А завтра я и Хилола наведаемся в торговый лагерь людоловов и работорговцев. Посмотрим, что и как. Заодно проверю, как я выгляжу в обновках. Охота погулять средь простого народа, а работорговцев, коль и распознают мою маскировку, жалеть нечего. И так зажились уже, и надо сказать – много лишнего прожили.
На следующий день, такой красивый я неторопливо гулял по этому лагерю, месту скопления горечи и печалей. На меня никто особо не обращал внимания, что неудивительно – не выделяюсь я среди здешнего люда. Как сказал про меня дервиш – достаточно зажиточный человек, скорее всего, бай или бек. Ну а что, подходит. Так что на меня оружные разве коротко глянут и скорее взгляд отводят. Ибо выгляжу я довольно внушительно и, самое главное, элегантно – рост под два метра, отличный доспех, пара револьверов-пепербоксов в кобурах на поясе, два хаудаха на разгрузке, в горизонтальных кобурах, шамшир и длинный кинжал. На голове под чалмой мисюрка, поверх доспеха синий атласный халат со скромным шитьем серебром. Просто образец, хоть сейчас на конкурс здешних модников.
Торги еще не начались, но живой товар уже выставлен на обозрение. Правда, только мужики и парни, дети и женщины спрятаны в шатрах. Торговцы вовсю нахваливают свой живой товар, а около помоста, где будут торговать детьми и женщинами, постепенно скапливаются торговцы-перекупщики. Несмотря на мои усилия, народу прилично, только оптовиков не меньше пары десятков, всего счет идет на сотни продавцов и покупателей. Это ж сколько тут народу за год продают? Хотя, если подумать, людоловы сюда стекаются от Сибири до Кавказа, место уж больно удобное. И уже не территории Среднего Жуза, который под протекцией Российской Империи и живет по ее законам, и вроде как почти не земли кокандского хана. То бишь, дыра в юрисдикции, где можно творить что хошь. И достаточно обитаемая дыра. Это для серьезного войска в пустыни дорог почти нет. А малые отряды шныряют только так. Хотя вряд ли про это местечко чиновники хана не знают. Но то ли их на самом деле мало волнует здешний рынок, то ли откат от купцов нехилый идет.
Тут мои мысли прервали крики и веселое улюлюканье. Две стремительные девичьи фигурки в белых балахонистых рубахах, задрав их до пояса и мелькая сильными и красивыми ногами, летели к берегу, огибая по пути редких встречных. За обеими развивались роскошные волосы, рыжие и почти белые. Похоже, пара девиц каким-то образом сумела вырваться, и сейчас девчонки рвутся к свободе, которой им кажется Сырдарья. Вот обе вылетели на дощатый причал, сильно оттолкнулись… и дружный ружейный залп задымил часть торжища. А довольный киргиз-кайсак командует своим, чтобы перезарядили ружья.
Стрелять по чужим рабам здесь, на торжище, не принято. А вот за причалом уже можно. Вот и повеселились людоловы, подстрелив чужой товар. Впрочем, это они так думают.
Оставив разборки меж визгливым евнухом и молодым баем, я неторопливо прошел к берегу. Вдоль причала уже рыщут пара плоскодонок, люди пытаются баграми нащупать что-то в желтой воде. Ну-ну, пусть пытаются. Зря я, что ль, сразу отвод глаз на девчонок кинул. Залп-то пришелся левее и позади, беглянки успешно нырнули. И не вынырнули, их Хилолка приняла в свои нежные и сильные руки. Девушкам шок гарантирован, хотя… Хотя, вряд ли их сейчас чем-то подобным проймешь.
Суета по поиску беглянок или их тел продолжалась не особо долго. Как раз до начала торгов. Я особо не участвовал, хотя выкупил одну очень красивую русскую девицу, и двух сестер-близняшек, китаяночек, судя по всему. Хорошенькие, аккуратненькие девочки лет десяти, вряд ли больше. Не должны девочки переживать такое, нельзя! Эти и не пережили. Я не знаю, когда у них началось перерождение, но оно полным ходом идет.
А русскую… эта ведьмочка решила через меня выбраться. Я не оговорился, девица реальная ведьма, или ворожея. Пусть молодая, в силу не вошла, но попыталась надавить на меня всерьез. Видимо, вычислила, что я один тут. Рисковая девка, на меня тут уже глаз положили. Тот самый бай, что по беглянкам приказ отдал стрелять. Впрочем, его похороны, пусть сам о них переживает. Да и девице немалый сюрприз будет. Я ее просто так не отпущу, ради принципа. Это даже забавно, чем она у меня свободу выкупать будет? Впрочем, девчонка реально очень красива. Полтыщи золотом за нее отдал, для этого места очень много.
Под самый конец я выкупил за сотню серебром никому не нужных обреченных. Дюжина стариков да старух, и два инвалида. С самого пирса забрал, из-под ножа вытащил. Собственно, именно ради них я тут среди людоловов и работорговцев и толкался. Ну, еще метки вешал на всех подряд, будет мне занятие на какое-то время. Азартное такое, так сказать – сезон охоты.
Но пока – сестренки-близняшки. Неладное с ними творится, вижу я это. Да и ведьмочка на них косится, с опаской немалой. И самое нехорошее – я китайский ни в зуб ногой. Вообще никак.
Вообще, забавно и непонятно. Или большинство женщин – ведьмы, которым только дай проявить свою сущность, или просто мне так повезло. Впрочем, это совершенно неважно. На данный момент важен преградивший мне дорогу кайсак со всеми своими нукерами. Или гулямами, вот не знаю, как их сейчас точно назвать.
Молодой феодал весело скалился, заложив пальцы рук за поясной шелковый платок. За его спиной и по бокам так же скалились семнадцать хоть и молодых, но крепких, хорошо вооруженных парней. Да и с ружьями они вполне умело обращаются. Мы сейчас за территорией торжища, все договоренности и гарантии остались там. Позади меня, но в стороне, стоят зрители, решившие поглазеть на бесплатное представление. Ну, пусть их.
Оба револьвера прыгнули мне в руки, десяток выстрелов слился в сплошной непрерывный треск. Так из пепербоксов не стреляют, сил обычного человека не хватит, отдача прицел собьет. Но я не человек, мне можно. И дым мне не помеха, все прекрасно вижу.
Опустевшие пистолеты отлетают в сторону, в правой длинный сабельный клинок, в левой двуствольный хаудах. Кончиком лезвия перечеркнул горлышки паре лучников, оба ствола пистолета разрядил во все-таки успевших взвести курки мушкетов кочевников, еще троих перерубил от плеча к поясу и поперек тулова. Хороший мне клинок речка подарила, надо сказать, пластает все подряд – мясо, кости, легкие доспехи.
Завершающий штрих – колющий удар под подбородок выхватившему саблю баю. И замереть так, на какое-то время, удерживая уже неживое тело клинком в вытянутой руке. Пусть публика полюбуется, проникнется, так сказать. Потом резко на себя, бай поломанной куклой рушится вниз. И где аплодисменты?
Но люди молча глазели на то, что еще недавно было довольно приличным отрядом кочевников. Причем стояли и глазели все – и работорговцы, и рабы. Мне это не очень понравилось, ибо вместо восхищения смертоносным мной некоторое оцепеневшее ошаление имеет место быть. Судя по всему, никто толком не понял, что именно стряслось. И потому я психанул, рявкнул на своих новых подчиненных мужского пола, заставив их собирать трофеи, а сам отправился в лагерь этих недоумков.
Пара сторожей, оставленная при двух юртах, большой арбе и коновязи, сейчас наметом уносились на север. Достать их в принципе можно, но зачем? Попрошу пустынницу, она или меня к ним выведет, или их выбеленные черепушки с красивым орнаментом принесет. Второе предпочтительней, вряд ли чего-то стоящее знают пара молодых парней. И напевая «Уно моменто», я откинул полог первой юрты, байской. В которой, как я понял, сидят три невольницы-наложницы. Юрту личного байского состава потом гляну, вряд ли там есть что-то стоящее.
– Вот вам и ответ, Зуфар-бек, для чего этот громила здесь ошивался, почему без коня или лодки, и кто он такой. Асассин это, и был он здесь по душу этого сопляка. Слышали, песенку напевал? Итальянская песенка, между прочим, а прошлым летом этот кайсак продал здесь молоденькую неаполитанку. Вот и прилетела ответка, судя по всему, девчонка говорила правду и ее отец один из «теневых хозяев». – Пожилой, но крепкий турок поглядел на невозмутимо перезаряжающего пистолеты натворившего дел бойца. Которого все было похоронили, ибо в одиночку справиться с полутора дюжинами крепких вооруженных парней считалось невозможным. До этого момента. Турок вспомнил размытый силуэт громилы, распадающиеся на половинки тела кайсаков, слитный треск выстрелов, и сглотнул ставшую вязкой слюну. – Скажу честно – рассказы про асассинов я считал сказками и вымыслом. Но в этих сказках все именно так и есть.
– Страшные сказки у вас, в Истамбуле, уважаемый Мустафа-бей. – Седой узбек передернул плечами, сбрасывая с них изморозь вечной владычицы, повелительницы Азраила. – Пойдемте, мне совершенно неинтересно, что будет дальше. У нас с вами и своих дел вдоволь.
Публика скромно разошлась, так и не одарив меня аплодисментами. Несколько уныло и обидно, я даже захотел грохнуть еще бая-другого, чтобы такой игнор компенсировать… но решил оставить это на позднее время. Куда мне торопиться? Тем более, все челны и каюки помечены, уж повеселюсь от души. В этот раз всех порешу, до кого за первую ночь дотянусь, никого на реке в живых не оставлю и на перерождение не отпущу. Ибо нефиг.
За время моего злобного и нервного пыхтения мои закупы прошерстили трофеи, разоблачили и сбросили тела битых мною кайсаков в Сырдарью (а в этот раз я схавал только душу байчонка. Даже не схавал, а ради эксперимента сохранил в большой жемчужине, потом сожру, медленно и со вкусом. Остальных подарил реке, ибо чем я хужее Стеньки Разина?), и сейчас мне докладывал однорукий казак, избранный старшим.
И кстати – он уже оружный. Сабля и три пистолета за кушаком, плюс здоровенный нож-пичок за голенищем трофейного сапога. Путевый дядька, мне точно пригодится, по крайней мере до русских.
– Итого, боярин, две дюжины боевых коней, шесть верблюдов, две юрты, десять ослов, большая арба. Шестнадцать разных ружей, две дюжины пистолетов, три лука, десяток сабель, топоры, кинжалы и ножи. Деньгу, товар и невольников-невольниц я не считал, боярин, не мое это. – Казачина отошел в сторону, давая мне проход до уже моего лагеря.