– О чем вы задумались, господин Захар-бай? – Ко мне подошел командир всего этого бедлама, майор Игнатьев. Я сначала, было, принял его за подполковника, потому как две звездочки и два просвета. Но в Императорской армии, как оказалось, несколько иная система обозначений на погонах. Пришлось по-быстрому подучиться. И то, в этих всех галунах и наплечных ремнях я нихрена покамест не понимаю. Впрочем, мне простительно, я для командира здешнего форпоста – иноверец. Мои некоторые, показанные мною, способности майор принимает за туземные обряды и фокусы. Правда, признал их полезность и сейчас унтеры бьют морды лица за малейшее несоблюдение личной гигиены. Причем всем подряд. А все источники пресной воды взяты под вооруженную охрану. Гражданские из освобожденных рабов ропщут, но когда никто из солдат этого не слышит. Солдат понять можно – заразу принесли бывшие рабы. Где они ее подцепили – вопрос тот еще; когда я их освобождал, то ничего такого не видел и не чувствовал.
Я особо не свечу, что это именно я вырезал рабовладельцев; для здешних обитателей я бай и табиб в одном лице. Лечил я народ-то, предварительно наркотой накачав. Точнее, когда они хоть что-то понимать начали. Так что все волшебно-лечебные экзерсисы прошли незамеченными. Ну а потом я народ припрягать начал, точнее руководство этого форпоста. Майор и его офицеры, в том числе пара спасенных мною, жить хотели, желательно здоровыми и подольше. Забавно, кстати, майор – минимум комбат, ну или начальник штаба полка, а тут всего рота. Впрочем, в разведке все не как у нормальных людей, их и в фонтанах на праздники не видно, а они есть. Так что майор грозно рявкнул, выдал пару матерных и помахал кулаком. Потому послушались. Впрочем, даже откачанный мною поп и тот особо мозги не выносит. Но как народ окреп, он устроил пару благодарственных молебнов. И люди искренне (я это прочувствовал) молились за здравие друг друга.
Мои русалочки для них – «девы-воительницы», которых трогать просто не стоит. Особенно после пары сломанных рук и одной выбитой коленной чашечки. У бывших рабов малость крышу снесло от свободы, вот попытались конечности распустить. Но Марина и Хилола – барышни строгих моральных устоев, потому сразу устроили конкретный отлуп. Так-то отлупили семерых, а ломали руки-ноги заводилам. Я после предупредил, что головы отрежу, а майор сказал, что не станет обращать на это внимание. Хорошо, что я для них еще в лагере одежку заказал, которую с компьютерной игрушки про ассасинов перерисовал. Плащ с капюшоном, полумаска, широкая рубаха и свободные брюки с мягкими сапожками. Девчонкам идет, загадочные такие, манящие.
– Да вашими корабликами любуюсь. – Я усмехнулся и кивнул на вытащенные подалее от вода четыре ладненьких парусно-гребных баркаса и два шлюпа. Все кораблики имеют пушечное вооружение, достаточно серьезное для этих мест, сейчас скромно обернутое парусиной. Баркасы пару шкворневых (или вертлюжных) бронзовых фальконетов калибром миллиметров сорок пять, а шлюпы кроме четырех фальконетов имели еще по паре небольших каронад. Похоже, я нашел таинственную базу Аральской флотилии. Кстати, сама флотилия всерьез о себе заявить должна через десяток годов, когда Перовский возьмет Ак-Мечеть и притащит сюда паровые баркасы. – А экипажи где? Моряков-то я среди вас не заметил, Арсений Георгиевич. Ну, кроме десятка доходяг из нижних чинов. Они что-то до сих пор ноги едва таскают.
– Часть ушла в Россию, а часть упокоилась. – Майор снял шляпу и перекрестился. Я ж провел руками по бороде. Ну да, аккуратной такой шкиперской бородке. Я с ней просто отпадно смотрюсь. – Но вы не переживайте, Захар-бай, ближе к весне, божьим промыслом, придут экипажи.
– Да я особо и не переживаю. – Совершенно честно ответил я, поглядев на корабельные пушечки, а после на подобные же шесть штук фальконетов на колесных станках, которые стоят около штабной палатки. Калибром эти пушечки серьезнее корабельных, дюйма по три точно есть. Для здешних мест очень серьезная артиллерия. Да и вооружение у солдат тоже весьма и весьма. Пехотное ружье и нарезной егерский штуцер у каждого. Да еще пистолеты есть, я точно знаю. Отряд вооружен до зубов, прямо скажем. Пусть их всего сотня, но сдержать и полутысячу сумеют, а то и больше. – Просто я смотрю, вы решили Арал под плотный контроль взять?
– Ну что вы? Всего-навсего гидрографические исследования. А пушки – так места ну очень беспокойные. – Майор весело улыбнулся. Вот нравится мне этот дядька. Я с ним уже на четырех местных языках успел переговорить, вроде как случайно перескакивая с узбекского на арабский, с арабского на туркменский, с туркменского на каракалпакский. Ой ушлый майор, ой ушлый.
– А не знаете, Перовский уже вышел? – От моего вопроса Игнатьев чуть за клинок не схватился, еле сдержался. Ага, разведка, пронял я тебя.
– Да ладно вам, Арсений Георгиевич, все ведь понимают, что после выходки хивинцев русские должны ответить. Да и спрятать подготовку выхода большого отряда очень сложно. Просто что Мадали-хан, что хивинский властитель надеются на пустыню. Она и не такие отряды переваривала. Сами ведь знаете. – Я вежливо улыбнулся майору, а сам лихорадочно обдумывал пришедшую в голову мысль. И чем дальше, тем больше она мне нравилась.
И потому, попрощавшись с командиром этого сборища выздоравливающих, я отправился реализовывать пришедшую в голову идею.
Неделю мы с Хилолой и Мариной занимались рыбо- и мясозаготовками. Ловили отменных сазанов, усачей, осетров-шипов. Вялили и солили при помощи моих подопечных на острове, причем с запасом. Там же разделывали кабанов и оленей, что мы приволокли. Тоже вялили и засаливали. Подготовили дрова, я сгонял и притащил десяток разборных шатров, которые честно купил в Ак-Мечети. А после этого посадил всех на каюки и потащил к лагерю Игнатьева.
– Учтите, там хоть и командует майор, ему помогают пять офицеров, но кроме сотни солдат там еще минимум полторы сотни гражданских парней и мужиков. Нет, из этой полуторасотни есть казаков человек двадцать, но остальные – крестьяне в большинстве своем. Причем из тех, что ходоки на отхожие промыслы, то есть гастарбайтеры-авантюристы. И прибытие в лагерь почти полусотни молодых женщин может на них очень нехорошо воздействовать. Потому жесточайшая дисциплина. Анна, Василиса, понятно? Вы обе дворянки, среди китаянок тоже есть две девушки из дворян, обязательно познакомьтесь и договоритесь о взаимодействии. Ёркин-ходжа, поможете? И сам тоже, аккуратнее, ты из кокандцев, а потому представляешь для многих ненавистных рабовладельцев. Наши тебя в обиду не дадут, но сам тоже неприятности на афедрон не ищи, договорились? Поп там вполне адекватный, договоришься с ним. – Я поглядел на очень серьезных людей, которые собрались на первом каюке. Внимательно оглядел знакомые лица, улыбнулся. – Ну, ни пуха вам, ни пера, люди. Не подставляйтесь больше, меня может рядом и не оказаться. Про меня можете рассказывать что угодно, все едино вас всерьез не воспримут, мало ли, россказней. Потому церковников не опасайтесь. И пока.
После чего я просто исчез с палубы каюка, а мои русалочки без всплеска нырнули в аральские волны. Да лагеря майора Игнатьева осталось чуть больше полумили.
⁂
– Ну вот, Михайла, а ты переживал. – По плечу казака хлопнула широкая крестьянская ладонь. Раньше бы однорукий возмутился б, и плетей Аким точно б отведал, но то было раньше. Ныне ж, после того, что вместе пережили, Аким стал чуть ли не братом казаку. Тот даже подумывал о побратимстве и всерьез. – Видишь, княже как разрулил. Теперича надо б так устроить, чтобы на наших девок народ не кидался, и все будет нормально.
– Не переживай, почтенный. – Хмыкнула стоящая неподалеку чешка. – Здесь наш добрый спаситель тоже народ выручил. Причем офицеры, священник и, следовательно, солдаты в полном здравии. А сотня солдат всегда победит полторы сотни крестьян. Да и не позволят им вообще что-либо предпринять, ибо государева власть распространяется на все земли, где стоит нога солдата российского. Вот только я хочу домой, а тут застряла еще бог знает на сколько. – На самом деле, Анну здорово тревожила мысль о сохранении будущего ребенка в здравии. И если месяца три она могла особо не обращать внимания на мелкие неудобства, то чем дальше, тем сложнее ей было бы. Но делать особо нечего, да и воинский лагерь русских войск для российской дворянки многократно лучше, чем караван работорговцев.
Тем временем каюки пристали к импровизированному дебаркадеру, дамы сошли на землю. Василиса, Анна и две китаяночки, представительницы знати, представились майору и священнику, представили Ёркина-ходжу и старшего охранника, казака Михаила.
– Сударыни, надо признать, что ваше прибытие было весьма неожиданным. Но мы рады тому, что вы смогли освободиться из проклятого рабства и можете осветить наше скромное служение Государю своей красотой. Прошу прощения за скромность порученного мне гарнизона, но примите мои исключительные заверения, что для вашего удобства и удобства ваших подопечных будет сделано все, что в наших силах. Прошу вас, пройдемте. – Майор галантно поклонился и чуть прищелкнул каблуками начищенных сапог.
– Благодарю вас, господин майор. Прошу вас выделить нам место, где мы можем разбить наши шатры. – Анна очаровательно улыбнулась и слегка оперлась на локоть доблестного представителя императорского офицерства, прикрыв улыбку веером. Ну да, вокруг пески и саксаул. Но она – российская дворянка, майор – российский дворянин, что мешает им вести себя как будто на приеме в губернаторском дворце?
⁂
– Долго он еще? Пятнадцатый день сидит. – Марина поглядела на своего учителя и повернулась к Хилоле. – Как уселся сразу после писем-инструкций табибам и муллам, так и сидит. Вообще, он сказал нам, что пару недель поработает, может, стоит его позвать?
– Ага, даже не проверил, как мы с задачей справились. – Фыркнула Хилола и провела по волосам золотым гребнем. Как сказал водяной: «каждому допустимо иметь слабости, главное, чтобы они не имели тебя». А расчесывание волос, роскошных, густейших, переливающихся черным жемчугом, было одним из самых любимых занятий девушки. Ну, кроме плавания в штормовом море и охоты на работорговцев.