Чэн Ю позвонил Дин Мэймэй, чтобы снова попытаться уговорить ее отдать Фишера.
– Он больше не доверяет людям, и у него нет чувства привязанности. Все, что он знает, – это цепь, мотыга и обожание. Еще раз прошу тебя, отдай Фишера.
– Господин Чэн, я понимаю, что лечение психического расстройства у собаки – дело сложное, но я разочарована тем, что вы так легко сдаетесь! Когда вернусь, обязательно обсужу этот вопрос с Чжан Яном. Но в любом случае я верю в своего Фишера и не отпущу его так просто.
Чэн Ю пару секунд помолчал.
– Тебе же неважно, кто этим занимается, ты просто хочешь добиться своего, не так ли? Как же глупо и самонадеянно! Боюсь, что ты об этом пожалеешь.
Дин Мэймэй понимала, что Чэн Ю в гневе. Тем не менее она с улыбкой положила трубку. Она знала, что Фишер по-прежнему будет ждать ее и радоваться ее возвращению.
Той ночью, когда Чэн Ю позвонила Мэймэй, его мучило плохое предчувствие. Пронзительные звуки звонка телефона не предвещали ничего хорошего. Как оказалось, интуиция его не подвела: старик Ван был найден мертвым в саду. На него напал Фишер.
– Полиция пока не знает, было ли причиной смерти кровоизлияние в мозг или потеря крови. Но дядя Ван мертв! – произнес дрожащий от страха голос Мэймэй.
Тело садовника уже убрали, осталась лишь огромная лужа крови. Дин Мэймэй должна была дать показания.
Вздрогнув, она произнесла:
– Фишер… Его цепь порвалась… Садовник Ван повредил ногу и не мог встать, и Фишер накинулся на… на… – Она всхлипнула. – Калитка была открыта, и он убежал…
– Быть загрызенным лабрадором, какой ужас… Разве это не самая дружелюбная порода? – пробормотал полицейский. – А где же ваши родители? Почему они не с вами?
– Я не знаю, кто моя мама… Никогда ее не видела… А папа ведет переговоры за границей. Он сказал, что вернется послезавтра… Это все, что я могу вам сказать… Не заставляйте меня говорить! Не спрашивайте больше! – вскрикнула она.
Рядом не было никого, кто мог бы поддержать ее… Полицейский закрыл блокнот. Увидев Чэн Ю, Мэймэй подбежала к нему. Ее губы дрожали, словно она пыталась что-то сказать.
Какой бы дружелюбной ни казалась собака, в ней всегда есть агрессия. Животные похожи на людей: трудно определить, проявят они жестокость или нет… Но Фишер точно не был обычным дружелюбным и покладистым псом.
Чэн Ю закрыл глаза. Видимо, в ту ночь старик Ван пошел в сад. В сумраке он случайно упал, возможно, порезался – и запах крови привлек пса. Садовник столько лет взращивал в собаке жестокость и агрессию… Фишер поначалу доверял ему, а тот снова и снова доказывал свое превосходство, демонстрируя силу. И как только садовник оказался слабее, сам стал целью атаки. Фишер действовал по «закону джунглей» – закону выживания, который ему так долго внушали. В тот момент человек перестал быть хозяином, а его кровь пробудила в животном инстинкт хищника.
Чэн Ю открыл глаза и посмотрел на Дин Мэймэй – девушка дрожала. Он мягко произнес:
– Все будет хорошо.
Мэймэй осознала, что Чэн Ю не винит ее в произошедшем, хотя и пытался ее предостеречь. Сердце у нее невольно пропустило удар, и на глазах навернулись слезы.
Нельзя было оставлять Мэймэй одну в огромном доме, в саду, пропитанном запахом крови.
Когда полиция ушла, Чэн Ю повез ее к тете. Они мчались в темноте на мотоцикле. Мэймэй прижалась к нему так крепко, что чувствовала его сердцебиение.
– Мэймэй?
– Да?
– Где ты спрятала Фишера?
Чэн Ю мог поклясться, что девушка вытаращила глаза.
– Не понимаю, о чем вы.
Мотоцикл остановился у обочины, и лишь звук проносящихся мимо машин нарушал тишину.
– Ты бы не отпустила Фишера так просто. И ты понимала, что после произошедшего его усыпят. Поэтому ты его где-то спрятала и только потом позвонила в полицию.
Дин Мэймэй слезла с заднего сиденья.
– О чем вы? Он убил человека! Разве после этого я могла бы решиться на подобное? Думаете, не испугалась бы?
– Да, обычный человек испугался бы. Собака перестала бы быть для него домашним любимцем, который радостно виляет хвостиком при встрече. Но ты никогда не относилась к Фишеру как к простой собаке. Он для тебя – отражение самой себя. Проекция, которую ты так отчаянно защищаешь и балуешь, – мягко произнес Чэн Ю. Сняв шлем, он пристально смотрел на нее.
– Проекция – ключевое слово в твоем случае. Каждый из нас проецируует свое внутреннее состояние на что-то или кого-то. Садовник Ван проецировал на Фишера обиду и недовольство своей жизнью, положением. Для пса это худший тип хозяина. Ты, в свою очередь, проецируешь на Фишера страх одиночества и неуверенность. Вот почему для тебя так важно, чтобы в огромном пустом доме был кто-то живой, неважно кто.
Ты теряла надежду всякий раз, когда слышала шаги, думала, что отец или мать вот-вот появятся на пороге, но это оказывалось ошибкой. Ты боишься своих ожиданий, но ничего не можешь поделать, когда понимаешь, что есть кто-то, кто ждет твоего возвращения. Садовник Ван и ты – два разных хозяина. Вы постоянно вводили Фишера в заблуждение.
То, как относишься к нему ты, дает ему возможность чувствовать близость с тобой, но не как с хозяином, а как с другом. Даже когда ты далеко. Может быть, на это повлияли твои воспоминания о детстве. Ты крепко держишься за него, словно мать. Это единственная причина, по которой он еще не напал на тебя.
Но отношения в животном мире – иерархия, а не дружба. Правильно построенная иерархия подобна контракту. Он позволяет собаке чувствовать себя в безопасности, и тогда питомец доверяет человеку, подчиняется ему.
Когда ты уходила в школу, хозяином Фишера становился человек, который морил его голодом, избивал. Это стало для пса суровой и жестокой реальностью. Ты не замечала, какой потерянный взгляд у Фишера? Он не понимал, кто его настоящий хозяин и почему к нему так относятся. Его то кормили досыта, пичкали витаминами и играли с ним – то били по голове мотыгой и заставляли сидеть в конуре. Собаке же не объяснишь, почему так происходило. Фишер для тебя – всего лишь дорогая вещь. А между другом и вещью глубокая пропасть… – Чэн Ю развел руками. – Садовник Ван был жесток, он не понимал, что насилие – не лучший способ приручить собаку. Даже если пес на какое-то время подчинится, то лишь потому, что осознает правила игры: сильнейший занимает высшее положение. Но стоит человеку утратить эту силу, и животное будет драться за свое господство, – Чэн Ю заговорил тише. – Вы использовали разные методы: ты – обожание, а садовник Ван – жестокость. Это вызвало в сознании Фишера смятение. Теперь он опасен, Мэймэй! Мы должны найти пса как можно скорее.
Ваши доверительные отношения разрушены. Больше никто не сможет стать его владельцем. Теперь Фишер испытывает по отношению к людям настороженность и страх. А проявленная к нему жестокость пробудила в нем сильную агрессию…
Слезы навернулись на глазах Мэймэй. Девушка попыталась скрыть это, но не сумела.
– Ему всего два года. Я помню, как его только принесли, он был таким маленьким, боялся темноты и так жалобно скулил…
– Я понимаю, что тебе грустно. Но ваша разлука неизбежна, – спокойно произнес Чэн Ю. – Отведи меня к нему.
Дин Мэймэй подняла голову. В ее взгляде читались боль и страх.
– Он в безопасности. Я отведу вас туда, но у меня есть условие: вы не должны звонить в полицию. Они только сильнее напугают Фишера.
Мэймэй и Чэн Ю вернулись в загородный дом.
В абсолютной тишине Чэн Ю слышал лишь собственные шаги. Внутри горел свет, но розовые стены сейчас отливали зловещим красноватым оттенком.
– Он в подвале, – тихо произнесла Дин Мэймэй с грустью в голосе.
– Подожди, я возьму что-нибудь для защиты, – отозвался Чэн Ю.
Он вышел в сад и вернулся с длинной палкой, которую садовник Ван использовал для подвязывания саженцев.
– Не хотел брать мотыгу. Слишком много плохих ассоциаций, – прошептал он и последовал за Мэймэй по длинному коридору. Они остановились у темной двери.
– Здесь вход в подвал. Даже мой отец не знает об этом месте, – сказала она.
Свет постепенно тускнел. Их тени исчезли за черной деревянной дверью. Низкий потолок заставлял пригнуться, а крошечное пространство давило. Мэймэй включила свет, и Чэн Ю заметил в комнате один только небольшой стол. Девушка отодвинула его – за ним была маленькая дверца. Чэн Ю услышал низкий рев, больше похожий на жалобный плач.
– Фишер там. Я не хочу туда спускаться, – ее глаза покраснели от слез.
– Ты должна попрощаться с ним, – Чэн Ю посмотрел на девушку и добавил: – И поблагодарить за то, что он был в твоей жизни. Может быть, он оказался здесь для того, чтобы ты осознала нечто важное.
Дин Мэймэй заплакала сильнее. Ее всхлипы эхом разносились по комнате, но за ее пределами их почти не было слышно. Чэн Ю долго молчал, ожидая, пока она успокоится.
– Я спущусь.
Он взглянул на Мэймэй и, держа в одной руке палку, открыл дверь. Она со скрипом отворилась, из подвала вырвался прохладный воздух.
В этот момент Мэймэй, которая только что вытирала слезы, подняла голову и вскочила. Внезапно она бросилась к Чэн Ю и толкнула его вниз.
– Простите, господин Чэн, я не могу позволить Фишеру умереть! Я прощалась с вами… – слезы текли по ее лицу, а руки дрожали.
За ее спиной распахнулась черная дверь, ведущая в коридор. В комнату вошла темная фигура…
Чэн Ю рухнул на пол. Все тело ныло. В темноте он ощущал тяжелое дыхание Фишера.
Пес приближался.
Чэн Ю ощутил страх – страх смерти. Он понимал, что собака тоже это почувствовала и ждет только момента для атаки.
Психотерапевт глубоко вздохнул и сказал себе: «Нужно успокоиться. Я со всем справлюсь».
Его дыхание выровнялось. Он снова услышал Фишера. В темноте Чэн Ю не мог определить, как далеко они друг от друга, но на всякий случай попятился.