Африка в своей истории пережила несколько шоков. Первым была арабская работорговля, которая нанесла серьезный демографический ущерб и в ряде районов вызвала серьезные миграции, прежде всего бантуязычных народов. Вторым, еще более сильным шоком стала колонизация. Колонизаторы жестоко эксплуатировали население и природу Африки, уничтожая миллионы людей (на руках одного лишь бельгийского короля Леопольда II кровь 11 млн. негров бельгийского Конго), разрушая традиционные структуры, наполняя Африку полукриминальным сбродом и проходимцами из Европы, порождая, с одной стороны, внешне западоподобную верхушку коллаборационистского типа и «негроизированных европейцев», с другой — консервируя худшие, наиболее зверские черты доколониальной жизни.
Похожие друг на друга картины всей этой пестрой и жестокой амальгамы представили самые разные авторы. Дж. Конрад нашел точное название — «Сердце тьмы». Советский разведчик Дм. Быстролетов (Толстой), работавший по бельгийскому Конго на рубеже 1920-30-х годов, назвал эту страну «зеленым адом», созданным колониализмом и капитализмом. В 1947 г. свое путешествие по Африке начали два чехословацких журналиста — Иржи Ганзелка и Мирослав Зикмунд. На «татре» они проехали почти всю Африку, а в 1953 г. издали трехтомную «Африку грез и действительности» (русский перевод — 1961 г.). Их впечатление от позднеколониальной Африки вкратце формулируется так: «Белые „господа“, колонизаторы, задают тон; они выжимают из труда африканцев барыши для владельцев сейфов в Лондоне, Париже, Брюсселе, Капштадте или Нью-Йорке».
Третьим шоком стала деколонизация. Она, по мнению большого числа экспертов, с которыми я согласен, привела к еще более тяжелым последствиям, чем колониализм. Это не значит, что он был лучше — оба хуже, как сказал бы Иосиф Виссарионович. Постколониализм — это усиление экономической эксплуатации без сохранения формального политического контроля, дальнейшая деградация человеческой и природной среды, рост бедности и неравенства, футуроархаизация. Под последней я имею в виду следующее. В постколониальную эпоху на поверхность вырвалась традиционная африканская архаика (если не дикость), но уже усвоившая западные технологии — технические, властные (политические), финансово-экономические и использующая их для самоусиления. Так и вспоминается Ежи Лец с его вопросом: если людоеды начинают пользоваться ножом и вилкой — это прогресс? О людоедах — это не для красного словца. Каннибализм до сих пор распространен в Африке, причем практикуют его и некоторые лидеры. Самая известная история — каннибализм Бокассы — большого друга Франции и лично президента Жискар д'Эстена диктатора Центральноафриканской Республики, впоследствии провозгласившего себя императором Центральноафриканской империи.
В своем пятом путешествии Синдбад-мореход попадает в Город Черных, где живут зинджи, т. е. негры — речь идет об Африке. Но живут они там только днем, а ночью выезжают в море, потому что с наступлением ночи в опустевший город из леса приходят обезьяны с факелами и начинают жить в нем: торговать, варить рис, печь хлеб — и так до рассвета. Утром обезьяны уходят, и негры возвращаются, но горе тем людям, которые на ночь останутся в городе — обезьяны убивают их, поскольку ночью (ну чем не «Сердце тьмы») город принадлежит им. А теперь представим, что у обезьян вместо факелов — автоматы, и что будет? Уйдут они из города по доброй воле? Я ни в коем случае не сравниваю негров с обезьянами, тем более что в сказке «1001 ночь» противостояние «людей» и «обезьян» — это завуалированное противостояние тех, кто живет в торговом анклаве африканской части индоокеанской системы торговли, и местных племен. Но сегодня вооружение таких племен по всей Африке — реальность постколониальной эпохи. И невольно вспоминаются дети-солдаты 12–14 лет, распространенные практически во всех зонах боевых действий в Африке — от Либерии и Сьерра-Леоне до Конго и Руанды.
Вот как описывает кадога (так детей-солдат называют в Конго) Жан-Кристоф Гранже: «Разные милиции похищали детей в деревнях, вынуждали их убивать своих родителей или братьев и сестер в качестве боевого крещения, а потом — вперед, шагом марш! Под наркотиком, пьяные с утра до вечера, они только и слышали, как им твердят одно: отныне их единственная семья — собственный „калаш“. Безграмотные, аморальные, они жили с голодным желудком, разрушенным мозгом и проходили период созревания путем изнасилований и убийств. Дожив до зрелости, они становились затаившимися призраками, еще более потерянными в те моменты, когда война затихала».
Гранже, автор социально-политических романов в форме остросюжетных детективов, хорошо знает, о чем пишет: будучи журналистом и работая для «Пари-матч», «Санди Таймс», «Нэшнл джиогрэфик» и других изданий, он проехал всю французскую Африку (да и не только ее) и получил за свои репортажи две главные награды в области журналистики — «Рейтер» (1991 г.) и «Уолд пресс» (1992 г.). В своих романах Гранже убедительно показывает, что в нынешней, послеколониальной Африке XXI в. атрибуты современности — лишь тонкая пленка, через которую в жизнь постоянно врывается прошлое, хаос. Устами одного из своих героев он так говорит о бойцах армий хуту, тутси, войск Лорана-Дезире Кабилы в Конго и др.: «Большая часть из них каннибалы с самыми дикими суевериями в голове. Мау-мау думают, что пули, соприкасаясь с ним, превращаются в капли воды. Тутси таскают повсюду мешки с мужскими членами. Хуту насилуют женщин на внутренностях их мужей, которых они только что убили».
Герой романов Гранже «Лонтано» Морван-старший «знал, что в конце посадочной полосы (аэропорта Киншасы, столицы бывшего бельгийского Конго. — А.Ф.) торгуют кусками человеческого мяса — для вкусной семейной трапезы. Что перед взлетом кабину пилота обязательно посетит местный колдун со своими фетишами». И это не крайний случай — достаточно вспомнить веру негров ЮАР в то, что сексуальный контакт с белой излечивает от СПИДа, а с самкой крокодила — придает небывалую силу.
Но, может быть, «пылкий галл» Гранже сгущает краски? Сомневающихся адресую к отличным журналистским расследованиям Р. Капущинского, в частности — «Черному дереву» (М.: МИК, 2002).
Сегодня можно сказать: значительная, если не большая часть Африки ныне находится в худшем состоянии, чем она была в 1960–1961 гг., в полный надежд момент деколонизации (и этот момент, и быстро последовавшее за ним горькое разочарование прекрасно показаны в романе П. Абрахамса «Венок Майклу Удомо») Тесно связанный с британскими службами писатель Ф. Форсайт, автор многих политических детективов, включая «День Шакала» и «Досье ОДЕССА», охарактеризовал то, что происходило и происходит с Африкой после 1960–1961 гг. как полный ужас. Или, как заметил один из героев Гранже, вся Африка — это несчастный случай.
Но почему же послеколониальная Африка — несчастный случай? Причин — несколько. Во-первых, произошел демографический взрыв, который резко ухудшил экономическую ситуацию и усилил социальную напряженность.
Во-вторых, в постколониальную эпоху резко усилилась экономическая эксплуатация Африки, особенно наиболее богатых ее стран Западом/Постзападом его ТНК. Достаточно сравнить описание ситуации в Катанге/Шабе Дм. Быстролетовым (1920-1930-е годы) и Гранже (2000-е) или в Южной Африке Л. Буссенаром (алмазный прииск Нелсон-Фонтейн в «Похитителях бриллиантов») и отчеты сегодняшних дней. Это — не говоря о статистике. Эксплуатация, которой подвергают Африку ТНК и западные компании при поддержке своих госбюрократий и властных верхушек самих африканских государств (клептократии Диктаторленда), носит на порядок более жестокий характер, чем при колониализме — у финансиализированного капитализма для этого намного больше средств, технологий и намного меньше ответственности. Одновременно ухудшалась экономическая ситуация. Все это привело к невиданной в эпоху колониализма социальной напряженности, особенно в городах, которая будет нарастать.
В-третьих, по сравнению с колониальной эпохой нынешняя Африка напичкана оружием — это вооруженный континент. В-четвертых, идет процесс ослабления, разрушения послеколониальных африканских государств под давлением одновременно «сверху» (Запад, ТНК) и «снизу» (традиционные кланово-племенные структуры, все активнее взламывающие искусственно созданную колонизаторами нежизнеспособную скорлупу государственности современного типа. В ходе этого процесса обостряются старые и возникают новые межэтнические (племенные, клановые) противоречия, которые ведут к кровавым войнам. Так, во время руандийского геноцида, организованного в 1994 г. хуту, погибли около 1 млн. тутси. Вслед за этим вспыхнули две конголезские войны (Конго по размерам примерно равно Западной Европе), которые унесли около 5 млн. жизней (блестящий анализ одной из жесточайших войн наших дней представлен в работе Дж. Стирнза «Танцы во славу монстров. Коллапс Конго и великая африканская война»).
Вообще вся послеколониальная история Африки — это история войн, а точнее тотальная африканская война всех против всех: Первая конголезская война (1960–1978); войны в Эфиопии (1970–1991, включая Огаденскую — 1977–1978); войны в Чаде (1965–2009); война Биафры против центрального правительства Нигерии (1967–1970); геноцид в Руанде (6 апреля — 19 июля 1994 г.); Вторая (1975–1984), Третья (1992–1993) и Четвертая (1997–2002) войны в Анголе; войны в Мозамбике (1975–1992); Вторая конголезская война (1998–2002); война в Дарфуре (с 2003 г.); эфиопско-эритрейская война (1998–2000); Вторая война Киву (с 2007 г.); этнические войны в Западной Африке в 1990–2013 гг. (кру против менде в Либерии, лимба против менде в Сьерра-Леоне, север против юга в Кот-д'Ивуар); гражданская война в Алжире (1992–2002); инспирированная Западом война в Ливии (февраль — октябрь 2011 г.); война в «треугольнике» Мали — Нигер — Азавад и др.
Все эти войны велись с исключительной жестокостью по отношению как к мирному населению, так и к пленным. Самое мягкое наказание последних — отрубание правой руки, поэтому, например, в Либерии и Сьерра-Леоне так много одноруких мужчин. Это не значит, что войны в доколониальной Африке не были жестокими. Достаточно вспомнить, например, зулу при Шаке и Дингаане (начало XIX в.), при которых у зулу не оказалось соседей — они всех их вырезали, или вражду машона и матабеле и многое другое. Однако нынешняя запредельная жестокость геноцидного типа не идет с этим в сравнение. Такая жестокость, помимо прочего, обусловлена серьезными социальными и социально-психологическими изменениями, произошедшими в Африке в XX в.