Официальная часть проводов прошла днем в Сент-Леонарде. Ребус на ней не присутствовал, так как в это время они с Шивон возились с Костелло, однако речь, которую произнес заместитель начальника полиции Колин Карсвелл, ему передали. Несколько слов сказали и бывшие коллеги Уотсона, работавшие с ним в других местах. Многие сами давно были на пенсии и специально приехали в участок, чтобы должным образом почтить заслуженного ветерана. Разумеется, все они задержались, чтобы дождаться неофициальной части. Теперь у большинства из них был такой вид, словно они пили не останавливаясь с тех самых пор, как закончилось торжественное собрание в Сент-Леонарде — галстуки на боку или вовсе сняты, глаза мутные, лица красные и лоснятся от пьяной испарины. Один из гостей громко пел, едва не заглушая музыку, доносившуюся из установленных под потолком колонок.
— Что будешь пить, Джон? — спросил Фермер Уотсон, который, заметив у стойки Ребуса, оставил свой столик и подошел к нему.
— Пожалуй, маленькую порцию виски было бы в самый раз, сэр.
— Полбутылки виски сюда, когда освободишься! — рявкнул Уотсон бармену, едва успевавшему разливать пиво, и прищурился, с трудом сфокусировав взгляд на Ребусе. — Видел этих кретинов из Большого Дома? — спросил он.
— Столкнулся с ними при входе.
— Эти сволочи полчаса распивали тут один апельсиновый сок, потом быстренько пожали мне руку и свалили домой. — Уотсон старательно выговаривал каждое слово, но, как часто бывает в подобных случаях, результат получился обратный — его язык отчаянно заплетался. — Никогда раньше не понимал выражения «говно в шоколаде», но теперь понял — это про них.
Ребус улыбнулся и попросил бармена подать порцию «Ардбега»[2].
— Двойную, черт побери! — добавил Уотсон.
— Вы сегодня уже пили, сэр? — осторожно осведомился Ребус.
Уотсон надул щеки.
— Конечно. Несколько старых друзей специально приехали издалека, чтобы проводить меня на заслуженный отдых… — Он кивнул в направлении оставленного им столика, за которым Ребус увидел внушительную компанию закаленных пьянчуг, привольно расположившихся в непосредственной близости от столов с закусками из буфета. Многих он знал по Управлению полиции Лотиана и Пограничного края: Макари, Олдер, Дэвидсон, Фрейзер… Билл Прайд беседовал о чем-то с Бобби Хоганом. Грант Худ разговаривал с Клаверхаусом и Ормистоном — двумя важными криминалистами — и при этом изо всех сил старался показать, что он к ним не примазывается. Джордж Сильверс по прозвищу «Хей-хо» только что обнаружил, что констебль Филлида Хейс и сержант Эллен Уайли никак не реагируют на его попытки завязать знакомство. Джейн Барбур из Большого Дома обменивалась последними сплетнями с Шивон Кларк, которая когда-то была приписана к ее группе по расследованию изнасилований.
— Если бы преступники знали о сегодняшнем мероприятии, — сказал Ребус, — в городе началось бы черт знает что. Хотел бы я знать, в лавочке кто-нибудь остался? Хоть один человек?!
Фермер Уотсон оглушительно расхохотался.
— Не беспокойся, в Сент-Леонарде есть кому держать оборону. Необходимый минимум, так сказать…
Ребус вздохнул.
— Много же привалило народу! Интересно, на мои проводы столько соберется?
Уотсон снова хохотнул.
— Даже больше, не сомневайся. — Он наклонился к Ребусу и добавил доверительным тоном: — Во-первых, придет все высшее начальство, чтобы убедиться, что это не сон и ты действительно уходишь в отставку!..
Теперь уже Ребус улыбнулся и, слегка приподняв бокал, кивнул шефу. Некоторое время оба смаковали напитки, потом Уотсон причмокнул губами и спросил:
— Когда подумываешь?
Ребус пожал плечами.
— Я еще тридцатник не разменял.
— Но ведь недолго осталось.
— Не знаю, я как-то об этом не думаю, — сказал Ребус — и солгал. Еще как думал. «Тридцатник» означал тридцать лет службы и максимальную пенсию. Для многих перспектива освободиться в пятьдесят с небольшим и купить собственный коттедж на побережье составляла весь смысл жизни.
— Помню один случай… — проговорил Фермер Уотсон. — Я не часто о нем рассказываю. В первую неделю моей службы в полиции я работал в дежурке в ночную смену. И вот однажды отворяется дверь, и появляется мальчишка лет десяти… Идет прямо к моему столу и говорит: «Я расшиб свою младшую сестру». — Взгляд Фермера был устремлен куда-то в пространство над плечом Ребуса. — Я помню его как сейчас. Помню, как он выглядел, помню, как был одет, помню эти его слова: «Я расшиб свою младшую сестру». Я сразу даже не понял, что он имеет в виду. Потом мы узнали, что он столкнул ее с лестницы и она разбилась насмерть. — Уотсон сделал еще один глоток виски. — Надо же было такому случиться в первую неделю моей службы. — А знаешь, что сказал мне мой сержант?… «Это еще цветочки». — Уотсон слабо улыбнулся. — До сих пор не знаю, прав он был или нет. — Он внезапно всплеснул руками и заулыбался во весь рот. — Вот и она!.. Наконец-то! А я было подумал, что меня надули!..
Уотсон сгреб в свои медвежьи объятия старшего инспектора Джилл Темплер, запечатлев на ее щеке смачный поцелуй.
— Ты, случайно, не с подиума сбежала?… — спросил он, а затем в комическом отчаянии хлопнул себя по лбу. — Ба, это же намек на твою принадлежность к слабому полу! Ты подашь на меня рапорт?
— В этот раз, так и быть, прощу, — сказала Джилл. — Но только за хороший коктейль.
— Сейчас моя очередь, — вмешался Ребус. — Что тебе заказать?
— Большую водку с тоником.
Бобби Хоган громовым голосом призывал Уотсона, чтобы тот помог разрешить какой-то спор.
— Ну вот, меня требуют, — сказал Фермер Уотсон и, извинившись, нетвердой походкой двинулся на зов.
— Его коронный номер? — предположила Джилл.
Ребус пожал плечами. Фермер Уотсон был знаменит, в частности, тем, что мог перечислить все книги Библии меньше чем за минуту, но Ребус сомневался, что сегодня ему удастся перекрыть этот рекорд.
— Большую водку с тоником, пожалуйста, — сказал Ребус бармену и приподнял свой стакан с остатками виски. — И еще пару вот таких… Один для Фермера, — пояснил он, перехватив взгляд Джилл.
— Ну разумеется… — Она улыбнулась, но глаза ее оставались серьезными.
— А когда состоится твоя вечеринка? — спросил Ребус.
— Это в честь чего же? — удивилась Джилл.
— Ну как же, первая в Шотландии женщина-старший суперинтендант… Это стоит обмыть, не так ли?
— Когда мне сообщили, я выпила бокал грушевого сидра. — Джилл внимательно следила за тем, как бармен осторожно льет «Ангостуру»[3] в ее бокал. — Как продвигается дело Бальфур?
Ребус в упор посмотрел на нее.
— Кто это спрашивает: Джилл Темплер или мой новый начальник?
— Джон…
Удивительно, подумал Ребус, как одно-единственное слово может передать так много. Он не был уверен, что уловил все нюансы, но главное понял.
Джон, не надо об этом…
Джон, я знаю, что когда-то мы были близки, но это было давно и давно закончилось…
Ребус вздохнул. Чтобы получить это место, Джилл Темплер работала не жалея себя. Дело осложнялось тем, что каждое ее решение, каждый поступок рассматривались пристально и пристрастно: слишком многим, — включая тех, кого Джилл считала своими друзьями, — хотелось, чтобы она оступилась, не справилась.
Ребус заплатил за напитки и слил две порции виски в один стакан.
— Кто-то должен спасти Уотсона от него самого, — прокомментировал он свои действия, кивнув в сторону Фермера, который как раз добрался до книг Нового Завета.
— А ты и рад принести себя в жертву, — заметила Джилл.
Фермер Уотсон закончил перечислять книги Священного Писания, и зрители разразились восторженными воплями и аплодисментами. Кто-то крикнул, что поставлен новый рекорд, но Ребус-то знал, что нет. Общий восторг был просто эквивалентом памятного подарка типа золотых наручных часов. Виски оставляло во рту легкий привкус морских водорослей и торфа и острое ощущение, что теперь каждый раз, пригубливая «Ардбег», он будет вспоминать о маленьком мальчике, который входит в двери полицейского участка и говорит…
Внезапно Ребус заметил Шивон Кларк, которая протискивалась к бару сквозь толпу коллег.
— Поздравляю, — сказала она.
Джилл и Шивон обменялись рукопожатиями.
— Спасибо, Шивон, — ответила Джилл. — Быть может, когда-нибудь и мне представится случай поздравить тебя с повышением.
— Почему бы нет? — согласилась Шивон. — Плох тот констебль, который не мечтает стать старшим суперинтендантом. — И она энергичным движением подняла над головой сжатый кулачок, показывая, как решительно она намерена пробиваться наверх.
— Хочешь выпить, Шивон? — спросил Ребус.
Джилл и Шивон переглянулись.
— Это, наверное, единственное, на что еще годятся наши мужички, — заметила Шивон и подмигнула. Когда Ребус уходил, обе женщины еще смеялись.
В девять часов начались песни под караоке. Ребус вышел в туалет и почувствовал, как холодит спину влажная от пота рубашка. Галстук он давно снял и сунул в карман пиджака, а пиджак повесил на стул возле бара. Состав гостей понемногу обновлялся. Кто-то уходил, чтобы немного проветриться перед дежурством, кого-то вызвали по пейджеру или по мобильнику, кто-то, наоборот, только что приехал, отработав смену и переодевшись. Девушка-сержант из диспетчерской в Сент-Леонарде появилась в короткой юбке, и Ребус впервые увидел ее ноги. Приехала также шумная четверка старых друзей Уотсона, работавших с ним еще в Западном Лотиане. Они привезли пачку фотографий двадцатипятилетней давности. Среди нормальных снимков оказалось несколько смонтированных: голова молодого Фермера Уотсона была приделана к накачанным телам культуристов, застывших в позах, которые так и хотелось назвать провокационными.
Вымыв руки, Ребус ополоснул холодной водой лицо и шею. По закону подлости в туалете оказалась только электросушилка, поэтому вытираться пришлось собственным носовым платком. Именно в этот момент в туалет вошел Бобби Хоган.