И она оказывается довольно интересной. Если отбросить излишества форматов и адресов, то все три файла объединяют две примечательные черты:
Во-первых, в Водовороте этих лошадок всегда пропускают вне очереди. Во-вторых, все они содержат текстовую последовательность «Лени Кларк».
128 буквально сделан из цифр. Он прекрасно знает, как сложить два и два.
Служба отлова
С притворством было покончено задолго до того, как Перро поступила на службу.
Она знала, что когда-то тех, кто заболевал на Полосе, лечили прямо на месте. Тогда на побережье существовали клиники, по соседству с собранными на скорую руку офисами, куда беженцы приходили и сдавали анкеты, надеясь на лучшее. Тогда Полоса еще была «временной мерой», всего лишь промежуточным решением, до тех пор «пока мы не разберемся с завалом». Люди вставали у двери и стучались: сквозь нее тек постоянный, пусть и небольшой поток.
Совершенно несравнимый с волной, которая уже шла позади.
Теперь не осталось ни офисов, ни клиник. Н’АмПацифик давно махнул рукой на растущий прилив: уже многие годы никто не называл Полосу перевалочным пунктом. Она превратилась в конечную остановку. А сейчас, когда и за Стеной дела пошли худо, свободных больниц уже и не осталось.
Работали только загонщики.
Они пришли, как только взошло солнце, когда смена Перро почти закончилась. Налетели, словно огромные металлические шершни: более агрессивная порода «оводов», с мордой, ощетинившейся иглами и тазерными узлами, брюхом, растянутым из-за сверхпроводящих манипуляторов, которые могли оторвать человека от земли. Обычно к таким мерам не прибегали: полосники привыкли к периодическим инъекциям во имя общественного здоровья, терпели иголки и зонды со стоическим спокойствием.
Правда, в этот раз некоторые огрызались и ворчали. Перро даже видела, как два загонщика, работавшие в тандеме, подняли сопротивляющегося беженца в воздух – один держал, другой брал образцы в недосягаемости от странно недовольной орды внизу. Несмотря на десятиметровую высоту, подопытный пытался сбежать. Казалось даже, что ему это вот-вот удастся, но Перро переключила канал, не дожидаясь финала. Маячить вокруг не было смысла; в конце концов, загонщики знали, что делают, а у нее оставались другие обязанности.
Су-Хон занялась поисками.
На побережье пышным цветом рос клубок противоречащих друг другу слухов. Лени Кларк жила на Полосе, Лени Кларк покинула ее. Она собирала армию в Северной Калифорнии, ее съели заживо к северу от Корваллиса. Она была Кали, а Амитав – пророком ее. Она забеременела от Амитава. Ее нельзя убить. Она уже умерла. Там, где она появлялась, люди стряхивали с себя апатию и неистовствовали. Там, где она появлялась, люди умирали.
Историй было хоть отбавляй. Даже «овод» Перро принялся их рассказывать.
Она допрашивала азиатку у границы Северной Калифорнии. Фильтр поставила на кантонский: перед глазами полз английский текст, который сразу озвучивался шепотом в наушниках.
Неожиданно возник сбой. Голос в ухе Перро настаивал, что «Я не знаю эту Лени Кларк, но слышала об Амитаве», а на экране возникло нечто совсем иное:
ангела мщения. Без дураков. Лени Кларк, так ее звали
ее отыскать, но всяких Лени Кларк в регистре-то навалом
слыхали о таком месте – Биб? В общем, одно понятно
– Подождите. Подождите секунду, – сказала Перро. Беженка послушно замолчала.
А текст продолжал ползти по экрану.
Лени? Это ее имя?
Информация быстро исчезла, как только Су-Хон очистила окно. Но тогда заговорили наушники.
– Лени Кларк была слишком… даже ваши антидепрессанты, кажется, на нее не действовали, – сказали они.
Слова Амитава. Их она запомнила.
Только это был не его голос, а что-то холодное, лишенное всякой интонации и акцента. Очень знакомое и нечеловеческое. Произнесенные слова конвертировали в стандартный код, а потом реконструировали на другом конце: простой трюк для уменьшения размера файла, но интонация и чувства в процессе исчезают.
Слова Амитава. Голос Водоворота. Перро почувствовала, как у нее покалывает в затылке.
– Привет? Кто это?
Беженка снова заговорила. Су-Хон понятия не имела, о чем та рассказывала. Явно не о
Брандер, М/айк/л
Карако, Дж/уди/т
Кларк, Лен/и
Лабин, Кен/нет
Наката, Элис,
возникшем на экране.
– А что там с Лени Кларк? – Способов отследить источник не было – по данным системы, сигнал шел от озадаченной азиатки, стоявшей на побережье Северной Калифорнии.
– Лени Кларк, – тихо повторил мертвый голос. – И вдруг из ниоткуда появилась эта К-отборщица, на вид прям как эти старые литтвари с зубами, ну ты знаешь, вампиры.
– Кто это? Как вы пробились на этот канал?
– Хочешь узнать о Лени Кларк, – если бы слова произнес кто-то из плоти и крови, они бы приобрели вопросительную интонацию.
– Да! Да, но…
– Она пока на свободе. Les beus, скорее всего, ее ищут.
Оперативные данные выплеснулись на текстовый экран:
Имя: Кларк, Лени Дженис
ИНЗП: 745 143 907 20АЕ
Дата рождения: 10/07/2019
Право голоса: лишена в 2046 году (не прошла предъизбирательные тесты)
– Кто ты?
– Ин Ну Ши. Я уже говорила.
Женщина на берегу вернулась на положенное место в схеме. Существо, захватившее его, куда-то исчезло.
Су-Хон не могла его вернуть. Даже не знала, с чего начать. Остаток дежурства она никак не могла успокоиться, ожидая таинственных заявлений, вздрагивая от любого щелчка или вспышки в шлемофоне. Ничего не происходило. Перро отправилась в кровать и долго смотрела в потолок, едва заметив, как Мартин лег рядом и снова предпочел «не подталкивать».
«Кто такая Лени Кларк? Что такое Лени Кларк?»
Определенно, не просто одна из выживших. И не только удобная икона для Амитава. И даже не просто взрывоопасная легенда, прожигающая себе путь через всю Полосу, как раньше думала Перро. Важнее всего этого. А вот насколько, Су-Хон не знала.
«Она пока на свободе. Les beus, скорее всего, ее ищут».
Каким-то образом Лени Кларк проникла в сеть.
Призрак
Труп совершенно не беспокоил Трейси Эдисон. Он не был похож на маму, даже на человека не походил. Всего лишь куча фарша, заваленная гипсом и цементом. Из-под обломков на них беспардонно уставился чей-то глаз, и он был даже подходящего цвета, но на самом деле маме не принадлежал. Не по-настоящему. Мамины глаза остались только в воспоминаниях Трейси.
Им не хватило времени даже все проверить. Папа схватил ее, засунул в машину (прямо на переднее сиденье, целое событие), и они оттуда уехали, не останавливаясь. Трейси оглянулась, и снаружи дом выглядел на удивление неплохо, кроме той самой стены да части за садом. Они свернули за угол, и дом исчез.
А потом они не останавливались. Папа даже еду не покупал, говорил, припасы есть там, куда они едут, а туда надо добраться скорее, «пока стена не опустилась». Он так все время говорил – о том, как «они режут мир по шаблону на мелкие кусочки», а все эти «экзотические сорняки и вирусы» дают им предлог, чтобы «загнать всех в малюсенькие анклавы». Мама часто говорила, что просто удивительно, как это ему вечно приходят в голову все эти «развесистые теории заговора», но в последнее время Трейси не покидало чувство, что, кажется, папа прав. Правда, уверена она не была. Все это страшно смущало.
До гор оказалось не близко. Множество дорог покорежилось и потрескалось – не проехать, а оставшиеся забили машины, грузовики и автобусы: их было так много, что на машину Эдисонов даже не глазели, а ведь обычно люди только этим и занимались, ведь, «милая, они же не знают, что я работаю далеко в лесу, а потому считают нас расточительными и эгоистичными, у нас же есть собственный автомобиль». Папа часто сворачивал на проселки, и девочка даже не заметила, как они очутились высоко в горах, а вокруг, куда ни глянь, виднелись лишь старые вырубки, все зеленые от кудзу, пожирающего углерод. А папа по-прежнему не останавливался, только дал Трейси несколько раз пописать, а однажды они заехали под деревья и там ждали, пока не пролетят мимо вертолеты.
Они не останавливались, пока не добрались до маленькой хижины в лесах у озера, и не простого, а, как сказал папа, ледникового. По его словам, таких домишек тут было полно, они протянулись цепью по всем долинам вдоль гор. Давным-давно местные рейнджеры ездили на лошадях, проверяя, все ли в порядке, и каждую ночь проводили в новой хижине. Теперь, конечно, обычных людей в леса не пускали, а потому и рейнджеров не стало. Но домики для гостей все еще держали – для биологов, которые приезжали сюда изучать деревья и всякую всячину.
– Так что мы вроде как на каникулах, – сказал отец. – Будем импровизировать, ходить в походы каждый день, проводить исследования и играть, пока дома все слегка не уляжется.
– А когда мама приедет? – спросила Трейси.
Папа уставился на коричневые еловые иголки, усеивавшие землю вокруг.
– Мама уехала, Огневка, – ответил он, помолчав. – Пока тут только мы.
– Ладно, – сказала Трейси.
Она научилась рубить дрова и разжигать огонь как снаружи, в месте для костра, так и внутри, в черном очаге; ему, наверное, было лет сто. Ей нравился запах дыма, правда, она ненавидела, как тот лез в глаза, стоило ветру поменяться. Они с папой каждый день ходили в походы, смотрели, как ночью на небо высыпают звезды. Отец думал, что они все такие особенные – «в городе такого не увидишь, а, Огневка?» – но, по мнению Трейси, в планетарии все выглядело красивее, хоть и приходилось надевать фоновизоры. Однако она не жаловалась: понимала, как важно для папы, чтобы ей нравилась вся эта затея с каникулами. А потому улыбалась и кивала. Папа радовался, хоть и недолго.