Иэн глянул на Ноулза.
— Хорошо, дадим ему еще пару минут потомиться, а потом вернемся, делая недовольный вид, будто зря потратили полдня. Затем я притворюсь, что снова звоню, и опять поменяю микрофонные диски. Правильно?
Оператор кивнул.
— Тихо. — Он присел на корточках за мусорным баком. — А когда мы обрадуем нашего приятеля добытой записью?
Иэн присел рядом с ним и наморщил лоб.
— Сегодня же — в студии. У меня есть кое-какой отснятый материал, который я хочу сначала показать Мэту — чтобы настроить его на нужный лад — ты меня понимаешь.
Ноулз вдруг ухмыльнулся и что-то пробормотал себе под нос. Всех слов Иэн не уловил, он разобрал только «сукин сын ты эдакий».
Мэтью Сибена неловко сидел на складном металлическом стуле, напряженно вглядываясь в экран. Сцены стрельбы по мирной демонстрации, перешедшей в кровавые столкновения. Южноафриканские полицейские, хлещущие плетками направо и налево, надрывающиеся от лая полицейские собаки. Отрывки из брызжущих ненавистью речей Карла Форстера. Вид черно-красных знамен со свастикой и горланящих песни коричневорубашечников. Кадры сменяли друг друга с молниеносной быстротой.
Пленка заканчивалась незамысловатым кадром, на котором чернокожая девочка-подросток в панике бежит от полиции, а по лицу ее с рассеченного лба течет кровь. Камера резко приблизилась, сфокусировавшись на ее искаженном болью лице, и замерла. Изображение застыло на месте — пока Иэн не поднялся и не выключил видеомагнитофон.
Резко обернувшись, он внимательно посмотрел на заплаканное лицо Сибены.
— Жуть, правда, Мэт?
Юноша покашлял и вытер слезы, отводя глаза в сторону.
— Это ужасно, meneer. Жаль, что такое творится.
— Жаль? — удивленно переспросил Иэн. Он нажал обратную перемотку и сделал вид, что следит за счетчиком. На самом деле он смотрел на отражение Сибены на темном экране. — Скажи, Мэт, ты никогда не участвовал в АНК или других антиправительственных группировках?
Молодой человек понуро покачал головой.
— Я никогда не интересовался политикой. — От волнения голос его дрогнул. — Вы должны меня понять, meneer. Жизнь в тауншипе так тяжела, невыносимо тяжела. Невозможно найти работу, чтобы заработать на кусок хлеба.
Он посмотрел на свои руки.
— У меня никогда не было времени бороться за свободу. И мне за это стыдно.
На какое-то мгновение Иэн почувствовал искушение выложить все прямо сейчас. Ему было противно. Так наседать на Сибену — все равно что дразнить затравленного ребенка. Как белый и представитель американского среднего класса, Иэн знал, что он никогда не испытывал и десятой доли тех унижений, какие выпадают на долю черных здесь, в ЮАР.
Решимости ему придал вид магнитофона, лежащего рядом с видео. От человека в любых условиях можно требовать сохранения хоть чего-то человеческого — например, честности, верности друзьям. Пора было напомнить об этом Мэтью Сибене.
Он прокашлялся.
— Мэт?
Сибена поднял глаза.
— У меня тут есть одна запись. Я хочу, чтобы ты ее послушал. Идет?
Чернокожий юноша неуверенно кивнул, как бы недоумевая, что еще такого удумал этот американец.
Нажав на магнитофоне клавишу воспроизведения, Иэн отступил назад и стал наблюдать за изумленным лицом Сибены.
Через несколько секунд, шум на пленке сменился длинными гудками — звуками набираемого шестизначного номера. Телефон прозвонил дважды, потом кто-то снял трубку. Резкий, лающий голос произнес:
— Станция перехвата. Кто говорит?
— Сибена, номер четыре-восемь-пять.
При этих словах кровь отхлынула у юноши от лица.
— Докладывай, каффир.
— Американские репортеры находятся возле госпиталя «Хиллброу», на углу улиц Кавель и Каптайн. Они приехали проверить слухи о готовящейся здесь незаконной демонстрации.
Пауза. Затем снова голос на том конце провода:
— У нас нет сообщений на этот счет. Если подобная акция действительно состоится и американцы заснимут что-нибудь интересное, сообщишь нам. Смотри, не подведи! Ты помнишь, что поставлено на карту, каффир?
Голос Сибены на пленке упал до сдавленного шепота.
— Так точно, baas.
— Посмотрим.
Послышались короткие гудки.
Иэн протянул руку и выключил магнитофон. Он обернулся к Мэтью Сибене.
Парень съежился на стуле, зарывшись лицом в ладони. Плечи его вздрагивали, из груди вырывались стоны и рыдания. Иэну стало не по себе.
Он опустился на колени рядом с Сибеной.
— Как же так, Мэт? Объясни мне, почему ты работаешь на этих людей? Я знаю, ты их ненавидишь. Так чем же они тебя взяли?
Медленно, по капле Иэн выудил из рыдающего юноши всю его нехитрую историю.
Как родители многих детей, росших в 70-е годы в трущобах Соуэто, отец и мать Сибены были не в состоянии платить за его учебу. В результате, едва ему исполнилось четырнадцать, он был вынужден идти работать — в основном перебиваясь случайными заработками. Ему редко удавалось устроиться куда-то надолго, а жалованья не хватало даже на пропитание.
По мере того как южноафриканская экономика медленно сползала к краху, найти работу становилось все труднее. Его невысокая квалификация давала мало шансов куда-то устроиться. Он умел водить машину, читать и писать, вести несложный бухгалтерский учет — вот и все. А получить работу на золотых приисках Витватерсгранд под Йоханнесбургом он рассчитывать не мог из-за юного возраста и слабого здоровья.
В конце концов, отчаявшись найти место и измученный нищетой, он принялся воровать. Ничего серьезного и уж, конечно, никакого насилия. Небольшие кражи из пустующих номеров отелей для белых и автомобилей на стоянках. На протяжении многих месяцев Сибена так и жил — балансируя между законом и организованной преступностью Соуэто.
И вот однажды, когда он пытался открыть запертый автомобиль, его поймали. Но полицейский-африканер не повел его в магистрат. Вместо этого его притащили в полицейский участок, жестоко избили и предложили выбирать одно из двух — либо работу на спецслужбы в качестве платного осведомителя, либо каменоломни на острове Роббен. Последнее означало верную смерть.
К своему величайшему стыду, Мэтью Сибена выбрал путь полицейского осведомителя. Его первым и единственным пока заданием было следить за Иэном и Ноулзом, будучи формально их шофером.
Раскачиваясь на пятках, Иэн размышлял, как поступить дальше. Рассказ Сибены был отвратителен, но примерно это он и ожидал услышать. От полиции ЮАР смешно было бы ждать утонченности или великодушия.
— Что вы теперь со мной сделаете — после всего, что услышали? — Голос Сибены дрожал.
Иэн почувствовал внезапный прилив злобы против тех негодяев, что превратили Сибену в слабого и жалкого труса, который сейчас извивался перед ним. Он с досадой тряхнул головой в попытке скрыть свой гнев. Парень подумает, что он злится на него.
Он посмотрел Сибене прямо в глаза.
— Ничего, Мэт. Мы не причиним тебе вреда.
— Правда?
Иэн кивнул.
— Правда.
Он помолчал, думая, как лучше подступиться к главному, из-за чего был начат разговор. Наконец он поднялся и придвинул еще один складной стул, чтобы оказаться на одном уровне с Сибеной.
— Но я хотел бы, Мэт, чтобы ты сейчас принял решение, трудное решение.
Юноша вздрогнул. Ему уже приходилось слышать от белых разные предложения.
Увидев панику в глазах африканца, Иэн помотал головой.
— Нет, Мэт. Это не то, к чему принуждали тебя полицейские. — Господи, надеюсь, что это так, подумал он. Иэн набрал воздуху, не в силах отделаться от ощущения, что собирается поставить на кон сбережения всей жизни. — Я только хочу, Мэтью Сибена, попросить тебя помочь нам в одном деле. Если ты не захочешь делать того, о чем я тебя буду просить, так и скажи. Мы с Сэмом тогда откажемся от своей затеи и будем продолжать работать, как прежде, — а ты будешь по-прежнему докладывать о нас в полицию. — Он выпрямился, не спуская глаз с лица Сибены. — Пока я больше ничего не могу тебе сказать. Боюсь, мы на пороге страшной сенсации — сенсации, которая сорвет крышку с парового котла, в котором очутилась ваша несчастная страна, и взорвет правительство Форстера.
Сибена молча уставился на него.
Понизив голос, Иэн почти прошептал:
— Нам нужна твоя помощь, Мэт. Нам нужно, чтобы спецслужбы не трогали нас, пока мы не докопаемся до правды. — Он посмотрел на пол, затем перевел глаза на дверь. — Не стану тебе лгать. Я не могу тебе обещать, что наш план увенчается успехом. Я не могу тебе обещать, что даже если мы выиграем, жизнь здесь в ЮАР сразу изменится к лучшему. И, конечно, я не могу обещать, что, если все пойдет наперекосяк, то мы сможем защитить тебя от полиции.
Молчание. Молчание, которое длилось, казалось, целую вечность.
Наконец Сибена сел прямо. Вокруг глаз у него были красные круги, но во взгляде читалось новое выражение — выражение решимости и целеустремленности.
— Я попытаюсь, meneer. Да поможет мне Бог, ведь я слабый человек, но я сделаю все, что смогу.
Иэн протянул руку, и Сибена, сначала осторожно, а потом все более энергично, потряс ее. Договоренность была достигнута.
Вокруг Сан-Сити простирался бескрайний вельд — голые равнины, покрытые пастбищами с иссохшей бурой травой, редкими рощицами чахлого кустарника и маленькими, бедными деревушками. С нищетой сельской Бопутатсваны резко контрастировала роскошь курорта Сан-Сити. Это был оазис благополучия, развлечений и удовольствий посреди безводной и бесплодной пустыни.
Комплекс гостиничных зданий и казино высился на мощеной набережной искусственного озера, сверкающего небесной голубизной. Тысячи окон сияли на летнем солнце. Из них открывался великолепный вид на широкие террасы, поросшие буйной зеленью, и алеющие пышными цветами палисандровые деревья. Возле отеля без устали вращалась дождевальная установка, осыпая ровно подстриженные газоны, высокие пальмы и поле для гольфа с восемнадцатью лунками живительным туманом свежей влаги.