— Дом подожгли, — сказал он, опираясь на меня и надевая отцовские брюки.
— Почему ты так думаешь?
— Я не думаю, я знаю… и поджигателям было совершенно наплевать, что я сгорю вместе с домом.
Звук сирен слышался все ближе. Вот-вот подъедут пожарные.
— Мне повезло, что я проснулся. Кошка разбудила. Или не знаю… может, мне и приснилось, что она сидит у постели и мяучит изо всех сил. В комнате уже ничего не видно было, все в дыму. Я ее больше не видел. Удрать-то успела?
Он определенно в шоке, я окончательно поняла это только сейчас, глядя, как порхают в черном ночном небе огненные мотыльки. Лицо под сажей мертвенно-бледное, глаза блуждают, и я не уверена, что он заметил мой приезд. Разговаривает сам с собой.
— Наверняка успела.
— Я выпрыгнул из окна. Не спрашивай как, не спрашивай, почему я еще держусь на ногах. Не спрашивай! — вдруг выкрикнул профессор.
Поодаль, у дороги, начали собираться люди. Соседи, наверное. Стоят как парализованные, а может, просто боятся подойти поближе.
— Ты что-нибудь слышал? Голоса, шум?
— Скутеры у дороги. Я их видел, когда прыгал из окна. Они стояли с зажженными фарами. А потом развернулись и уехали в город.
— Может, вызвать помощь? Разве ты не слышишь? Сейчас подъедут пожарные.
Уже видно было, как пожарные машины с воем и включенными синими маячками мчатся по шоссе. Сейчас свернут на грунтовую, посыпанную гравием дорогу к дому.
— И что мне теперь делать? — в отчаянии спросил он. — Где я буду жить?
Что ему на это сказать? Я не могла ничего придумать, ничего, что могло бы хоть капельку его утешить.
Огромные красные машины срезали путь через поле и въехали во двор, подмяв под себя деревянный забор. Я обняла профессора за талию. Это моя судьба, подумала я, мое призвание — утешать людей, которым еще хуже, чем мне. Не потому, что я лучше утешаю, чем другие, просто мне всегда выпадает этот билет.
— Надо попытаться найти твою маму, — сказала я. — И тебе надо сесть. Ты можешь идти, если я буду тебя поддерживать?
Он не ответил — не мог отвести взгляда от горящего дома. В глазах его отражались огненные сполохи, и это почему-то было особенно страшно, как сцена из кошмарного сна.
— Пошли к соседям. Вон они стоят у дороги… они нам помогут.
Но идти никуда не понадобилось. Внезапно двор наполнился людьми. Кто-то из пожарных обследовал поленницу, сарай для садового инвентаря, которым профессор никогда не пользовался; другие разворачивали шланги, готовили лестницы. Наверное, у меня тоже был легкий шок — я слышала слово в слово, о чем они говорят, сквозь оглушительный, не смолкающий ни на секунду рев пожара, хотя до них было не меньше тридцати метров.
Двое фельдшеров из подъехавшей «скорой» направились к нам, но профессор на них даже не посмотрел.
— Как с твоим сочинением про русалок? — спросил он монотонно. — Хотелось бы прочитать, когда будет готово.
— Само собой. И ты мне очень помог. Спасибо.
— Нелегко было что-то найти. О русалках, понимаешь ли, пишут мало. В основном сказки с грустным концом.
Фельдшеры тоже поняли, что он в шоке. Не говоря ни слова, завернули его в одеяло и помогли дойти до машины.
Через три дня я встретилась с Герардом в зале для пинбола в Улуфсбу. Это была оговоренная встреча — утром кто-то позвонил в дверь нашего дома, и, когда я открыла, передо мной стоял Герард с шлемом в руке. В углу рта — сигарета-самокрутка. Он смотрел на меня… как он на меня смотрел? Никак. Смотрел, и все. Совершенно нейтрально.
— Я хочу, чтобы ты пришла в «Кварнен» вечером. Поговорить надо. — Он встал на цыпочки и заглянул через мое плечо в квартиру: — Значит, вот как ты живешь, Доска… Совсем одна, значит… как Пеппи на вилле «Курица».
Откуда он знает, что мамаша с папашей смылись? Кто его информирует? Неужели он за нами наблюдает?
— А вы с братом дома сидите, как я погляжу… Всю неделю в школу не ходили.
И это тоже верно. Но это ладно, это-то ни для кого не секрет. Вдруг меня поразила нелепость этой сцены — Герард стоит на нашем крыльце в девять утра!
— Можем поговорить сейчас, — сказала я. — Не надо для этого назначать свиданий.
— Сейчас у меня нет времени. И потом, «Кварнен» больше подходит для разговора.
Он повернулся и поднял что-то у себя за спиной. Я поняла, что это, еще до того, как он протянул мне чучело зайца в белой зимней шубке. Из коллекции профессора.
— Я подумал, может, ты захочешь взять эту штуку. Или твой приятель… жалко уничтожать такую прелесть. Как живой.
Я посмотрела на улицу — он был один. Ни Педера, ни Улы. Только скутер Герарда «Пач-Дакота» с наклейкой «Esso» на бензобаке.
— Что ты от меня хочешь?
— Поговорить о будущем… а пока возьми зайчика. Пусть он тебе напоминает, что я всегда делаю, что обещал.
В прихожей зазвонил телефон. Он звонил непрерывно в последние дни, но мы с Робертом не брали трубку.
— Не буду тебя задерживать, — сказал Герард. — И возьми трубку. Мало ли что, вдруг кто-то тебя разыскивает. Жду в восемь в «Кварнене». И не забудь принести мои деньги.
Определенно не в своем уме, подумала я, глядя, как он идет к своему скутеру и запускает двигатель. Отморозок. Законченный психопат. Даже приветливо помахал мне рукой, поворачивая на Подсолнечную улицу. И не успел он скрыться за углом, телефон замолчал.
— Кто это был? — спросил братик.
Он даже еще не оделся — только что проснулся.
— Ты не знаешь.
— На скутере приезжал. А позавтракать есть что?
— Только хрустящие хлебцы. Но я куплю что-нибудь сегодня.
Мне не хотелось его волновать, он и так был весь как струнка. Мать с отцом сбежали, как и собирались; оставили двести крон в конверте на столе и исчезли. Такого вообще не должно быть, а с нами все так и было.
Мать брату вообще ничего не сказала. Все досталось мне.
— И что теперь будет? — спросил он, выслушав мои объяснения.
И я совершенно честно ответила: не знаю.
После пожара у профессора мы в школу не ходили. Незачем. Все равно рано или поздно нагрянут тетки из социалки. Присутствие, отсутствие, обязательное образование, необязательное — все это теперь не играет никакой роли. Ни малейшей надежды, что нам позволят остаться вдвоем в этом доме.
Опять затрезвонил телефон.
— Ты не ответишь? — спросил Роберт.
— Если это Л-Г или куратор, у меня нет никакого желания с ними разговаривать. А еще меньше — с какой-нибудь курицей из коммуны. Как начнет кудахтать…
— А если это мама? Или папа?
— Нет. Это не они. Даже не надейся.
«Кварнен» — комбинированный зал для игр и кафе. Подростки из Гломмена и Скугсторпа околачивались здесь довольно часто. Летом работала площадка для мини-гольфа, а владельцы кафе выставляли столики на веранду. В туристский сезон здесь не протолкнешься, а сейчас — почти никого.
Герард сидел с чашкой кофе в самом дальнем конце зала. Я пошла к нему, лавируя между застекленными стендами для пинбола, сумка била по бедру — захватила с собой четыре блока сигарет. Отец, как и обещал, освободил мою комнату, но в спешке забыл под кроватью эти четыре блока. Если повезет, Герард возьмет их как задаток.
— Ценю точность, — сказал Герард. — Ты пунктуальна. Как, кстати, твой приятель, этот венгр?
— Живет у матери.
Я села на стул напротив. Он сделал глоток кофе из чашки, поставил ее на стол и вытер губы тыльной стороной ладони:
— Ему повезло. Мог и в больницу попасть с отравлением дымовыми газами. Или того хуже, получить ожоги. От дома же ничего не осталось.
— Тебя арестуют.
— За что? Не понимаю, о чем ты… хочу получить свои деньги, вот и все. А ты как бы игнорируешь долг.
Я достала из сумки сигареты и положила на стол.
— Они стоят двести крон, — сказала я. — И их легко продать. Но мне нужно время, чтобы достать деньги.
Герард посмотрел на меня с искренней печалью, будто загрустил о чем-то, но я-то знала, что это не так. Это ничего не значит, за этим фасадом вся проводка нарушена, сплошные короткие замыкания. Он нагнулся и достал что-то из сумки.
— Можешь оставить их себе, — сказал он. — У меня этого добра — до и больше.
В руке у него был блок немецких сигарет той же марки, что и мои. Меня словно током ударило — вспомнила, как брат Томми предупреждал отца насчет пацанов, которые на него работают. Ты что, Юнас, умом тронулся?
— Мне нужны деньги, Доска. Деньги, а не сигареты. Кстати, куда подевался твой папаша?
Отец сбежал из-за Герарда, поняла я. Он боялся именно Герарда. Я не знала каким образом, но совершенно очевидно — одно с другим связано, и связано напрямую.
— Смотри, как страдают из-за тебя люди, — с упреком сказал Герард. — Некоторые даже остаются без крова над головой. Ты же не хочешь, чтобы такое повторилось?
— Получишь деньги на той неделе. Обещаю.
Вот, значит, как… Даже взрослые его боятся. Потому что у него нет тормозов. Потому что он способен на все что угодно. Я сама видела тому примеры — у киоска зимой, в школе, когда он чуть не убил завхоза. И дом профессора… он же наверняка знал, что профессор дома, что он спит… И что-то такое случилось, что даже отец сообразил — этот пацан очень опасен.
— Ну хорошо… скажем так: послезавтра. Самое позднее — послезавтра. Здесь, в «Кварнене». В восемь часов. Я тебя предупреждал, Доска, но ты не слушала…
Он допил кофе и посмотрел в окно. За рядом летних домиков угадывалось море.
— Кстати, ты знаешь о пропаже на норковой ферме?
Не знаю, каких усилий стоило мне казаться невозмутимой.
— А что пропало?
— Нет, я так… интересуюсь. Братаны Томми нашли кое-что на дне морском… вернее, поймали. Может, ты знаешь что-то… Вы же с Томми лучшие друзья, может, он говорил тебе?
— Нет. В общем, деньги ты получишь.
— Эту штуку они держали на норковой ферме в Улуфсбу. Штуку… это я плохо сказал. Живое существо. Я видел его… потрясающе! Даже не думал, что такое бывает… Но кто-то проделал дыру в заборе и утащил этого монстра.