Юноша молчал, пристально рассматривая её, она же, запыхавшись, тоже не могла вымолвить ни слова. Наконец, она произнесла:
– Теперь мы настолько близко друг к другу, насколько это возможно сегодня, да и на много дней вперёд или даже на всю нашу жизнь. В общем, давай поговорим.
Она поставила ноги вместе, протянула вперёд руки, да так и застыла, словно ожидая, что юноша начнёт говорить. Но он долго не находил слов, и, наконец, она сказала:
– Удивительно, почему ты не заговоришь вновь. Твой смех подобен песне милой птицы, а твой громкий, невинный голос прекрасен.
Юноша засмеялся:
– Что ж, тогда я буду говорить. Расскажи мне, кто ты. Ты из рода фей? Для гномов ты слишком мила.
Девочка хлопнула в ладоши и засмеялась:
– Я смеюсь не над твоим вопросом, просто я рада вновь слышать твой голос. Нет, нет, я не из фей, а из детей человеческих. А ты, ты не из сынов ли духов земных?
– Не более, чем ты, – ответил Осберн. – Я тоже сын поселянина, но отец мой умер, как и моя мать, поэтому я живу в Ведермеле, вверх по течению, с моими дедом и бабкой.
Она спросила:
– Они добры к тебе?
Юноша вытянулся:
– Я добр к ним.
– Какой же ты хорошенький! – воскликнула девочка. – Вот почему я и подумала, что ты из числа земных духов, я видела уже разных мужей: старых и молодых, как ты, но никто из них не был таким пригожим.
Он улыбнулся:
– Ну, я подумал, что ты из рода фей, потому что ты милая и маленькая. Не так давно я видел одну милую девушку, правда, кажется, она была старше тебя и намного выше. Но скажи мне, сколько тебе лет?
Она ответила:
– Когда пройдёт половина мая, мне будет тринадцать.
– Послушай, – сказал он, – мы почти одного возраста. Мне исполнилось тринадцать в раннем апреле. Но ты не рассказала мне, где ты живёшь и как.
Она ответила:
– Я живу на Холмах Хартшоу, здесь недалеко. Я дочь поселянина, как и ты, но мои отец и мать мертвы, и отца я даже никогда и не видела, теперь же я живу с двумя своими тётушками, и обе они старше, чем моя покойная мать.
– А они добры к тебе? – спросил юноша, улыбаясь оттого, что задавал девочке её же вопрос.
– Иногда, – ответила она, тоже с улыбкой. – А иногда и нет. Может, это потому, что и я не всегда добра к ним, не то что ты к своим домочадцам.
Осберн ничего не ответил, и девочка тоже на какое-то время замолчала. Затем он спросил:
– О чём ты думаешь?
– Вот о чём, – сказала она, – как же мне повезло увидеть тебя, ведь это такое счастье.
Он ответил:
– Мы, наверное, сможем и вновь увидеться, и уже не благодаря везению.
– О да, – согласилась она и ненадолго замолчала. Он сказал:
– Я не знаю, почему ты была в пещере. И ещё ответь, разве не опасно так лазить вверх и вниз? Почему ты так делаешь? И, я должен признаться тебе, была ещё одна причина, по которой я подумал, что ты фея, – ты вышла из пещеры.
Она ответила:
– Я расскажу тебе о пещере всё, что знаю, но сперва о том, насколько опасно спускаться к ней и подниматься сюда. Ты бы сильно расстроился, если бы я погибла на полпути?
– Конечно, – сказал юноша. – Я бы сильно расстроился.
– Ну, – произнесла девочка, – тогда не бойся, ибо такие подъёмы и спуски стали настолько привычными для меня, что уже совсем не опасны. И всё же я рада, что ты боишься за мою жизнь.
– Я очень испугался, – кивнул Осберн.
– Теперь о пещере, – продолжила девочка. – Я отыскала её два года назад, когда была совсем ещё маленькой, а эти женщины, мои тётушки, обращались со мной плохо. Я пряталась в ней каждый раз, когда не хотела, чтобы меня нашли, ведь в народе говорили, что там обитают гномы, и тётушки боялись заходить внутрь. Кроме того, каждый раз, когда я представляю, как мои родственницы спускаются по скале, чтобы найти меня там (а они высокие, и одна очень сухая, словно вырезана из дерева, а другая непомерно толстая), то меня разбирает смех!
Сказав так, она села на самый край утёса, болтая своими ножками над водой, и засмеялась, раскачиваясь взад и вперёд. Осберн тоже засмеялся. Он спросил:
– А ты не боишься гномов?
Девочка ответила:
– Милый отрок, милый мальчик, я бывала здесь уже много раз, прежде чем услыхала о гномах, и никто не причинил мне ни капли вреда. После того, как я о них узнала, я всё равно продолжала ходить сюда и осталась целой и невредимой. Но подожди, послушай ещё кое-что: я получала дары, во всяком случае, я так думаю. Я должна была пасти овец, да там, где трава посочнее. Иногда они разбредались, и мне тяжело было собрать их вместе, и тогда я приходила домой, недосчитавшись некоторых из них, и меня ругали, а иногда даже пороли, хотя в том не было моей вины. И однажды после такого наказания я забралась в пещеру, и села там, и плакала, жалуясь самой себе на зло, причинённое мне, а выйдя наружу, увидела на уступе, близ моих ног, одну вещицу. Я взяла её и поняла, что это дудочка о семи дырочках, и когда я подула в неё, раздалась нежная весёлая музыка, и я решила, что это хорошая награда, и пошла домой, взяв дудочку с собой, печали же мои развеялись. На следующий день я пасла овец (это было моим обычным делом), и они, как всегда, разбрелись, а я попыталась их собрать, но у меня ничего не вышло, и я только устала, а ещё испугалась того, что со мной сделают дома. Тогда я села на камень и, немного поплакав, решила утешиться музыкой дудочки, но – о чудо! – не успела я сыграть одну-две ноты, как все овцы сбежались ко мне, блея и ласкаясь о мои бока, и домой мы, веселясь, пришли вместе, и ни одна овца не потерялась. С тех пор так случалось со мной каждый раз, а было это почти год тому назад. Милый мальчик, как ты думаешь, чем я сейчас занята?
Осберн засмеялся:
– Развлекаешься беседой с другом, – сказал он.
– Нет, – возразила она, – я пасу овец.
И она, вытащив из-за пазухи дудочку, заиграла, и полилась очаровательная нежная мелодия, и так весело стало Осберну, что он начал приплясывать в такт и тут же услышал блеянье: со всех сторон к девушке бежали овцы. Она, вскочив, кинулась им навстречу, чтобы они не спихнули друг друга в воду, и плясала перед ними. Полы её синей одежды, единственной, что была на ней, вздымались, и мелькали нагие ступни и щиколотки, волосы развевались, да и сами овцы скакали и танцевали, словно по её просьбе. Мальчик же смотрел на них, заливисто смеясь, и думал о том, что это лучшее развлечение, какое ему только доводилось видеть. Утомившись, девушка вернулась на вершину мыса и села там, как прежде, отпустив овец бродить, где им вздумается.
Глава XОсберн и Эльфхильд беседуют
И вот, усевшись, девочка вновь обратилась к нему:
– Милый юноша, это был первый дар, и разве не должна была я решить, что кто-то невидимый, услышав мои причитания, оставил для меня эту прекрасную вещицу, и что мне ещё было делать, как не попытать счастья вновь. И вот я во второй раз спустилась в пещеру и начала жаловаться, что мне нечем прикрыть себя и ни золота у меня нет, ни серебра, как у других дев, а я ведь и вправду видела на них золотые и серебряные украшения. На этот раз, закончив причитания и выйдя на уступ, я ступала осторожно, чтобы не спихнуть в воду какую-нибудь изящную вещь. И верно – там лежала вот эта милая вещица.
Договаривая, девочка достала из-за пазухи ожерелье из золота и драгоценных камней: в нём чередовались золото и изумруды, золото и сапфиры, золото и рубины. Сверкающее на солнце, ожерелье и впрямь показалось Осберну прекрасной вещицей. Впрочем, он не знал, что далеко не у всякой королевы найдётся подобное сокровище.
– Я не решилась показать ни его, ни дудочку своим тётушкам, да это и понятно, ведь они наверняка забрали бы их у меня и сильно отругали, ибо они часто недобрым словом поминали тех существ, что обитают на мысу, и то зло, что они приносят человеческому роду. Поэтому я играла на дудочке, когда никого не было рядом, и надевала прекрасное ожерелье не под крышей дома, а под открытым небом. Посмотри, юноша, ведь как это весело показаться тебе в таком украшении.
Она отогнула воротник на своей шее, белой, как снег под коровяком*, и надела ожерелье. Осберн подумал, что оно и в самом деле ей шло: девушка стала величественней и нарядней.
Затем она продолжила:
– Ещё один дар получила я от этого пещерного народа, если таковой, конечно, обитает в пещере. Как-то раз я заболела и едва могла держать голову от слабости и усталости, тогда я украдкой пробралась сюда и, забравшись внутрь, несмотря на все трудности и опасности, начала жаловаться на свою болезнь. Только я прекратила причитать, как поняла, что меня сильно клонит в сон. Я легла на пол пещеры и заснула, уже не чувствуя себя больной. Когда же я проснулась, как мне показалось, спустя три часа, со мной всё было в порядке, и я вновь забралась на вершину мыса, сильной и весёлой, совсем не устав от подъёма. С тех пор я поступала так каждый раз, когда чувствовала себя больной, и ни разу добрый народ не оставлял меня без помощи. А тебе случалось встречать подобных существ?
Осберн рассказал о своей давней встрече с гномом и высоко поднял полученный от него кинжал, лезвие которого теперь ярко сверкало на солнце. Он уже хотел было поведать девочке и о Железноголовом, но вспомнил, что вряд ли может считать себя вправе рассказывать о нём кому бы то ни было, а потому промолчал об этом, но сказал следующее:
– Мне кажется, милая дева, ты не так уж слаба и беззащитна, раз у тебя есть такие друзья. Но скажи мне, что ты делаешь, когда не пасёшь овец?
Она ответила:
– Я умею прясть и ткать, печь хлеб и взбивать масло, да ещё молоть муку на ручной мельнице, но это тяжёлая работа, и если бы меня не заставляли, я бы не стала ею заниматься. Да и вообще никакую работу по дому я бы не выполняла, а только пасла бы овец. Но скажи мне, что умеешь ты?
Он ответил:
– Думаю, так славно сгонять овец вместе, как это получается у тебя, я не умею, но прошлой осенью я научился убивать волков, которые хотели проредить моё стадо.