Водяной — страница 42 из 49

На острове я пробыл недолго, поработал с домом, который все больше и больше радовал мой глаз, и все больше нравился девочкам, и свалил на блядки. К своей очаровательной вдовой принцессе. Даже хороший подарок ей приготовил — длиннющую нить жемчуга, почти пять метров, крупные жемчужные серьги и диадему белого золота, всю усыпанную жемчугом. С ее кожей и ее волосами смотреться будет с ног сшибающее.

Покувыркался с дамочкой всю ноченьку, и отбыл под утро в Ташкент. Там, где мне сшили купол монгофлера, и все прочее для сбора воздушного шара. Сначала я хотел горелку запитать светильным газом, ибо он здесь есть. Баллоны с горючим газом, к своему удивлению, я нашел в Коканде, у знакомого златокузнеца. Тому их заправлял немецкий купец, основавший здесь лабораторию и мастерскую по выгонке газа и нагнетанию его в баллоны. А что, выгодное дело, богатые здесь так же любят комфорт, как и везде. И газовые фонари вполне себе в это вписываются. Запитывают их от баллонов с сжатым газом, но весят те весьма прилично, правда, потому как паяные из латуни и здоровенные. Я как прикинул массу баллонов, так сразу от них отказался, и с помощью этого немца сделал керогаз. Кстати, немец должен получить привилегию, на нас двоих. Здесь такой агрегат покамест неизвестен был. Корзину мне из ивовых прутьев и тростника сваяли плотники из моей бригады, что музей строят. По моим расчетам, меня и еще одного пассажира поднять должно. Как раз корнета Ренского прокачу, раз обещал.

Вообще, шар вышел на заглядение, яркий, красивый. Первый раз взлетал — полгорода сбежалось посмотреть. Хотя их подобным, в принципе, удивить не должно было бы. Китайские фонарики для здешних мест открытием не являются, купить готовые не проблема. А уж воздушные змеи пацанва запускает умело с удовольствием. Ну, если нитки раздобыть сумеют, и бумагу. И то и другое на дороге не валяется, и стоит прилично.

Прибыл я как раз вовремя, поставил конягу под навес, нечего ему на солнышке жариться. Вообще, я бы предпочел жару поменьше, но это здесь надолго, это еще лето в силу не вступило. Скоро вообще за сорок по Цельсию убежит. Впрочем, на меня и корнета подъемной силы хватит, и ладно. А вот и он.

— Здравствуйте, Захар-бай. — Ренский подошел ко мне, а сам все оглядывается на уже нагнетаемый горячим воздухом шар с видом мальчишки, который не может поверить в подарок. — Я уж испереживался, вас нет и нет.

— Прошу прощения, но у меня уважительная причина. Господин корнет, не только гусары любят женщин. — Я усмехнулся, и подкрутил воображаемый ус. — Мы тоже кое-что можем, и на кое-что годимся. Но раз успел, то прошу в корзину.

По дороге ко мне подбежал старший плотник, он же старший по здешней аэронавтике, коротко доложился по объекту. Впрочем, я и сам вижу, что все в порядке. Баллон шара уже наполнился горячим воздухом от раскаленных углей, пора ставить на место корзину, и взлетать. Жаровни убрали из-под горловины купола, быстро навесили корзину, я разжег горелку керогаза, и приглашающее махнул рукой корнету. Тот перекрестился, и шустро залез в тростниковую плетенку. Опасливо покосился на никелированное тело керогаза, на гудящее пламя горелки, восхищенно на огромный купол над головой.

— Полетели? — А вот это вопрос из самого глубины души. Той, где прячется детство. Любой мужчина, в принципе, ребенок, так до самой старости в душе мальчишкой и остается. Просто писька больше и игрушки дороже.

— Да. Отдать концы! — Я взялся за поручень, и с усмешкой смотрел на вцепившегося в борт корзины молодого парня. Тот своим глазам не веря смотрел на убегающую вниз землю, на шустро разматывающийся внизу барабан с привязным тросом.

— Держите. — Я протянул Ренскому уже знакомый ему бинокль. — Когда вам в следующий раз придется взглянуть на все с высоты в полтораста саженей?

— А можно выше? Ведь летают же? — Вцепившись одной рукой в поручень, не отрываясь от бинокля, спросил корнет.

— Можно, но сложнее. Много сложнее. Купол надо шить из специально обработанной ткани, наполнять его не горячим воздухом, а хотя бы светильным газом, тогда можно и взлететь повыше, и лететь достаточно далеко. Это очень дорого и непросто. Но возможно. — Я улыбнулся, глядя на побледневшего парня. Корнет не из робких, в гвардейских гусарах таких просто нет, но здесь непривычно, потому и страшно. Еще бы, неслабо так дунуло ветерком, канат натянулся, нас мотнуло. Сейчас болтаемся как коза на привязи, туда-сюда. Но ничего, корнет держится молодцом. Даже бинокль не выронил.

О, а вон питерский писака, корреспондент какой-то столичной газеты. Не самой большой, скорее даже скандальной, но что-то строчит, старается. Народу прибавляется, смотрят. Ну а что, бесплатное развлечение. Я установил на треногу свой фотоаппарат, и сделал пару снимков. Попробую, может получатся, момент я выбирал когда не дергало. Потом подумал, и снял Ренского, на фоне горелки и строп. Далеко за ним поднимались горы. Нормальный снимок должен выйти, порадую человека. Впрочем, пора спускаться.

Что-то звонко щелкнуло, от корзины полетели щепки. А внизу, в одном из дворов, вспухло дымное облачко, а следом еще одно. На этот раз пуля (в нас стреляют, чтобы их!) пробила купол шара чуть выше горелки. Хлопнули долетевшие до нас звуки выстрелов, а оба стрелка схватили другие ружья. Точнее, штуцеры, так стрелять на такую дальность можно только из нарезного оружия.

— Держитесь! — Рявкнул я корнету, и перевесившись через борт корзины, одним движением ножа перерезал привязной канат. Шар весело скакнул, как освобожденный с цепи пес, и радостно полетел на запад. Этим я сбил прицеливание любителям пострелять по воздушным целям, пули прошли правее нас. А я тем временем потянул за открывающий клапан шелковый тросик.

— Держитесь, корнет, мы падаем! Но падаем целенаправленно, так что без паники! — Шар резко пошел вниз, а я обрезал крепежи керогаза, и выкинул его вниз. Как раз пролетали над каким-то полуразрушенным дворцом, тут таких груд саманного кирпича хватает. Не то, чтобы мне был опасен керосин, или что-то еще, но вот не хотелось бы тушить корнета, так что… внизу вспух яркий огненный комок, хорошо полыхнуло на раскаленной горелке.

Впрочем, гусар явно взбодрился, при виде приближающейся земли, и приготовился к драке, проверив капсюль на пистолете, и подвигав саблю в ножнах. Глядя на него, проверил свои пистолеты и я, хотя в то, что на земле сразу встретим неприятеля — не верю, тот дворик остался далеко. Хорошо что мы вылетели за пределы города, плохо, что падаем в чье-то поместье. Причем, судя по всему, как раз на женскую половину. Ладно, разберемся.

И под визг разбегающихся женщин наша корзина плюхнулась практически идеально посредине большого цветника, а сдувающимся куполом успешно накрыло подбегавших охранников.

— С приземлением, корнет, вылез из-под корзины я, и за руку вытащил постанывающего Ренского из-под нее же. Пока вытаскивал фотоаппарат, охранники выползли в половинном количестве из-под купола. А в сад величаво вошел какой-то вельможа, в солидном таком халате, очень серьезно расшитом золотом. Не сильно беднее чем у хана или эмира, важная шишка..

— Ассалом алейкум. Меня зовут Захар-бай, мой друг русский офицер корнет Ренский. — Я вежливо поклонился, как равный равному. Ренский скопировал мой поклон. — Прошу прощения, что потревожили ваш покой, но из-за происков неприятелей наш аппарат упал на двор вашего дома. Еще раз прошу прощения. Мы готовы компенсировать испуг ваших женщин и помятые цветы, скажите сколько мы должны вам заплатить?

Вельможа внимательно поглядел на нас, на валяющийся на боку потерпевший катастрофу шар, на выглядывающих из-за створок дверей женщин, усмехнулся, и чуть поклонился сам, прижав руку к сердцу.

— Я Мехмед-бай, хозяин этого скромного дома, прошу вас принять мое приглашение откушать со мной. Ибо гость в дом — радость в дом. А тем временем я отправлю слуг, и ваши люди приедут забрать вас и ваше имущество, уважаемый Захар-бай.

К моему удивлению, Мехмед-бай привел нас в небольшой внутренний садик, с прудом-хаусом, в котором плавали здоровенные карпы-кои, и невысоким айваном около прудика, так сказать, подиумом для отдохновения. На айване, кроме обязательных ковров, стоял невысокий столик, на который и стали собирать перекус, так сказать. Судя по всему, хозяин этого гостеприимного поместья готовился хорошенько пообедать. Потому как если пирожки-самсу еще можно считать перекусом, то вот плов это уже серьезно. Хороший плов готовится долго, это блюдо не очень любит суету. А здесь плов просто роскошен, во рту тает от рисинки до распаренного мяса. Запивкой к нему идет просто прекрасный шербет, кстати, турецкий. Кисленький такой состав из сока лимона, граната, сложного комплекса специй, в котором едва-едва отдается острый вкус перца-чили. Ну да, здесь такой выращивают, просто называют по-другому. Хорошая вещь, надо сказать.

За время обеда спокойно переговаривались, Мехмед-бая интересовало многое. Меня он точно узнал, потому ко мне было только несколько вопросов по крайне незначительным темам, а вот корнета хозяин выспросил основательно. Надо сказать, я сам с интересом слушал, корнет-то из Питера, пусть и залетел на опалу, причем конкретно от царя. Но при этом корнет знал множество слухов о большом количестве придворных, кое-что знал о делах в высших сферах, лично знал царевичей, десятка три представителей молодого поколения высших аристократических фамилий. Времени на разговоры хватило, нас утащило прилично. Так что пока гонец от хозяина добрался до хана и Перовского, пока вернулся обратно с нашими конями и приказом немедленно прибыть пред очи ясны, прошло полтора часа.

— Интересная вещь, надо признать, прямо-таки невесомая. Никогда раньше алюминиевую чашу в руках не держал. Вы очень богатый человек, Мехмед-бай. — Корнет с явственным уважением поставил испещренную резьбой пиалу на стол, и вопросительно глянул на меня.

Ну а я неторопливовслед за хозяином провел руками по бороде, и вежливо ему поклонился, благодаря за хлеб-соль. За мной тоже самое сделал корнет, и тоже встал.