Все позавтракали, выпили, но только по одной кружке и отправились в путь вниз по течению. Если что и стоит рассказать об этом путешествии, так только то, что с помощью Осберна воины Истчипинга благополучно выполнили своё поручение в большинстве поселений средней и нижней долины. На ночь они остановились в местечке под названием Вуднеб, лишь немногим отстоящим далее вверх по течению от того места, где жители западной и восточной долин справляли праздник Расколотых холмов, а значит, недалеко и от места тайных встреч двух влюблённых.
Тем вечером в доме, где остановился отряд, все единодушно решили на следующее утро устроить собрание и послали гонцов, которые должны были донести стрелу войны в селения вверх и вниз по течению. Казалось, всё шло хорошо. Осберн без страха и без лести высказывал свои мысли самым храбрым и самым опытным воинам, что были в отряде. Когда же он, оставшись один, лёг спать, сердце его пронзила острая боль, ибо он вспомнил, что следующим утром наступит тот самый день, в который они с Эльфхильд условились встретиться у Излучины Расколотого холма. Заснул он той ночью позже обыкновенного. А когда следующим утром проснулся, большинство воинов ещё спали. И вот, пока солнце ещё не поднялось высоко, он оделся, надел на себя доспехи, вышел из дома, а затем и за ограду. Спустившись к реке, он прошёл вверх по течению, и когда поднялся на своё обычное место напротив мыса, солнце вместе с ним поднялось над горизонтом. Осберн стал ждать. Но не прождал он и получаса, как увидел Эльфхильд, взбиравшуюся по склону. Одета она была в то платье из тонкой ткани, что он ей подарил, именно в нём в это время весны и раннего лета она чаще всего и приходила на место свиданий. Плечи девушки покрывала гирлянда, сплетённая из белых майских цветов. Когда Эльфхильд увидела на Осберне переливающуюся серую кольчугу*, сияющий шлем, разглядела на поясе Широкий Косарь, а в руке копьё, она протянула к нему обе руки и вскричала:
– О, если б ты только мог быть здесь, чтобы обнять меня! Ибо я вижу: случилась беда, и ты уж одет, чтобы покинуть долину и оставить свою подругу. О, боевое облачение и шлем! Увы, милый, ты идёшь на погибель, но как же ты юн! А ведь я предчувствовала это, ибо прошлым вечером в наш дом зашли два мужа и рассказали, будто видели вооружённых воинов, скачущих по восточной долине. Но поведай мне, что всё это значит? Будешь ли ты драться в долине или уйдёшь далёко за её пределы? И ещё скажи мне, сколько тебя не будет?
Когда юноша отвечал, по лицу его струились слёзы, так сильно тронула его сердце её печаль. А сказал он вот что:
– Это правда, я пришёл попрощаться с тобой на время, и вот почему мне приходится уходить.
И он поведал ей всё, как есть, и как бы между прочим сказал:
– Теперь я ничего не могу сделать, кроме как попросить тебя не бояться и не ранить своё сердце безудержной печалью. Послушай, милая моя, ты только что сказала, что страстно желаешь моих объятий: теперь мы оба больше не дети, и, признаюсь тебе, уже много дней, как я сам жажду того же и знаю, что и ты хотела бы, чтобы наши тела соединились. Может, ты решишь, что я суров и себялюбив, но скажу тебе, что скорее радуюсь твоему желанию, чем печалюсь, видя твою скорбь.
– Нет, нет, ты не себялюбив, – ответила она, – но ты ещё сильнее дорог мне после этих слов.
– Послушай тогда, возлюбленная, – продолжил он. – В какое время и как может случиться, что мы встретимся лицом к лицу, если я останусь в Ведермеле, в долине, в покое и тишине, тогда как ты всё ещё будешь жить со своими старушками на другом берегу этого свирепого потока? Разве не следует мне взять случай за руку и последовать за ним, чтобы узнать широту земли, обогнув землю и море, и, наконец, обойти Разлучающий поток, и найти тебя, милая, тебя в этом огромном мире? Может статься, сегодня начнётся мой путь.
Теперь девушка, немного утешенная, через силу улыбаясь, спросила:
– Ты, наверное, опять будешь торговать? Помнишь, как весело было, когда ты дарил мне вещи, метая их через воду? На этот раз к твоему возвращению в долину я попрошу тебя принести мне на радость ещё один подарок.
– Да, возлюбленная, чего же ты хочешь?
На самом деле, ему было не по душе, что в самый момент их расставания она, словно малый ребёнок, выпрашивает гостинец. Но она сказала:
– О, дорогой мой, чего же ещё я хочу? Привези мне себя самого, целого и невредимого.
Тут уж она больше не могла сдерживать своей любви и вновь разразилась горьким плачем, да таким сильным, что за слезами не видела юноши. До неё с того берега долетали слова утешения, слова прощания и слова печали, и всё равно она не могла перебороть своих слёз, и Осберн расплывался перед ней, и она не могла вымолвить ему в ответ ни слова. Когда же, наконец, она взглянула на другой берег, то увидела, что перед ней никого нет и лишь ниже по течению ещё смутно виднеется фигура Осберна. Вот он обернулся, поднял руку и помахал. И в тот день она его больше не видела, разве что алый его плащ да шлем ещё пару минут сверкали под майским солнцем.
У Осберна сперва щемило на сердце, и он торопливо шёл вперёд, думая, что это его несколько успокоит. Через некоторое время он и в самом деле чуть-чуть утешился, но всё ещё торопился уйти подальше от берега. А немного погодя ему показалось, что он слышит вдалеке звук большого рога, и он вспомнил, что это сигнал к началу собрания, и тогда его мысли обратились к тому, что сейчас должно было произойти.
Глава XXIIIОсберна избирают капитаном отряда жителей долины
Когда Осберн подошёл к поселению, он увидел множество людей и сверкавшее вокруг холма на расстоянии полёта стрелы от ограды села оружие. Юноша изо всех сил заторопился на собрание. А когда он подошёл ещё ближе, к нему из толпы бросилось сразу несколько человек.
– Быстрее, – закричал один из них, – собрание обсуждает тебя.
Осберн поспешил за ними. Когда же он вошёл в густую толпу, раздались громкие крики, и все стали подталкивать его вперёд, к подножию холма, на вершине которого стояло трое знатных землевладельцев, хранитель закона долины и капитан воинов Истчипинга. Они подозвали юношу к себе, и хранитель законов произнёс такую речь:
– Осберн Вульфгримссон, – сказал он, – ты опоздал на собрание, а оно уже почти закончилось. Суть же дела такова: у нас здесь имеется две сотни и ещё шесть добрых мужей, что связали себя обязательством отправиться верхом вместе с нашими друзьями из Истчипинга. Но мужи эти потребовали себе капитана, избранного из жителей дола. Если вспомнить, что в долине не случалось ни войн, ни какого иного сражения с тех самых пор, как Белый Рыцарь свершил на нас набег, а с того дня минуло уж тридцать лет, то сразу поймёшь, что мы, по большей части, не сильны в военном искусстве. Мы все знаем, что в твоём юном теле бьётся сердце храброго мужа, что ты убил могучего воина, мастера битвы. По этой самой причине некоторые из жителей долины предложили тебя в капитаны нашего отряда. Теперь я сообщаю тебе, что сперва дам слово всему собранию, и если люди согласятся, то ты станешь капитаном, хочешь ты того или нет.
К тому времени, когда законник кончил говорить, лицо Осберна покраснело, как огонь. Юноша произнёс:
– Господин, прошу тебя вспомнить, что я молод, и никогда не учился военному делу, и совсем ничего не знаю: ни как приказывать, ни как строить отряд в битву. Это же совсем не то, что защищать жизнь и дом от разбойника, когда на беду никого не оказалось рядом и когда вспоминаешь то, что впитал с молоком матери.
Капитан воинов Истчипинга по-доброму улыбнулся ему и сказал:
– Сын мой, тот, кто может вспомнить, что впитал с молоком матери, когда обнажены клинки, уже знает большую часть военного искусства. Да и всего-то несколько часов прошло, как я сам видел тебя, когда ты, словно зрелый муж, отдавал приказания слугам. Не бойся, сын мой, этого будет достаточно. Более того, обещаю научить тебя всему, что умею сам. И знай ещё одно: ежели ты откажешься, то храбрости в сердцах этих ребят, которые между малодушием и помощью славному городу выбрали последнее, поубавится, ручаюсь в этом. Не отказывайся, мой мальчик, не отказывайся.
Сердце Осберна колотилось о рёбра и от внезапного удивления, и от надежды на новую жизнь, мелькнувшую пред ним, словно внезапный проблеск чудесного света. И вместе с тем так же неожиданно юноша подумал: «Коли и суждено мне обогнуть Разлучающий поток, то вот оно, начало пути, если, конечно, и в самом деле добрый рыцарь станет моим другом и наставником в военном искусстве, и я возмужаю, и те, кому недостаёт храбрости встать лицом к лицу с противником, будут смотреть на меня с восхищением».
Тогда Осберн повернулся к законнику и произнёс:
– Господин, достаточно слов. Если собрание общинников изберёт меня капитаном, я не откажусь, и да сопутствует мне удача, и да сгладится ею мой юный возраст. А ежели нет, то пусть я положу свою жизнь в битве, чтобы не возвращаться назад и не выслушивать проклятия матерей и дев за то, что я погубил жизни их сыновей и милых.
Тогда, улыбнувшись Осберну и положив руку на его плечо, заговорил хранитель законов:
– Жители Восточной долины! Вы собрались ныне, чтобы узнать, можете ли оказать какую помощь нашим друзьям и соседям в Истчипинге. Вы решили, что для этого надо послать вооружённых мужей в город, а у них должен быть капитан. И мне сказали, что тот, кто лучше всех справится с названным делом, это юноша Осберн Вульфгримссон из Ведермеля. Если всё это верно, я хочу услышать ваше согласие. Но и тогда любой желающий может назвать имя другого мужа, выбрать того, кто будет лучшим капитаном, и мы обсудим этих мужей, сколько бы их ни было названо. Итак, во-первых, согласны ли вы на Осберна Вульфгримссона?
Тут же раздались громкие возгласы одобрения, люди забряцали оружием. Казалось, почти все на собрании кричат «да». Когда же гомон и крики утихли, хранитель законов попросил любого желающего назвать другое имя. Сперва все молчали, но потом вперёд протолкнулся Мрачный Джон. Он произнёс: