Их коррупция — средство обеспечения прибыли и привилегий «сеньоров капитализма». Мобуту с 1965 по 1997 г. вывел из Конго 4 млрд, долл.; правитель Нигерии Сани Абача с 1993 по 1998 г. разместил в 19 банках Запада 3,4 млрд, долл.; обнаружено по запросу нигерийских властей только 730 млн., из них только 115 млн. вернули Нигерии.
Искать деньги действительно трудно. Например, в 2000 г. 75 банков в Швейцарии приняли суммы в 3,7 трлн, швейцарских франков (2 трлн, евро), из них 2,056 трлн, франков — от иностранцев, а ведь кроме швейцарских банков есть офшоры. На одних Багамах в начале XXI в. было 95 тыс. банков. Кроме названных клептократов имеет смысл вспомнить Сомосу в Никарагуа, «папу Дока» и «Бэби Дока» на Гаити, Маркоса на Филиппинах, людоеда Бокассу. И речь не столько об отдельных лицах, сколько о целых кланах.
Разумеется, и в Китае, и в Индии развитие клановости по своим масштабам уступает африканским, где она к тому же имеет ярко выраженный племенной характер. В то же время в обеих этих странах клановость присутствует, нередко приобретая политический характер. В Китае мы видим различные властно-региональные кланы; в Индии это проявляется еще более ярко. Достаточно вспомнить, что лидерами партии Индийский национальный конгресс на протяжении большей части его истории были представители одной семьи — Неру/Ганди: Мотилал Неру (1919–1920; 1928–1929), Джавахарлал Неру (1929–1931; 1936–1937; 1951–1954), дочь Дж. Неру Индира Ганди (1959–1960; 1978–1984), ее сын Раджив (1984–1991), жена Раджива итальянка Соня Ганди (1998–2017). В Индии есть штаты, которые в течение десятилетий контролируются одной семьей или двумя-тремя семьями попеременно. В Бразилии аналогичная ситуация, только там целые штаты контролируются семьями (или их доверенными лицами) в течение десятилетий, 100–150 лет.
Представители индийских властей нередко характеризуют нынешнюю ситуацию страны так: «India is shining» — «Индия блещет (сверкает)». Но сверкает не вся и не для всех. На одной стороне — фантастическое богатство, на другой — еще более фантастическая нищета, низводящая людей почти до полуживотного состояния. В Мумбай, имеющем репутацию криминальной столицы постколониальной Индии (Шакил, Икбал Каскар, Икбал Мемон, Абу Салем и десятки других крупных, общеиндийского как минимум, значения мумбайских мафиози, тесно связанных и с политикой, и с Болливудом — это «фирменный знак» Мумбай) есть район Дхарави, причем вовсе не на окраине. Есть различные оценки его площади и населения — от 175 гектар и 1 млн. человек (К. Шарма в книге о Дхарави) до 2 млн. кв. м. и 2 млн. человек. Дхарави называют крупнейшей трущобой Азии. Когда-то на этом месте была деревушка рыбаков-коли. Будучи в Мумбай, я объехал Дхарави по периметру — впечатляет. Туда водят экскурсии, включающие обед среди трущоб. Разумеется, это не та еда, которой питаются обитатели Дхарави, средняя продолжительность жизни которых — не более 25 лет, т. е. как в Древнем Риме. В 1985 г. во время посвященного столетию партии Индийский Национальный Конгресс визита в Мумбай Раджив Ганди распорядился выдать городу грант в 100 кроров (1 млрд.) рупий на реконструкцию Дхарави, но из этого практически ничего не вышло. В 1995 г. с чуть большим успехом попытку повторило правительство штата, представленное коалицией партий Шив Сена и Бхаратия Джаната Парти. В принципе же все остается по-прежнему, причем Дхарави — далеко не единственный трущобоград в Индии.
Вообще нужно сказать, что в Индии социальный статус и имущественное положение коррелируют с доступом к еде. Мне об этом на одной из международных конференций рассказал известный индийский социолог, подчеркнув, что официально ту информацию, которую он мне сообщит, в Индии никогда не подтвердят — это такое же табу, как темные страницы биографии Махатмы Ганди. Согласно моему собеседнику, 40 % населения Индии — неприкасаемые, низкокастовые, нищие — едят раз в три дня очень плохую пищу. Следующие 40 % едят тоже очень плохую пищу, но уже раз в день. По сути этих 80 % в реальной социально-политической жизни как бы и не существует, они выживают — «социология желудка», жизнь в трущобах и полутрущобах.
Следующие 10 % — это индийский средний слой (три раза в день нормальная пища), их дети учатся в колледжах и университетах, но, во-первых, в самой Индии; во-вторых, не в самых престижных и дорогих. В любом случае у этих 10 % есть какое-то будущее. Наконец, еще 10 % — богатые и сверхбогатые, какая-то часть их — индийский сегмент миро-вой политико-экономической элиты. Как правило, это представители высших каст. Различия каст в Индии носят практически социобиологический характер — цвет кожи (чем выше каста — тем светлее), рост, вес, продолжительность жизни (достаточно пробежать быстрым взглядом некрологи в центральных индийских газетах и газетах штатов, чтобы убедиться в этом). Неравенство в Индии, как и во всем мире, растет и, как и во всем мире Юга, «сверкание» (shining) той или иной страны обусловлено сверхэксплуатацией низов и их нищетой — об этом нужно постоянно помнить, особенно когда кто-то захлебывается от восторга по поводу экономических успехов Бразилии, Индии, ЮАР или даже Китая.
В мире развитых стран в сельском хозяйстве занято 2 % населения (в Западной Европе — 4 %, накануне Второй мировой войны было 40 %). С 1961 по 2005 г. мировое сельскохозяйственное производство увеличилось в 3 раза (рост — 2,3 % в год). Сегодня 1 сельхозработник кормит 100 человек (в 1960 г. — 20 человек). В Индии производство зерновых с 1970 по 2010 г. выросло с 77 млн. тонн до 180 млн. В середине 1940-х годов в Индии производилось 100 кг зерновых на душу населения, в 2010 г. — 150 кг. Пик сельскохозяйственного развития Индии пришелся на 1990-е годы, затем началось замедление роста. «Зеленая революция» надежд не оправдала.
Китай в целом продовольственную проблему решил: с 1980 по 2010 г. потребление мяса выросло в два раза (с 23 до 46 кг), молока — в 10 раз, яиц — в 8 раз. В Индии годовое потребление мяса на душу населения — 3,7 кг (в значительной степени это обусловлено характерным для Индии вегетарианством).
У Китая, однако, серьезная проблема: малоземелье; земли, пригодной для сельского хозяйства, становится все меньше (за последние десятилетия Китай потерял 500 тыс. га земли).
Вообще разрушение природной среды в слаборазвитом мире идет стремительными темпами. Главным образом это связано с хищнической эксплуатацией этой части планеты западными ТНК. Так, с 1950 по 1990 г. площадь тропических лесов сократилась на 350 млн. гектаров (в Азии и Океании — на 30 %, в Южной Америке и Карибах — на 18 %, в Африке — на 18 %). В год уничтожается 3 млн. га. Хотя тропические леса занимают всего 2 % территории планеты, во-первых, там сосредоточено 70 % видов растений и животных; во-вторых, это (особенно леса Амазонии) — «легкие» планеты.
Показательно сравнение ситуаций со здравоохранением в Индии и Китае. Индия тратит на здравоохранение 3,8 % ВВП, Китай — 5,4 %; при этом доля правительства — 30,5 % в Индии, 56 % — в Китае. В Индии от недоедания умирает в 12 раз больше людей, чем в Китае; в 40 раз больше болезней связано с низким качеством воды и низким уровнем санитарии (согласно «India Today» от 14.12.2017, 732,2 млн. индийцев — 54 % населения — не имеют доступа ни к личным, ни к общественным туалетам; в Китае это 343,5 млн. — 25 % населения; для сравнения: в Эфиопии такого доступа не имеют 93 %, в Нигерии более 60 %; согласно «India Today» от 11.12.2017, 1 млн. индийцев ежегодно умирают от диабета; 61 % смертей вызваны заразными заболеваниями; по прогнозам, к 2030 г. индийская экономика потеряет 4,6 трлн. долл, от незаразных заболеваний). Индия занимает предпоследнее место (после Пакистана) по ожидаемой продолжительности жизни в Южной Азии. В Китае и на Шри-Ланке продолжительность жизни на 11 лет больше.
Несходные социально-экономические ситуации определяют серьезные различия в государственном развитии Китая, Индии и стран Африки, что, на мой взгляд, ставит под большой вопрос правомерность термина «Киндафрика». Положение в Китае и Индии в плане геополитического потенциала государств кардинально отличается от африканской. Китай — лидер. Однако переоценивать его возможности не стоит. Даже если учесть, что военный бюджет КНР самими аналитиками и главным образом китайцами занижен, он все равно в пять раз меньше американского. Когда в 2011 г. КНР объявила об увеличении военного бюджета на 12 %, т. е. до 91 млрд, долл., военный бюджет США был 530 млрд. Аналитики прогнозируют, что к 2030 г. военные расходы КНР составят 600 млрд, долл., а США — 800 млрд. При этом Пекин старается не попасть в ловушку гонки вооружений.
Хотя в экономическом плане в расчете по ППС Китай уже обогнал США, в технологическом плане он сильно отстает от Америки. Разумеется, ВВП не единственный экономический показатель; есть финансово-денежная мощь, которая позволяла Великобритании сохранять господство даже в 1930-е годы, когда в промышленно-экономическом плане она уже не была лидером. Здесь у Китая мощные позиции: 3 трлн, вложено в казначейские боны США (чуть менее 10 % долга США). Наиболее серьезная проблема КНР — борьба кланов и группировок за власть, которая в период правления Си Цзиньпина обострилась.
Индия в военном плане остается южноазиатской региональной державой. Ее контрбалансиром, хотя и довольно слабым, является Пакистан, который умело «доит» Постзапад, прикидываясь больше, чем это имеет место в реальности, failed state. На самом деле десяток кланов приватизировали государство, используя его как средство перераспределения экономических факторов, включая наркотрафик, и финансовых потоков. Согласно сверхоптимистичным оценкам, к 2030 г. Индия не превзойдет ВВП Германии и Франции вместе взятых. На международной арене Индия активно использует «мягкую силу». Значительную роль в этом играет индийский кинематограф.
Слабость африканских государств грозит им распадом на регионы и зоны племен, особенно если учесть абсурдные границы, проведенные колонизаторами. Африка — демографический колосс на глиняных политических ногах. Индия и Африка, по мнению аналитиков, разделят с Европой слабость на международной арене, в отличие от Китая и США. Кто-то скажет: это неправомерное противопоставление, говорить нужно о БРИКС как субъекте новой («континентальной») глобализации. На самом деле БРИКС как единое целое — весьма спорное явление; «справедливая глобализация» (в противовес несправедливой англосаксонской) — это, на мой взгляд, нечто вроде «хлопка одной ладонью» из дзэновской притчи. Но мы же не дзэн-буддисты. Впрочем, глобализация, БРИКС и перспективы РФ в этой конструкции и вне ее — отдельный разговор.