атологоанатомов. Время от времени она начинала виновато хихикать, и тогда Ребус точно знал, что говорит ей абонент на другом конце линии. «Не слишком ли вы многого хотите, дорогая?…» Продолжая тыкать пальцами в клавиатуру, Ребус одним ухом прислушивался к тому, как работает Эллен. Она прекрасно чувствовала, когда надо прикинуться застенчивой и робкой, а когда — суровой и требовательной, и хотя от бесконечного повторения одного и того же Эллен успела здорово устать, голос ни разу не выдал ее истинных чувств.
— Большое спасибо, — сказала она в …дцатый раз, бросая трубку. Черкнув что-то в лежащем перед ней блокноте, Эллен посмотрела на часы и записала время. Аккуратности ей было не занимать.
— Обещания, опять одни обещания… — сказала она, протяжно вздохнув.
— Все лучше, чем ничего, — отозвался Ребус.
— Особенно если они выполняются. — Эллен снова взялась за телефон и начала набирать очередной номер.
Ребуса тем временем весьма заинтересовали промежутки времени между случаями, когда были найдены крошечные гробики. Семьдесят второй, семьдесят седьмой, восемьдесят второй, девяносто пятый… Пять, пять и тринадцать лет. И снова пять, если интуиция его не обманывала. В пятилетней периодичности просматривалась некая зловещая система, но все портил этот тринадцатилетний перерыв между восемьдесят вторым и девяносто пятым. Впрочем, объяснить его было достаточно просто. Например, предполагаемый преступник мог в это время сидеть в тюрьме. Кроме того, никто и ничто не обязывало его ограничивать сферу своей деятельности исключительно территорией Шотландии. Стоило бы, наверное, организовать более расширенный поиск, поинтересоваться, не встречались ли с подобным феноменом в других регионах. Если же он тринадцать лет отсидел за решеткой, имело смысл проверить судебные досье. Срок не малый. Вероятнее всего, он совершил убийство.
Был и еще один вариант. Преступник никуда не уезжал и не попадал в тюрьму, а продолжал творить свои черные дела у них под самым носом. Гробики же с куклами внутри не были найдены потому, что преступник по какой-то причине не удосужился их сделать или же их просто не обнаружили. Такая маленькая деревянная коробочка… Ее могла изгрызть собака; ребенок мог взять ее домой; наконец, кто-то мог просто сжечь этакую пакость. В последних двух случаях еще была надежда что-либо узнать, обратившись к общественности, но эта идея вряд ли была бы встречена Джилл Темплер с воодушевлением. Требовалось ее утешить.
— Снова ничего?… — спросил он, увидев, как Эллен Уайли кладет трубку на рычаг.
— Никто не отвечает, — ответила она. — Вероятно, до них уже дошел слух о спятившей детективше из полиции Эдинбурга…
Ребус смял испорченный лист бумаги и метнул его в направлении мусорной корзины.
— Да, что-то мы круто взялись, — сказал он. — Давай сделаем перерыв.
Эллен отправилась в лавочку за пирожками с джемом. Ребус решил, что просто немного пройдется, хотя и знал, что рядом с участком гулять особенно негде: с одной стороны к нему подступали муниципальные жилые кварталы, с другой стороны пролегала оживленная Холируд-роуд. В конце концов Ребус решил углубиться в лабиринт узких переулков между бульваром и Николсон-стрит. В магазинчике, торгующем всякой всячиной, он купил банку «Айрн-брю» и время от времени делал из нее несколько глотков. Говорили, что этот напиток неплохо снимает похмельный синдром, но Ребус пил его и на трезвую голову — особенно в тех случаях, когда им овладевало неодолимое желание посидеть где-нибудь в уютном, прокуренном баре со стаканчиком виски или кружечкой светлого, заглядывая одним глазом в телевизор, по которому транслируют скачки. Одним из таких мест был расположенный неподалеку «Саут-сайдер», но Ребус только грустно посмотрел на него издали и от греха подальше перешел на другую сторону улицы. Теперь он оказался в квартале, где на тротуарах играли дети в основном азиатского происхождения. Занятия в школах закончились, и детвора выплеснулась на улицы со всем своим нерастраченным запасом воображения и энергии. Наблюдая за ними, Ребус спросил себя, не упустил ли он из вида еще один аспект, а именно свое собственное воображение, которое было вполне способно сыграть с ним злую шутку. Что, если он видит закономерности и связи там, где нет ничего, кроме самых обычных совпадений?…
Остановившись на углу, Ребус достал мобильник и визитку с телефоном. Когда на его вызов ответили, он назвал себя и попросил соединить его с Джин Берчилл.
— Джин? — сказал он, когда она сняла трубку. — Это Ребус. Знаешь, с твоими гробиками мы, кажется, попали в десяточку. Что?… — Он немного послушал. — Нет, сейчас я не могу тебе рассказать. У меня важная встреча. Вот если бы ты была свободна сегодня вечером… — Он еще немного послушал. — А как насчет пропустить стаканчик на сон грядущий? — Ребус просиял. — В десять часов? Отлично. В Портобелло или в городе?… Да, раз у тебя тоже переговоры, имеет смысл встретиться в городе. А потом я отвезу тебя домой. Значит, в десять в музее? О'кей, до вечера.
Он убрал телефон и огляделся. Он стоял на Хилл-сквер — об этом извещал указатель на ближайшем столбе. Теперь Ребус точно знал, куда принесли его ноги: он был на задворках городского Хирургического общества. Неприметная дверь в стене рядом вела в Музей истории хирургии, основанный сэром Джулиусом Торном.
Ребус взглянул на часы, потом — на табличку с расписанием работы музея. До закрытия на обед оставалось всего десять минут. «Какого черта?…» — подумал Ребус и, толкнув дверь, вошел внутрь.
За дверью оказалась обычная лестничная клетка, как в многоквартирных домах. Поднявшись на один этаж, Ребус очутился на узкой лестничной площадке, куда выходили две двери. Они выглядели как двери частных квартир, поэтому Ребус поднялся еще выше. Музей разместился именно там, но стоило ему перешагнуть порог, как сработал звонок, извещавший сотрудников музея о появлении посетителя, и навстречу Ребусу вышла средних лет женщина в белом халате.
— Вы когда-нибудь бывали у нас, сэр?… — спросила она, и когда Ребус покачал головой, сказала: — Современная медицина этажом выше; экспозиция по истории зубоврачебной техники — налево.
Ребус поблагодарил, и женщина снова скрылась, оставив его одного. Ребус пошел налево. В музее никого не было — во всяком случае, он не увидел ни одного человека. В зале, посвященном истории зубоврачебной техники, он пробыл всего минуту, но этого хватило, чтобы убедиться — за прошедшие два столетия методы лечения кариеса не слишком изменились.
Основная экспозиция музея занимала два этажа и отличалась продуманностью и разнообразием. Ребус немного постоял перед макетом старинной аптеки, потом перешел к восковой фигуре знаменитого врача Джозефа Листера, склонившегося над списком собственных изобретений, важнейшими из которых были распыляемый раствор карболки и стерильный кетгут[13]. Чуть дальше в стеклянном демонстрационном ящике лежал кошелек, сделанный из кожи Бёрка. Почему-то он напомнил Ребусу переплетенную в кожу маленькую Библию, которую в детстве подарил ему на день рождения дядюшка. Рядом была выставлена посмертная маска Бёрка с глубоким следом от петли на шее, а чуть дальше — посмертная маска его подручного Джона Брогана, который помогал перевозить трупы. Лицо Бёрка было на редкость спокойно — волосы тщательно причесаны, черты расслаблены. Броган, напротив, выглядел так, словно пережил адские муки: нижняя губа отвисла, обнажая десны, а кожа набрякла и распухла.
Следующим в экспозиции был портрет анатома-исследователя Нокса, который покупал у преступников еще не остывшие тела жертв.
— Бедняга Нокс!.. — раздался за его спиной чей-то голос, и Ребус обернулся. Перед ним стоял пожилой мужчина при полном параде: «бабочка», лаковые ботинки, широкий шелковый пояс. Ребусу понадобилось около секунды, чтобы его идентифицировать. Это был профессор Девлин — эксцентричный сосед Филиппы Бальфур.
Профессор подошел ближе к витрине. Взгляд его скользнул по экспонатам.
— В свое время бурно дискутировался вопрос, много ли ему было известно, — проговорил Дональд Девлин.
— Вы имеете в виду-знал ли он, что Бёрк и Хейр — убийцы?
Девлин кивнул:
— Лично я придерживаюсь мнения, что да, конечно знал. Просто не мог не знать. В те времена анатомам приходилось работать исключительно с холодными трупами. И не просто с холодными, а с очень холодными. Немудрено, ведь их свозили в Эдинбург со всей Британии, в том числе и по Юнион-каналу. Для пущей сохранности гробокопатели погружали мертвецов в емкости с виски. Говорят, дело было очень выгодным.
— А виски? Его потом выпивали? — поинтересовался Ребус.
Профессор Девлин усмехнулся.
— Скорее всего, да. За это говорят законы экономики, — сказал он. — Вот ирония судьбы: Бёрк и Хейр приехали в Шотландию как экономические мигранты. На строительство Юнион-канала. — Он ненадолго замолчал, засунув палец под пояс, а Ребус припомнил — что-то подобное рассказывала ему и Джин.
— Но бедняга Нокс!.. Он обладал выдающимися способностями. Суду так и не удалось доказать, что он знал об убийствах, но против Нокса выступила Церковь, вот в чем штука. Ведь по всем христианским канонам тело человека — это храм. Большинство священников решительно осуждали любые анатомические исследования — для них вскрытие было кощунством. Они организовали настоящую травлю Нокса.
— Что с ним стало?
— С Ноксом? Согласно имеющимся сведениям, он скончался от апоплексического удара. Хейру, который дал показания против сообщника, пришлось покинуть Шотландию, но даже после этого он не мог чувствовать себя в безопасности. Однажды ему плеснули в лицо щелочью… Хейр ослеп и был вынужден До конца своих дней просить подаяния на улицах Лондона. Кажется, где-то в тех краях есть паб «Слепой попрошайка», но я не уверен, что он назван именно в честь нашего героя.
— Шестнадцать убийств… — задумчиво проговорил Ребус. — Шестнадцать убийств в одном районе, который даже меньше, чем наш Уэстпорт…