонят с требованиями прекратить расследование в прямом эфире, но также и руководству. Нас всех это очень тревожит.
– Ах вот как.
– Поймите нас правильно, мы очень ценим вас и ваши профессиональные качества, голос, который уже давно стал визитной карточкой нашей радиостанции. Мы не можем запретить вам расследовать это дело в личном формате, но должны запретить делать это на нашей волне.
– Но что произошло? Мое расследование никак не мешает обычному общению с радиослушателями. Многие из которых и сами хотят наконец-то узнать, кем был этот мужчина.
– Что произошло? Да сегодняшний эфир! Разговоры о шпионах, об ирландских дезертирах. Сьюзан, серьезно? Мы не политический канал и уж точно не бюро расследований.
– Я сама не ожидала, что об этом зайдет речь. Но не обрывать же человека на полуслове!
– Раньше вам это с легкостью удавалось. Нам очевидна ваша личная заинтересованность в этом деле. Но, повторюсь, она не должна влиять на наш привычный формат радиовещания.
– И что вы предлагаете?
– Это официальное и финальное предупреждение перед отстранением от эфиров, Сьюзан. Дело серьезное. Мы уже говорили с вами об этом, но вы стоите на своем, словно не хотите слышать.
– Я вас поняла, – буркнула Сьюзан и отложила трубку. Даг стоял рядом, подпрыгивая от нетерпения.
– Что сказали?
– Что уволят, если не перестану болтать про Питера Бергманна.
– Вот болваны. Они что, не видели твоих рейтингов?
– Цель была не в этом.
– Да плевать. Питер Бергманн – золотая жила. А теперь еще и шпион. Да газетчики выстроятся в ряд, чтобы написать об этом.
– Раньше ты был иного мнения. Это несерьезно.
– Что несерьезно? Не веришь в эту версию?
– Если бы Питер Бергманн был шпионом, его никто никогда бы не нашел. Он выбрал бы другое, более укромное местечко, нежели людный пляж на закате. – Сьюзан зевнула. – Если бы он хотел скрыть свою смерть от кого бы то ни было, разве не логичнее было бы уехать туда, где твое тело никто не обнаружит? В какой-то густой лес, например. Если ты не хочешь раскрывать свою идентичность, разве приедешь на людный пляж, где до самой темноты гуляют туристы, семьи с детьми, бегают домашние животные. Разве ты, предприняв такие меры предосторожности для сокрытия своей личности, не сделаешь так, чтобы само тело – главная улика – не было обнаружено?
– А может, это часть его плана? А что, это очень правдоподобно. Пожилой господин, который разве что шляпу и трость не носил, как типичный шпион. Человек-невидимка. Такого никто ни в чем не заподозрит.
– Ты ошибаешься. Он был довольно приметным. Высоким и странно одетым. Стояла жара в тот день, а он в кожаной куртке и ботинках. У меня ощущение, что он хотел уйти незамеченным, но в то же время и нет. Не знаю, как объяснить. Здесь для меня как будто белое пятно. Я все думаю, а что, если смерть просто застала его на пляже? Что, если он не собирался умирать вот так и именно там. Может, он просто ехал мимо, в другой город, к каким-то людям, а смерть, она просто застала его. Ведь он выписался из гостиницы именно в тот день, когда и умер.
– Предчувствовал свою смерть?
– Не знаю, такое возможно? Я сомневаюсь.
– Слушай, а ты что, правда жила в его номере? Совсем одна, – вальяжно растянул он последние слова.
– Ну да, – пожала плечами Сьюзан.
– На фига?
– Была причина.
– Как называется человек, который не считает денег? Восемь букв.
– Я не транжира! Хотя можешь думать, как тебе удобно.
– Не обижайся, я же тебя не осуждаю. Сколько, кстати, там ночь сейчас стоит? Ну, на случай, если я забегу туда с какой-нибудь красоткой.
– Сорок евро, – отрезала Сьюзан и, сделав глоток остывшего чая, чуть не поперхнулась. – Сорок евро! – почти вскрикнула она.
– Да, я услышал, – недоверчиво посмотрел на нее Даг.
– Даг, как ты не понимаешь. Сорок евро – это та сумма, которую нашли у Питера Бергманна.
– И чего?
– А того! Он платил наличными, помнишь? При заселении он заплатил деньгами, а не карточкой. И у него оставалось еще сорок евро. Они были найдены в кармане его брюк. Что, если он планировал остаться еще на одну ночь, но по какой-то причине съехал раньше? Почему он съехал раньше, Даг?
– Да ты реально чокнутая, – технический продюсер покрутил пальцем у виска. – Откуда мне знать?
– Я должна выяснить это. Который сейчас час?
– Два пятнадцать.
– Ирвину уже поздно звонить.
– Зачем тебе Ирвин, когда рядом я. Пойдем, посидим, выпьем чая или еще чего-то покрепче.
– Нет, не могу. Мне надо домой. Киллиан там один. К тому же я должна хорошенько подумать, что делать дальше с работой. Кажется, они не шутили насчет отстранения.
– Жаль, могли бы посидеть, поболтать. Только ты и я. Станция пуста, если ты не заметила, – но увидев ее усталый взгляд, осекся. – Ясно, ясно. Сын один, ты одна. Вы нужны друг другу, что непонятного.
– Могу я задать тебе еще один вопрос, Даг? В тот день, ну, когда ты приходил ко мне, чтобы подстричь газон. Помнишь, ты заходил в дом, чтобы помыть руки? Ты, случайно, не выбрасывал ничего?
– Чего?
– Ну, может, на полу лежало что-то, и ты решил, что это мусор, и выкинул? Я кое-что потеряла и не могу найти. Это очень важно для меня.
– Не, ничего не находил.
– Ясно, – удрученно проговорила Сьюзан.
– Ну бывай.
И он вышел из радиорубки, насвистывая какую-то мелодию.
Сьюзан рулила на парковке у церкви Святой Анны, пытаясь тянуть время и настроиться на предстоящее мероприятие. Один круг вокруг белой постройки с башней, второй. Стрелка часов на ее верхушке неумолимо приближалась к одиннадцати. Еще немного, и Сьюзан окончательно опоздает. Не лучшее начало заседания по поводу опеки над сыном.
Наконец, она выбрала самое дальнее парковочное место, чтобы выгадать еще несколько минут, пока будет шагать до здания городского суда – викторианского особняка в готическом стиле. Церемониальное место, вызывавшее восторг гостей города и вселявшее в нее сейчас такой ужас.
Она вошла в центральные двери и остановилась посреди просторного холла с белыми мраморными полами. Ее окутал дух возрожденной старины. Всего год назад закончилась реставрация – зданию, построенному в 70-х годах XIX века, вернули его первоначальный облик. Колонны и белые арочные анфилады с заостренной верхушкой возвышались в два этажа, перекрывая доступ солнечным лучам, словно оставляя гостью на дне глухого колодца, в котором свет виден, лишь если задрать голову. Если обратиться к Богу.
Сьюзан покрутила головой, пытаясь найти нужный кабинет, и наугад пошла вперед в сумрак лестницы, убегающей под каменные балкончики, узоры на которых напоминали четырехлистники. «Пошла на удачу», – нервно ухмыльнулась она себе, поднимаясь на второй этаж, миновала кабинеты сотрудников, пока наконец не нашла нужный ей зал судебных заседаний по семейному праву.
Она настроилась на длительный позорный судебный процесс, но ее опасения не оправдались: все прошло довольно быстро. Едва дослушав содержание дела, показания инспектора и доводы Сьюзан, которые, как бы она ни старалась, прозвучали как оправдание, окружной судья, широкоплечий, больше похожий на боксера, чем на должностное лицо, ударил молотком и вынес окончательный вердикт. Полтора месяца домашнего заключения для Киллиана. Надзор за исполнением возлагается на представителя власти, сержанта Дэли. И на этом все.
После заседания Сьюзан чувствовала воодушевление, словно нашла горшочек с золотом на конце радуги, а в голове звенела, как пригоршня ценных монет, мысль: она не ужасная мать. Не безответственная трудоголичка, которой наплевать на доверенного ей ребенка. Она мать мальчика, которому нужна помощь. Киллиан оступился и нуждается в твердой руке взрослого. С этим она точно справится. Главное, чтобы сын знал: за свои поступки нужно нести ответственность, а с зависимостями – бороться. А уж она постарается убедить его, что путь исправления кому-то важен. Он, наконец, должен осознать, что больше не один, что за ним стоит его семья, которая не бросит в трудную минуту.
Телефон булькнул сигналом, когда она уже садилась в машину. Сьюзан открыла мессенджер и увидела сообщение от Ирвина: «Как все прошло? Не смог прийти, работа». «Дали полтора месяца домашнего ареста. Тебя назначили ответственным», – набила она в ответ. «Хорошо. Смотри, что мы нашли», – прилетело следующее послание, и Сьюзан открыла видео: Ирвин снял на телефон кусок записи с камер видеонаблюдения.