станут охотиться друг за другом и пожирать своих собратьев
тебе же надлежит всеми силами поддерживать мир между ними.
почему я, почему я, Господи, почему я
завопил Шакал, и стал кататься по земле, срыгивая
я недостоин, у меня нет сил, я жалок и не могу, а
Создатель, глядя на Шакала с презрением, думал, что все они
одинаковы
человек ли, животное ли:
только дашь ему шанс попасть в сборную, так он сразу
начинает жевать сопли – «господи, достоин ли я…»
Создатель вздохнул, улыбнулся и потрепал Шакала по плечу,
тем самым без слов намекая на прекращение гнусной комедии, и продолжил —
когда ты выполнишь свой долг, мы снова встретимся в месте на восток отсюда, и если ты сумеешь сделать все правильно,
повиноваться мне и говорить правду,
тебе будет дано
право поймать в реке
Бобра и создать из него людей
если же ты нарушишь условия,
созданием людей займется кто-нибудь другой…
и Шакал удалился
а дальше предание индейцев
города Бельцы
говорит нам совсем уже увлекательные вещи…
Сашка откашлялась, но на это никто не обратил внимания. Зал желал слушать дальше. Уроды, подумала с обидой Сашка. Почему-то цикл моих стихов «Элегии на аллюзии о пребывании Пушкина в Бессарабии» они слушать не захотели! Озорной молдаванчик читал дальше.
…после того, как Шакал ушел, Создатель позвал Сойку
в койку…
Многие девочки покраснели и потупились. Кажется, сегодня я расстанусь с девственностью, подумал ученик 8 класса Володя Лоринков, и набрался смелости взглянуть в глаза поэтессе десятикласснице Леночке Шмулерман, которая, – хоть и покраснела, – набралась в себе смелости встретить Володин взгляд и выдержать его. Кажется, сегодня ты и впрямь расстанешься с девственностью, говорил взгляд Леночки Шмулерман талантливому Володе Лоринкову. А ведь поэзия, оказывается, здорово, подумал он и продолжил:
…и после, утирая пот со лба, сказал:
тебе, Сойка, предстоит стать во главе всех
живых тварей, ты обретаешь большую силу, подобную моей, и я
помогу тебе выполнить твое предназначение, ведь вскоре
все существа, которых я создал, начнут вести себя…
ну, дальше вы знаете с той лишь разницей, что Сойка не ломала недостойную комедию
после чего улетела по своим делам в чащу, позвав
только медведя по просьбе Бога
и надо ли говорить,
повторять, что именно Бог сказал косолапому
ну, ладно, да-да, он сказал:
тебе, Медведь, предстоит стать во главе всех
живых тварей, ты обретаешь большую силу, подобную моей, и я
помогу тебе выполнить твое предназначение, ведь вскоре
все существа, которых я создал, начнут вести себя…
ну, дальше вы знаете с той лишь разницей, что Косолапый ни соглашался, ни отказывал
ему было все равно, он старый служака
как скажут, так и
задерет…
Заслушавшуюся Сашку толкнула плечом подруга. Показала листочек. Там карандашом была сделана пометка «Намек на МВД МССР». Сашка кивнула. Стала слушать дальше.
…затем Создатель подобным же образом сделал
эти непристойные предложения
Койоту, Белке, Бизону, Зубру
Ястребу Средней Полосы, Мыши-полевке,
и многим другим представителям
фауны
и, о дьявол флоры Молдавии в результате чего
каждый из них возомнил себя
наместником Бога
в результате за те несколько миллионов лет, что предшествовали
возникновению цивилизации
на наших землях, братцы животные так все рассорились
что Бог понял, место под ним не шатается
кресло устоит
птицы поют и пора заняться
собственно делом
сотворением мира в поэме,
что он и сделал, перепоручив это дело
мне…
Это был грандиозный успех. Даже вечно пьяный внештатный журналист газеты «Голос завода Мезон», который – завод, – владел на паях Домом Пионеров, где проводились собрания, проснулся и что-то стал записывать. Сука, Лоринков еще какой-то нарисовался, подумала с грустью и вечной своей кривой улыбкой Юля. Почему талант не раздают, как колбасу в распределителе, подумала она. Так было бы справедливо и по совести, ведь раздают ее тем, кто действительно много сделал для страны и народа… Ну ничего, подумала она. Когда-нибудь падет Совок, и талант будут выдавать в обществе «Джойнт», которое я обязательно возглавлю, подумала она. Глубоко вздохнула. Встала. Сказала:
– Жаль, что упомянув ряд современников в своей нетленке, Лоринков автоматически лишил их права голоса, – сказала она.
– Скажешь о поэме века хорошо – как бы кукушка хвалит петуха – увековечил он кукушку, – сказала она.
– Скажешь плохо – прогрессивная общественность уличит в мстительности и зависти, – сказала она.
–… Все же попробую, – сказала она.
– Не вышло из Лоринкова Данте, увековечившего своих современников. Как и Гоголя…, – сказала она.
– Несомненно, он умеет складывать словесные комбинации и со стилистикой у него все в порядке… вот, пожалуй, и все, – сказала она.
– Потому что за пазухой пустота, – сказала она и почесала за пазухой.
– Самооценка Лоринкова, увы, гораздо выше его не скажу таланта, но реализации этого таланта, – сказала она.
– Но если ему хочется увековечивать нас, ну что же, – сказала она.
Пусть только денег за рекламу не просит, – сказала она.
Вот такая муйня, пионеры, – сказала она.
Села. С неудовольствием услышала перешептывания.… «завидует, завидует», шептались где-то. Козлы, подумала с грустью и злобой Юля. Ужо вам, подумала она. Стала собирать опусы членов кружка для, – как они с Сашкой объясняли, – рассмотрения
текстов комитетом по безопас… то есть, тьфу, советом по творчеству.
К вечеру дело кружка «Орбита» сшили.
* * *
…После того, как процесс литературного кружка «Орбита» отшумел на всю МССР, и даже на Союз – приезжали корреспонденты из центральной «Комсомолки», и напивались, как водится, в усрачку, – настало время подводить итоги. Потом считать мы стали раны, как подумала про себя куратор кружка Сашка, и потянулась было записать строку в блокнотик. Вспомнила, что нечто подобное писал этот пидарас проклятый, Лермонтов. Сплюнула. Закурила «Беломорину» и сощурилась. Вести ей себя надо было как диссидентке.
– Ты ведь и есть диссидентка, – сказал товарищ майор.
– Претерпела от режима, – сказал он.
– Так веди себя как диссидентка и не выеживайся, – сказал он.…
Сашка и Юлька правда претерпели. Ведь литературный кружок «Орбита» разгромили основательно. Страна подтягивала гайки и процесс сделали показательным. За пьесу «Мелкие недочеты на БАМЕ, благодаря которым строители социализма лишь крепнут» студент Никита Хорват получил 20 лет колонии и выбросился из окна, когда его вели на допрос. Поэтесса Ирина Золотайко за стишок «Слуги народа лучше хозяев живут», отправилась на 15 лет в колонию. За басню «Назойливый шмель», в которой в иносказательной форме говорилось о нехватке хозяйственного мыла на прилавках, лучший выпускник лучшей математической школы Изя Сольцман попал в дурку, откуда вышел придурком, а его научную работу быстро переоформили на дурака от природы, сына сотрудника отдела идеологии при ЦК, Сашку Копански.
Хуже всех пришлось самому младшему.
Восьмиклассник Володя Лоринков за свой сумасшедший, бредовый, омерзительный и антисоветский пасквиль получил 25 лет строгого режима. Избежал расстрела лишь благодаря несовершеннолетию. Его возлюбленная, Леночка Шмулерман, – исключенная за месяц до выпускного из школы, и пошедшая на завод уборщицей, – в зале суда плакала и обещала ждать. Хотя, конечно, не дождалась, восемь лет терпела, а на девятый год уехала в Израиль, маланка гребанная, думала потом, – в 2006—м году, – глава Общества молдавско-еврейской дружбы Юля Иудович.
Сам Лоринков на суде вел себя достойно, – да, губы кривил, но не заплакал, – а когда вели к машине, все норовил задрать голову, и поглядеть в небо. Позже он стал выдающимся автором блатных стихов. Особенно прославилось то, которое положили на музыку, и стала петь вся страна. «Молдавский мля централ, ветер северный». Умер птенец гнезда кружка «Орбита» Володя Лоринков рано, сердце, – из-за чифиря и спиртного, – не выдержало к сорока пяти годам.
Леночка пережила его на год, тоже пила, но это из-за проблем со вторым мужем. А Катенька с тонким и нервным лицом уехала то ли в Штаты, то ли в Москву, и изредка Юля и Сашка искали о ней упоминания в прессе. Это чтобы, – если вдруг Катенька станет знаменитой, – можно было сразу же написать большую статью о том, как две выдающиеся кишиневские поэтессы расправили крылья деформированному таланту уродливого подростка…
Как писали в прессе независимой уже Молдовы журналистки Сашка Юнат и Юлька Иудович, – диссидентки Сашка Юнат и Юля Иудович тоже страшно пострадали от режима. К примеру, Сашка получила строгий выговор без занесения в личное дело, а Юлю Иудович за неимением улик оправдали, но зато сколько нервов потрепали! Девчонки, хоть и испытывали друг к другу неприязнь всю оставшуюся – долгую и счастливую, вопреки сраной Библии с ее сраным нытьем про возмездие, – жизнь, но держались вместе. Ничего личного, симбиоз.
– Ведь чем хорош комсомол и диссидентское движение, которые есть две стороны одной медали? – спросил товарищ майор, ставший господином генералом.
– Они хороши крепкой спайкой, и дружбой на всю жизнь! – сказал он.
– Да такой спайкой, что покрепче, чем в межне! – сказал он и ласково погрозил ребятам и девчатам пальцем.
После чего состарившиеся девчонки, поправляя чулки, разбрелись с ребятами, – сменившись спортивные ГДР-овские костюмы на «Найки», – по кустам. Все так же бесстыже жалась ляжкой к куратору Юлька… А Сашка, потея и отдуваясь, садилась на пенек и глядела в начинающее чернеть небо. Вспыхивали там звезды, падали метеориты, неслась за несчастной Ио безумная собака Стрельца, и алел над Венериным поясом страшный, непонятный и неприятный, – как поэзия Лоринкова, – таинственный Альдебаран. Иногда казалось, что одна из звезд по небу словно несется. Но то были, – знала подкованная бывший лектор антирелигиозного кружка Сашка, – не звезды, а космические корабли и спутники. Неслись они прямо. После чего застывали, и навсегда занимали свое место на карте звездного неба.