– Не могу же я…
– Вы, журналюги, зарабатываете на том, что продаете историю несколько раз. Считай это еще одной версией статьи. Написанной с другой точки зрения. – Шарлин забралась в свой пикап, опустила окно, выглянула наружу. – Завтра встретимся в том же баре. Снова пойдем на дело. В Чендлере есть местечко, где, по моим прикидкам, можно взять двадцать пять киловатт.
– Никуда я с тобой не пойду.
– Ну да, конечно, – рассмеялась Шарлин. – Себе-то не ври.
Город пепла.Рассказ
Перевод А. Полошака.
Ей приснилось, что отец умеет летать. Все будет хорошо, поняла она.
Утром Мария впервые за год с лишним почувствовала, что выспалась, и не важно, что всю ночь, проведенную в жарком и душном подвале заброшенного дома, она обливалась потом, или что импровизированную спальню наполнил чад низового пожара, или что возобновился кашель. Все это беспокоило ее куда меньше прежнего, ведь сегодня к ней вернулась надежда.
Она встала, поднялась по лестнице и ступила в раскаленную печь утреннего Финикса. Повсюду витали микроскопические частицы пепла. Мария прищурилась, наморщила нос и потянулась, сбрасывая остатки сна.
Дым, шедший от горных массивов, окутал все едким туманом. Снова. Но теперь к нему добавился дым из Калифорнии, где в уголь обратились травы, деревья и человеческие жилища. Вал этого дыма, минуя сотни миль, пересек границу штата и обосновался в Аризоне, где видимость снизилась до четырехсот метров. Серую пелену не мог одолеть даже свет пустынного солнца. Желчным пузырем оно маячило за этой вуалью, но жарило едва ли не пуще прежнего.
Мария откашлялась, выбила нос. Опять черный пепел. Каким-то образом он проник в подвал.
По вымощенному лавовым камнем дворику она направилась к туалету. Сандалии-вьетнамки щелкали по пяткам. В серой дали – там, где за непроглядной пеленой над центром Финикса вздымался Тайян, – мерцала сварка.
В ясные дни мерцал сам Тайян, его сталь, стекло и солнечные батареи. Солнцезащитные экраны трепетали, отслеживая направление солнечных лучей и закрывая соединенные друг с другом башни от лютой жары. За стеклом росли сады, чей комфорт, климат-контроль и влажная зелень дразнили живущих за пределами этих террариумов.
Но теперь, за дымом лесных пожаров, на месте Тайяна виднелись только плазменные вспышки. Аркология расширялась, и строители приваривали к башням новые балки.
Но папы там уже нет. Спустившись с высоты, он идет домой с деньгами в кармане и полными канистрами воды из колонки Красного Креста, а наверху сотни строителей отрабатывают двенадцатичасовую смену. Тусклые светлячки, которым посчастливилось найти работу, очерчивали контур аркологии, даже когда ее громада терялась за маревом.
Папа говорит, что она почти живая. «Ее шкура производит электричество, mija, а в утробе у нее чаны с водорослями, грибы и улитки для очистки воды. Все равно что человеческие почки. Еще насосы, работающие по принципу сердца; они перемещают воду и отходы жизнедеятельности. Внутри у нее реки, будто вены, чье содержимое используется по кругу, снова и снова. Наружу ничего не выходит. Все остается внутри и продолжает приносить пользу».
В вертикальных гидропонных садах Тайяна выращивают овощи, в фильтрационных бассейнах – рыбу, а еще там есть водопады, и открытые веранды кафе, и чистый воздух. Если хватает денег, можешь переехать туда прямо сейчас. Будешь жить на высоком этаже, подальше от пыли, бандитских группировок и ограничений напряжения электросети. И тебя не коснутся бедствия Финикса. Вообще не коснутся.
Чудо, да и только. Трудно представить, что у кого-то хватило веры, сил и средств, чтобы создать это чудо.
Мария уже забыла, когда последний раз видела, как люди что-то создают. Наверное, это было в Сан-Антонио – там Сантосы соорудили новую пристройку, чтобы хватало места растущей семье. Копили на нее три года, а годом позже весь дом смыло. Стерло с карты местности.
Поэтому увидеть, как над Финиксом гордо высится аркология Тайян… это нечто. Поначалу, когда они только прибыли сюда в колонне беженцев, вид конструкции не вызывал у Марии ничего, кроме негодования. Ведь там, внутри, живут райской жизнью. Но теперь тень этой громады успокаивала, а блеск и вспышки сварочных аппаратов и плазменных резаков напоминали о церковных свечах, дающих безмолвную гарантию, что все будет хорошо.
Задержав дыхание, Мария отворила дверь. Из туалета вырвалось зловоние вкупе с полчищами мух.
Яму они с отцом выкопали в ночной прохладе. Вокруг сколотили грубый каркас из брусков два на четыре и обшили его сайдингом, снятым с соседнего дома. Туалет получился нормальный. Конечно, хуже, чем настоящий, со смывным бачком, но таких больше нет.
«Это лучше, чем гадить у всех на виду», – напомнила себе Мария.
Присев на корточки, помочилась в фильтр-пакет «Клирсэк». Повесила его на гвоздик, доделала свои дела, а затем взяла наполненный «Клирсэк» и отправилась назад в подвал.
В относительной прохладе подземного укрытия Мария аккуратно выдавила содержимое пакета в емкость для воды, глядя, как фильтруется желтая моча и в контейнер капает прозрачная жидкость.
Это как почки, только наоборот, объяснял папа.
Поначалу «Клирсэки» вызывали у нее отвращение. Теперь Мария почти не задумывалась на эту тему.
Уже скоро… Фильтр-пакеты больше не понадобятся.
С этой мыслью пришло облегчение. Мечта о побеге… Она снова увидела, как в небесах реет папа, гордый, сильный, свободный от оков, что удерживали их в этом разоренном городе. Мария боялась, что Финикс – конечная остановка, тупик, но это не так. Им с отцом не уготована судьба других техасских беженцев, чья волна разбилась о патрули границ Калифорнии – дескать, и без вас не протолкнуться, – а также Невады и Юты, где вообще терпеть не могут людей, а техасцев особенно. Они с отцом выберутся отсюда.
Мария с улыбкой отпила из емкости для воды. Она привыкла контролировать потребление жидкости, но сейчас ее мучила такая жажда, что контейнер быстро пустел. Было совестно, но Мария продолжала пить, конвульсивно глотая воду, пока в емкости не осталось несколько капель. Их она рачительно слизнула языком.
Ничего. Теперь все иначе. У папы есть работа. Можно пить. Он сказал, что пить можно.
Мария вспомнила, как отец устроился в компанию «Тайян интернешнл». В тот день он вернулся с пятигаллонной канистрой воды и двумя рулонами туалетной бумаги и еще принес пироги-пупусы, купленные в автомате возле стройки. А главное, он пришел с улыбкой. Перестал волноваться о каждой капле воды. Да и вообще перестал волноваться.
– Теперь у нас все хорошо, mija, – сказал он. – Все хорошо. У меня настоящая работа, долгосрочный контракт. Подкопим деньжат, а там необязательно ехать на север. Можно отправиться в Китай. Эта работа… она открывает множество дверей. После нее сможем перебраться куда угодно. Куда угодно, mija.
«Куда угодно», – снова и снова повторял он.
У папы снова была работа. И планы на будущее. У них опять появился шанс. Впервые за долгие месяцы папа стал похож на себя. Не на испуганного горемыку, твердившего, как ему жаль, что нет еды на ужин, нет лекарств для мамы или что надо ехать на север, хотя всем было ясно, что на север ехать не надо. Не на человека, который наглухо замкнулся в себе, осознав, что мир изменился раз и навсегда.
Все случилось в мгновение ока. Вот Мария боится, что мать заругает ее за четверку по биологии, и думает, какое платье надеть на кинсеаньеру, а вот, куда ни глянь, Америка трещит и разваливается, словно Бог провел рукой по карте, после чего на этом месте возникла совершенно другая страна.
Раньше нельзя было и вообразить, как народное ополчение разворачивает тебя на въезде в Оклахому, как на обочинах федеральных магистралей гниют трупы, но Мария видела и то и другое. Отец твердил, что это Америка, а в Америке такого не бывает, но Америка у него в голове разительно контрастировала с Америкой, по которой они проезжали.
Предполагалось, что Америка – не то место, где засыпаешь, сжавшись в комок под охраной Национальной гвардии Айовы, а просыпаешься в одиночестве. Вздрагиваешь, открываешь глаза в жаркой пустынной тиши, в продуваемой ветром палатке с надписью «Федеральное агентство по чрезвычайным ситуациям», и понимаешь, что вокруг никого, а где-то во тьме «новые мексиканцы» планируют разделаться с тобой, чтобы преподать урок остальным. Папа считал, что все это не так, не по-настоящему, но против реальности не попрешь. До ураганов шестой категории и мегазасухи Америка была одной, а после стала другой – Америкой кочевников, где все пребывают в беспрестанном движении.
Но теперь это в прошлом. Наконец-то у папы появился надежный план, оплачиваемая работа и шанс на спасение.
Мария улеглась на матрас и достала языковой планшет. Китайцы бесплатно раздавали такие всем желающим, а умельцы взламывали эти штуковины, открывая доступ в общественную сеть. Чтобы компенсировать недавнюю жадность до воды, Мария решила, что будет учиться, а не смотреть нелегальные копии фильмов.
Вспыхнул экран, и уже знакомая китаянка начала урок. Мария следовала ее указаниям. От числительных китаянка перешла к другим словам и сложным играм на освоение интонационной разницы между «ма» и «ма», «маи» и «маи».
Другой язык. Другие правила. Интонация. Различия. На слух они крошечные, но на деле фундаментальные. Не научишься распознавать нюансы – не поймешь, что происходит. Вообще ничего не поймешь.
Дама в планшете кивнула и улыбнулась, когда Мария без ошибок произнесла слова, означавшие «куплю» и «продам».
Увлеченная учебой, Мария не сразу заметила, что прошло немало времени, а папа не вернулся.
Она встала и вышла во двор, в душное горнило пятидесятиградусной жары. Дым сгустился. Казалось, вся Калифорния объята пожаром и дым валит в сторону Финикса.
Мария прищурилась, посмотрела туда, где высился Тайян, но не увидела даже вспышек сварки. Папа никогда не задерживался. Закрывал смену, набирал воды на колонке Красного Креста и возвращался домой.