«СВЕТ В КОНЦЕ ТУННЕЛЯ»
В конце августа или начале сентября 268 г. Галлиен пал жертвой заговора, возникшего среди его ближайших соратников. Его преемником стал Клавдий. М. Аврелий Валерий Клавдий родился 10 мая либо 214, либо 219 г.775 Он происходил из северной части Балканского полуострова (SHA Claud. 11,9; 14,2) и начал собой ряд «иллирийских» императоров, с которыми связано начало возрождения Римской империи. Место рождения будущего императора неизвестно: то ли Далмация, то ли Дардания. И там, и там более романизованы были города, в то время как сельская местность в большой мере жила еще по старым традициям776. Его nomen Аврелий ясно говорит, что он принадлежал к тем уроженцам менее романизованных частей Империи, которые получили гражданство по эдикту Каракаллы777. Точное социальное происхождение Клавдия тоже неизвестно. Позже распространилась легенда, гласящая, что его предком был то ли родоначальник троянцев Ил, то ли первопрсдок дарданцев Дардан (SHA Claud. 11,9). Автор его биографии, преклоняющийся перед своим героем, тем нс менее ничего, кроме этих слухов, говоря о происхождении Клавдия, не упоминает. Уже одно только это ясно свидетельствует о низком происхождении будущего императора778. Как и когда-то для Максимина, военная служба была для Клавдия чуть ли не единственной возможностью сделать карьеру. Сведения о его военной карьере
исходят исключительно из писем различных императоров — Деция, Валериана, Галлиена, — которые приводит «Требеллий Поллион» (SHA Claud. 14-17). Из этих писем видно, что он был трибуном легиона, а при Валериане и dux totius Illyrici. Но поскольку все такие письма обычно считаются фальшивыми, ничего точного сказать о карьере Клавдия мы не можем. Впрочем, в такой карьере нет ничего необычного5. В правление Деция ему шел четвертый десяток, и он вполне мог уже лет 10-15 служить в армии и, если успел проявить необходимые качества, занимать должность трибуна (или одного из трибунов) легиона (SHA Claud. 16, 1). Стоит обратить внимание на перечисление Валерианом воинских частей, поставленных под общее командование Клавдия: фракийские, мезийские, далматские, паннонские, дакские (SH A Claud. 15,2). Это не легионы, а этнические части, которые в случае необходимости объединяются под командованием дукса6. А такая необходимость была. По словам Зосима (I, 31, 1 ), различные варварские племена в это время не оставляли в покое ни Италию, ни Иллирию. Так что в назначении Клавдия на этот пост нет ничего удивительного. Командуя различными воинскими частями и подразделениями, Клавдий, несомненно, достиг всаднического ранга.
На римском троне снова оказался всадник7. И этот всадник не только происходил из «низов» балканского населения, как Максимин, но и был римским гражданином всего лишь во втором поколении. Это стало знаменованием начала прихода к власти новых людей, даже физически не связанных с прежним правящим классом. Путь к политическим, военным и социальным вершинам им, как уже говорилось, открыла реформа Галлиена. С занятием трона Клавдием начинается по существу новая фаза политического развития Римской империи с ее новым правящим слоем. Сенаторская знать более уже не могла претендовать и не претендовала на трон. Правда, после убийства Аврелиана, как об этом будет сказано позже, сенат снова избрал императора из своей среды, но сделать это он смог только с согласия армии. Да и занимал сенатор римский трон очень недолго.
Начиная с Деция и кончая Авреолом, все претенденты на трон, удачливые или неудачливые, были командирами полевых армий, действовавшими самостоятельно и выдвигавшими свои претензии при поддержке воинов, которыми они командовали. Убийство Галлиена
' Несмотря на сомнительность некоторых деталей, в целом карьера Клавдия, как она изображена в его биографии, вполне могла быть подлинной: Burns T. D. Some Persons in the Historia Augusta P Phoenix. 1972. Vol. 26, 2. P. 154.
b Campbell B. The army // CAH. 2005. Vol. XII. P. 119.
и возведение на трон Клавдия стали результатом заговора, если так можно выразиться, в генеральном штабе самого императора, среди его ближайших соратников, пользующихся его покровительством и доверием. Заговорщиков связывала общность происхождения и карьеры, сходный возраст и, может быть, семейные связи8. Было ли возникновение заговора вызвано личным честолюбием его участников (по крайней мере, части их) или уверенностью в неспособности Галлиена справиться с многочисленными проблемами, неизвестно9. Не исключено, что обострение отношений Галлиена с сенатом, грозящее дальнейшим ухудшением положения в той части Империи, которая еще оставалась под властью непосредственно Рима, тоже могло толкнуть галлиеновских генералов на устранение императора. Недаром, как об этом будет сказано ниже, Клавдий постарается установить с сенатом хорошие отношения.
Заговорщики, выдвинувшие Клавдия, а затем и сам новый император столкнулись с серьезными проблемами. Судить о подлинном масштабе заговора трудно. Но ясно, что созрел он в рядах генералитета. Основная же часть армии оставалась преданной Галлиену10. Даже автор биографии Галлиена, не скрывающий своего резко отрицательного отношения к нему, признает, что воины считали императора полезным (utilem), нужным (necessarium), храбрым (fortem) и способным вызвать зависть (efficacem ad invidiam faciendam). Последнее, вероятнее всего, намекает па генералов, убивших Галлиена из-за зависти. Результатом стал мятеж, причем автор отмечает его широкий размах (seditio ingens) (SHA Gal. 15, 1). Можно думать, что возмутилась чуть ли не вся армия, стоявшая под стенами Медиолана. Заговорщикам пришлось прибегнуть к обычному, как отмечает автор, средству — выдаче воинам денег. Характерно, что обещание раздать по двадцать ауреев дал не Клавдий, а Марциан (SHA Gal. 15, 2). «Требеллий Поллион» пишет, что у Марциана действительно было много сокровищ (tesaurorum copia). Только когда воины были успокоены (militibus sedatis), Клавдий принял власть (SHA Gai. 15, 3). Может быть, именно тогда ради еще большего успокоения солдат и был пущен слух о назначении Клавдия преемником самим Галлиеном. А затем Клавдий и сам сделал все, чтобы укрепить свою связь с ар-
"Syme R. Op. cit. Р. 211; Ziolkowski А. Ор. cit. Р. 411-412.
4 Позже никто из заговорщиков, кроме самого Клавдия и будущею императора Аврелиана, не упоминается. Может быть, как это часто бывает, они были вытеснены с авансцены римской политической и военной жизни, а может быль, просто у авторов не было случая их упомянуть.
" Drinkwater J. Ор. cit... Р. 48.
мией. После взятия Медиолана он начал на тамошнем монетном дворе чеканить свою монету. Типологически она продолжала чеканку Авреола, который выпускал монеты от имени Постума. Но Авреол, к тому времени командующий кавалерией, отмечал на монетах pax equitum и virtus equitum, а Клавдий заменил это легендой рах exerc(itus)779. И это подчеркивало, что новому императору важна связь не только с кавалерией, но и со всем войском.
Решив эту проблему, Клавдий столкнулся с другой: надо было урегулировать ситуацию в Риме. Там, как уже упоминалось, при известии о гибели Галлиена начались кровавые беспорядки, жертвами которых стали многие родственники и сторонники погибшего императора. Аврелий Виктор (33,31-33) и Зонара (XII, 26) отмечают, что инициатором этих беспорядков был сенат, оскорбленный запретом Галлиена нести военную службу, а толпа (vulgus) приняла в них активное участие. Поводов для недовольства народа было более чем достаточно. Почти непрерывные внешние и гражданские войны требовали огромных расходов, а сокращение территории, находившейся под непосредственной властью Галлиена, еще более обостряло эту проблему. Единственным выходом из этого была фактическая порча монеты, и деньги резко обесценивались. При Клавдии и в начале правления Аврелиана в серебряном антониане уже стало не больше 1-2% серебра780. Положение ухудшалось злоупотреблениями работников и руководителей монетного двора. Недаром, когда несколько позже Аврелиан попытался урегулировать положение, они восстали (SHA Aur. 38, 2-3; Aur. Viet. 35, 6). А это неминуемо вело к резкому увеличению стоимости жизни. Галлиен пытался бороться с этим, занимаясь раздачей продуктов (congiariis) (SHA Gal. 16, 5), но этого явно было недостаточно. Цены росли781. А сам Галлиен, если верить его биографу, во время своих сравнительно нечастых пребываний в Риме появлялся в драгоценном, поистине царском одеянии, резко контрастируя в этом отношении с прежними принцепсами, носившими довольно простую одежду782, и вообще поражал роскошью (SHA Gai. 15, 2-4). Подобные внешние знаки высшей власти в середине
" Alfoldv А. Studien... S. 6-10.
12 Crawford M. Op. cil. P. 569; Le Glay M. Op. cil. P. 311 ; Ал Cascio E. Op. cil. P. 162.
III в. еще вызывали недовольство и даже возмущение, особенно на фоне растущей нищеты основной массы римлян. Так что сенаторам было легко возбудить толпу на месть ближайшему окружению убитого императора.
Без прекращения этой кровавой вакханалии стабилизировать положение было невозможно. И Клавдий сумел это сделать. Укрепившись у власти и взяв Медиолан, он от имени армии (postulato exercitus) потребовал пощады выжившим (Aur. Viet. 33,32). Указание па требование армии содержало недвусмысленную угрозу, что, конечно же, сразу подействовало. И хотя автор говорит о якобы (tamquam) требовании, в Риме не сомневались в реальности угрозы. Клавдий пошел дальше. По его настоянию сенаторы объявили ненавидимого ими Галлиена божественным. Аврелий Виктор прибавляет, что это решение было насильно (extortum) вырвано у сенаторов новым императором (33, 26; 29). Но надо отметить, что никаких других, кроме этого сообщения Аврелия Виктора, следов обожествления Галлиена нет. Так, в сборнике императорских биографий ближайшие преемники Галлиена Клавдий и Аврелиан названы божественными, а Галлиен — нет. Более того, известны случаи вычеркивания имени Галлиена из надписей783. Это, несомненно, надо связать с сообщением «Тре-беллия Поллиона» о том, что после получения денег от Марциана уже сами солдаты потребовали объявления Галлиена тираном (Gal. 15, 3). Это говорит о дипломатических способностях Клавдия в обращении как с воинами, так и с сенаторами784. Пока армия (по крайней мере, ее большинство) оставалась на стороне погибшего Галлиена, Клавдий делал все, чтобы показать свою приверженность памяти своего предшественника, не останавливаясь перед угрозой применения силы, в том числе и в отношении сената. Но как только положение в войске стабилизировалось, он пошел на примирение с сенаторами. Но и в этом случае он выступил не от своего имени, а от имени армии. А в следующем году Клавдий начал чеканить монеты с легендой genius senatus785. Обязанный в какой-то степени сенату своим выдвижением (если, конечно, высказанная ранее гипотеза верна), Клавдий стал проводить линию на союз с этим органом. Он, если верить Зонаре (XII, 26), даже предоставил сенату принять решение об объявлении войны как готам, так и Постуму; правда, последнее слово все же осталось за императором. Недаром биография Клавдия
представляет собой восторженный панегирик этому императору. Конечно, в большой степени это объясняется претензией императора Констанция Хлора и его потомков на происхождение от Клавдия, но также огромную роль в этом прославлении играла и общая про-сенаторская тенденция всего сборника786. В то же время надо подчеркнуть, что, демонстративно идя на примирение и сотрудничество с сенатом, Клавдий не отменил реформы Галлиена787. Сенаторам по-прежнему был закрыт доступ к военной службе, а, следовательно, и к реальному управлению «вооруженными» провинциями. Важно и то, что не было устроено никакой «чистки» от сторонников Галлиена. Более того, некоторые из них продолжали делать карьеру и при новом императоре. Неизвестна судьба Петрония Тавра, бывшего в момент гибели Галлиена префектом Рима. Возможно, он был убит во время кровавых событий в столице788. Но имя его не было вычеркнуто, сохранилась его почетная статуя, а его сын Л. Публий Петроний Волусиан (если это действительно его сын) сделал карьеру, став в конце концов консулом789.
В скором времени после взятия Клавдием власти ему сдался Ав-реол, которого Галлиен неудачно осаждал в Медиолане. Сам Авреол был убит, а его войска перешли под командование Клавдия (Epit. 34, 2; Zos. 1,41, 1; SHA Trig. tyr. 11,4; Claud. 5, 1-3; Aur. 16, 1-2). Этими событиями воспользовались аламаны, которые вторглись в Италию, но Клавдий разгромил их в битве около озера Бенак, уничтожив, если верить античному автору, половину вражеских сил (Epit. 34, 2). После этого он принял почетный титул «Германского Величайшего» (ILS 569-570). В честь этой победы были выпущены монеты с легендами VICTORIA AUGUSTA и VICTORIA GERMANICA и фигурами Юпитера Виктора и Юпитера Статора790. Прекращение мятежа в Северной Италии и разгром германцев подняли престиж нового императора и укрепили его власть. И лишь добившись этого, Клавдий вступил в Рим, чтобы там 1 января 269 г. принять свое первое и единственное консульство791. Его коллегой стал Патерн. Во времена
Галлиена известны по крайней мере два Патерна, занимавших посты консулов в 267 и 268 г.792 До консульства один из них был префектом Города793. Был ли этот Патерн их родственником, неизвестно. Но вполне возможно, что он, как и те Патерны, входил в ближайшее окружение Галлиена. В 270 г. ординарными консулами были Флавий Антиохиан и Вирий Орфит. В предыдущем году Антиохиан был префектом Рима, а еще раньше до этого, т. е. явно при Галлиене, консулом-суффектом794. Все это были довольно влиятельные люди, делавшие свою карьеру во времена предшествующего правления795. Своим выбором Клавдий демонстрировал продолжение курса Галлиена. С другой стороны, возможно, что именно после своих первых побед и последовавшего за ними укрепления власти Клавдий отменил (или не стал возражать против отмены сенатом) прежнее решение об обожествлении Галлиена. Такое лавирование показывает уже упомянутые ранее дипломатические способности Клавдия796. Он одновременно привлекал влиятельных сторонников Галлиена если не к реальному управлению, то к самым высоким почетным постам и не мешал сенату демонстрировать свою враждебность к покойному императору.
В целом Клавдий продолжил политику Галлиена. Его монеты мало отличаются от монет предшественника797. И в военной сфере Клавдий продолжил линию Галлиена798. Не случайно Зосим (I, 45, 2), рассказывая о войне Клавдия с готами, называет пехоту и конницу отдельно (яе^йу Kai 'imœv), говоря, что в одном сражении они даже не слышали друг друга. И это неудивительно, ибо Клавдий столкнулся с теми же проблемами, что и Галлиен. С одной стороны, римлянам продолжали угрожать варварские нападения, а с другой — сама Империя была фактически расколота на три части. Галлия, Британия и Испания признавали не римского, а «галльского» императора», а значительная часть восточных провинций находилась под властью паль-мирского царя.
После катастрофических неудач в войнах с Персией Пальмирское царство представляло собой своеобразный буфер, отделяющий основные территории Империи от державы Сасанидов и служащий ее защитой от возможных персидских атак. Галлиен признал такое положение Пальмиры и даровал Оденату титул «наместника всего Востока» (corrector totius Orientis) и даже, может быть, признал его своим соправителем (SHA Gall. 12, I)799. Сам Оденат подчеркивал свою лояльность Галлиену, но в 267 г. он был убит своим братом Меонием, за спиной которого, возможно, стояла жена Одената Зе-нобия, недовольная объявлением ее пасынка Герода (Хайрана) соправителем и наследником отца. Меоний. пытавшийся сам захватить власть, тоже скоро был убит, и царем Пальмиры был объявлен сын Зенобии Вахбаллат, а сама царица стала фактической правительницей Пальмирского царства (SHA Trig. tyr. 15,5; 16-17, 30,3)800. Как и покойный муж, Зенобия старалась не рвать официально с Римом и признавать верховную власть римского императора801. Это, однако, не мешало ей постоянно стремиться к расширению пальмирских владений. В 269 г. прекратилась чеканка римских монет в Антиохии. Тогда же армия Зенобии подчинила значительную часть Малой Азии (Zos. 1,50, 1 ). Под властью пальмирского царя и его матери оказалась Аравия802. Сирия и Аравия стали плацдармом для планируемого захвата Египта.
О вторжении пальмирцев в Египет рассказывают Зосим (1,44, 1-45, 1) и авторы биографий Клавдия и Проба (SHA Claud. 11,2; Prob. 9, 5). Эти три рассказа имеют как ряд общих черт, так и весьма важные различия. По Зосиму, Зенобия, узнав, что египтянин Тимаген готов признать ее власть, направила в Египет войско под командованием Забда (Zabdas). Пальмирцы одержали победу и захватили Египет. Однако Проб, сражавшийся на море против пиратов, высадился в Египте и, собрав новую армию, с которой соединил и свои войска, выбил армию Забда и блокировал ее. Но Тимаген, используя свои знания местной природы, напал на Проба с тыла и разбил римлян. Сам Проб покончил с собой, а Египет попал в руки пальмирцев. Биограф Клавдия говорит, что пальмирцы под командованием Сабы (явно того же Забда) и Тимагена потерпели поражение от египтян, которыми командовал Пробат. Вследствие козней (insidiae) Тимагена
Пробат погиб, но все египтяне отдались под власть римского императора и присягнули ему. Наконец, автор биографии Проба пишет, что будущий правитель сражался против пальмирцев и сначала чуть не попал к ним в плен, но затем, собрав силы, снова подчинил Египет и весь Восток римскому императору803. Вопреки мнению «Флавия Вописка» Проб, сражавшийся с пальмирцами, был не будущим императором, а префектом Египта Тенагиноном Пробом, которого автор спутал с императором804. Возможно, что Зосим также допустил значительную путаницу. Монеты, чеканенные в Александрии, показывают, что Египет признавал власть не только Клавдия, но и его преемника Квинтилла805, и, следовательно, ни о каком подчинении этой страны Зенобии и ее сыну при Клавдии не было речи. Известно о подчинении Египта Пальмирскому царству при Аврелиане. Поэтому возможно, что в рассказе Зосима соединены сведения о двух египетских кампаниях пальмирцев. Во время первой из них Тенагинон Проб, которого «Требеллий Поллион» называет Пробатом, разгромил паль-мирскую армию, и, хотя сам он, по-видимому, погиб, Египет остался под властью Клавдия.
Из этих неясных и частично путанных сведений можно сделать вывод, что в Египте в это время существовала довольно влиятельная пропальмирская «партия», возглавляемая неким Тимагеном, и что при вступлении армии Забда Тимаген собрал свое войско и присоединил его к пальмирскому, поскольку биограф Клавдия обоих равно называет полководцами (ducibus). О Тимагене известно мало. Зосим просто называет его египтянином (àvqp Aipnuog). Но то, что он возглавлял собственную армию, официально встав вровень с паль-мирским генералом, говорит о его высоком положении. Возможно, что это был Аврелий Тимаген, занимавший пост архиерея806. Архиерей был действительно важной персоной и ведал не только городскими культами, но и культом императора807. Если же Тимаген был архиереем Александрии и Египта, как иногда предполагают808, то он вооб-
ще возглавлял всю культовую систему страны809. Это, конечно, не могло не привлечь к нему какое-то число египтян. Поддержка по крайней мере части египетского населения облегчила задачу Забда и его царицы. Забд был главнокомандующим пальмирской армии (péyaç атрапХсгп^)810, и то, что ему лично было поручено завоевание Египта, говорит о значении, какое придавала Зенобия этому завоеванию. Находки в Египте папирусов с упоминанием Вахбаллата811 говорят об установлении пальмирской власти в Египте. Но и Клавдий не мог пренебречь сложившейся ситуацией. Не имея возможности лично возглавить отвоевание Египта, будучи занятым тяжелой войной с готами (см. ниже), он направил в Египет Тенагиона Проба, который незадолго до этого был президом Нумидии и успешно справился с мятежом Арадиона, а в это время командовал морскими силами, сражающимися против пиратов812. Проб не только был назначен префектом Египта, но и получил титул dux Aegyptiorum813. Это была временная должность, вводимая при возникновении чрезвычайных обстоятельств814. Несомненно, парфянское вторжение явилось таким чрезвычайным обстоятельством. Зосим говорит, что Проб, высадившийся в Египте, собрал армию из тех египтян, которые не признали власть пальмирцев, а затем упоминает, что под его командованием сражались египтяне и ливийцы. Если под ливийцами можно подразумевать воинов, пришедших с Пробом из Нумидии, то вопрос о египтянах остается открытым — были ли это римские войска, находившиеся в Египте, или это было ополчение, собранное новым префектом и дуксом, неизвестно. Как бы то ни было, какая-то часть
египтян действительно осталась верной римскому императору и его полководцу. Основные силы пальмирцев во главе с Забдом были выбиты из Египта815, но армия Тимагена осталась. По словам Зосима, под его командованием находилось 2 тысячи человек, которые были осаждены на горе Вавилон недалеко от Мемфиса. Он сумел нанести Пробу удар с тыла. Войска Проба были разбиты, а сам он покончил с собой. О дальнейшей судьбе Тимагена ничего не известно816. Клавдий явно назначил нового префекта Египта. Сначала им был Юлий Марцеллин, который до этого служил под командованием Проба Тенангиона, а затем Статилий Аммиан817. Ему, вероятно, удалось одержать победу над.Тимагеном818. Клавдий сумел восстановить свою власть в Египте. Может быть, с этим связан и непонятный, на первый взгляд, титул Клавдия: Parthicus maximus (ILS 571)819, поскольку никаких военных действий на Востоке Клавдий не вел820. Он вместе с титулом «Готского Величайшего» появляется в надписи, датированной третьей трибунской властью, т. е. после 9 декабря 269 г. Можно предположить, что после вытеснения пальмирцев из Египта Клавдий и принял этот титул, обычно связанный с победами над восточными соседями. Косвенным подтверждением этого предположения может служить монетная легенда VICTORIA PARTHICA, появившаяся после взятия преемником Клавдия Аврелианом Пальмиры в 272 г.821Правда, эмиссия эта, видимо, была очень небольшой, но важно то, что победа над Пальмирой воспринималась, хотя бы ограниченно, именно как победа над Парфией. К этому времени воспоминания о некогда грозной сопернице Римской империи постепенно уходили из памяти, но во времена Клавдия они могли быть несколько более живыми, чем при Аврелиане.
Клавдий добился определенных успехов и на Западе. Вторым и третьим годами его правления датируются надписи в его честь, найденные
в Испании822. Поэтому можно уверенно говорить, что в 269 г. власть римского императора была восстановлена в этой стране. Надписи с именем Клавдия того же времени найдены также в Галлии. Но если в Испании они встречаются в разных местах, в том числе в западных и внутренних районах Пиренейского полуострова, то в Галлии они ограничены районом между Роданом и Альпами823. В связи с этим можно говорить о восстановлении власти римского императора в Испании и восточной части Нарбоннской Галлии. В мае-июне 269 г. в Галлии был убит своими же воинами Постум (SHA Trig. tyr. 3,2)824, после чего в Галльской империи начались смуты. Почти одновременно появилось несколько претендентов на трон, которые менялись с калейдоскопической быстротой. На какое-то время на троне оказался бывший кузнец Марий (SHA Trig. tyr. 8, 1). Хотя письменные источники дают ему время правления всего в несколько дней, монеты позволяют говорить приблизительно о двух месяцах его власти825. Временную победу одержал соратник и в некоторой степени соправитель Постума Викторин (SH A Trig. tyr. 6, 1 ). Клавдий явно воспользовался этой нестабильностью, чтобы отнять у галльских императоров Испанию и часть Галлии. В одной из надписей на юго-востоке Галлии говорится о вексилляциях и всадниках, находящихся под командованием префекта вигилов Юлия Плацидиана (ILS 569). Видимо, Клавдий направил в Галлию подразделения своей армии, которые и вернули под власть Рима эту часть страны826. Несколько позже он, может быть, сумел даже несколько расширить сферу своей власти в Галлии. Упорное сопротивление Викторину оказал город Августодун. Викторин осадил его, а горожане призвали на помощь Клавдия827. Но помочь Августодуну Клавдий не смог и Викторин разрушил его, а его преемник Тетрик продолжил начатые им репрессии против горожан (Paneg. Lat. V (Vili), 2,5; 4,2-4; IX (IV), 4,1 )828°. В Аргенторате найдены черепицы с клеймами VIII Клавдиева легиона829. Не исключено, что и этот город признал власть Клавдия830. Власть Клавдия, судя по надписи,
признал также один из легионов, расквартированных в Британии831. Но большего на Западе Клавдий добиться не смог. Более того, в Британии вскоре была полностью восстановлена власть Викторина832. Так что большая часть Галлии, рейнская граница и Британия, судя по надписям, остались под властью Викторина и Тетрика833. Можно предполагать, что дальнейшим успехам Клавдия помешало резкое обострение обстановки на Дунае и Балканах. И сам Клавдий, если верить Зонаре (XII, 26), счел более грозной опасность со стороны варваров, перешедших через Меотидское озеро, т. е. готов, чем со стороны галльского императора.
В 269 г. мощная и невиданная ранее коалиция варварских племен, среди которых большое место занимали готы (точнее, четыре отдельных готских племени или отряда834), двигаясь по суше и по морю, вторглись в балканские провинции835 и попытались разграбить малазийское побережье (Zos. I, 42-43; 45-46; SHA Claud. 6-9; 11-12; Sync. P. 720). Укрепленные города варвары взять не смогли. Они были отбиты и от Византия, и от Кизика, и от Фессалоник, и от других городов. Зато они почти беспрепятственно грабили сельскую местность. Опасность была тем более велика, что варвары грозили в любой момент перерезать стратегически важнейшую ось, идущую от Аквилеи через Сирмий к Византию, дававшую возможность маневрировать войсками, перебрасывая их с одного конца Империи на другой836. Клавдию пришлось со всеми своими силами двинуться против нападавших. Морские операции были поручены Тенагинону Пробу. Правда, через какое-то время Проб был вынужден явно по приказу императора направиться в Египет, захваченный пальмирцами, но извлечь из этого выгоду германцы не смогли. После бесплодного крейсерования в водах Крита и Родоса они отступили. В ожесточенном сражении у Наисса в Мезии римляне одержали блестящую победу. Часть готов отошла к горам Гем, где в следующем году была вторично разгромлена. О победах Клавдия упоминают, правда, без подробностей также Аврелий Виктор (Caes. 34, 5), Евтропий (IX, 11,2) и Синкелл (р. 720). Некоторые ученые полагают, что только небольшим группам варваров удалось снова уйти
за Дунай837. Однако, возможно, это и не так, и довольно значительная их масса сумела все же прорваться на родину; иначе трудно было бы объяснить продолжение существования этих племен, в частности готов, в Северном Причерноморье. Во всяком случае поражение было для германцев столь чувствительным, что Дунай превратился в некий священный рубеж, отделявший страну готов от Империи838. Клавдий, уже до этого имевший почетный титул Германского (Germanicus maximus), получил теперь и титул Готского (Gothicus maximus), став первым римским императором, носившим этот титул839. Под именем Готского он и вошел в историю. Титул Германского у него появился еще в 269 г., когда он второй раз обладал трибунской властью (ILS 569), а Готским он именуется после 10 декабря 269 г., когда получил трибунскую власть в третий раз (ILS 571).
Весть о победе Клавдия была с восторгом встречена в Риме. По словам Евтропия (IX, 11,2) и автора «Эпитомы» (34,4), сенат поставил императору золотую статую на Капитолии и золотой щит с его изображением в курии. Аврелий Виктор (Caes. 34, 7) пишет, что эта победа была тяжелой и трудной (aegra asperiorque). Эта трудность связывалась не только с многочисленностью армии противника840, но и с новым характером самого движения германских племен. «Требел-лий Поллион» говорит о женщинах и о скоте варваров, ставших добычей римлян (SHA Claud. 8, 6; 9, 4-6). Это ясно говорит о том, что варвары, в том числе готы, выступили не только ради грабежа, по и, двигаясь вместе с семьями и скотом (видимо, и домашним скарбом), искали место для поселения на римской территории. И с этим выводом согласны современные исследователи841. В некотором смысле это была репетиция Великого переселения народов. В целом она провалилась, но все же в некоторой степени можно говорить и о частичном успехе готов. Значительная часть захваченных в плен была, естественно, превращена в рабов, но другая — зачислена
в римскую армию, а третьим была предоставлена земля для поселения, чего, собственно, германцы и добивались. «Требеллий Поллион» с торжеством сообщает, что римские провинции были наводнены варварскими рабами и скифскими поселенцами, гот на границе с Империей был превращен в колона (factus... colonus с Gotho) (SHA Claud. 9, 4). Это можно было бы принять за фальшивку, в какой всегда подозреваются авторы (или автор) сборника императорских биографий, если бы практически о том же самом не говорил Зосим (I, 46, 2): спасшиеся от гибели варвары или были включены в римские войска, или, получив землю, занялись земледелием. Характерно противопоставление тех и других варваров. Следовательно, во втором случае речь шла не о военных поселенцах, а о мирных крестьянах, в которых превращали часть пленных германцев.
Клавдий не был первым, кто поселил варваров на территории Империи. Еще Август поселил 50 тысяч гетов на Дунае и 40 тысяч германцев на Рейне и в Галлии (Strabo VII, 3, 10; Eutrop. VII, 9). Такая практика, хотя и сравнительно редко, применялась и более поздними императорами. К сожалению, условия поселения варваров Клавдием неизвестны. Употребление термина colonus позволяет предположить (но только предположить), что германцы были поселены как арендаторы. Видимо, таково было условие их сдачи римлянам (deditio). В таком случае речь не могла идти о частных землях, если, конечно, часть римлян не была принуждена императором насильно отдать в аренду некоторые свои земли, но об этом нет никаких сведений. Вероятно, значительное обезлюденье пограничных территорий, частично, по-видимому, связанное с начавшейся в это время эпидемией (Zos. 1,46, 1), заставило римское правительство принять меры, и какие-то государственные (или императорские) земли могли быть переданы в аренду пленникам. Их положение могло быть похоже на положение летов, хотя сам этот термин появился несколько позже842. Представители же варварской знати, попавшие в плен или перешедшие на сторону римлян, могли занять относительно высокое положение. Известно, что при Клавдии находился герул Андопобалл (FHG IV. Petr. Patr. fr. 171).
Клавдий одерживал победы. Но они стоили дорого. Военные расходы росли, а возможности казны уменьшались. Клавдий не решился пойти на резкое увеличение налогов и фактический грабеж городов
и храмов, как это три десятилетия назад сделал Максимин. Поэтому он пошел по пути увеличения выпуска якобы серебряных монет, масса которых в 270 г. удвоилась843. При одновременно растущей нехватке металла это, естественно, вело, как об этом говорилось выше, к резкому уменьшению содержания в них серебра и соответственно реальной стоимости. Такое значительное ослабление финансовой базы делало режим Клавдия довольно хрупким.
Занятый преимущественно решением военных проблем, Клавдий, видимо, предоставил сенату более широкие возможности управляться с внутренними делами. У нас нет конкретных данных, которые свидетельствовали бы об этом. Но в просенатской историографии Клавдий вызывает почти такой же, а может быть, и больший восторг, как и Александр Север. А это может косвенно подтвердить такое предположение844. Авторитет же Клавдия в армии был значительным. Все это, несмотря на хрупкость режима, обеспечило Империи относительное внутреннее спокойствие. Правда, есть сведения об узурпации некоего Цензорина (SHA Trig. tyr. 31, 12; 33, 1-5), которого войска в Северной Италии провозгласили императором. Не только отдельные детали его биографии, но и саму его фигуру считают вымыслом845. Однако ничего особенно подозрительного в истории возвышения и быстрого убийства Цензорина нет. По словам «Требеллия Поллиона», Цензорин был уже весьма старым человеком, всю жизнь связанным с армией. Провозглашение его императором было неожиданным даже для него самого. Если вся эта история действительно имела место, причина его возвышения могла заключаться в недовольстве оставшихся в Италии частей Клавдием. Отправляясь в поход против готов, Клавдий назначил командовать армией в Северной Италии, предназначенной сдержать возможное в то время нападение других германцев на Италию, которые уже случались, своего брата Квинтилла. И это могло вызвать недовольство солдат. Не имевшие собственного кандидата на пурпур воины могли обратиться к уже известному отставному военному командиру. Но его попытка укрепить дисциплину в своих войсках закончилась для него трагически. Те же солдаты, которые провозгласили старика императором, вскоре его и убили. Какова была реакция на это событие императора или сената, не сообщается. Узурпация Цензорина, если принять ее историчность,
была очень кратковременной и не оказала никакого влияния на ход событий в правление Клавдия. Во всяком случае в момент смерти своего брата армией в Северной Италии командовал Квинтилл (SHA Aur. 37, 5).
В правление Клавдия, первого из ряда так называемых иллирийских императоров846, намечается перелом в ходе кризиса. Сам Клавдий почти ровно через два года после своего возвышения, в конце августа 270 г., умер847 от свирепствовавшей тогда чумы (SHA Claud. 12, 1; Eutrop. IX, 11, 2; Zos. I, 46, 2; Oros. VII, 23, 1; Zon. XII, 26). Он стал, таким образом, первым после Септимия Севера императором, который умер ненасильственной смертью. Позже возникла легенда, что он, наподобие древних Дециев Муссов, получив соответствующее предсказание, добровольно обрек себя на смерть в сражении, чтобы обеспечить победу римлянам (Aur. Viet. 34, 2-5; Epit. 34, 3). Эта легенда находится полностью в русле прославления Клавдия, столь характерного для IV века, и ее едва ли надо принимать всерьез. Даже автор его биографии, относящийся к своему герою с полным восторгом, не решился воспроизвести легенду (или даже вовсе ее не знал). Но характерно само ее возникновение: любимого императора сравнивают с героями римской древности и видят в нем воплощение старых республиканских традиций, когда понятие SPQR, появляющееся и на монетах Клавдия848, не было пустым звуком. И, может быть, не случайно именно Клавдия стали считать предком Констанция Хлора, в котором панегирист видел надежду на возрождение Рима.
Возвышение Клавдия и все его правление сенаторы могли рассматривать как победную реакцию на реформы Галлиена. Тем большим должно было быть их разочарование при известии о неожиданной смерти императора. Клавдий был обожествлен и посмертно удостоен высочайших почестей (Eutrop. IX, 11, 2). Новым кандидатом на трон стал брат Клавдия Квинтилл. По словам Евтропия (IX, 12), Квинтилл был избран с согласия воинов и провозглашен
августом сенатом. Зосим (I, 47, 1) просто отмечает, что тот был провозглашен императором (paoiXécoç àvapptiôévTOç), не уточняя способ провозглашения. Автор «Эпитомы» также (34,4) упоминает лишь о том, что Клавдию наследовал его брат Квинтилл849. Другие источники дают несколько иную картину. Так, «Требеллий Поллион» пишет, что Квинтилл принял власть, врученную ему всеобщим голосованием (delatum sibi omnium iudicio suscepit imperium). Как и в случае с Клавдием, под всеобщим голосованием надо понимать решение сената. Зонара (XII, 26), ссылаясь на неназванных авторов, говорит, что Квинтилла(он его называет Квинтиллианом) удостоил императорской власти (àÇiœoai Tfjç ßaaiXciag) сенат из любви к Клавдию. Едва ли, конечно, сенат мог настоять на этой кандидатуре без всякого учета мнения армии. Сам Квинтилл в это время командовал войсками в Италии (SHA Aur. 37, 5) и находился в Аквилее850. Вероятнее всего, мнение именно этой армии было учтено сенатом851. Но в любом случае роль сената в приходе к власти Квинтилла была большой и, может быть, решающей. Не исключено, что армия в Италии вообще только поддержала кандидатуру, выдвинутую сенатом852. Сенат снова выступил как реальная правящая корпорация853. Характерно, однако, что никакой попытки выдвинуть кандидатуру па трон из своей среды сенат не сделал. Сенаторы явно понимали, что навязать свою кандидатуру армии они не смогут. Для большего подтверждения права Квинтилла на трон возникла версия, что уже Клавдий хотел сделать брата своим соправителем (SHA Claud. 10, 6). И сам Квинтилл старался подчеркнуть связь своего правления с правлением брата. Дексипп называет Квинтилла, как и его брата, Клавдием (SHA Claud. 12,6). Это же имя встречается и на некоторых монетах Квинтилла854. Из этого делается вывод, что новый император
принял имя покойного брата855. И он сразу же начал чеканить монеты с изображением умершего императора и легендой divus Claudius856.
Однако триумф сената и сенатского императора был недолгим. Мы не знаем подробностей биографии Квинтилла. Биограф его брата упоминает только его «доблести» (virtutes). Под ними можно, конечно, понимать военные достижения. Но, учитывая общую риторику всего жизнеописания и этого пассажа в частности, едва ли надо вкладывать в слова биографа какую-либо реальность. Евтропий говорит об особой умеренности и любезности Квинтилла, что не вяжется с военной службой. Хотя Клавдий, как уже говорилось, и назначил брата командовать армией в Северной Италии, дабы во время своего похода против готов сдержать возможное вторжение германцев, это еще не означает наличия у него военного опыта. В биографии Аврелиана (SHA Aur. 37, 6) говорится, что, когда он провозгласил себя императором, Квинтилл был брошен всем войском (a toto exercitu). Можно полагать, что новый император не был связан с армией и не пользовался у солдат каким-либо авторитетом. По-видимому, и римский плебс относился к новому императору без особого восторга. Есть сведения, что, вступая на трон, Квинтилл пообещал жителям Рима обычный в таких случаях подарок (сот-giarium), но выполнить свое обещание не смог (Chron. А. 354, р. 148). Римляне не могли не воспринять это как обман. Правда, сначала власть Квинтилла признала большая часть Империи (точнее, той территории, которая признавала власть римского императора). Но Аврелиан, командовавший войсками на Дунае, отказался признавать Квинтилла и объявил императором себя. Дунайская армия активно поддержала своего командующего, и в честь этого на монетном дворе в Сисции были выпущены ауреи с легендами, прославлявшими fides и concordia воинов857.
Зонара (XII, 27) сразу же противопоставляет Квинтилла и Аврелиана друг другу: в то время как сенат удостоил власти Квинтилла, армия выбрала Аврелиана. Думается, что эти два события едва ли были одновременны, ибо монеты говорят о приблизительно двухмесячном правлении Квинтилла на значительной территории, в том числе и той, что могла находиться в сфере влияния Аврелиана858.
Однако некоторая нестабильность стала ощущаться, по-видимому, с самого начала правления Квинтилла. Исследователи отмечают интересный момент. Египетские папирусы того времени в отличие от александрийских монет датируются не годом императора, как это было обычно, а консулами текущего года (причем имена их не называли), и это означает, что по крайней мере в Египте не знали, кто же реально правит, и на всякий случай не упоминали ни одного из претендентов859. В любом случае силы были неравны, и Квинтилл, не вступая в бой, покончил с собой (Zos. 1,47,1). Рассказывая об этом, Зосим говорит, что Квинтилл уступил власть по совету xœv £7iiTT|Ô£iœv, т. е. то ли личных друзей, то ли сторонников860. Видимо, сенат вскоре понял, что его креатура удержать власть не сможет, и предпочел пойти на соглашение с Аврелианом. Существует и другая версия гибели Квинтилла. Биограф Клавдия говорит, что Квинтилл из-за своей строгости к воинам был убит таким же образом (ео genere), как Гальба и Пертинакс, т. е. преторианцами.
Хотя версия о самоубийстве признается более вероятной861, наличие второй версии весьма симптоматично. Автор сравнивает Квинтилла с теми императорами, которые неудачно пытались восстановить дисциплину в армии, в том числе и в преторианских когортах, следуя старинным римским традициям, столь ценимым сенатской аристократией (независимо от того, каким было подлинное происхождение сенаторов того времени)862. Евтропий (IX, 12)
также прославляет Квинтилла, говоря, что он являлся мужем исключительной умеренности и обходительности, и в этом был равен или даже превосходил своего брата (unicae moderationis vir et civitatis, aequandus fratri vel praeponendus). Можно спорить, насколько автор выражал просенатские настроения863. Но едва ли надо сомневаться, что в этой восторженной характеристике Квинтилла все же слышен отзвук просенатской историографии с ее подчеркиванием традиционных ценностей864. Квинтилл предстает как идеальный император даже еще в большей степени, чем Клавдий. По-видимо-му, сенат возлагал на его правление немалые надежды. Но эти надежды рухнули очень скоро. Все правление Квинтилла продолжалось, по разным источникам, от 17 или даже 12 дней до нескольких месяцев, а судя по данным нумизматики, он сохранял власть приблизительно два месяца или немногим больше865. Таким образом, новая попытка сената сделать императором своего ставленника провалилась.
Для обоснования своих претензий на власть Аврелиан использовал тот же метод, что и Клавдий: он заявил, что тот именно его, а не брата назначил своим преемником (Zon. XII, 26)866. Нет никаких оснований принимать этот пропагандистский маневр на веру. Но у самого Аврелиана некоторые основания для своего выступления были. Как и Клавдий, он принадлежал к новой знати, выдвинувшейся благодаря своим военным заслугам при Галлиене". Почти ровесник и земляк Клавдия867, он сделал похожую карьеру в армии. Будучи не только провинциального, но и весьма скромного происхождения868,
он достиг высших постов в войске и при Клавдии возглавил всю кавалерию (SHA Aur. 18, 1). Несколько ранее он вместе с Клавдием и другими генералами участвовал в заговоре против Галлиена (Zon. XII, 25)869, и Аврелий Виктор (Caes. 33,21) именно ему приписывает план убийства императора. Так что Аврелиан вполне мог рассматривать себя как естественного преемника Клавдия. По-видимому, так его рассматривало и окружение покойного императора. По словам «Флавия Вописка» (SHA Aur. 16, 1), именно блестящее положение Аврелиана при Клавдии и привело к тому, что после смерти императора и убийства Авреола и Квинтилла он остался единственным обладателем власти (solus teneret imperium). Никто не мог и не желал соперничать с Аврелианом. Недаром он сразу же стал чеканить монеты с тем же изображением Клавдия и с той же легендой, что и Квинтилл, — divus Claudius870. И своим dies imperii он считал не тот день, когда он был признан императором или даже им провозглашен, а день смерти Клавдия, полностью пропуская кратковременное правление Квинтилла871.
Автор биографии Аврелиана (SHA Aur. 37, 1) называет его государем, скорее необходимым, чем хорошим (principi necessario magis quam bono). Также (44, 1-2) он пишет, что Аврелиана нельзя считать ни хорошим, ни плохим государем (neque inter bonos neque inter malos principes), и приводит слова, якобы сказанные Диоклетианом, что Аврелиану лучше было бы быть полководцем, чем государем (magis ducem esse debuisse quam principem). Такая оценка явно отражает непростые отношения между Аврелианом и сенатом и близкими к сенату кругами. А эти отношения в огромной степени определялись курсом Аврелиана на укрепление императорской власти. Его правление стало значительным шагом на пути к созданию государства нового типа872. Аврелиан был уже не принцеп-сом в старом смысле слова, не первым гражданином и сенатором, а монархом.
Аврелиан принадлежал к тому же кругу, что и Клавдий, и стремился продолжить его политику. Внимание Галлиена было приковано исключительно к защите то от внешних врагов, постоянно вторгавшихся на территорию Империи, то от узурпаторов. Клавдий перешел к более активным действиям, стремясь восстановить единство государства. И, если верить Зонарс (XII, 26), он своей первой задачей поставил не столько борьбу с варварами, сколько войну с «тираном», т. е. галльским императором. Частично ему это удалось. И все же опасность со стороны варваров была столь грозной, что Клавдию пришлось обратиться против них. За победу над готами он, как уже говорилось, и получил почетное прозвище Готский, с которым вошел в историю. Аврелиану также пришлось воевать с варварами. Возможно, Аврелиан не сразу выступил против Квинтилла потому, что по поручению Клавдия завершал его кампанию, направленную против готов, и, видимо, об этой кампании говорит Аммиан Марцел-лин (XXXI, 5, 17), пишущий, что готов после смерти Клавдия изгнал из пределов Империи именно Аврелиан106. К сожалению, источники наших знаний или фрагментарны, или не дают четкой хронологии событий107. Поэтому картина войн Аврелиана с различными германскими племенами восстанавливается с трудом и является довольно общей. Аврелиан, как кажется, еще не успел прибыть в Рим в качестве императора, как ютунги попытались вторгнуться в Италию, но были отбиты. После победы над ними Аврелиан прибыл в Рим, но почти сразу был вынужден снова отправиться на Балканы, куда вторглись вандалы, к которым, возможно, присоединились языги10К. Сражение между римлянами и вандалами было нерешительным, так что, по словам Зосима (1,48,2), обе стороны приписывали себе победу. Однако с наступлением следующего дня варвары направили к Аврелиану послов с предложением заключить соглашение. И договор был заключен. По его условиям, 2 тысячи вандальских всадников включались в римскую армию, а вандалам разрешалось вести торговлю за Дунаем (F Gr Hist. Dex. F. 7; Zos. 1,48,2; SHA Aur. 18,1). Вандалы явно поняли, что, хотя они и приписывали себе победу, до поражения римской армии было далеко, и предпочли получить конкретные
iOb Kotuka Т. Aurélien... Р. 59-62.
'^ Alföldy G. Barbarcncinlallc und religiose Krisen in Italien // Bonner Historia-Augusta-Colloquium 1964/1965. Bonn. 1966. S. 5; Paschoud F. Notes. P. 166.
'^ Tausend К. Bemerkungen zum Wandalenenfall des Jahrcs 271 // Historia. 1999. Bd. 48. 1. S. 120.
уступки от римлян. Право ведения торговли на римской территории имело большое значение для самого их выживания. Можно вспомнить, как много позже резкое ограничение торговли готов с римлянами привело первых чуть ли не на грань голода (Amm. XXVII, 5,7). Те же готы завидовали своему соплеменнику Теодориху Страбону, когда он со своими воинами был принят на службу к императору (lord. Get. 270). Эти примеры ясно говорят о том, что и торговля с римлянами, и возможность поступления на службу в римскую армию высоко ценились германцами. С другой стороны, включение вандальских всадников в римскую кавалерию усиливало ее в преддверии ближайшей новой войны с другими варварами. Да и медлить с заключением договора Аврелиан не мог, так как ему было жизненно необходимо обезопасить дунайскую границу ввиду приближающейся новой войны в Италии873.
Это была война с союзом германских племен, который возглавляли в действительности ютунги или свевы874. Воспользовавшись отсутствием главных сил под командованием самого императора, варвары прорвались в Италию. Аврелиан должен был срочно вернуться, но под Плаценцией потерпел поражение. С большим трудом ему все же удалось остановить германцев у Метавра, а затем нанести им жестокое поражение уже в Северной Италии и на Дунае (SHA Aur. 18, 3-4; 21, 1-4; Aur. Viet. Caes. 35,2; Epit. 35,2; Zos. 1,49, I)875. В честь этой победы Аврелиан принял титул Gennanicus maximus и выпустил монеты с легендами VICTORIA AUG(usti) и VICTORIA GERMANICA876. Будучи прагматичным политиком и хорошим знатоком военного дела, он понял, что удерживать римские владения за Дунаем и Рейном чрезвычайно трудно, и в 271 г. ушел из Дакии877, сделав Дунай естественной границей Империи на всем протяжении этой реки. Правда, при этом римляне сумели сохранить за собой некоторые плацдармы на левом берегу Дуная, да и какая-то (может
быть, даже весьма значительная) часть романизованного населения осталась на прежних местах114. И все же основная часть Дакии была римлянами оставлена. Аврелиан стал, таким образом, первым императором после Адриана, который очистил часть территории Империи1 15. Не связанный предрассудками традиционной знати, он предпочел покинуть часть «римской вселенной», дабы легче защитить целое. К тому же он не мог не понимать, что территория Дакии, несомненно, станет тем местом, заселить которое будут стремиться и готы, и гепиды, и вандалы, и можно было надеяться, что взаимное соперничество варваров надолго отвлечет их от нападений на Империю, а при этом с вандалами уже будет существовать договор116. Был ли план оставления Дакии составлен Аврелианом уже сразу после прихода к власти117, или он возник после нерешительного сражения с вандалами, сказать трудно. Но ясно, что этот шаг помог Римской империи надолго сохранить дунайскую границу в неприкосновенности118.
Сначала планы Аврелиана осуществились не полностью. Некоторые варвары, заселившие Дакию, в том числе готы, по-видимому, расценили уход римлян с левого берега Дуная как проявление их слабости. Восстановив частично свои силы после катастрофического разгрома Клавдием, готы подготовили новое вторжение на римскую территорию. К ним, видимо, присоединились и некоторые другие племена. Они воспользовались отвлечением сил и внимания Аврелиана на пальмирский поход и перешли Дунай. Первоначально варвары явно сумели достичь некоторых успехов, но затем, в 272 г., вернувшийся в Европу Аврелиан нанес им новое жестокое поражение и выбил их с территории Империи. Он, кажется, даже перешел Дунай, разгромив там варварские войска и убив готского короля Каннаба, или Каннабауда, но за Дунаем явно не задержался (SHA Аиг. 22, 2; 32, 1-2; Eutrop. IX, 13, I)119.
114 Millar F. The Roman Empire... P. 233; Demougeol E. Op. cit. P. 457; FitzJ. Dacia // Kleine Pauly. 1979. Bd. I. Sp. 1357; Cizek E. Op. cit. 157-158.
'"Potter D. S. The Roman Empire... P. 270.
1,6 Tausend K. Op. cit. S. 126-127.
1,7 Cp.: Ibid.
""То, чю оставление Дакии явилось продуманным стратегическим решением, подтверждает тот факт, что и па южной границе Империи Аврелиан сделал подобные mai и. В десятилетие после его прихода к власти была оставлена значительная часть африканскою лимсса для того, чтобы легче было защитить оставшуюся территорию: Kotula Т. Das römische Nordafrica... S. 222.
1 " Ременников À. M. Указ. соч. C. 31-36; Kulikowski M. Rome’s Gothic Wars. Cambridge, 2007. P. 20-21.
В этих войнах Аврелиан сумел обезопасить северную границу Империи от варваров. Он доказал свои и военные, и в значительной степени дипломатические таланты. И все же главным для него было восстановление единства Римской империи, разорванной на три части.
Первый удар Аврелиан нанес по Пальмире. Как говорилось несколько раньше, в Египте какое-то время не знали точно, какой император реально правит. Думается, что такая неясность существовала не только у египтян, но и у других жителей восточной части Империи. Этим решила воспользоваться Зенобия. Пальмирская армия снова вторглась в долину Нила. На этот раз пальмирцам удалось утвердиться в Египте. И уже в ноябре-декабре 270 г. Египет признал власть пальмирского царя878. Зенобия пока еще не решалась открыто рвать с Империей. Поскольку по крайней мере в Египте еще царила неясность по поводу власти в Империи и можно было и Аврелиана, и Квинтилла представить узурпаторами, Зенобия демонстрировала себя и своего сына как сторонников покойного Клавдия879. Когда же стало ясно, что Аврелиан прочно укрепился у власти, в Александрии и Антиохии стали чеканить монеты с портретами одновременно и Вахбаллата, и Аврелиана. Сам Вахбаллат сначала именуется полководцем римлян (отратт^уод Tœpaiœv), но уже скоро выступает в Египте как ßaoiÄcüg и аитократшр880. Не исключено, что в первое время Аврелиан и сам не решался рвать с Пальмирой и пытался договориться с Зенобией881. Однако трудности, с какими встретился Аврелиан в Италии, и особенно его поражение под Пла-ценцией побудили Зенобию сделать следующий шаг. Она провозглашает сына августом, а себя именует августой882. Вахбаллат присваивает всю обычную титулатуру римских императоров (А. е. 1904, 60). На монетах, чеканенных в Александрии и Антиохии, исчезает фигура Аврелиана883. Кроме того, в той же Александрии вместо римских монет восстанавливают старую птолемевскую монету884. Это было уже знаком открытого разрыва с Империей и вызовом
Аврелиану885. Зенобия заявила, что она происходит из рода Клеопатр и Птолемеев (SHA Trig. tyr. 27, 1; 30, 2)886. Такая претензия на происхождение от эллинистических царей Египта была не только попыткой привлечь на свою сторону население Египта (как собственно египтян, так и египетских греков), но также ясным и недвусмысленным противопоставлением себя Риму и его императору. Недаром в число предков включаются Клеопатры. Первая из Клеопатр, чье имя приходит на ум (и оно явно приходило также и в то время), была последняя царица Египта и противница будущего Августа. Зенобия недвусмысленно рвала все связи, какие могли бы быть между Паль-мирским государством и Римом. И Аврелиан, естественно, потерпеть этого не мог. Зенобия ошиблась в оценке сложившейся ситуации. Поражение Аврелиана от варваров было далеко не решающее. Очень скоро он одержал победу и, урегулировав положение в Италии и на Дунае, во второй половине 271 г. двинулся против Пальмиры.
Аврелиан явно тщательно продумал план похода. Была проведена значительная пропагандистская кампания. В частности, были выпущены монеты, намекающие на грядущую победу над Пальмирой887, что должно было настроить общественное мнение и особенно армию888 на победоносный результат кампании. Но, конечно, главным был стратегический план войны. Наряду с главными силами, которые возглавил сам Аврелиан, отдельную армию он направил в Египет. Ее возглавил будущий император М. Аврелий Проб. Биограф Проба, как уже отмечалось, явно путает его с Тенагиноном Пробом, сражавшимся в Египте при Клавдии (SHA Prob. 9, 1-2). Но дальнейший рассказ позволяет ясно отличить этих двух людей. Автор пишет, что в то время как Тенагинон Проб (Пробат), как уже говорилось, попал в плен к Тимагену и покончил с собой, будущий император успешно воевал с пальмирцами и подчинил власти Аврелиана и Египет, и большую часть Востока (SHA Prob. 9, 5). Последнее утверждение является несомненным преувеличением, но деятельность Проба в Египте не вызывает сомнения. Точное время восстановления власти Аврелиана в этой стране определить трудно.
Монеты как будто доказывают, что это произошло до августа 271 г.889В то же время папирусы последний раз датируются правлением Вахбаллата в апреле 272 г.890 Но в любом случае пальмирцы были из Египта выбиты. В каком качестве действовал Проб, неизвестно. Может быть, он получил ранг dux Aegyptiorum, как и Тенагинон Проб.
Другим успехом Аврелиана было то, что вифинцы, узнав о его провозглашении, освободились от власти пальмирцев (Zos. I, 50, 1): TT|v ndpupiivœv àHEaeiaavro Hpoaxaaiav. Употребление глагола àTioaeiû) в медии позволяет предположить, что пальмирцы в какой-то момент установили свой контроль над Вифинией (может быть, тогда же, когда и над Египтом), но вифинцы сами, не дожидаясь римских войск, сумели освободиться от этого контроля891. Это дало возможность армии Аврелиана в начале 272 г.892 без всяких помех переправиться в Азию. В результате предательства римляне овладели очень важным городом Тианой. Основные военные действия разворачивались уже в Сирии. Пальмирцами командовал тот же Забда, который недавно попытался овладеть Египтом. Римляне одержали ряд побед и осадили Пальмиру. Сама Зенобия пыталась бежать, но была поймана. Пальмира была взята (SHA Aur. 22-30; Zos. I, 51-56; Eutrop. IX, 13, 2). Римские войска провели тщательную «зачистку» подчиненной территории, ликвидируя всякие следы сепаратной власти и снова беря под свой контроль, в частности, столь важный торговый путь к Красному морю893. Власть римского императора на Востоке была полностью восстановлена. С этого времени сирийские миллиарии упоминают только уже одного Аврелиана894. Император оставил в городе гарнизон во главе с неким Сандарионом (SHA Aur. 31,2)895.
Пальмира была, видимо, лишена автономии и поставлена под контроль префекта Месопотамии Марцеллина896.
Зосим (I, 60, 1) говорит, что этому Марцеллину, кроме того, было поручено управление Востоком (njv t^ç Éœiaç... Ôioîqaiv). Считается, что этот пост соответствует латинскому rector Orientis897. Эта должность была в свое время установлена императором Филиппом Арабом, который назначил правителем Востока своего брата Приска. Позже такое положение занимал пальмирский царь Оденат, и возможно, что оно перешло по наследству к Вахбаллату, а фактически к Зенобии. Наличие человека, возглавляющего все силы восточной части Империи, явно было необходимо перед лицом постоянной угрозы со стороны Персии. Теперь, когда Пальмирская держава перестала существовать, Аврелиан, по-видимому, назначил на этот пост доверенного генерала. Не исключено, что этот Марцеллин — это Аврелий Марцеллин, который в 265 г. был дуксом в Северной Италии и занимался укреплениями Вероны898. Если это так, то речь идет о довольно опытном командире, а его имя Аврелий позволяет предположить иллирийское происхождение. Марцеллин, следовательно, мог принадлежать к той же группе иллирийских офицеров, что и Клавдий и Аврелиан. В таком случае понятно доверие, которое ему оказал император и которое он оправдал, за что позже получил сенаторское звание и консульство вместе с самим императором в 275 г.899
Торжествующий Аврелиан принял гордый титул «восстановителя вселенной» (restitutor orbis), который с середины 272 г. появляется на его монетах, а также «восстановителя Востока» (restitutor Orientis) и «умиротворителя Востока» (pacator Orientis)900. Однако скоро ему пришлось снова отправиться на Восток. В Пальмире существовала проримская «партия», возглавляемая, по-видимому, верховным жрецом храма Бела901. Но большинство пальмирцев нс смирились с поражением и лишением их фактической самостоятельности. Они восстали, уничтожив римский гарнизон (или часть его) во главе с его командиром. Восстание возглавил Апсей. Видимо, это
был тот самый Септимий Апсей, который в одной из надписей назван простатом города (IGR III 1049)902. Вполне возможно, что после взятия Пальмиры Аврелиан поручил гражданское управление городом местному аристократу. Подняв восстание, Апсей предложил Марцеллину сделаться императором. Когда тот отказался, Апсей вручил власть над Пальмирой родственнику Зенобии, которого «Флавий Вописк» называет Ахиллом903, а Зосим — Антиохом. Антиохом звали отца Зенобии, и поэтому вполне возможно, что он действительно был родственником бывшей царицы904. Пальмирцы, возможно, рассчитывали на персидскую помощь, но Аврелиан, которому Марцеллин сообщил о происходящих событиях, быстро вернулся на Восток. Восстание было подавлено (Zos. I, 60-61, 1 ; SHA Aur. 31, 1-4). На этот раз Пальмира была разрушена905. Это не означает исчезновения города. Более того, часть разрушенных сооружений была относительно скоро восстановлена. И город продолжал существовать по крайней мере до IX в.; в частности, сохранился храм Бела. Позже некоторые пальмирские храмы были преобразованы в христианские церкви906. Но значительным экономическим центром Пальмира уже не была. Характерно, что исчезают пальмирские надписи, и надпись из храма Бела, датированная 473 г., пока что является самой поздней. Разгром Пальмиры привел к тому, что торговое значение Сирии как шарнира между Средиземноморьем и Ираном практически (или почти) исчезло. Хозяевами этого района стали кочевые арабские племена .
Однако до спокойствия на Востоке было еще далеко. После окончательного падения Пальмиры или, может быть, еще незадолго до этого события начались кровавые раздоры в Александрии, за которыми
последовало открытое восстание египтян против Аврелиана907. Восстание возглавил Фирм, который провозгласил себя императором и, по словам «Флавия Вописка», даже чеканил свои монеты (SHA Quadr. tyr. 2, 1). Многие красочные детали его облика и образа жизни (SHA Quadr. tyr. 3,2—4,4) могли быть выдуманными908, но в самом восстании нет оснований сомневаться. О нем кратко говорят Зосим (I, 61, 1) и Аммиан Марцеллин (XXII, 16, 15). Биограф называет Фирма уроженцем Селевкии909 и другом и союзником (amicus et socius) Зенобии (SHA quadr tyr. 3, 1). Последнее утверждение позволяет говорить, что Фирм, как до этого Тимаген, принадлежал к пропальмирской «партии», имевшей довольно сильное влияние в Египте. Может быть, после ухода со сцены Тимагена именно Фирм возглавил эту «партию». По словам биографа, он принял власть ради зашиты сохранившихся сторонников Зенобии (SHA Quadr. tyr 5,1 ). «Флавий Вописк» пишет об активной торговле Фирма с Индией и его связях с блеммиями, жившими к югу от Египта, и сарацинами, т. е. арабами, и добавляет', что на этой торговле и этих связях было основано его необыкновенное богатство (SHA Quadr tyr. 3,2-4). Среди символов этого богатства были два слоновых клыка. Это позволяет говорить, что торговля слоновой костью была если не единственной, то очень важной составляющей торговой деятельности Фирма. Важнейшими центрами торговли слоновой костью были Антиохия, Александрия и Пальмира910. Общность торговых интересов объединяла египетских купцов и судовладельцев с пальмирцами911. Эту общность, конечно, не надо преувеличивать. Наряду с ней существовала и конкуренция, что обусловливало наличие не только пропальмирской, но и проримской группировки, тем более что Александрия и весь Египет были заинтересованы и в тесных связях с Империей. Существование двух таких сил уже проявилось в событиях 269-270 гг. Имело оно место явно и в 272-273 гг.
Зосим говорит о восставших александрийцах (’AkÇavÔpéaç araoiaoavTaç), а Аммиан Марцеллин пишет о кровавых столкновениях между гражданами Александрии, вызвавших вмешательство Аврелиана и разрушение им элитного александрийского квартала Брухейон. Из рассказа же «Флавия Вописка» вырисовывается несколько иная картина: Фирм, побуждаемый яростью египтян, Alexandriani pervasit; там он был уничтожен Аврелианом. Глагол pervado может означать и «дойти до чего-либо», и «проникнуть куда-либо». И в эллинистическое, и в римское время Александрия отличалась от собственно Египта: она была не в Египте, а у Египта (ad Aegyptum)155. Поэтому при любой трактовке pervasit из этого рассказа вытекает, что восстание началось не в Александрии, а в самом Египте, и Фирм, провозглашенный императором, двинулся к Александрии. Союзниками Фирма, по-видимому, выступили блеммии, нападавшие на южную границу Египта, и арабские пираты, действовавшие в Красном море156. В триумфальном шествии Аврелиана наряду с мятежными египтянами шли пленные блеммии и арабы (SHA Aur. 33,4-5). В биографии Аврелиана говорится, что Фирм присвоил себе (sibi... vindicavit) Египет, как если бы он был независимым (ut esset civitas libera) (SHA Aur. 32,2). Это позволяет говорить, что Фирм, вероятно, объявил о независимости Египта. Восстание, возможно, действительно началось не в Александрии, а в собственно Египте, и Фирм выступил как защитник еще сохранившихся сторонников Зенобии. Как говорилось выше, Зенобия в свое время заявила претензии на происхождение из рода Птолемеев. Видимо, и Фирм в какой-то степени претендовал на наследство этой династии. Он использовал борьбу различных группировок в Александрии. Последующее отделение Аврелианом Брухейона от Александрии свидетельствует о присоединении по крайней мере части александрийцев к Фирму. Брухейон, как свидетельствует Аммиан, был резиденцией александрийской элиты, особенно интеллектуальной, и акция императора говорит о поддержке этой элитой Фирма. В эдикте Аврелиана, изданном после подавления восстания, говорится, чтобы римляне ни о чем не беспокоились, ибо поставки, прекращенные разбойником (т. е. Фирмом), будут возобновлены (SHA Quadr. tyr. 5, 4-5). Возможно, этот текст не полностью соответствует подлинному эдикту императора, но страх
'"Heick W. Alcxandrcia // Kleine Pauly. 1979. Bd. 1. Sp. 244. Римский префект Египта официально именовался praefectus Alexandriae et Aegypti: Reinmiith О. W. Praefectus Aegypti // RE. 1954. Hbd. 44. Sp. 2353.
1ЧОб арабских пиратах, соперничавших в Красном морс с эфиопскими: Chrzanovski L. Ор. cil. Р. 244.
римлян перед прекращением поставок из Египта он передает хорошо. И можно думать, что этот страх имел основания. Фирм, вероятнее всего, овладел Александрией и, прекратив поставки хлеба из Египта, поставил Рим на грань голода. Аврелиан со всем своим победоносным войском обрушился на Фирма и восстановил свою власть в Египте. Разрушить всю Александрию, как он это сделал с Пальмирой, Аврелиан не мог, поскольку город имел очень важное значение прежде всего для поставок египетских продуктов в Рим, Италию и армию, и он ограничился разрушением стен и отделением от Александрии Брухейона.
Ликвидация Пальмирского царства явилась огромным успехом Аврелиана, но она же создавала и очень важную проблему. Это царство, как уже говорилось, защищало основную территорию Империи от персидских нападений. Теперь сам римский император должен был заботиться о безопасности восточных границ и провинций. Аврелиан уже начал заниматься этим вопросом, создав, как упоминалось выше, отдельное командование на Востоке и сделав Марцеллина rector Orientis. После окончательной победы над Пальмирой он предпринял новые шаги. Фактически заново была создана восточная армия в составе двух легионов и нескольких подразделений конницы912. В честь этого в Кизике в 274 г. были выпущены монеты с легендой RESTITUTOR EXERCITI (восстановитель армии). И тот факт, что этот титул Аврелиан имел только на Востоке, говорит о связи выпуска таких монет с созданием новой армии на восточных рубежах Империи913.
После впечатляющих побед на Востоке Аврелиан обратился к Западу. Он использовал политическую ситуацию, сложившуюся в Галльской империи. Император Викторин был убит, и практически сразу такая же судьба постигла и его сына (SHA Trig. tyr. 6, 3; 7, 1; Aur. Viet. Caes. 33, 14; Eutrop. IX, 9,3). Власть на какое-то время оказалась в руках матери Викторина Виктории или Витрувии, имевшей титул «матери лагерей» (mater castrorum). Этот титул имели и другие императрицы начиная с супруги Септимия Севера Юлии Домны914. Впрочем, если верить «Требеллию Поллиону», этот титул Виктория получила уже после гибели сына и внука (SHA Trig. tyr. 5,3; 31,2)1 Автор биографий «тридцати тиранов» включает в эту серию и раздел
о Виктории, говоря, что она даже чеканила монеты от своего имени. Видимо, она действительно в течение какого-то времени фактически возглавляла государство. Однако поскольку было ясно, что официальную власть женщины ни армия, ни общество не примут, она сама избрала кандидатуру будущего императора. Им стал Г. Эзувий Тетрик, знатный сенатор, занимавший в тот момент пост презида Аквитании (SHA Trig. tyr. 24, 1; 31, 2; Aur. Viet. Caes. 33, 14; Eutrop. IX, 10, 1). Через некоторое время его одноименный сын был признан цезарем (SHA Trig. tyr. 24,1 ; 25,1 ; Aur. Viet. Caes. 33,14)'61. В первый момент это принесло свои плоды и положение несколько стабилизировалось (FHG IV. Ioann. Ant. Fr. 152, 1), но не надолго. Хотя Виктория потратила на провозглашение солдатами Тетрика большие деньги (grandi pecunia), добиться полного признания нового императора армией она не смогла. Она и сама довольно скоро то ли была убита, то ли умерла от старости (SHA Trig. tyr. 31, 4). Тетрику приписывалось много удачных дел (multa... feliciterque gessisset) (SHA Trig. tyr. 24, 2), a на монетах появляется легенда VICTORIA AUGUSTA915. Вероятно, он воевал на Рейне с германцами и одержал какие-то победы. Это, однако, не увеличило его авторитет в армии. Биограф говорит о бесстыдстве и наглости (inpudentiam et procacitatem) его воинов (SHA Trig. tyr. 24, 2). Евтропий (IX, 13, 1) и Орозий (VII, 22, 12) прямо пишут о солдатских бунтах. Против Тетрика выступил презид Бель-гики Фаустин (Aur. Viet. 35,4)916. Полемий Сильвий (1,49) называет Фаустина тираном. Это может означать, что мятежный презид объявил себя императором. Но поскольку ни надписей, ни монет Фаустина пока не найдено, говорить с уверенностью о ранге, который он себе присвоил, нельзя. Можно лишь констатировать, что на пространстве между Рейном и Секваной до сих пор нет ни одной надписи Тетрика917. Определено ли это случайностями находок или тем, что власти Тетрика на этой обширной территории действительно не существовало, сказать с уверенностью нельзя. Но последнее все же кажется более вероятным. По-видимому, из-под власти Тетрика ускользнула
и Британия. Как кажется, стоявшие на этом острове войска отказались признать Тстрика Младшего в качестве цезаря918.
В этих условиях, видя себя окруженным врагами, в том числе в рядах собственной армии, явно боясь за свою жизнь (все его предшественники были убиты), Тетрик предпочел отказаться от власти и сдаться Аврелиану. К этому времени власть Аврелиана, по-видимому, признала Британия919, так что территория, подвластная Тетрику, сократилась до части Галлии. Евтропий (IX, 13, 1), Орозий (VII, 23, 5) и «Требеллий Поллион» (SHA Trig. tyr. 24, 3) передают, что Тетрик послал Аврелиану письмо с цитатой из Вергилия «Избавь меня от бед, непобедимый»920. Просто сдаться Аврелиану Тетрик, однако, не мог. В таком случае солдаты, и так им недовольные, могли взбунтоваться и убить его. Поэтому он разыграл своеобразную комедию. С одной стороны, встав во главе армии, он внешне показывал себя готовым к сопротивлению, а с другой — не только допустил переход армии Аврелиана через Родан, но и дал ей возможность продвинуться далеко в глубь Галлии. Игру Тетрика, по-видимому, поддержали и некоторые его приближенные. Наместник Верхней Германии, вероятнее всего, назначенный на этот пост Тетриком, позже сделал блестящую карьеру при Аврелиане и его преемниках, достигнув поста префекта претория и префекта Города921. Это ясно говорит о его немалых услугах, оказанных римскому императору. Как и сам Тетрик, этот персонаж (его имя, к сожалению, неизвестно), вероятнее всего, в нужный момент перешел на сторону Аврелиана.
Решающая встреча произошла в начале 274 г. на Каталаунских полях. В разгар сражения Тетрик и его сын сдались Аврелиану, а лишенная командующего армия, естественно, была полностью разбита; оставшиеся воины признали своим императором Аврелиана (Aur. Viet. Caes. 35, 4-5; SHA Aur. 32, 3). Вслед за тем Аврелиан нанес поражение Фаустину (Pol. Silv. 1,49). Сепаратная Галльская империя была ликвидирована922. Правда, в начале 275 г. Аврелиану пришлось снова направиться с войсками в Галлию, где, по-видимому, возникли какие-то беспорядки (SHA Aur. 35, 4), но все же единство Империи было восстановлено.
В 274 г. Аврелиан отпраздновал в Риме пышный триумф по поводу побед над Пальмирой и Галлией, и в триумфальном шествии были проведены в качестве пленников Зенобия и оба Тетрика (Eutrop. IX, 13, 2; SHA Trig. tyr. 24,4; 25, 2; 30, 3-4; 24; Aur. 33-34). Характерно, однако, что все три знатных пленника сохранили не только жизнь, но и относительно высокое положение. Зенобия получила земельные владения около Тибура и умерла в старости (SHA Trig. tyr. 30,27),7Ü. Тетрик Старший был назначен корректором Лукании (Aur. Viet. 35, 5; Epit. 35, 7; Eutrop. 13, 2)923, а Тетрик Младший стал римским сенатором и принял все ступени сенаторской карьеры (SHA Trig. tyr. 25,2; Aur. 39, 1 )924. Пощадой и, более того, предоставлением довольно высокого положения этим людям Аврелиан, видимо, стремился не только продемонстрировать прочность своей власти, но и укрепить внутреннее положение, как это сделал в свое время Август, введя в высший круг знати детей Антония и Клеопатры. Сам пышный триумф должен был знаменовать восстановление единства государства925, подвести черту под активными военными действиями и подчеркну! ь, что отныне начинается эра мира. Недаром монетные легенды восхваляют вечный мир, принесенный августом (PAX AETERNA, PAX AUGUSTI), а самого августа представляют как «умиротворителя вселенной» (PACATOR ORBIS)926.
Аврелиан явно считал своей основной задачей восстановление единства Римской империи. Уже Клавдий, по-видимому, имел эту
задачу в виду. Ему приписывается письмо, в котором он возмущается тем, что часть государства находится во власти Тетрика и Зенобии (SHA Claud. 7,5). Он даже, как говорилось выше, сумел воссоединить с Империей Испанию и восточную часть Нарбоннской Галлии. Однако германская опасность оказалась слишком грозной, чтобы не направить против нее все силы.
Аврелиан позиционировал себя как законного преемника Клавдия, в том числе и в сфере объединения Империи. Сразу начать выполнять задуманное ему, как и Клавдию, помешали, но после побед над германцами он приступил к решению своей задачи. Все это не вызывает сомнения, но встает только один вопрос: почему первый удар Аврелиан направил не против Галлии, а против Пальмиры? Иногда предполагают, что это было вызвано тем соображением, что Галльская империя отделилась еще до Аврелиана и Клавдия и, таким образом, она не входила в наследие, полученное Аврелианом, в то время как Пальмирская держава официально стала независимой уже при Аврелиане, и это уменьшало размеры унаследованного им государства, что, конечно же, наносило удар по его престижу927. Однако он, не колеблясь, очистил Дакию, считая это необходимым для лучшей организации обороны Империи в целом, не смущаясь тем, что это уменьшало унаследованную им территорию. Правда, он организовал на правом берегу Дуная одноименную провинцию (Sync. Р. 721-722) и даже отчеканил монеты с легендой DACIA FELIX928. Это должно было не только смягчить горечь от уступки варварам части территории Римской империи, но и утвердить в общественном мнении мысль о благодетельности для государства этой меры и, таким образом, не только не уронить, но даже и укрепить авторитет Аврелиана. И все же представляется, что главными для выбора направления первого удара были другие соображения.
Уже говорилось, что, провозглашая полную независимость Пальмирского царства, Зенобия бросила вызов Аврелиану, и он этот вызов принял. Ко времени начала военных действий в руках пальмирского царя и его матери находилась большая часть азиатских провинций и, что было, пожалуй, еще важнее, Египет. Пока пальмирские цари официально признавали верховную власть римских императоров, можно было полагать, что богатые ресурсы Востока по-прежнему будут питать Империю, Рим, армию. Плюсы от существования Паль-мирской державы (защита от персов) в таких условиях могли пере-
всшивать минусы (фактическая независимость этой державы). Несмотря на это, Клавдий направил Тенагинона Проба отвоевать Египет, даже не дав ему возможности закончить морские операции против готов. Аврелиан также послал Аврелия Проба с этой же целью еще до начала основной кампании. Египет был слишком важен для Империи, чтобы терпеть занятие его другим государством929, даже если это государство формально признавало власть Рима. Тем более это было невозможно после официального разрыва. Грозящее в такой ситуации прекращение поставок с Востока ставило Империю в чрезвычайно трудное положение. Недаром после подавления восстания Фирма Аврелиан, как говорилось выше, издал эдикт, в котором прежде всего успокоил римлян насчет возобновления поставок из Египта930. А после утверждения в Египте Аврелиан установил вечную подать этой страны в пользу города Рима в виде различных товаров, в том числе стекла, папируса931, льна (или льняного полотна), пакли (SHA Aur. 45, 1). В этом списке нет египетского хлеба. Может быть, он входил в число anabolicas species, упомянутых далее. Но более вероятно, что это опущение связано с тем, что поставки хлеба стали обязанностью Египта задолго до Аврелиана932.
Немалую роль при выборе Аврелианом направления для первого удара сыграло и то, что Восток был гораздо богаче Запада933 и именно восточная кампания могла принести особенно большую добычу. Наконец, как кажется, важен был еще один момент. Война с галльским императором могла восприниматься в обществе как вид войны гражданской, чего Аврелиан, по крайней мере на первых порах, видимо, стремился избежать. Война же с Пальмирой, объявившей себя независимой, становилась «внешней». Ликвидация Пальмирского царства и возвращение под власть Рима захваченных Оденатом и Зено-бией провинций укрепило экономическое положение государства и дало Аврелиану возможность перейти к дальнейшим действиям по исполнению своего плана. Обращение Тетрика к нему за помощью
предоставило ему прекрасный повод для похода в Галлию. Кроме всего прочего, это обращение галльского императора снимало с Аврелиана обвинение в разжигании гражданской войны. Аврелиан выступал не только как «восстановитель вселенной», но и как спаситель «римского мира». В этом плане характерно, что Аврелиан, помещая на своих монетах образы внешних врагов, показывает среди них и правителей Пальмиры934, но никогда здесь не было фигуры галла или галльского императора. И среди монетных легенд есть VICTORIA GOTHICA и VICTORIA PARTICA, но нет VICTORIA GALLICA935. Вместо этого в надписи появляется титул restitutor Galliarum (CIL XII, 2673). Аврелиан выступает не как победитель Галлии, а как ее восстановитель. Галльский император, как и «тиран» Фаустин, явно не рассматривались как внешние враги.
Военные победы должны были быть подкреплены упрочнением внутреннего положения. При Клавдии стоимость антониана достигла низшей точки своего падения. Другие же деньги вообще перестали выпускаться. Бронзовые асы исчезли около 253 г., а сестерций с 255 г. стал чеканиться только для раздачи римскому плебсу. Не стало старинного римского денария. Восточные города еще некоторое время выпускали свои мелкие монеты, но и они исчезли в 60-е гг.936 Зато антонианов стали чеканить как можно больше. В 270 г. объем выпуска этой монеты удвоился937. Доля же серебра в монете становилась исчезающе мала: не более 5%938. Без решения финансового вопроса думать о стабилизации положения в государстве было невозможно. Попытка пресечь злоупотребления монетчиков и их главы Фелицис-сима привела к их бунту939, жестоко подавленному Аврелианом.
Затем император провел ряд мероприятий, составивших монетную реформу940. Зосим (I, 61, 3) сообщает, что в 274 г. после триумфа в честь побед над Пальмирой и Галлией Аврелиан в числе других благодеяний, оказанных римскому плебсу, распределил среди народа новые монеты (àpyuptov véov), на которые нужно было обменять ходившие до этого «плохие» деньги, чтобы этим освободить денежное обращение от какого-либо запутывания. Говоря о «плохих» деньгах, Зосим употребляет слово KißöcXov, что означает не просто плохие, но фальшивые, поддельные монеты. Это подчеркивает стремление императора полностью исключить из обращения ходившие до этого монеты. Новые деньги были отмечены цифрами XXI или КА в грекоязычной части государства941. В науке было высказано мнение, что едва ли такое мероприятие можно было провести сразу во всей Империи, и скорее всего оно касалось только столицы942. Вероятно, первоначально такой обмен мог быть действительно проведен только в самом Риме943, но, как показывают находки, новые деньги стали выпускаться не только в Риме, но и в других местах и они довольно быстро разошлись по всей Империи. Акт 274 г. явился, однако, лишь одним, хотя и очень важным шагом в серии мероприятий Аврелиана в финансовой сфере.
В Римской империи не было единого монетного двора. Аврелиан и не стремился ликвидировать такие дворы, находившиеся в некоторых провинциальных городах. После уничтожения Пальмирской державы и Галльской империи к прежним прибавились монетные дворы в Антиохии, Лугдуне, Августе Треверов. Более того, при подготовке своего восточного похода Аврелиан создал своеобразную походную мастерскую, которая затем обосновалась в Византии944. Все это естественно. При масштабе проблем, вставших нс только перед Империей в целом, но и перед каждой отдельной ее частью, в ситуации, когда необходимо было не только адаптировать местную экономику к быстро меняющейся конкретной обстановке, но и оплачивать армию, находящуюся в данном регионе, оперативно снабжать регионы монетой из единого центра было
невозможно945. Однако Аврелиан стремился поставить все существовавшие монетные дворы и деятельность монетчиков и их руководителей под свой контроль946. Мастерские обязаны были специальными сокращениями обозначать свое местонахождение. Все они должны были чеканить монеты по единому стандарту и с одинаковыми изображениями и легендами на обеих сторонах. Это было важно не только для унификации денежного обращения, но и в идеологических целях, поскольку монеты были и важным средством пропаганды. После подавления выступления римских монетчиков мастерская в Риме была вовсе ликвидирована, и главный монетный двор стал располагаться в Медиолане. Лишь в 272 г. в Риме снова стали чеканиться монеты. Вывод главного монетного двора из Рима поставил под вопрос даже формальную роль сената в выпуске денег. На монетах Аврелиана исчезают буквы SC. Отныне вся финансовая система государства не только фактически, но и юридически становится монополией императора947.
Также была существенно реорганизована сама монетная система. Эта реорганизация началась уже в начале правления Аврелиана, но воссоединение с Империей Пальмиры и Галлии дало императорской казне значительный приток богатств, который позволил приступить к ней более решительно. Основной монетой остался антониан, но его вес увеличился до 3,8 г, а доля серебра повысилась с 1-2% при Клавдии до 4-5%948. Это дало возможность восстановить денарий в качестве фракции антониана. Он составлял половину антониана. Аврелиан восстановил и выпуск бронзовой монеты. В качестве таковой выступали сестерций и двойной сестерций, хотя последний выпускался в относительно небольшом количестве949. Наконец, Аврелиан стал активно выпускать золотую монету — аурей950. Первоначально эта монета была предназначена исключительно для раздачи солдатам, но позже была внедрена и в экономическую ткань. Чека-
пились два вида аурея —легкий, весом до 4,53 г, и тяжелый, приблизительно в 6,5 г, а иногда и больше. Проба и того и другого была весьма высока — 95%, т. е. это было почти чистое золото951.
Все эти действия должны были восстановить доверие населения к деньгам и посредством этого к самой императорской власти. И частично Аврелиан этого добился952. Через некоторое время, как кажется, более или менее стабилизировались цены, и это стало прямым следствием деятельности Аврелиана953. Само успешное проведение денежной реформы (или, лучше, реформ)954 стало знаком некоторого восстановления Империи после тяжелых испытаний прошедших лет. Монетная система, введенная Аврелианом, сохранялась в Империи в течение двадцати лет, пока за такую же реформу не взялся Диоклетиан955.
Аврелиан продолжил в еще больших масштабах, чем раньше, политику раздач (SHA Aur. 47,1; 48, 1-3; 5; Aur. Viet. 35,7). Важным было принципиальное изменение в самой практике этих раздач. Используя, видимо, египетский образец, он реформировал эту систему956. Обычно распространялся только хлеб. Распространение других продуктов являлось редким исключением. Аврелиан же не только расширил хлебные раздачи, но и распространил эту практику на мясо, масло и вино. Он подчеркивал, что она была добавлена из египетской добычи. Тем самым император подчеркивал неразрывную связь улучшения реального положения «низов» городского населения с его военными победами. А вино распределялось в портиках храма Солнца, созданного Аврелианом, о котором пойдет речь несколько ниже. Аврелиан, таким образом, четко устанавливал связь между поднятием жизненного уровня основной массы населения Рима и собственными деяниями. Он даже попытался было раздать бесплатно часть необрабатываемых земель в Италии для организации там новых имений, доходы с которых шли бы на обеспечение всех этих раздач957. Кроме того, Аврелиан сжег списки должников (SHA Aur. 39, 3; Aur.
Viet. Caes. 35, 7), жестоко преследовал ростовщиков (Aur. Viet. Caes. 35, 7). По его инициативе была начата постройка в Риме новой стены (SHA Aur. 21,9; Aur. Viet. Caes. 35, 7; Epit. 35, 6; Eutrop. XII, 15, 1; Zos. 1,49, 2). Эта постройка, как уже говорилось, была задумана еще Децием, но только Аврелиан действительно приступил к ней. Это предприятие должно было обезопасить город от возможного нападения и, что тоже было немаловажно, укрепить чувство безопасности у самих римлян и их веру в могущество императора, а также продемонстрировать способность Аврелиана к обширному строительству958. Строительство было действительно грандиозно. Мощная стена длиной почти в 19 км, толщиной в 3,5 м и высотой в 6 м окружала обширное пространство в 1230 га, в которое теперь были включены и районы за Тибром. Высокие стены поднимались через каждые 100 шагов, а от 18 ворот шли дороги в разные концы Италии и всей Империи959. Правда, Аврелиан только начал это строительство, а завершено оно было уже при Пробе (Zos. I, 49, 2), но уже и сам замысел, и начало грандиозной стройки резко повышали престиж Аврелиана. Предыдущая стена была построена приблизительно восемь веков назад царем Сервием Туллием. Аврелиан недвусмысленно сравнивал себя с одним из наиболее почитаемых предков римского народа. А сам император выступал чуть ли не как новый основатель Города. Характерно различие между монетными легендами ауреев, предназначенных в первую очередь для даров армии, и антонианов, ходящих в основном в гражданской среде (хотя, конечно, и среди солдат тоже). Если золотые монеты прославляют virtus Augusti, т. е. доблесть, связанную в основном с победами воинской славы, то на биллоновых антониапах гораздо чаще встречаются pietas (благочестие), victoria (победа), рах (мир) и concordia (согласие)960. А это значит, что перед мирным населением Аврелиан подчеркивает не только свои военные победы, но и принесенные этими победами мир и согласие, не говоря, естественно, о благочестии, обеспечившим ему все его достижения. Проведение этих мероприятий тоже стало возможным благодаря некоторому возрождению экономики и притоку в казну новых средств.
Центральной задачей внутренней политики Аврелиана было укрепление императорской власти во всех ее аспектах. Он был выходцем из сельских слоев населения северной части Балканского полуострова961.
Сельские территории этой части были гораздо менее романизованы, чем города962, так что Аврелиан мог воспринять римский дух и римские традиции лишь в армии. Это не значит, что он не „ощущал себя римлянином. Но это ощущение преломилось через призму солдатского восприятия. Отсюда и жестокость, и даже кровожадность Аврелиана, подчеркиваемая различными авторами (SHA Aur. 21,5; 36,2; 44, 2; Epit. 35, 9; Eutrop. XII, 14). Думается, что и особого пиетета к римским традициям он не питал и во главу угла ставил исключительно политические интересы государства (которые для него, естественно, сливались с его собственными). Именно эти интересы подвигли его на подчеркивание своей власти даже внешне. Автор «Эпитомы» (35, 5) отмечает, что Аврелиан первым среди римлян надел одежду, украшенную золотом и драгоценными камнями, и возложил на свою голову диадему. Уже Галлиен, как говорилось выше, выделялся пышной одеждой и обувью. Но это воспринималось как увлечение роскошью и решительно осуждалось. Сам Аврелиан, если верить его биографу, роскошью не увлекался и даже запретил жене иметь экзотический шелковый плащ, прибавив при этом, чтобы нитки не равнялись золоту (SHA Aur. 45, 4-5). По отношению к внешнему виду и убранству римлян он проводил довольно гибкую политику, разрешая и даже поощряя одно и запрещая другое (SHA Aur. 46, 1-6), имея в виду, несомненно, политические цели. Своих друзей он обогащал умеренно (modice), чтобы не вызывать зависти (SHA Aur. 45, 3). Так что ясно, что такой пышный вид был нужен Аврелиану не ради удовлетворения стремления «нового римлянина» к показной роскоши, а именно для подчеркивания решительного превосходства императора над всем остальным населением Империи. Такое одеяние Аврелиан заимствовал с Востока, и то, что он, как отмечалось выше, не был особенно привержен римским традициям, несомненно, облегчало ему этот шаг.
Другим важным средством укрепления императорской власти явилась религиозная политика Аврелиана. Первоначально, судя по монетам, эта политика ничем не отличалась от политики его предшественников, подчеркивавших связь с самыми разными римскими божествами, хотя преимущественно в их военных аспектах963. Так, излюбленными божествами, появившимися на монетах Аврелиана, были Марс и Геркулес, оба связанные с военными победами964.
Положение начало меняться в 272 г. после захвата Пальмиры. Хотя на Западе еще продолжала существовать Галльская империя, Аврелиан уже принимает гордый титул восстановителя вселенной (restitutor orbis)965. Другой важный титул императора — perpetuus (вечный). Он встречается и на монетах966, и в надписях (например, ILS 578, 580). Этот титул спорадически принимал Каракалла, но затем он почти не употреблялся967. Принимая его, Аврелиан подчеркивал вечность не Рима, как это было ранее, а самой императорской власти, тесно связанной с личностью самого императора. С возвращением из первого пальмирского похода связано и начало введения в Риме культа Непобедимого Солнца, которое скоро становится главным богом Римской империи. Возникла легенда, что во время жестокого боя с пальмирцами римскую армию спасло некое неизвестное ранее божество, а затем Аврелиан в храме города Эмесы увидел именно его и понял, что оно и является его покровителем, после чего он построил в Риме соответствующий храм (SHA Aur. 25,2-6). Если очистить этот рассказ от сверхъестественных аспектов, то влияние эмесского культа на дальнейшую религиозную политику Аврелиана едва ли следует отрицать968. Это был культ солнечного бога Эл-Ге-бала, который уже пытался ввести в Риме Элагабал, что и стоило ему жизни. И Аврелиан учел уроки своего далекого предшественника. Эмесское божество стало для него лишь отправной точкой дальнейшего религиозного развития. Рассказывали, что его мать уже была жрицей Солнца в его родном вике (SHA Aur. 4, 2). Видимо, эти воспоминания тоже как-то повлияли на императора. Но самое главное — в Риме издавна существовал культ Соля, собственного бога Солнца, и его введение приписывалось Титу Тацию (Dion. Hal. II, 50, З)969. Широкое распространение почитания Аполлона отодвинуло Соля на задний план. Но в условиях кризиса наблюдается возвращение к некоторым забытым старым божествам, в том числе к Солю. Уже Каракалла считает себя связанным с солнечным богом, и в одной из его надписей появляется Sol Invictus Imperator970. Это еще не означало, что культ Солнца выдвигается на первый план.
При Галл иене и противостоящих ему узурпаторах Солнце снова начинает занимать важное место в их религиозной пропаганде971. И все это сочетается с широким распространением синкретических культов. Обоим условиям отвечал солнечный культ, введенный Аврелианом.
Очень важен еще один момент. Если Элагабал заставлял римлян поклоняться своему, не очень-то понятному римлянам, богу в его восточном облике в виде черного камня, то Непобедимое Солнце Аврелиана представало в привычном римском виде как полуобнаженный юноша с головой, излучающей свет, либо шагающий, либо едущий на квадриге с поднятой благословляющей правой рукой и земным шаром в левой972. Более того, сооружая храм этого бога, Аврелиан создал новую жреческую коллегию, членов которой он назвал понтификами бога Солнца (pontifices Dei Solis)973. Это наименование было не случайным. С одной стороны, император как бы говорил, что его бог является по меньшей мере равноправным с самим Юпитером. А с другой, жрецы должны были носить привычное старинное римское название, что подчеркивало римский, а не какой-то сирийский характер Непобедимого Солнца. Понтификами солнечного бога становились не восточные жрецы, а почтенные римские сенаторы974. День рождения этого бога был установлен в тот же день, что и на Востоке — 25 декабря975, но сам праздник — Natalis Solis Invicti — отвечал римским представлениям. И игры, учрежденные в честь нового бога и проводящиеся в этот праздник, носили чисто римский характер, включая соревнования колесниц. Таким новый бог был абсолютно приемлемым для римского сознания второй половины III в.976 Храм этого бога был построен на Марсовом поле перед алтарем мира Августа977. И это едва ли случайно. Если постройкой новой стены Аврелиан приравнивал себя к римскому царю, то созданием этого храма — к основателю Империи. Как тот восстановил государство после гражданских войн, так он, Аврелиан, восстановил orbis Romanus. Правда, в этот же храм Аврелиан поместил и Бела (Zos. I, 61,2), который был главным богом
Пальмиры978. Но и это отвечало старинным римским представлениям: побежденные божества «переносились» в Рим и «присваивались» римлянами, как это было, например, с Юноной из Вей в начале IV в. до н. э. (Liv. V, 23, 4-7). «Перемещенные» таким образом в Рим божества включались в римский пантеон и закрепляли подчинение того или иного народа, города, страны979. С этой точки зрения помещение статуи Бела в храме Непобедимого Солнца должно было закрепить военную и политическую победу над Пальмирой в религиозном плане. Кроме того, возможно, что, с другой стороны, это помещение статуи Бела в римский храм могло быть жестом благодарности Аврелиана по отношению к божеству и храму, которые его поддерживали во время войны с Пальмирой. «Флавий Вописк» пишет, что Аврелиан решил поставить в этом храме еще и статую Юпитера, которого он хотел назвать Советником или Советующим (Consulem vel Consulentem), причем эта статуя должна была восседать на кресле из слоновой кости и быть украшенной драгоценными камнями и золотом (SHA Quadr. tyr. 3, 4). Исследователи полагают, что этот Юпитер мог быть в реальности или тем же паль-мирским Белом, или скорее греческим Зевсом Эвбулеем (тоже Советующим)980. Но то описание, какое дал биограф этой статуе, явно говорит о римском характере бога. И курульное кресло из слоновой кости, давно известное в Риме, на котором восседали сначала цари, а затем консулы, и одежда, которую автор называет видом претексты, и тот факт, что само прозвание Юпитера появилось после обращения к каким-то аппеннинским жребиям (Appenninis sortibus), — все носит несомненные римские черты. Характерна оговорка автора, что император хотел назвать (appellari voluerat) этого Юпитера Советником или Советующим. Эю говорит о том, что речь идет о новой ипостаси старинного римского бога. Перед нами принципиально старое явление: Аврелиан стремился создать фактически новый культ, связанный со своей личностью, но формально имеющий старинные римские корни и поэтому полностью приемлемый римским сознанием.
Однако речь шла не просто о введении нового культа. Непобедимое Солнце поднималось над всеми другими богами. Если на более ранних монетах шар, символ всемирного господства, протягивал императору
Геркулес, то затем эту роль стал играть Sol Invictus981. Соль вытесняет даже богиню Рому. Отныне покровителем «главы мира» становится не старинная богиня, а великий Соль982. Культ этого бога утверждался как официальный, государственный983. А его представителем на земле являлся сам император. Аврелиану приписывается такое высказывание в речи, обращенной к мятежным солдатам: «Они напрасно думают, что в их руках судьбы императоров, ибо в действительности не воины, а бог одарил его порфирой, и только бог определит время его правления» (FHG IV. Anon. fr. 10,6, P. 197). Как уже было отмечено в науке, это первое в римской истории заявление, что император своей судьбой обязан только богу (в данном случае речь идет о Непобедимом Солнце)984 и, следовательно, он не ответствен ни перед кем: ни перед народом, ни перед сенатом, ни перед армией. Аврелиан апеллировал уже не к вечности Рима, как это делали его предшественники, а к божественной воле985. Аврелиан уже представал не просто как смертный человек, любимец богов, протеже самого сильного и великого из них, но как земной партнер небесного владыки. И в качестве такового Аврелиан сам выступал как бог. В надписях он появляется как deus Aurelianus, а на монетах — dominus et deus natus986. Последнее означает, что от бессмертных богов Аврелиан отличается только тем, что он родился на земле. Император и верховный бог в равной степени выступают как restitutores orbis. Торжественный внешний вид Аврелиана, о котором упоминалось выше, также ясно показывал, что он является воплощением и представителем бога на земле987. С точки зрения истории религии, это все является закономерным шагом в религиозном развитии Рима. С политической точки зрения введение государственного культа стало решительным шагом на пути усиления римского монархизма .
В I в. в Риме уже пытались объявить себя господами и богами Калигула и Домициан. Но для них это кончилось плачевно. Во II в. слово dominus по отношению к принцепсу начинает употребляться все чаще. Так именует Плиний Трояна в своих письмах к нему (вся X книга), но в данном случае это лишь вежливое обращение более младшего по положению к вышестоящему988. Тот же Плиний в «Панегирике» (2; 45; 55) противопоставляет principatus и dominio и прославляет Траяна именно за восстановление первого и ликвидацию второго. Антонин Пий уже сам себя называет господином мира, но характерно, что это сказано по-гречески (той KÔçpou KÔptoç) и обращено к греку Эвдемону (Dig. XIV, 2, 9). Но и в этом случае император оговаривается, что господином моря он все же не является. Официальным обращение dominus (noster dominus) становится при Септимии Севере989. При нем возникает и понятие domus divina, обозначающее всех и живых, и уже мертвых членов императорской семьи990. Александр Север запретил называть себя dominus (SHA Alex. 4, 1). Но и позже это обращение встречается в надписях. Так, господином (dominus, Seotôtiiç) иногда именуют Галлиена (CIL III 3228; A. é 1965. 114). «Нашими господами» (domini nostri) называют и других императоров.
И все же меры Аврелиана были не повторением пройденного, а качественно иными. Он становится не просто «господином», но и богом, и при этом именно богом, а не божественным991. Диадема, украшенная изображением звезды, ясно говорила о небесном происхождении императорской власти992. В значительной степени Аврелиан возвращается к практике Калигулы и Домициана, но теперь это уже не воспринимается как проявление безумия или по крайней мере тирании. Однако и в этом нет простого повторения. «Рожденный бог» Аврелиан предстает как равноправный земной партнер небесного Непобедимого Солнца.
Утвердить все эти автократические тенденции Аврелиан смог, однако, лишь сломив определенное сопротивление. Уже говорилось о бунте работников монетного двора, который принял столь широкий размах, что его называли bellum monetariorum (SHA Aur. 38, 2; Aur. Viet. Caes. 35,6). Этот бунт был вызван своекорыстными интересами
начальника двора Фелициссима, который боялся наказания за проводимую им фальсификацию монет. Римский монетный двор соперничал с медиоланским, и последний, как отмечают нумизматы, выпускал более доброкачественную монету, да и чрезмерно большое количество ранних аврелианских монет с легендой DIVO CLAUDIO, выпускаемых в Риме, ясно говорило о низком их качестве, а стремление Аврелиана навести порядок толкнуло римских монетчиков на выступление993. Но если бы дело ограничилось только выступлением монетчиков, то едва ли оно приняло бы столь широкий размах. «Флавий Вописк» приводит письмо самого Аврелиана, который пишет, что подавление этого выступления стоило жизни семи тысячам его воинов (SHA Aur. 38,4). Правда, это письмо, как и вес другие письма, приводимые в этом сборнике, считаются фальшивками. О семи тысячах упоминает и Аврелий Виктор (35, 6), но этим числом он оценивает не погибших воинов Аврелиана, а самих восставших. Все авторы подчеркивают необыкновенную жестокость, проявленную Аврелианом при подавлении этого бунта (Epit. 35,4; Eutrop. IX, 14). Можно полагать, что такая жестокость была в большой мере вызвана размахом события994. К монетчикам явно примкнули и другие люди. Повстанцам, по-видимому, придали смелость неудачи императора в борьбе с вторгнувшимися в Италию германцами. Но они ошиблись. Аврелиан проявил необыкновенную энергию как в борьбе с варварами, так и в подавлении мятежа в Риме.
Было ли это выступление монетчиков единственным на тот момент в Риме? «Флавий Вописк» сообщает о мятежах, которые были жестоко подавлены Аврелианом во время войны с маркоманами и после ее окончания (SHA Aur. 18, 4; 21, 5). Автор говорит о мятежах во множественном числе и отмечает их серьезность (seditiones motae, seditionum asperitas). Полагают, что имел место ряд мятежей, кульминацией которых и стало выступление монетчиков995. Но надо иметь в виду, что в биографии Аврелиана сведения о мятежах после войны с маркоманами и о кровавом бунте монетчиков располагаются в разных местах. В одном случае (21,5) автор осуждает императора за то, что тот произвел кровавое усмирение там, где можно было воздействовать мягче (cruentiuus ea, quae molius fuerant curanda). В другом
(38,2) говорится, что восстание Фелициссима было подавлено сурово и очень жестоко (acerrime severissimeque), но эта жестокость не только не порицается, но и оправдывается тем, что при подавлении погибло семь тысяч воинов самого Аврелиана. Быть может, такая разница отношения к, казалось бы, совершенно сходным событиям может объясняться фразой, следующей за сообщением о чрезмерно жестоком подавлении мятежей (SHA Aur. 21,6): «Ведь были убиты и некоторые знатные сенаторы» (interfecti sunt enim nonnuli etiam nobiles senatores); и далее говорится, что обвинения против этих сенаторов были легковесны, так что более мягкий государь мог бы на них не обратить внимания. Ничего подобного не говорится о выступлении монетчиков. Конечно, вполне возможно, что за спиной Фелициссима, которого Аврелиан называет последним из рабов (ultimo servorum), стояла какая-то часть сенаторов245. Но все авторы, которые говорят об этом событии, отмечают, что повстанцами двигал страх наказания за порчу монеты, и никто даже не намекает на какое-либо участие в этом деле сенаторов. Правда, Евтропий (IX, 14) как будто связывает казни сенаторов с выступлением монетчиков. Рассказав о последнем, он далее сообщает, что Аврелиан многих знатных мужей (plurimos nobiles) осудил на казнь. Но это скорее лишь еще одна иллюстрация свирепости этого императора, и она не обязательно хронологически и содержательно связана с бунтом Фелициссима. Поэтому более вероятно, что мятежи, при подавлении которых были убиты некоторые сенаторы, и bellum monetariorum — разные события.
Зосим (I, 49, 2) пишет, что несколько сенаторов (tivüv àno rqç YEpouoiaç) были обвинены в заговоре против императора и наказаны смертью. Казнь заговорщиков (реальных или мнимых, Зосим не уточняет) была связана с волнениями в Риме, которые произошли во время или после войны Аврелиана с аламанами и их соседями, которые вторглись в Италию. И биограф Аврелиана говорит о мятежах и последующих казнях, в том числе некоторых сенаторов, во время и после войны с маркоманами. Речь явно идет об одном и том же. В правление Аврелиана предпринимались попытки узурпации — например неким Септимием в Далмации, который, однако, был убит своими же сторонниками явно еще до прихода сил императора (Epit. 35, 3). Но автор не уточняет время этой узурпации, говоря лишь, что она имела место в его (Аврелиана) время (huius tempore). Казалось бы, более точны сведения Зосима (I, 49, 2). Рассказав о казнях сена-
24-Тшсап R. Le délit... P. 958.
торов и начале постройки римской стены, он пишет далее, что в это время (ката tovtov /póvov) задумали свои мятежи Септимий, Урбан и Домициан. О двух первых ничего, кроме сказанного в этих сообщениях автора «Эпитомы» и Зосима, неизвестно. Что же касается Домициана, то, возможно, это был тот полководец (dux), который под командованием Авреола сражался в Далмации против Макриана и разгромил его (SHA Gal. 2,6-7; Trig. tyr. 12,14; 13,3). В Галлии были выпущены монеты от имени императора Г. Домициана996. Их связывают с Домицианом, упомянутым Зосимом, и поэтому полагают, что тот провозгласил себя императором в Галлии997. Но в 27 Г г. Галлия (по крайней мере, большая ее часть) еще находилась под властью не Аврелиана, а Тетрика. Так что или Домициан выступил против Тетрика, что противоречит сообщению Зосима, или его мятеж относился к более позднему времени. В последнем случае надо признать, что выражение ката toûtov xpóvov относится не конкретно ко времени заговора сенаторов, а вообще к правлению Аврелиана.
Таким образом, говорить о попытках узурпаций непосредственно во время или вскоре после кампании Аврелиана против германцев в Италии нельзя, хотя и отрицать, что Септимий или Урбан выступили именно тогда, тоже невозможно. Связь же мятежей и заговоров в сенате с этой кампанией несомненна. Уход основных войск из Италии сделал эту страну беззащитной и возродил в памяти ужас германского вторжения при Галл иене (SHA Aur. 18, 4), когда Рим был спасен лишь благодаря энергии сената. Но теперь у сената уже не было таких возможностей. Тем не менее обстоятельства казались благоприятными для взятия реванша за вынужденное самоубийство Квинтилла998. Но реальной силой в этой ситуации могла быть только римская толпа. По-видимому, она и была возбуждена частью сената. Мы не знаем ни хода, ни результата этих волнений. Определение ingentes говорит о размахе волнений. Все это могло быть результатом заговора (ЁлфоиХф сенаторов, о котором говорит Зосим.
Аврелиан, жестоко подавив мятеж монетчиков, использовал все эти события для расправы с сенатской оппозицией. Размах репрессий неизвестен. Евтропий пишет о многих знатных людях (plurimos nobiles), а «Флавий Вописк» и Зосим — о некоторых (nonnuli, uvœv) сенаторах. При этом биограф Аврелиана говорит о легковесности обвинений, предъявляемых этим сенаторам на основании доноса лишь
одного свидетеля. Интересно заметить, что в заслугу Аврелиана тот же биограф (SHA Aur. 39, 3) и Аврелий Виктор (Ces. 35, 7) ставят отказ от доносчиков и даже их наказание. Но это, видимо, не распространялось на случаи, когда затрагивались политические интересы императора. Разгром оппозиции, происшедший в первой половине 271 г.999, расчистил Аврелиану путь к продвижению автократии.
Аврелиан не только жестко подавлял всякую оппозицию, но и стремился уничтожить ее духовную составляющую. Если в сенате никакой идеологической оппозиции, подобной стоической оппозиции при Нероне и Веспасиане, уже давно не было, то на Востоке дело обстояло иначе. Ближайшим советником Зенобии являлся видный философ неоплатоновской школы Кассий Лонгин. Ранее он возглавлял Академию в Афинах, но затем предпочел уехать в Пальмиру по приглашению Зенобии, дабы руководить изучением ею греческой литературы (SHA Aur. 30, 3). Когда точно и по какой причине Лонгин оставил Афины и переехал в Пальмиру, сказать трудно. Во всяком случае это едва ли было связано с якобы гонением на неоплатоников после убийства Галлиена, который этим философам всячески покровительствовал. Ведь и после гибели Галлиена неоплатоники спокойно действовали в Риме. Может быть, такое решение Лонгин принял из-за постоянной угрозы варварских нашествий на Грецию, надеясь в мощной и культурной Пальмире найти спокойный приют. И произошло это, вероятно, в последние годы царствования Одената1000. Лонгин явно сблизился с царицей и стал, возможно, ее секретарем ab epistolis Graecis1001*’. Но его деятельность явно выходила за рамки и учительской, и секретарской сферы. Видимо, именно Лонгин, сам будучи по крайней мере с материнской стороны сирийцем1002, явился идеологом полного отделения Пальмирского царства от Римской империи253. После первого взятия Пальмиры Аврелиан пощадил не только саму Зенобию, но и значительную часть пальмирских вельмож (principes civitati), которые были вместе с царицей проведены в триум-
фальном шествии (SHA Aur. 33, 5). В самой Пальмире явно оставался даже родственник Зенобии Ахилл-Антиох, который, как говорилось выше, на короткое время стал новым пальмирским царем. Но Лонгин, несмотря на его славу великого философа, был казнен (SHA Aur. 30, 3). Аврелиан его счел более опасным, чем политических и военных соратников Зенобии1003.
Этот факт бросает некоторый свет и на причину отделения от Александрии Брухейона. Аммиан Марцеллин (ХХП, 16,15-16) пишет, что этот квартал был местом жительства многих выдающихся мужей, и среди них называет Аммония Саккаса, который был учителем и Плотина, и Лонгина, которого всегда связывали с учителем глубокие духовные узы1004. Сам Аммоний Саккас к этому времени уже умер, но можно полагать, что посеянные им семена противостояния с римскими властями сохранялись в Брухейоне. Отделяя это «гнездо» духовного сопротивления от Александрии, Аврелиан, видимо, считал, что это станет препятствием распространению антиримских настроений в этом городе.
Третий случай вмешательства Аврелиана в духовную сферу, опять же связанный с Пальмирой, —дело Павла Самосатского. Павел был епископом Антиохии, но в то же время высказывал взгляды, совершенно не совпадавшие с мнением большинства христиан. В частности, он отрицал божественную природу Христа. На трех местных соборах в Антиохии учение Павла признавалось ересью и осуждалось, а последний собор в конце 268 или начале 269 г. сместил его с епископской кафедры1005. Однако Павла поддержала Зенобия, которая даже назначила его дуценарием, т. е. прокуратором с жалованием в 200 тысяч сестерциев, и он исполнял эту должность наряду с епископской, оставить которую не захотел. После захвата Антиохии Аврелианом местные христиане, враждебные Павлу, обратились к нему за помощью. Споры о сущности и природе Христа Аврелиану были, разумеется, абсолютно безразличны, но приверженность Павла к Зенобии решила дело. Не менее важным было и то, что Павел не только своим учением, но и образом жизни противопоставил себя большинству христианских общин, в том числе римской, и этим способствовал росту сирийского сепаратизма. Хотел ли этого сам
Павел или нет, но он фактически давал идеологическую платформу противостояния Риму по крайней мере для части сирийских христиан. Официально император уклонился от рассмотрения вопроса и направил дело римскому папе и италийским епископам, но он прекрасно знал, каково будет их решение. А главное, Аврелиан подчеркивал этим жестом первенство Рима и Италии в Империи даже в области не очень-то ему, видимо, понятной и недавно преследуемой религии, и это полностью вписывалось в централизаторскую тенденцию его правления257. В результате Павел был смещен не только со светского, но и с церковного поста (Eus. НЕ VII, 30, 1—19)258.
То, что Аврелиана заботили в данном случае не религиозные проблемы, доказывается тем, что позже он сам собирался выступить против христиан. Во всяком случае слухи о готовящемся новом гонении ходили среди христиан (Lact. De mor. pers. VI, 1-2; Eus. HE VII, 30, 20-21; Sync. P. 721-722). Возможно, что эти слухи были небеспочвенны. Рост влияния христианской Церкви, к тому же открыто враждебной всякому языческому культу, включая и государственный культ Непобедимого Солнца, не мог не тревожить Аврелиана. Однако до нового гонения дело все-таки не дошло. Евсевий говорит о руке Божьей, остановившей императора. Синкелл рассказывает анекдот, что якобы перед Аврелианом ударила молния, и он, поняв это как высший знак, отказался от своего намерения.
Все эти меры не только укрепляли императорскую власть, но и поднимали ее на невиданную ранее высоту. Она становилась поистине самодержавной, а фигура самого императора поднималась на надчеловеческую высоту даже внешне.
Это, однако, не означает, что Аврелиан совершенно не считался с сенатом. В грозные дни германского вторжения в Италию и после понесенного им поражения он призвал сенат обратиться к Сивиллиным книгам, чтобы там найти ответ о грядущих судьбах Рима и помочь принцепсу в государственных нуждах (necessitate publica), и обещал при этом помочь всем необходимым (SHA Aur. 18, 5-20, 8). В этом обращении интересно упоминание о государственной казне, находящейся во власти сената (vestrae auctoritate arca publica). Даже если само письмо императора не подлинное, оно хорошо отражает общую атмосферу того времени. Даже после своей победы, подавления мятежей в Риме и репрессий против части сената Аврелиан не отказал-
231 Kotula Т. Aurelien... Р. 173-174.
г" Millar F. Paul... P. 14-16; Hiltbrunner О. Paulus И Kleine Pauly. 1979. Bd. 4. Sp. 566;
Potter D. S. The Roman Empire... P. 271.
ся от сотрудничества с этим органом. Именно после этих событий он решил окружить Рим новой стеной, но решение об этом принял только после совета с сенатом (consilio senatus) (SHA Aur. 21,9). Значимым стало избрание Аврелианом коллеги по ординарному консульству на 271 г. Им стал видный сенатор Т. Помпоний Басс, занимавший к тому времени пост префекта Рима. Басс уже был консулом в 259 г., он занимал ряд важных постов при Галлиене и Клавдии, в том числе был корректором всей Италии и принцепсом сената1006. Автор «Эпитомы» (34, 3) именно ему приписывает желание пожертвовать собой ради победы над готами, что было отклонено Клавдием, заявившим, что эту жертву должен принести сам император. Как говорилось выше, сама эта легенда не имеет исторической основы, но характерно, что в ней не только упоминается имя Басса, но и сохраняется память о его роли в политической жизни страны. Возможно, его отцом или скорее дедом был Помпоний Басс, занимавший пост ординарного консула в 211 г. и казненный Элагабалом1007. Выбор этой фигуры явно демонстрировал желание императора установить хорошие отношения с сенатом.
Определенный перелом в отношениях с сенатом произошел после победы над Пальмирой в 272 г. Сам поход против Пальмиры был вызван как намерением завершить начатое Клавдием восстановление единства Империи, так и интересами внутренней политики. Суды над сенаторами, обвиненными в заговоре, были использованы Аврелианом и для пополнения казны (Amm. Marc. XXX, 8, 8). Но этого явно было недостаточно, и восточная кампания, как говорилось выше, должна была принести значительную добычу. Не менее важным было и стремление одержать громкую военную победу1008, что резко повысило бы авторитет императора, без чего укрепить власть было невозможно. После этой победы Аврелиан вводит культ Непобедимого Солнца, земным партнером которого выступает он сам, и оба они предстают как «восстановители вселенной». В Риме начинается сооружение храма нового бога, и этот храм украшается в основном предметами из добычи, полученной во время восточной кампании. Эта добыча сделала возможными те обильные раздачи, о которых говорилось выше и которые должны были окончательно примирить Аврелиана с римским плебсом. В Риме во всем объеме восстанавливается чеканка монеты, большая часть которой после подавления бунта монетчиков
была переведена в Медиолан1009. На монетах окончательно исчезает ссылка на сенат1010. Может быть, тогда, чувствуя крепость своей власти, Аврелиан провел амнистию по государственным преступлениям (SHA Aur. 39, 4). Но полного разрыва с сенатом еще не произошло. Понтификами Непобедимого Солнца становятся именно сенаторы1011, что подчеркивает не только значимость нового культа, но и стремление Аврелиана консолидировать вокруг своей персоны и своего бога высшее сословие Империи. С другой стороны, после этой победы уже нет свидетельств какого-либо совета императора с сенатом. Более того, когда сенат после победы Аврелиана над карпами в конце 272 г.1012 постановил присвоить ему титул Карпского (Carpicus), он с издевкой от этого титула отказался (SHA Aur. 30,4)1013. Его отношение к сенату как к абсолютно несамостоятельному органу хорошо почувствовал народ, назвавший Аврелиана «дядькой» (paedagogum) сенаторов (SHA Aur. 37, 3). Такое отношение выразилось и в назначении ординарных консулов. Консулом 273 г. наряду со старым сенатором Тацитом (будущим императором) стал Юлий Плацидиан, который при Клавдии командовал войсками, установившими его власть над частью Галлии, а в конце правления Клавдия или в начале правления Аврелиана был назначен префектом претория1014. Взяв снова на себя консульство в 275 г., Аврелиан сделал своим коллегой Марцеллина, который, как говорилось выше, после подчинения Пальмиры возглавил армию и управление на Востоке и доказал свою лояльность императору, когда мятежные пальмирцы предложили ему императорский пурпур. Ни Плацидиан, ни Марцеллин, насколько это известно, не принадлежали к сенаторам. Аврелиан, таким образом, выдвигал на первые почетные и традиционно сенаторские места выходцев из военной среды, пользующихся его личным доверием.
Пышный триумф, отпразднованный Аврелианом в 274 г. в честь победы над Пальмирой и Галлией (SHA Aur. 33-34), еще более укрепил его власть. Может быть, вскоре после него Аврелиан задумал новый восточный поход, на этот раз против персов. Зенобия, если верить «Флавию Вописку», в письме Аврелиану говорила, что персы готовы
ей прислать помощь (SHA Aur. 37, 4). Возможно, персидский царь действительно был готов вмешаться в события, и лишь быстрая победа Аврелиана не дала ему этой возможности. Вероятно, что и в последующем восстании в Пальмире можно видеть персидскую руку. В любом случае было ясно, что после ликвидации буфера, каковым была Пальмирская держава, новое столкновение между Римом и Персией становилось неизбежным. Вероятно, Аврелиан решил взять инициативу на себя. В 275 г. он направился в поход против Персии, но на пути в конце сентября или в начале октября того же года1015 был убит.
Убийство Аврелиана было результатом заговора в его собственном окружении (SHA Aur. 36,4-6; Aur. Viet. 35, 8; Epit. 35,8; Lact. De mor. pers. VI, 2; Zos. 1,62, 1-3; Sync. P. 721-722; Zon. XII, 27). Обстоятельства этого заговора принципиально отличаются от обстоятельств заговора против Галлиена. Тогда заговор возник в среде высших военачальников, с которыми, возможно, были связаны и сенаторы. Теперь инициатором заговора выступил некий не то Мнестей, не то Эрот. Возможно, что это были два имени одного человека, или же это результат небрежного прочтения латинским автором греческого pr|vuTf|ç (осведомитель), что совпадает с его должностью1016. «Флавий Bon иск» называет этого Мнестея секретарем по тайным делам (notario secretorum) и вольноотпущенником. По Аврелию Виктору, он был слугой (minister), а по автору «Эпитомы» и Евтропию, рабом (servus). Как бы то ни было, он принадлежал к ближайшему окружению императора, а его активность была вызвана чисто личными мотивами: он испугался наказания то ли за какие-то свои действия, то ли за оплошности. Все авторы, которые относительно подробно рассказывают об убийстве Аврелиана, передают схожие детали заговора. Мнестей-Эрот составил фальшивое письмо от имени императора, в котором упоминаются люди, якобы приговоренные Аврелианом к смерти. Показав это письмо названным там людям, он убедил их убить императора. Зная близость Мнестея-Эрота к Аврелиану и жестокий характер самого императора, эти люди ничего не заподозрили, и в результате Аврелиан был убит. Разные авторы называют разных исполнителей заговора. Для Аврелия Виктора это были трибуны (tribuni), для автора «Эпитомы» — просто военные мужи (militares viri), Зосим называет их телохранителями (twv ôopixpôpœv), а Зонара — ôuvaaxœv, т. е. в данном случае скорее всего командирами. Непосредственным убийцей был некий Мукапор (SHA Aur. 25, 5; Aur. Viet. Caes. 36, 2).
Его имя фракийское1017. По Аврелию Виктору, он был dux. Мукапор мог принадлежать к командирам тех воинских соединений, которые были созданы в результате военной реформы Галлиена и сохраняли свой этнический характер. И Галлиен, и Клавдий, и Аврелиан на эти части возлагали особые надежды. «Флавий Вописк» приводит письмо, посланное Аврелианом этому же Му капору, в котором тот жалуется на трудности войны с Зенобией (SHA Aur. 26, 2-5). Даже если это письмо фальшивое, то, что в качестве адресата назван именно Мукапор, говорит о близости этого человека к Аврелиану. Таким образом, перед нами, вероятнее всего, действительно командиры среднего ранга1018, хорошо знающие императора и достаточно близкие к нему, чтобы иметь возможность осуществить свой замысел. В любом случае ни о сенаторах, ни о высших военачальниках речь не идет.
Правление Аврелиана стало очень важным этапом в истории Римской империи. В самых разных областях он заложил основы нового строя, который полностью оформляется уже после выхода Рима из состояния «военной анархии». Но это было только началом выхода.
За пять с половиной лет своего правления Аврелиан создал мощную систему сильной личной власти, в которой практически не было места никому, кроме самого императора. Поэтому его неожиданное убийство стало причиной политического вакуума. И армия, и ее высший командный состав растерялись. Что касается заговорщиков, то их единственным стремлением было спасение собственной жизни, и поэтому у них не было никакой кандидатуры на трон. В такой ситуации единственным институтом, еще сохранившим хотя бы тень авторитета, явился сенат. И из армии, как пишет Аврелий Виктор (Caes. 35,9), были направлены послы в Рим, чтобы сенаторы избрали императора по своему усмотрению (uti suopte arbitratu patres imperatorem deligerent). Инициаторов этого демарша автор называет milites. Биограф Аврелиана, рассказывая о том же самом, говорит об exercitus (SHA Aur. 40, 1-2). Создается впечатление, что к сенату обратились рядовые воины через головы своих командиров. Речь идет, конечно же, о военной сходке (contio), выражающей волю армии1019.
А дальше началась «игра в пинг-понг»: сенат возвращал право избрать императора войскам, а те снова передавали это право сенату, и это повторялось трижды. Сенат оказался столь же неготовым к избранию императора из своей среды, как и армия. Биография Аврелиана заканчивается характерными словами: «Римский народ любил его, а сенат еще и боялся» (populus eum Romanus amavit, senatus et timuit) (SHA Aur. 50, 5). Это не могло не сказаться на поведении сената. Сначала он не решился принять предложение войска из страха перед ним (SHA Aur. 40,3). Наступило междуцарствие, когда, по словам «Флавия Вописка», весь мир управлялся сенатом, воинами и римским народом (sub iudicio senatus et militum populique Romani) (SHA Tac. 2, 2). Автор восторгается этим временем, когда царило согласие в армии, народ оставался спокойным и не возникло никакой попытки узурпации. Из текста непонятно, каким образом осуществлялась эта гармоничная власть1020. Да и реально ли такое сосуществование трех инстанций — сената, армии и народа?
Обратим внимание на то, что Зонара (XII, 28) также упоминает эти три инстанции. Рассказывая о восхождении на трон Тацита, он сначала говорит о голосовании войска (то QpamKÓv), а затем уже о решении сената и народа (уушцр rijç ovydï|TOD те kqì ôfjpou). Таким образом, у Зонары, как и в биографии Тацита, народ выступает как одна из властных инстанций наряду с сенатом, также выносящим свое решение. Как известно, комиции уже ушли в прошлое. Но никакого закона об их ликвидации не было. Последний раз они как законодательный орган выступают в правление Нервы, но в качестве избирательного органа (хотя и чисто формального) упоминаются и в III в.1021Поэтому нельзя исключить, что в смутное время политической неразберихи комиции снова собирались. В то же время использование термина yvœpq не позволяет утверждать, что речь идет о формальном законе, принятом комициями. хотя и это не исключено, поскольку одно из значений этого слова, особенно в эллинистическое и римское время — решение, постановление1022. Может быть все же, что выбор историком этого слова говорит скорее о менее формальных народных сходках, чем об официальных собраниях, и скорее о мнении народа, чем о принятых официальных законах (или законе). Но в любом случае роль народа в избрании императором Тацита весьма вероятна.
214 Картотек М. Указ. соч. С. 78.
А это косвенно может свидетельствовать и о его роли в политической жизни Рима в период междуцарствия. Разумеется, едва ли можно и нужно говорить о самостоятельной воле народа; скорее об использовании ее теми или иными политическими силами.
Судя по монетам, в период междуцарствия значительная роль в государстве принадлежала вдове Аврелиана Ульпии Северине. Возможно, она была дочерью Ульпия Кринита1023, которому более поздняя традиция приписывала усыновление самого Аврелиана (SHA Aur. 14, 4-15, I)1024. Северину выдвинул на первый план наряду с собой еще Аврелиан. В 274 г. она получила титул августы, «матери лагерей и сената1025», как это, впрочем, и бывало для императриц начиная с жены Септимия Севера Юлии Домны. Ее имя появляется на монетах наряду с именем Аврелиана. И во всем этом нет ничего необычного. Необычное начинается после убийства Аврелиана. Ее имя не исчезает с монет. Легенда SEVERINA AVG(usta) сохраняется в течение всего междуцарствия (в то время как Аврелиан уже не упоминается). Она сопровождается другой легендой — CONCORDIA MILITUM. Поэтому очень правдоподобен вывод, полученный в результате сравнительно недавних исследований, о том, что Северина, будучи женой, а затем вдовой популярного в армии императора, обладала огромным авторитетом в войсках1026. И этим авторитетом
она в огромной степени способствовала сохранению единства армии, политической стабильности и отсутствию каких-либо узурпаций в сложный период междуцарствия1027. Одна из монет, выпущенных непосредственно в самом Риме, изображает Северину с диадемой на голове, а на реверсе имеет легенду VENUS FELIX1028. В римском мифе Венера выступает как прародительница Города, и отождествление с ней императрицы подчеркивает ее значимость для Империи. На другой монете Северина отождествляется с Юноной Региной1029, воплощая таким образом римскую государственность. Если учесть авторитет Северины в войсках и то, что монеты отныне выпускались от ее имени, можно предположить, что Северина играла какую-то роль и в управлении государством, может быть, даже официально возглавляя его. Если это так, то перед нами уникальный случай в римской истории1030, который мог быть следствием автократии ее мужа1031.
По данным латинских источников, междуцарствие продолжалось от пяти до семи месяцев (SHA Aur. 40,4; 1,1 ; 2,1 ; Aur. Viet. Caes. 36, 1 ; Epit. 35, 10). Однако эти цифры не выдерживают испытания хронологическими расчетами. Они показывают, что продолжаться междуцарствие могло не больше полутора месяцев1032. По данным биографии Тацита, он был избран императором 26 сентября того же 275 г. (SHA Тас. 3, 2). М. Клавдий Тацит был уже довольно стар (SHA Тас. 4-6). Зонара (XII, 28) говорит, что ему было 75 лет. В 273 г. он был ординарным консулом1033, а во время междуцарствия — принцепсом
сената (SHA Aur. 41,5; Тас. 4, 1.3). Он был довольно богат: биограф оценивает его имущество в 280 миллионов сестерциев (SHA Тас. 10, 1). Являлся ли Тацит старым соратником Аврелиана, да и делал ли он вообще военную карьеру, сказать трудно1034. «Флавий Вописк» пишет, что, когда возник слух, что его сделают императором, Тацит уехал в свое поместье в Кампании, где и пробыл до того заседания сената, на котором его избрали (SHA Тас. 7,6-7)1035.0 его пребывании в Кампании говорит и Зонара (ХИ, 28). Наличие слуха и явно тактический маневр с отъездом могут свидетельствовать об идущей подспудно борьбе различных группировок как в сенате, так и в армии. Так что избрание Тацита, несомненно, стало результатом какого-то компромисса, достигнутого за время междуцарствия. Само избрание старца может говорить о таком компромиссе: правление старика давало время для поиска более подходящей кандидатуры. Недаром Тацит и его брат Флориан, ставший позже тоже императором, рассматривались как междуцари (interreges) между Аврелианом и Пробом (SHA Тас. 14, 5). Вероятно, значительную роль в избрании Тацита сыграла Северина1036.
Рассказ «Флавия Вописка» об избрании Тацита (SHA Тас. 3,2-7, 1 ) создает несколько странное впечатление. Сначала консул Велий Кор-нифиций Гордан говорит о вторжении германцев, о трудном положении в Африке, Иллирии и Египте, о требовании армии избрать наконец государя. Все это как будто предполагает избрание человека, способного к руководству армией и во всяком случае авторитетного для воинов. Но вместо этого единогласно выдвигается кандидатура Тацита, который, по его собственным словам, из-за своего возраста с прудом выполняет обязанности сенатора, привык к спальне и тени и совсем не способен воевать. Более того, он признается, что совсем не уверен, что войско одобрит его избрание. На это сенаторы ответили, что они избирают дух, а не тело, и делают его императором, а не воином (imperatorem te, non militem facimus). Еще совсем недавно сенат отказывался избрать императора, боясь, что воины не согласятся с выбором (SHA Aur. 40,3), а теперь даже не обращают внимания на такой же довод. Если считать этот рассказ достоверным,
то можно сделать только один вывод: речь идет о разыгранном спек-такле, в сценарии которого, может быть, активную роль играл сам кандидат. Он был человеком образованным (litteratus) и даже претендовал на родство с великим историком (SHA Тас. 10, 3). Поэтому он не мог не знать о комедиях, разыгранных в свое время Августом и Тиберием. Как и в тех случаях, притворный отказ должен был укрепить его авторитет. Это было и на руку сенату, увеличивая его роль как избирателя принцепса.
Из этого рассказа, как и из сообщения Аврелия Виктора (Caes. 36, 1 ), создается впечатление абсолютной независимости сената в его выборе. Однако Зонара (XII, 28) дает иную картину. Он рассказывает, что сначала войско (то араткокоу) провозгласило Тацита императором, а затем уже он, будучи еще частным человеком, прибыл из Кампании в Рим, где стал императором после решения сената и народа. Из этого видно, что возвышение Тацита имело два этапа. Сенат и народ вынесли свое решение только после того, как свою волю высказала армия. Почему армия высказалась именно за Тацита, не совсем ясно. Может быть, Северина, заранее договорившись с сенаторами, сыграла в этом главную роль.
Хотя роль армии в выборе Тацита, как мы видим, была значительной, сам выбор нового императора сенаторами из своей среды в тех условиях был очень важен. Биограф Тацита говорит о радости сената в связи с тем, что он вернул себе право избрания принцепса (eligendi principis cura) (SHA Tac. 12, 1). Ему вторит Аврелий Виктор (Caes. 36, 1), прибавляя, однако, весьма важный нюанс. По его словам, эта радость была вызвана еще и тем, что право избрания императора было вырвано из «ярости военщины» (militari ferocia). И еще один момент: радость была почти всеобщей (cunctis fere laetoribus). Это fere несколько снижает впечатление от всеобщего ликования. Видимо, в Риме дело обстояло не так просто. «Флавий Вописк» передает версию, что якобы Тацит, когда ему была предложена власть, сказал, что императором лучше быть Пробу (SH A Prob. 7,1 ). Конечно, это был лишь слух (автор пишет feratur), но он мог опираться на уже существующее мнение. И не исключено, что в Риме уже была какая-то группировка, которая делала ставку на Проба. Недаром, когда после смерти Тацита и провозглашения императором нелюбимого сенаторами Флориана в Рим пришло известие о выдвижении Проба, по словам «Флавия Вописка», сенат высказался за него (illum senatus optaret), да и римский народ требовал (peteret) его признания (SHA Тас. 14, 3). Отношение про-сепатской историографии к Пробу, как об этом будет сказано ниже, ясно говорит о наличии в сенате пропробовской группировки.
Некоторые историки считают Тацита типично «сенатским» императором1037. Но столь категорическое суждение нуждается в некоторой корректировке. То, что сенат возлагал на нового императора надежду на возвращение чуть ли не к временам августовского паритета, несомненно1038. И Тацит старался создать впечатление такого возвращения. На его монетах появляется легенда restitutor rei publicae1039. Он не отказывается и от аврелиановского restitutor orbis1040, но при этом прежде всего претендует на восстановление традиционной государственности. Первую легенду нельзя не сопоставить с официальным лозунгом Августа о начале восстановления государства (res publica restituta), освобожденного им от господства факции. В свое время это заявление первого принцепса вызвало чрезвычайно благожелательный отклик большинства граждан, видевших в этом прекращение периода хаоса и бесправия1041. Тацит явно рассчитывал на подобную реакцию. И трата им своих денег на государственные нужды, и различные моральные предписания (SHA Тас. 10) также очень напоминают поступки Августа. На монетах исчезает выражение deus et dominus1042. В одной из надписей Тацит именуется verae libertatis auctor (ILS 591 )1043. Libertas была излюбленной темой практически всех императоров, а также узурпаторов. Каждый претендовал либо на восстановление свободы, либо на ее сохранение. Не стоял в стороне от этого и Аврелиан1044. Но для Аврелиана, как и для его предшественников, свобода была связана с личностью самого императора— Libertas Augusta. Тацит же претендует на возрождение подлинной свободы, связанной скорее со свободной активностью сената, чем с деятельностью принцепса. Даже его претензия на родство с великим Тацитом и забота о сохранении и распространении
его сочинений (SHA Тас. 10, 3) тоже говорят о демонстративной принадлежности к антидеспотической традиции.
С другой стороны, Тацит подчеркивал континуитет императорской власти. Его первым делом после прихода к власти было наказание убийц Аврелиана, причем, как подчеркивает «Флавий Вописк» (SHA Тас. 13, 1), «как хороших, так и дурных» (bonos malosve). Следовательно, для Тацита важны были не качества или мотивы убийц, а сам факт умерщвления правящего императора. Другим актом Тацита было обожествление Аврелиана (Eutrop. IX, 15, 2). В условиях отсутствия официального династического принципа наследования власти обожествление предшественника было важным средством легитимации его преемника1045. Однако во время военной анархии, когда практически каждый император приходил к власти после насильственного устранения своего предшественника, такой подход уже не годился и обожествления не происходило. Только после убийства Галлиена Клавдий, явно исполняя волю армии, на какое-то время настоял на его обожествлении (Aur. Viet. Caes. 33,26; 29), но позже это решение было, вероятнее всего, отменено. Никаких следов обожествления Галлиена нет. Более того, известны случаи, как об этом уже говорилось, вычеркивания имени Галлиена из надписей1046. Так что первым divus после долгого перерыва стал сам Клавдий, бывший в хороших отношениях с сенатом и сделавшийся первым после долгого перерыва императором, умершим не от меча или яда, а от болезни. Теперь таким же становился и Аврелиан. Между тем сенат едва ли питал особое расположение к Аврелиану. Конечно, во время его правления он неоднократно воздавал ему всяческие почести. Но это не говорит об искренном отношении сената к императору. Уже не раз бывало, что чем большее раболепие сенаторы выказывали по отношению к правящему императору, тем с большим удовольствием они растаптывали его память. Достаточно вспомнить о Домициане. Аврелиана, и об этом тоже уже упоминалось, называли наставником, надзирателем (paedagogus) сенаторов (SHA Aur. 37,3), и это едва ли улучшало их отношение к нему, даже если они тщательно это скрывали. Возможно, что и наказание убийц, и обожествление убитого входило в договоренность с армией, но в любом случае этим подчеркивали значение самой императорской власти. В этом же направлении шло и переименование сентября, месяца, в котором он родился и пришел
к власти, в «тацит» (SHA Тас. 13, 6). Характерен использованный биографом глагол iussit. Такое возвеличивание в домициановском духе было результатом насильственного действия самого императора.
Какими бы ни были личные убеждения Тацита1047, время диктовало свои условия. И Тацит уже вскоре после прихода к власти столкнулся с сенатом. Он просил консульства для своего единоутробного брата Флориана1048 (явно чтобы стать консулом-суффектом, поскольку ординарным консулом в 276 г. становился он сам вместе с Эми-лианом1049), но получил решительный отказ сената, ссылавшегося на закрытие списка будущих консулов (SHA Тас. 9, 6). Как говорилось выше, избрание Тацита явилось результатом какого-то компромисса, в том числе и внутри сената. Одним из условий компромисса в сенаторской среде могла быть клятва нового императора при приближении смерти назначить преемником не кого-либо из своих детей, а «наилучшего мужа» (optimum aliquem) (SHA Tac. 14, 1). Флориан, как показали последующие события, таковым для сенаторов (по крайней мере, для большинства) не был. И в попытке его назначения консулом сенаторы могли увидеть (и это, пожалуй, было справедливо) стремление Тацита закрепить трон за своей семьей. Биограф Тацита говорит, что такая независимая позиция сената обрадовала самого императора. Но последующие события показали, что это совсем не гак. Рассказывая о войне Тацита с готами Зосим, (1,43, 1) называет участвовавшего в этой же войне Флориана Tfjç avXijç 'unap^oç. Следовательно, получив отказ осмелевшего сената в назначении Флориана консулом, Тацит назначил его префектом претория. Назначение на эту должность не требовало никакого согласования с сенатом1050. Начиная с 235 г. префект претория являлся первым после императора лицом в Империи1051. Так что Тацит, потерпев неудачу с назначением Флориана консулом, взял реванш, фактически сделав брата своим заместителем. Этот жест мог рассматриваться как вызов сенату и как демонстрация недопущения сената в сферу полномочий
императора. Во время готской кампании Флориан командовал отдельной армией (Zos. 1,63, 1; Zon. XII, 28). Другого своего родственника, Максимина, Тацит назначил наместником Сирии (Zos. I, 63, 2; Zon. XII, 28). Над Сирией постоянно нависала угроза персидского вторжения, так что наместничество в этой стране имело очень важное значение1052. Но дело было, видимо, не только в этом. Тацит был вынужден назначить командующим всеми войсками на Востоке (totius Orientis dux) Проба (SHA Prob. 7,4)1053. Но, назначая Проба, который, возможно, был одним из кандидатов на власть во время междуцарствия, дуксом всего Востока, император, может быть, пытался уравновесить его фигурой своего родственника1054. Таким образом, Тацит, назначая своих родственников на важнейшие посты, следовал обычной практике своих предшественников1055.
Ключевым при обсуждении взаимоотношений Тацита и сената является вопрос об отношении императора к эдикту Галлиена о запрещении сенаторам военной службы. Решение же его зависит от интерпретации пассажа Аврелия Виктора (Caes. 37, 6). Говоря о возрастании силы военщины (militaris potentia) и о лишении сената права избрания принцепсов и военной власти, историк далее пишет: «Quippe amissa Gallieni edicto refici militia potuit modeste legionibus Taciti regnante...» Эту фразу можно перевести: «Ведь когда в правление Тацита был оставлен эдикт Галлиена, можно было восстановить войско со скромными легионами»1056. И в таком виде она, несомненно, говорит об отмене Тацитом столь ненавистного сенаторам эдикта Галлиена1057. Но фраза продолжается: «neque Florianus temere invassisset, aut iudicio manipularium cuiqam, bono licet, imperium daretur amplissimo ac tanto ordine in castris degente» — «и Флориан беспечно не захватил бы, и по решению манипул не давалась бы власть любому, даже хорошему, когда бы знатнейшее и великое сословие (т. е. сенаторы) находилось в лагере». Следовательно,
в момент захвата власти Флорианом, т. е. сразу же после Тацита, да и позже, во время различных военных мятежей, сенаторов в лагерях не было. Более того, далее (37,7) писатель обвиняет сенаторов в том, что они, наслаждаясь покоем и дрожа за свое богатство, поставили его и наслаждение выше устойчивости государства и расчистили путь солдатам и почти варварам. Эта фраза начинается выражением verum — «действительно». И это связывает общее обвинение сенаторов в полной пассивности с действиями Флориана и воинов его времени. Поэтому совершенно прав Р. Сайм, считая, что глагол potuit постулирует нереальность условия, описанного в начале фразы1058. Эту точку зрения разделяют и современные исследователи, утверждая, что Тацит не изменил политику Галлиена и не вернул сенаторам право командования войсками1059. А это означает, что говорить о Таците как только об исполнительном органе сената1060, конечно же, нельзя.
Сенат мог рассматривать избрание Тацита как свою победу, но сам Тацит в своей деятельности «сенатским» императором ни в коем случае не был1061. Единственное, чего добился сенат, так это гораздо большее, чем при Аврелиане, уважение к себе и возвращение некоторых чисто формальных полномочий1062. Сами сенаторы могли считать, что власть вернулась к их сословию (SHA Тас. 12, 1), и отказ сената назначить Флориана консулом (чего, конечно, не могло бы быть не только при Аврелиане, но и при Галлиене) говорит об этом. Но последующие события показали иллюзорность всех таких надежд и расчетов. В свое время Цезарь говорил, что существуют две вещи, которые защищают и умножают власть, — войско и деньги, и друг без друга они немыслимы (Cas. Dio. XLII, 49)1063. Но после реформы Галлиена у сената не было войска. Правда, в ведении сената некоторое время оставалась государственная казна (arca publica) (SHA Aur. 20, 8). Однако жесткий финансовый кризис обесценивал это обстоятельство. А затем Аврелиан, как уже говорилось, лишил сенат и финансовых функций. У сената оставался только многовековой авторитет. А этого было слишком мало для осуществления им важной (не говоря о решающей) политической роли.
Хотя Тацит, если верить его биографу, заявлял, что он привык больше к спальне и тени, ему пришлось уже очень скоро отправиться на войну. Очередное вторжение в римские пределы осуществили «варвары», жившие в районе Меотидского озера. Они пересекли его (и явно Понт Эвксинский) и вторглись в Малую Азию (Zos. 1, 63, I)1064. Зосим называет их скифами. Речь идет о довольно большой коалиции причерноморских и приазовских племен, в числе которых были готы, а также сарматы или аланы1065. Опасность была столь грозной, что Тацит не только сам двинулся во главе армии, но и создал вторую армию, во главе которой поставил Флориана1066. Римляне одержали ряд побед. Тацит принял гордый титул «Готского Величайшего» (CIL XII, 5563) и выпустил монеты с легендами, прославлявшими эти победы1067. Оставив для окончания кампании армию Флориана1068, он со своим войском начал возвращаться в Европу, когда вспыхнул очередной мятеж.
Назначение Тацитом Максимина правителем Сирии сыграло для императора роковую роль. По словам Зосима (1,63,2) и Зонары (XII, 28), Максимин в своей провинции творил произвол, что вызвало ненависть к нему. Ее результатом стал заговор и убийство Максимина. Зосим уточняет, что предметом грубейшего отношения Максимина были теХт|, т. е. власти. На конкретных лиц историк не указывает, но то, что среди заговорщиков были и недавние участники убийства Аврелиана, позволяет говорить об офицерах. Затем, боясь наказания со стороны Тацита, они выступили против него. Тацит был настигнут мятежниками в Европе и убит. Евтропий (IX, 16) и Аврелий Виктор (Caes. 36,2) не упоминают об убийстве, а просто пишут, что он умер, а в «Эпитоме» (36) уточняется, что он умер от лихорадки (febri). «Флавий Вописк» приводит обе версии: «Одни говорят, что он погиб из-за коварств военных (insidiis militaribus), другие — от болезни (morbo)». А далее он утверждает, что Тацит был подавлен factionibus и был не в силах им сопротивляться (SHA Тас, 13, 5). Понятие factio многогранно; среди прочего оно может переводиться как «партия», «группировка», но также и «мятеж». Но в любом случае оно имеет негативный характер. Достаточно вспомнить начало «Деяний» Августа, где описывается, как первый принцепс гордится
освобождением государства от господства factionis (R. g. 1). Так или иначе, речь идет о каких-то коварных действиях, жертвой которых пал Тацит. Следовательно, причиной смерти Тацита была не болезнь1069. И в науке установилось мнение, что версия об убийстве Тацита солдатами единственно верная1070.
Вся история избрания и правления Тацита выглядит случайным эпизодом эпохи «военной анархии». Она на первый взгляд нарушает логику политического развития Рима в III в. Однако более внимательное рассмотрение всех событий показывает, что на деле вектор эволюции римского государственного строя остался тем же самым. Хотя роль сената несколько повысилась, в основном Тацит продолжал прежнюю политику. Даже при условии полной (добровольной или нет, неважно) лояльности армии вернуть себе прежнее место в государственной системе сенат не смог. Принципат как политическая система себя практически полностью изжил.
После смерти Тацита сенат, может быть, был готов вновь взять на себя избрание императора. Идея, что новым правителем должен быть не наследник в семье императора, а наилучший, т. е. наиболее пригодный к управлению государством человек, давно ходила в правящих кругах Рима. По собственной воле или нет, но Тацит дал сенату клятву назначить своим преемником такого наилучшего. Как бы в действительности поступил Тацит, неизвестно. Но после его смерти императором стал Флориан. Аврелий Виктор (Caes. 36, 2) пишет, что он захватил власть без решения сената или армии (nullo senatus seu militum consulto imperium invaserat). «Флавий Вописк» также утверждает, что Флориан захватил власть не по решению сената (поп senatus auctoritate), а по собственному побуждению (suo motu), хотя и знал о клятве брата (SHA Тас. 14, 1). И автор прибавляет: «как будто власть была наследственной» (quasi hereditarium esset imperium). Видимо, сам Флориан именно свое родство с Тацитом выдвигал в качестве основания для захвата власти. Точка зрения авторов сборника ясна: в соответствии со своей просенатской позицией они выступают против передачи императорской власти по наследству1071.
То, что это не только подчеркивается в данном случае, но и противопоставляется клятве Тацита, говорит о том, что для сената возвышение Флориана было неприятным сюрпризом. Совсем недавно сенаторы решительно заблокировали его назначение консулом, а теперь должны были иметь дело с ним как с императором. В этих обстоятельствах ни о каком выборе наилучшего императора не могло быть и речи. Впрочем, как кажется, в сенате были и союзники Флориана, которые присоединились к нему именно как к брату умершего Тацита (SHA Prob. 13,3). Следовательно, в отличие от большинства сенаторов они признавали наследственный принцип передачи власти, но явно оказались в меньшинстве. Несколько другое впечатление остается от сообщений греческих авторов. Зосим (1,64,1 ) говорит, что Флориана избрали ('eXojievcov) те, кто находился в Риме, а Зонара (XII, 29) пишет, что Флориан был провозглашен сенаторами в Риме. По Зосиму (1,63,1), известно, что Тацит, возвращаясь после своей победы над готами в Европу, оставил Флориана с армией довершать военные действия. Видимо, опираясь на свою армию, Флориан и объявил себя императором. А то, что Аврелий Виктор подчеркивает неучастие в этом солдат, может говорить об их пассивной в тот момент позиции1072. Сенат же был вынужден признать нежеланного Флориана императором1073. Тем большей была радость сенаторов, когда у Флориана появился чрезвычайно опасный соперник. Это был Проб, который разбил армию Флориана и сам стал следующим императором.
Биограф Проба пишет, что после того как рок похитил Тацита и власть захватил Флориан (Tacito absumpto fataliter ас Floriano imperium arripiente), восточные войска сделали (fecerunt) Проба императором (SHA Prob. 10,1). Глагол facio говорит об активной роли армии. Использование автором ablativus absolutus может говорить о практически одновременном захвате власти Флорианом и провозглашении
императором Проба. Из текстов Зосима (I, 64, 1) и Зонары (XII, 29) тоже можно сделать вывод об одновременности провозглашения обоих императоров. Об одновременности правления Флориана и Проба писал и Иоанн Антиохийский (FHG IV. Ioan. fr. 158, 1). Думается, однако, что какой-то временной промежуток между этими двумя событиями все же существовал, хотя он явно был очень небольшим. В прошлом 275 г. солдаты согласились на избрание нового императора сенатом. Но со смертью Тацита исчез и смысл этой договоренности. На единоутробного брата покойного императора она явно не распространялась. «Флавий Вописк» прямо говорит, что целью провозглашения Проба было опередить италийскую армию и не дать сенату снова избрать императора (ne iterum senatus principem daret) (SHA Prob. 10, 3). О Флориане знали, по крайней мере в восточной армии, мало, и Проб, уже прославившийся своими воинскими деяниями, казался более подходящей кандидатурой. Римская империя снова разделилась на две части. Власть Проба была признана в Египте, Сирии и Палестине, в то время как остальная часть Империи все еще признавала Флориана (Zos. I, 64, 1 ; Zon. XII, 29). Монеты и надписи подтверждают эти сообщения1074.
Как говорилось выше, Флориан командовал отдельной армией, и эту армию, не завершив войну с готами, он использовал для войны с Пробом1075. Но до решительного сражения дело не дошло. После нескольких незначительных стычек Флориана убили собственные воины (Aur. Viet. Caes. 37, 2; SHA Tac. 14, 2; Prob. 10, 8; Zos. I, 63, 3-4; Zon. XII, 29)1076. Еще до этого события известие о провозглашении Проба императором вызвало энтузиазм в Риме. По словам «Флавия Вописка», сенат, узнав об избрании Проба воинами, высказался за него (illum senatus optaret), да и римский народ требовал (peteret) его признания (SHA Тас. 14,3). Казалось, что ситуация была почти такой же, как и после смерти Клавдия: правителем стал брат покойного императора, его не признали войска, и в конечном итоге снова, если перефразировать Цицерона, тога сникла перед оружием. Но если в просенатской историографии отношение к Квинтиллу весьма положительное, а к Аврелиану противоречивое, то отношение к Флориану в целом отрицательное, а к Пробу, как уже говорилось, исключи-
тельно восторженное. Конечно, в первую очередь такое отношение вызвано тем, что Проб сверг нелюбимого сенаторами Флориана. Но едва ли это было единственной причиной.
Происхождение Проба было довольно низкое, и всю свою карьеру он сделал в армии, идя по стопам своего отца1077, достигнув при Таците положения командующего всеми войсками на Востоке (totius Orientis dux) (SHA Prob. 7,4). Ho исключительно военная карьера не помешала его политической гибкости. Во время междуцарствия он, может быть, даже считался возможным преемником Аврелиана. Вспомним, что, по Аврелию Виктору, почти (fere) все радовались избранию Тацита. Среди тех немногих, кто не ликовал по этому поводу, могли быть сторонники Проба. Да и Тацит, назначая Проба дуксом всего Востока, как говорилось выше, видимо, пытался уравновесить его фигурой своего родственника, Максимина. И Зосим (I, 63, 2), и Зонара (XII, 28), как можно видеть из приведенного выше фрагмента биографии Проба, пишут о плохом управлении Максимина, результатом чего и стали заговор и убийство наместника. Зосим, как об это уже говорилось, уточняет, что предметом грубейшего отношения Максимина были réXr|, т. е. власти. Как уже было сказано, историк не называет имен, но среди заговорщиков были участники убийства Аврелиана, а значит были офицеры. Если это предположение верно, то можно полагать, что Проб, после избрания Тацита удовлетворившись (по крайней мере, внешне) положением дукса всего Востока, со смертью императора предъявил все же свои права на трон и добился его. Правда, он несколько позже жестоко расправился с уцелевшими убийцами Аврелиана, которые, по сути, и привели его к власти, а заодно и с убийцами Тацита (SHA Prob. 13, 2-3; Zos. 1, 65, 1-2; Zon. XII, 29). Но, во-первых, так властители поступали весьма часто. Во-вторых, это могло рассматриваться как жест доброй воли по отношению к сенату. И наконец, наказание убийц предыдущего императора подчеркивало (как в случае с Тацитом) непрерывность и значимость императорской власти. Зосим пишет, что Проб осуществил свой план тайно, боясь, что его исполнение вызовет некоторые волнения (uva xapa^v). По-видимому, убийцы имели каких-то сторонников. Может быть, речь шла о тех сенаторах, которые и после гибели Тацита остались враждебными любым императорам, не выдвинутым самим сенатом, в том числе Флориану и Пробу. Но среди оппозиции Пробу могли быть и сторонники Флориана. И все же большинство сената выступило на стороне Проба. А отказ преследовать союзников
Флориана можно рассматривать как шаг нового императора к достижению согласия со всем сенатом. Надо заметить, что Флориан, как показывают сделанные в его честь надписи, не был подвергнут damnatio memoriae1078.
Отношение Проба к сенату видно из двух посланий, которые, по словам его биографа, он направил сенаторам. Первое было написано и отправлено после его провозглашения императором войсками, а второе — уже после получения им сенатусконсульта о его утверждении (SHA Prob. 11, 2-5; 13, 1). Эти послания, как и все другие подобные документы, приводимые в сборнике биографий, считаются фальшивками1079. Не берясь за обсуждение этого сложного вопроса, посмотрим на тенденции, выраженные в этих посланиях. Признано, что для создателей этого сборника самым главным признаком, определяющим «хорошего» или «плохого» императора, являлось его отношение к сенату1080. Проб был для автора, писавшего о нем, без всякого сомнения, «хорошим» императором. Более того, даже Тацит, император, избранный сенаторами из своей среды, не вызывает у него такого восторга, как Проб. Как уже говорилось выше, такой же подход характерен и для других историков. В просенатской историографии Проб предстает по существу такой же идеальной фигурой, как Александр Север. А это предполагает, что, как и Александр, Проб тоже сделал ряд шагов навстречу сенату, даже если эти шаги были чисто демонстративными. Если с этой точки зрения посмотреть на упомянутые послания, то мы увидим, что новый император действительно постарался создать полное впечатление своего желания править вместе с сенатом, как это сделал и Александр.
В первом послании Проб полностью подтверждает право сената избирать императоров, как они сделали в прошлом году с избранием Тацита, и оправдывает свое выдвижение узурпацией Флориана, который, считая власть наследственной, не захотел ждать избрания нового императора сенатом. И только потому, что тот захватил власть (imperium arripuit), воины провозгласили его, Проба, августом. И теперь он просит сенат учесть его заслуги и обещает исполнять все, что тот ни прикажет (facturus quicquid iusserit). При этом сенаторов он называет vestra clementia. Clementia (милосердие) было свойственно Цезарю, и со времени Августа считалось императорской добродетелью, а в Поздней империи входило в титулатуру импера-
торов1081. Некоторые считают это доказательством позднего происхождения всего произведения и фальшивости самого послания. Но на это можно посмотреть и иначе. Использование этого выражения подчеркивало намерение Проба показать, что, несмотря на его провозглашение войсками, он будет полностью соответствовать сенатским чаяниям. Судя по тону первого послания, оно было составлено еще до смерти Флориана. Положение Проба в тот момент было довольно сложным. Его силы явно уступали силам Флориана, к которому еще и шли подкрепления1082. И в этом случае стремление получить в союзники сенат оправдывало такое обращение.
Если верить «Флавию Вописку», этот ход Проба полностью себя оправдал. Сенат с энтузиазмом признал Проба и присвоил ему все императорские полномочия и звания (SHA Prob. 11,6-12,8). Разумеется, в эту идиллическую картину надо внести некоторые коррективы. Автор не уточняет, прошло ли какое-то время между получением сенатом послания и заседанием, на котором произошло признание нового императора. Он просто переходит от цитирования послания к рассказу о заседании. Думается, что сенат едва ли мог признать императором Проба до известия о смерти Флориана. Во-первых, нет никаких намеков на то, что тот был лишен трона, а во-вторых, армия Флориана все же стояла ближе к Риму, чем войско Проба, и никакие самые льстивые послания этого факта изменить не могли. Но после убийства Флориана положение изменилось. «Флавий Вописк» датирует это заседание 3 февраля (за два дня до февральских нонн). Гибель Тацита и провозглашение императорами сначала Флориана, а вскоре и Проба произошли, вероятнее всего, во второй половине июня или в июле 276 г.1083 Точная продолжительность правления Флориана спорна, но она в любом случае не превышала двух-трех месяцев. Так что Проб остался единоличным правителем не позже октября. Если данные биографа верны, то у сената было на раздумье не меньше трех месяцев. Это, конечно, увеличивает сомнения в историчности всего изложения событий. Но и нет оснований полностью отрицать его. Надо еще учесть, что требовалось время на доставку сведений из Малой Азии в Рим. Явно только после этого сенат был готов обсуждать вопрос об утверждении Проба. В результате междуцарствия и последующего выбора сенатом императора авторитет сената явно вырос, и Проб
нуждался в нем для подтверждения своего выбора войском и мог не предпринимать решительных действий, могущих настроить сенаторов против него. Можно предположить, что в сенате, как и в 238 г., шли какие-то переговоры и обсуждения сложившейся ситуации.
Получив наконец сенатусконсульт с признанием его принцепсом и предоставлением ему всех необходимых полномочий, Проб направил сенату второе послание. В нем он предоставлял сенаторам право самим рассматривать апелляции на решения высших судей, назначать проконсулов, давать легатов бывшим консулам1084, наместникам провинций давать преторское право и освящать сенатусконсультами законы, которые издаст Проб. По существу, здесь нет ничего такого, что резко расширяло бы полномочия сената, хотя, конечно, кое-что следует здесь уточнить.
Предоставив сенату право принимать апелляции на решения высших судей, Проб подтверждает положение сената как высшей судебной инстанции. Ранее сенат рассматривал дела по политическим преступлениям, в том числе по обвинениям в оскорблении величества, а также апелляции в частноправовых спорах1085. Проб, вероятно, подтвердил сенатское право на прием апелляций, подчеркивая, что теперь сенат сам (ipsi) будет их принимать.
Три других пункта второго послания Проба относятся к управлению провинциями. Сенатскими провинциями, как известно, со времени Августа управляли проконсулы, официально посылаемые туда сенатом. На деле сенат лишь формально утверждал кандидатуру, называемую императором. Заявляя, что сенаторы будут назначать (crearent) проконсулов, Проб, по-видимому, хотел создать впечатление своего невмешательства в этот вопрос. Так же можно понимать и заявление нового императора о предоставлении сенаторам возможности давать бывшим консулам, т. е. тем же проконсулам, легатов. Что касается императорских провинций, то их наместники здесь именуются президами (praesides), как это становится обычным в III в.1086 Президы отличались от легатов, ранее (частично и в это время) посылаемых императором в ту или иную провинцию. Их различие упоминается в сообщении биографа Александра Севера, когда он
говорит, что этот император многие легатские провинции (provincias legatorias) сделал президскими (praesidales) (SHA Alex. 24, 1). Видимо, в отличие от легатов, имевших проконсульский или пропретор-ский ранг, а потому и обладавших всей полнотой власти в провинции, президы имели более ограниченный круг полномочий. Надо иметь в виду, что президы, особенно после реформы Галлиена, имели не сенаторский, а всаднический ранг. Они не были преториями, а потому и не имели преторского права. Теперь Проб предоставлял сенаторам расширить эти полномочия, давая президам ius praetorium. Это делало президов такими же полноправными наместниками, как и легаты проконсульского или пропреторского ранга.
И последний пункт послания относится к взаимоотношениям законодательных актов императора и сената. Говоря о сенатусконсуль-тах, Проб, по словам автора, употребляет выражение consecrarent. Глагол consecro относится к сфере священности. В императорское время consecratio означало обожествление покойного императора, и официально это было прерогативой сената1087. Теперь сенат должен был возводить в ранг священных и законы живого правителя. И ни о каком утверждении законов императора речи нет. Это, естественно, на деле сводит роль сената к автоматическому освящению любого императорского распоряжения.
Важно отметить, чего нет в послании Проба. В нем нет даже намека на возвращение сенаторам их позиций в армии и «вооруженных» провинциях. Еще всего лишь четырнадцать лет назад реформу Галлиена сенаторы восприняли как оскорбление, а теперь даже не вспоминали о своем прежнем положении в этой сфере. Не содержится в послании Проба и обещания вернуть сенату в каком-либо виде право чеканки монеты. SC более не появляется на римских монетах. Вместо этого Проб, следуя Аврелиану, именует себя на монетах deus et dominus1088. В отличие от Тацита он, опять же по примеру Аврелиана, прославляет Непобедимое Солнце, с которым явно себя идентифицирует1089. Таким образом, фактически никаких действенных уступок сенату Проб не сделал. Можно говорить лишь об уточнении и небольшом расширении сенатских прерогатив. По существу, дело ограничилось почти одной только декорацией. Но в сложившейся ситуации и декорация была важна. Своими демонстративными шагами Проб подчеркивал свое глубочайшее уважение к сенату.
Так же Проб поступал и позже. О своих победах в Галлии, о которых пойдет речь несколько позже, он не просто, как это было обычно, сообщил сенату, но и направил ему золотые венки от побежденных, которые до этого являлись собственностью самого императора, подчеркивая этим, что честь победы принадлежит нс столько ему, сколько Римскому государству, символом которого является сенат (SHA Prob. 15). В этом своем обращении он снова использует выражение vestra clementia (SHA Prob. 15, 4). Это подтверждает неслучайность его употребления. До сих пор термин clementia в связи с сенатом в Historia Augusta появлялся только раз. После подавления выступления Авидия Кассия и его гибели Марк Аврелий обращается к сенаторам с призывом проявить милосердие к оставшимся живым сторонникам погибшего мятежника, включая и некоторых сенаторов. Он говорит о благочестии и милосердии сенаторов (meam pietatem clementiamque..., immo vestram) (SHA AC 12,3). Но это не обращение, как у Проба, а напоминание об этических качествах самого императора и сената. Надо отметить, что такое выражение не встречается ни в одной биографии даже тех императоров, которые рассматривались как «хорошие», в том числе Александра Севера и Клавдия. Clementia, хотя и была «приватизирована» императорами, была одной из старинных римских добродетелей, сестрой справедливости (iusti-tia)1090. И Проб дважды, если верить его биографу, подчеркивает свое уважение к сенату как носителю старинных добродетелей. Вообще, все послание, как уже отмечено в науке, напоминает по своему тону панегирик, но в отличие от обычных панегириков его адресатом был не император, а сенат, а автором, наоборот, сам император1091. Это резко отличает послание Проба от всех посланий, приводимых в сборнике. Даже если это послание не подлинное, оно хорошо отражает направление политики Проба: он всячески стремится показать, что является лишь высшим магистратом, действующим по поручению сената1092. В некоторой степени это соответствовало юридической видимости, как она была разработана юристами II в., которые рассматривали императорскую власть как вид старого империя, данного римским народом1093. Так, несколько позже Ульпиан писал, что власть принцепса исходит из закона, в силу которого народ дал ему империй и potestas (Dig. 1,4, 1). На деле практика императорского правления давно разошлась с юридической теорией, тем более во времена воен-
ной анархии. Но Проб решил продемонстрировать возвращение к «доброму старому времени» и соответственно признание сената высшим институтом государства. Характерна в этом отношении мотивировка отказа от преследования сторонников Флориана: они якобы последовали не за тираном, а за братом своего государя (SHA Prob. 13, 3). Этим он подчеркивал свое уважение к императору, избранно-му сенатом, не подвергая ни малейшему сомнению его законность . Такая позиция Проба не могла не вызвать благодарной реакции сената, что отразилось в отношении к нему историографии.
Проб последовательно выстраивал свои отношения с сенатом, стремясь создать впечатление прихода к власти «хорошего» императора. Составной частью этих отношений стала и кадровая политика Проба. Так, став в 278 г. второй раз консулом, он избрал своим коллегой Вирия Лупа. За плечами Лупа была большая административная карьера. Он уже был при Галлиене консулом-суффектом и наместником Аравии и Келесирии, iudex sacrorum cognitionum на Востоке и Египте. В качестве такового он представлял персону императора при решении различных судебных дел во всей восточной части Империи1094. Это была, вероятно, чрезвычайная судебная миссия, связанная, может быть, с разбором различных юридических казусов, возникших после крушения Пальмирского царства. После консульства Луп занял должность префекта Рима, причем занимал ее целых три года, с 278 по 280 г., в то время как обычно срок занятия этого поста составлял год. Но, может быть, не менее важным для Проба было то, что Луп принадлежал к сенаторской знати и был, по-видимому, патрицием. Его дед выдвинулся при Септимии Севере, выступая в должности наместника Британии против Клодия Альбина. Его отец и дядя прошли весь путь сенаторских магистратур от квесторства до ординарного консульства1095. Проб ясно показывал, что он готов ввести в свое ближайшее окружение представителей сенаторской знати.
Большое значение придавал Проб идеологическому обоснованию своей власти. Следуя Аврелиану, он восстановил почитание Непобедимого Солнца, хотя, по-видимому, и отказался от попытки создать на основе этого культа общегосударственную религию и снова стал именовать себя deus et dominus1096. Подчеркивая «вечность» своей власти, Аврелиан именовал себя perpetuus; Проб же предпочитал
ту же идею выразить эпитетом aeternus1097. Всем этим Проб, с одной стороны, показывал, что он продолжает политику Аврелиана, а с другой — подчеркивал свою «особость», в том числе и по отношению к этому чрезвычайно популярному в военных кругах, но, может быть, не очень любимому сенаторами императору. Однако Проб пошел еще дальше. На его монетах легенда ORIGO AUG сопровождается изображением близнецов Ромула и Рема и кормящей их волчицы1098. Проб, таким образом, возводил свою власть и, может быть, даже само свое происхождение к основателям Рима. Это тоже подчеркивало его самостоятельность по отношению к предшественникам.
Другой важной стороной его идеологической политики было стремление позиционировать себя как поборника мира. О мире говорили практически все римские императоры начиная с Августа, который построил Алтарь Мира на Марсовом поле и гордился тем, что за время его правления храм Януса закрывался три раза, в то время как за всю предшествующую историю только дважды. Но теперь это становилось особенно важным. Хотя сам Проб чуть ли не всю свою сознательную жизнь провел в армии и был абсолютно военным человеком, он не мог не сознавать, что за долгие годы многочисленных внешних и гражданских войн Империя устала и лозунг мира оказывался весьма актуальным. Частыми легендами его монет становятся PAX, HILARITAS, SPES1099, и ясно, что радость и надежда являются следствиями установленного императором мира. Но Проб не ограничился обычной идеей pax Augusta, какая пропагандировалась его предшественниками. Историки с некоторыми вариантами приводят его слова о том, что он надеется, что скоро воины вообще будут не нужны (SHA Prob. 20, 3-5; Eutrop. IX, 17, 3; Aur. Viet. 37, 4). Даже если эта фраза в том виде, в каком она приведена авторами, выдумана, она отражает идею Проба и впечатление, какое эта идея произвела1100. «Флавий Вописк» восторженно пишет, что неминуемо пришло бы счастье и наступил золотой век, если бы Проб сумел провести в жизнь свое желание мира (SHA Prob. 23,1-3). Из этих восторженных и в то же время печальных (поскольку идея не осуществилась) слов римского автора видно, что заявление Проба произвело должное впечатление. Конечно, сам император и, может быть, его окружение и пропагандисты утверждали, что это возможно только после по-
бедоносного окончания всех войн и подавления всех внутренних беспорядков. Трудно сказать, насколько такая позиция Проба была искренней или, наоборот, демагогичной. Во всяком случае он пытался доказать, что при первой возможности намерен ее реализовать. В отсутствие войны он заставил солдат осушать земли Паннонии и Мезии и сажать там виноградники (SHA Prob. 21,2; Eutrop. IX, 17,2; Aur. Viet. 37, 4; Epit. 37, З)1101.
Эта «пацифистская» идея была, возможно, частью общей программы внутренней политики Проба. Жестокий экономический и сопровождавший его демографический кризисы1102 требовали значительного внимания. Собственно, и его предшественники не оставляли экономику вне всякого внимания. Но обращалось оно в основном на финансы и налоги. Мы знаем не только о галопирующей инфляции, но и о денежной реформе Аврелиана, налоговой реформе Филиппа и соответствующей контрреформе Деция. Заслуга Проба была в том, что он обратился к реальному сектору экономики. Какие-то схожие планы, по крайней мере по отношению к Италии, строил еще Аврелиан. Он намеревался раздать бесплатно всем желающим пустующие плодородные земли в Этрурии, чтобы там развести виноградники, но эти планы не были реализованы, в том числе и из-за противодействия высшей бюрократии (SHA Aur. 2-3). Проб не только выдвинул подобные планы, но и принял меры по восстановлению сельского хозяйства и в первую очередь виноградарства. В свое время Домициан, стремясь уберечь италийское виноделие и виноградарство от провинциальной конкуренции, приказал вырубить половину виноградников в провинциях (Suet. Dom. 7, 2). Теперь положение радикально изменилось. Земледелие, в том числе и виноградарство, находились в глубоком упадке. Лучшим доказательством этого являются только что упомянутые планы Аврелиана. Проб не только разрешил виноградарство в провинциях, но и всячески поощрял его (SHA Prob. 18, 8; Aur. Viet. 37, 3; Epit. 37, 3). Литературные источники говорят только о европейских провинциях — Галлии, Паннонии, Мезии и даже Британии. Но археологические данные показывают, что этот декрет позволил возродиться и виноградарству в Африке1103.
Конечно, немедленный эффект от этой меры Проба ожидать было трудно. Но шаг к возрождению земледелия он все-таки сделал. Несомненно, в этом же направлении шло распоряжение Проба о насильственном привлечении населения Египта к восстановлению плотин1104. Конечно, в данном случае император думал в первую очередь о снабжении Рима и армии египетским хлебом, но это распоряжение помогало и египетским земледельцам. Возрождение сельского хозяйства должно было сопровождаться и развитием торговли, которая никогда, конечно, не прекращала своего существования, но явно пришла в упадок. О внимании Проба и к этой стороне имперского хозяйства свидетельствует его рескрипт, направленный на существование круглогодичного рынка в нумидийской Цирте1105. С задачей экономического возрождения Римской империи связано решение Пробом проблемы трудовых ресурсов. Но парадокс заключался в том, что это решение было возможным только в результате его победоносных военных кампаний.
Хотя Проб, как говорилось выше, позиционировал себя как «императора мира», большую часть своего правления он провел в войнах. Особенно серьезной оказалась ситуация в Галлии. Воссоединение с Империей не принесло этой стране мира и покоя. Еще сразу же после убийства Постума там начались различные волнения, которые, впрочем, как мы видели, способствовали признанию власти Аврелиана. После же убийства и этого императора там бесчинствовали германцы. «Флавий Вописк» даже говорит, что Галлия была захвачена (possessae) германцами. А далее он утверждает, что Проб, воюя с варварами, отбил у них 60 знатнейших общин (SHA Prob. 13, 5-6). Если это и преувеличение, то оно все же отражает масштаб германских вторжений в Галлию. В значительной степени эти слова подтверждаются археологическими данными. Почти на всей территории Галлии найдены следы огромных насильственных разрушений. В результате этого вторжения была разрушена и полностью оставлена населением часть Лютеции, расположенная на левом берегу Секваны, и население сосредоточилось на острове, для укрепления которого были использованы остатки разрушенного поселения1106. Разрушениям подверглась даже Бурдигала на атлантическом побережье. Найдено также больше двухсот кладов монет, что свидетельствует о попытках населения (по крайней мере, его более богатой части) спасти
свои богатства от варварских нападений1107. Следы разрушений отмечены и в Испании, где тоже уничтожались виллы и некоторые сравнительно небольшие города1108. Вполне возможно, что до Испании варвары не добрались, а разрушения связаны с народными волнениями1109, но и в таком случае этому способствовало общее ослабление имперской власти на западе государства. Известно, что несколько позже, в 283-284 гг., императору Карину пришлось иметь дело в Галлии с мощным восстанием багаудов1110. Вполне возможно, что это восстание началось еще раньше, и не только варварским вторжениям, по и действиям багаудов обязаны по крайней мере некоторые разрушения в Галлии1111. Без нормализации ситуации в Галлии и на Рейне никаких шагов по оздоровлению Империи сделать было нельзя. Проб понял это сразу. Судя по его биографии, он, обменявшись посланиями с сенатом и взяв под свое командованием легионы убитого Флориана, тотчас направился в Галлию (SHA Prob. 13,4-5).
Зосим (1.67,1) говорит о двух победоносных войнах Проба против германцев. Сначала его противниками были явно аламаны1112, а затем, по словам Зосима (I, 67, 3), — лонгионы. Зосим даже называет имя их вождя — Семнон. Лонгионы — это те же лугии, которых упоминал еще Тацит (Germ. 43-44), считавший лугиев самым значительным восточно-германским народом. Однако тацитовские лугии — не единое племя, а объединение нескольких племен. Поэтому было высказано мнение, что либо лугии —другое название вандалов, либо, вероятнее, вандалы были частью лугского объединения1113. Правда, Тацит среди лугских племен вандалов не называет; по его мнению, наиболее значительные civitates лугиев — гарии, гельвеконы, манимы, гелизии и наганарвалы. С другой стороны, Тацит вандалов-вандилиев все же
знает: он называет их среди таких германских племен, как свевы, марсы, гамбривии, которые, по его словам, носят древние и подлинные имена (Germ. 2). При этом историк ссылается на древние германские песнопения, так что можно думать, что сами вандалы возводили свое происхождение непосредственно к детям бога-прародителя Манна. Птолемей (IV, 11, 10) тоже упоминает лугиев, а одновременно с ними силингов, которые в позднейших источниках выступают как вандальское племя. Можно предположить, что вандалы и лугии были частью какого-то племенного восточно-германского объединения, которое для далекого римского наблюдателя могло выступать под именем и лугиев, и вандалов. Возможно, что вандалы были частью лугского объединения. Сейчас ученые полагают, что лугии-лонгионы вообще были не племенем (’éOvoç, как пишет Зенон), а культовым союзом, в который входили различные племена, включая вандалов1114. Однако возможно, что этот союз в каких-то случаях мог выступать и как военное объединение. В связи с этим вспоминается союз 12 этрусских городов-государств, который носил несомненный культовый характер, но в соответствии с общим решением, хотя не жестко обязательным, мог предпринимать общие военные действия под единым руководством одного из царей этого двенадцати градья1115. Если вандалы входили в число зосимовских лонгионов, то они явно не примирились с поражением, ибо затем Зосим (I, 68, 1) упоминает вандалов и бургундов среди врагов, с которыми Проб сражался во время второй своей кампании. Действуя и непосредственно сам, и поручая командование отдельными армиями своим полководцам, Проб сумел добиться значительных успехов, не только выбив варваров из Галлии, но и перейдя Рейн и одержав победу также на территории свободной Германии. Если верить биографу, то Проб даже основал на правом берегу Рейна укрепления (castra), которые должны были защищать римскую границу от новых варварских вторжений (SHA Prob. 13, 8). Победы римлян, по словам Зосима (I, 67, 3; 68, 3), были оформлены соответствующими соглашениями (pr|Tatç, ôgoXoyiaiç, cntovôàç). Именно в соответствии с этими соглашениями Проб предоставил зарейн-ским германцам поля, дома, зернохранилища, продовольствие (annonam), часть их поселив в районе Рейна, а часть даже переселив в далекую Британию (SHA Prob. 14, 1; Zos. I, 68, 3).
Однако, несмотря на триумфальные реляции самого Проба и панегирические сообщения древних авторов, эффективность побед Проба
и его генералов не надо преувеличивать. На Нижнем Рейне успехи полководцев Проба были далеко не такими большими1116. Даже биограф Проба признает, что и после его побед военные действия на Рейне не прекращались, и замечает, что окончательное решение «германского вопроса» было возможно только в случае полного покорения Германии (SHA Prob. 14,2-5). Доказательством этого является восстание франков, поселенных после победы над ними на Нижнем Рейне. На своих кораблях они беспрепятственно прошли в Средиземное море, разграбили побережье Греции, разорили Сиракузы на Сицилии и пытались захватить Карфаген. Встретив там сопротивление, они спокойно вернулись на свои прежние места (Zos. 1,71,2). Восстали и некоторые другие племена, поселенные Пробом на римской земле (SHA Prob. 18, 2). «Флавий Вописк» пишет, что Проб разгромил повстанцев, так что только немногие сумели вернуться (SHA Prob. 18,3), но слова Зосима, что франки смогли возвратиться к себе, не понеся никаких потерь, заставляют сомневаться в утверждении восторженного биографа.
Обострение положения в восточной части Империи заставило Проба направиться на Балканы. Тут ему пришлось вести упорную борьбу с бастарнами и другими народами, вторгнувшимися на римскую территорию. Здесь его армия одержала очередные победы, и гордый Проб именует себя restitutor Illiriae1117. По случаю своих побед Проб принимает титулы Germanicus и Gothicus (ILS 597), как это делали и его многочисленные предшественники. На какое-то время варварская угроза была ликвидирована, хотя говорить о полной стабилизации положения ни на рейнской, ни на дунайской границе невозможно1118. Готы же, как кажется, все же были выведены из игры. Характерно, что после Проба и вплоть до Константина ни один император не принимает титул Gothicus maximus1119. Это может говорить о том, что войн с готами, а, следовательно, и побед над ними на какое-то время уже не было.
Нападения и бесчинства варваров были не единственной угрозой для Империи. В самом Риме произошли беспорядки, вызванные выступлением гладиаторов. Зосим (I, 71, 3) рассказывает, что около 80 гладиаторов вырвались на свободу и занялись грабежом. Это не очень-то значительное событие послужило, однако, толчком к более широкому выступлению, ибо вместе с гладиаторами стали действовать
и еще «многие» (toUwv... ouvaptxOévOœv aùioîç). Неизвестно, выдвигали ли бунтовщики какие-либо требования или ограничились обычными грабежами и мародерством. Но ясно, что масштаб этого выступления был столь значительным, что сами римские власти справиться с ним не могли, и пришлось вмешаться императору, который направил туда войска, подавившие это движение.
В Малой Азии некий исавриец Лидий («Флавий Вописк» называет его Пальфуерием) стал разорять Ликию и Памфилию. Зосим и «Флавий Вописк» называют его и его сторонников разбойниками (XqiGToi, latro). Речь, видимо, идет о выступлении так до конца и не покоренных исаврийских горцев1120. Недаром римский автор называет их варварами, которые находились в Исаврии (barbari, qui apud Isauros sunt). «Требеллий Поллион» говорит, что варварами исав-рийцев считают с тех пор, как они подняли мятеж при Галлиене и провозгласили императором пирата Требеллиана. Этот мятеж был подавлен одним из полководцев (dux) Галлиена, Камсисолеем, но, укрывшись в своих почти неприступных горах, исаврийцы остались недосягаемыми для римских войск (SHA Trig. tyr. 26). Выступление Лидия-Пальфуерия можно считать продолжением мятежа Требеллиана. По словам биографа, Проб после освобождения от мятежников народов и городов (populis atque urbibus) восстановил в Исаврии римские законы (Romanis legibus restitutes). Это ясно говорит о довольно широком масштабе движения, в ходе которого были уничтожены римские порядки. Отряд Лидия захватил хорошо укрепленный город Кремну, и только после долгой осады и с помощью предательства римлянам удалось убить самого Лидия и отвоевать Кремну (Zos. I, 69-70; SHA Prob. 16, 4-5).
В Египте развернулась настоящая гражданская война, в ходе которой город Птолемаида выступил против другого города — Коптоса. Соперничество городов не было новостью в древности вообще и в римское время в частности. Так, Тир и Сидон соперничали за первенство в Финикии. В условиях гражданской войны и вообще ослабления центральной власти такое соперничество могло перерасти в открытые военные действия. Например, во время войны между Септимием Севером и Песцением Нигером Лаодикея выступила против Антиохии, активно поддерживавшей Нигера (Herod. Ill, 3, З)1121.
Поэтому и в столкновении между Птолемаидой и Коптосом в принципе нет ничего необычного. Однако в эту борьбу вмешались блеммии, которые выступили на стороне Птолемаиды, но, воспользовавшись обстоятельствами, установили свой контроль над обоими городами1122. В конце концов римская власть была восстановлена и здесь (Zos. I, 71, 1;SHA Prob. 17,2-3).
Наконец, при Пробе снова возникла угроза узурпаций. Безусловный авторитет Аврелиана и его железная хватка привели к тому, что его генералы и провинциальные наместники даже не пытались захватить власть. Даже после его убийства никому из них не пришло в голову предъявить на нее какие-либо претензии, и они спокойно доверили выбор нового императора сенату'. Проб же явно не пользовался таким авторитетом, да к тому же он и сам уже выступал против правящего императора. Зосим (1,66) помещает рассказы об узурпации Сатурни-на сразу после повествования о приходе Проба к власти и наказании им убийц Аврелиана. Однако теперь ясно, что это произошло в более позднее время, вероятно, не ранее 280 г.1123 Приблизительно эту или немного более позднюю дату (шестой год правления Проба) дает Синкелл (р. 723).
Юлий Сатурнин, как кажется, был первым, кто поднял мятеж против Проба. Зосим (1,66,1 ) и Зонара (XII, 29) считают его мавром, а биограф — галлом (SHA Quadr. tyr. 7, 1). Сейчас больше склоняются к версии греческих авторов1124, хотя существует и компромиссная версия, что Сатурнин был галлом и командовал мавретанской специальной воинской частью1125. Видимо, он тоже относился к той группе профессиональных военных, которые заняли высшие посты в результате профессионализации армейского командования и реформ Галлиена. Впрочем, в отличие от самого Проба или Аврелиана он, может быть, происходил не из «низов». Во всяком случае, по словам биографа, Сатурнин получил хорошее образование, обучаясь в Африке и в Риме (SHA Quadr. tyr. 10, 4). «Флавий Вописк» называет Сатурнина среди самых крупных (summus) полководцев Аврелиана, который направил его на Восток (SHA Quadr. tyr. 7, 2). Входил Сатурнин и в ближайшее окружение Проба: Зосим называет его другом, близким соратником (ÈJtinjÔeioç) императора. Он пишет, что именно по этой причине Проб и поручил Сатурнину управление Сирией. В этом качестве он занимался, в частности, восстановлением
разрушенной землетрясением Антиохии (Euseb. Chron. I, 723). В Антиохии он и был провозглашен императором. Его власть признал весь Восток, включая Египет (SHA Prob. 18,4; Quadr. tyr. 9,2). Перед нами классический военный мятеж, какие уже не раз бывали в эту неспокойную эпоху. И, по-видимому, едва ли есть смысл искать какие-либо социальные или политические его причины. Проб, если верить биографу, пытался мирно договориться с Сатурнином, но наталкивался на недоверие солдат (SHA Quadr. tyr. 11,2). И все же этот мятеж закончился так, как заканчивались и некоторые другие военные мятежи: при приближении армии Проба солдаты сами убили Сатурнина (SHA Quadr. tyr. 11,3; Zos. 66, 1; Sync. P. 723).
Приблизительно в это же время или немногим позже в Галлии и на Рейне вспыхнули мятежи Прокула и Боноса. Прокул происходил из местной знати Приморских Альп и обладал довольно значительным имуществом. Во всяком случае, став императором, он вооружил 2 тысячи своих рабов (SHA Quadr. tyr. 12, 1-2). Скорее всего, речь идет о его личной гвардии. Однако считать Прокула представителем провинциальной знати едва ли возможно. О его карьере ничего не известно, но из сообщений «Флавия Вописка» мы знаем, что он командовал многими легионами и проявил храбрость (SHA Quadr. tyr. 12, 5). Именно эта храбрость и стала, по-видимому, причиной, по которой восставшие жители Лугдуна провозгласили его императором (SHA Quadr. tyr. 13,1). Биограф называет причиной этого восстания то, что лугдунцы были graviter contusi Аврелианом и очень страшились (vehementissime pertimescebant) Проба. Использование причастия глагола contundo (бить, избивать, изнурять, смирять и т. п.) показывает, что город испытал какие-то репрессии со стороны Аврелиана. А страх горожан перед Пробом мог быть связан с их участием в волнениях в Галлии, которые проходили, как об этом говорилось выше, в начале его правления, может быть, даже каким-либо образом с начавшимся движением багаудов1126. Власть Прокула, по-видимому, признала значительная часть Галлии. Продолжительность его узурпации неизвестна, но она явно была относительно длительной, если он не без славы и блеска (non sine gloriae splendore) успел отбить нападение аламанов. Однако в борьбе с армией Проба он потерпел поражение и бежал к франкам, которые его выдали императору, после чего он был убит (SHA Quadr. tyr. 13, 3-4).
Аврелий Виктор (37, 3), говоря о подавлении мятежа и убийстве Сатурнина и Боноса, использует наречие simul. Это может, хотя и не
обязательно, означать, что мятежи этих узурпаторов происходили приблизительно одновременно. Не получив никакого образования, Бонос начал военную карьеру с нижних ступеней, добравшись до должности командира ретийского лимеса (dux limitis Raetici) (SHA Quadr. tyr. 14, 1-2). «Флавий Вописк» связывает мятеж Боноса с нападением германцев на римские суда на Рейне (SHA Quadr. tyr. 15, 1 ), а Евтропий (IX. 17, 1) и тот же «Флавий Вописк» в другом пассаже (SHA Prob. 18, 5) называют местом его выступления (а может быть, его центром) Колонию Агриппину. Из этого можно сделать вывод, что Бонос к началу своего мятежа командовал рейнским флотом1127. Биограф пишет, что Бонос удерживал власть (imperium) дольше, чем того заслуживал (SHA Quadr. tyr. 15,1 ). Не совсем понятна сентенция автора, но в любом случае она ясно указывает на относительно долгий период узурпации Боноса.
В биографии Проба ясно говорится, что галльские узурпаторы присвоили провинции Галлии «в брюках» (bracatae), Британии и Испании (SHA Prob. 18, 5). Автор и здесь, и немного ниже говорит о Прокуле и Боносе вместе, что подчеркивается глаголом vindicarent во множественном числе. Означает ли это, что они действовали совместно? Едва ли. Скорее всего, биограф просто объединяет сведения об этих двух выступлениях. Может быть, оба узурпатора претендовали на власть во всех этих провинциях. Однако реализовали ли они оба эти притязания, неизвестно. Установить относительную хронологию выступлений Прокула и Боноса трудно. Можно только, исходя из того, что автор «Квадриги тиранов» поместил биографию Боноса после жизнеописания Прокула, осторожно предположить, что мятеж Боноса имел место после восстания Прокула1128. Бонос происходил из испанской семьи (domo Hispaniensi fuit), но родился в Британии, а мать его была из Галлии (SHA Quadr. tyr. 14, 1 ). Перечисление этих родственных связей Боноса совпадает с наименованием провинций, отпавших от Проба. В Испании после гибели Проба его имя было выскоблено из многих надписей (например, ILS 597)1129. Это может свидетельствовать о подлинном отношении испанцев к этому императору1130. И в таком случае это отношение явно связано с выступлением Боноса и его
подавлением. Поэтому, как кажется, можно предположить, что Испания входила в состав империи Боноса. Связи в Испании, Британии и Галлии могли облегчить Боносу присоединение к нему этих территорий. Поэтому вполне возможно, что сообщение биографа Проба о присвоении неким узурпатором Галлии, Британии и Испании относится именно к Боносу. К тому же указание на относительную длительность власти Боноса косвенно говорит о большей, чем у Прокула (длительность его правления биограф не отмечает), территории, подчиненной Боносу, что требовало и большего времени для восстановления контроля законного императора1131.
Независимо от того, оба ли узурпатора подчинили себе Галлию, Испанию и Британию, или это сделал один из них, скорее всего — Бонос, перед нами по существу восстановление Галльской империи, какой она была во времена Постума. Перед римским императором реально замаячила угроза нового распада государства. Поэтому Проб принял решительные меры для подавления этих узурпаций. Бонос, как и Прокул, в конечном итоге был разбит и покончил с собой (SHA Quadr. tyr. 15, 2).
Зосим (I, 66, 2) пишет еще об одном восстании, которое на этот раз произошло в Британии. Для его подавления Проб направил на остров одного из своих ближайших советников, Викторина, назначив его наместником. Зосим говорит, что Викторин с большим умением уничтожил тирана. Использование им слова wpawoç ясно говорит о попытке узурпации. И это явно было самостоятельное выступление, а не эпизод мятежа Прокула или Боноса, хотя имя «тирана» неизвестно. В другом месте (I, 68, 3) Зосим упоминает о том, что переселенные Пробом в Британию варвары участвовали в подавлении там восстания. Речь, конечно же, идет о том же самом восстании1132.
Выступления Сатурнина, Прокула, Боноса и анонимного британского «тирана» говорят о том, что полностью стабилизировать положение в государстве Проб так и не смог. Он не назначал ни соправителя, ни доверенного полководца, который бы от его имени управлял частью Империи. Однако эти мятежи, происходившие, вероятнее всего, в 280-281 гг., показывали, что одному императору управлять всем огромным государством по крайней мере чрезвычайно трудно.
Рассматривая военные действия этого времени, надо отметить, что во «внешних» войнах император предпочитал действовать сам, хотя и мог поручать ведение тех или иных кампаний своим генералам. Иначе обстояло дело со «внутренними» войнами. Здесь Проб поручал командование своим полководцам. Сатурнина убили собственные солдаты. Анонимного «тирана» в Британии уничтожил Викторин не без помощи германцев. В подавлении мятежей Прокула и Боноса огромную роль также сыграли германцы. Видимо, Проб, решительно подавляя различные мятежи и не уступая ни капли своей власти, в то же время старался минимизировать в глазах общественного мнения свое участие в гражданских войнах. Потомков и родственников мятежников он щадил. Проб явно создавал себе имидж решительного, но в то же время милостивого императора, каким и должен быть «хороший» принцепс, подобный, например, Марку Аврелию, который столь же милостиво отнесся к детям, жене и зятю Авидия Кассия.
Что же касается «внешних» войн, то здесь Проб представлял себя спасителем государства от варварских нашествий. Одним из лозунгов его правления становится «безопасность». Важное место на монетах Проба занимает фигура Securitas. При этом он на первый план выдвигал свою роль как полководца римского народа и сената. Недаром, как говорилось выше, он не просто сообщал сенату о своих победах, но и подчеркивал, что честь побед принадлежит народу и государству, воплощением которых является именно сенат. В какой-то степени он показывал, что якобы воплощает в жизнь выраженную в свое время в послании Эмилиана сенату идею о том, что император — лишь полководец сената. В 281 г. Проб наконец прибыл в Рим, где справил свой великолепный триумф, сопровождаемый грандиозными зрелищами. И в этом случае он подчеркивал, что празднует победу над варварами— германцами, блеммиями, сарматами (SHA Prob. 19). О победах над узурпаторами нет даже намека. Проб как бы возвращается к республиканской традиции, прерванной только Цезарем, отмечать триумфами победы над внешними, а не над внутренними врагами. Правда, среди пленных были и исаврийцы, которые уже давно считались подданными римского народа. Но в данном случае биограф подчеркивает, что речь идет об исаврийских разбойниках (latronibus Isauris), а отношение к разбойникам и пиратам было всегда особое, и победы над ними всегда отмечались.
Очень важен еще один момент. Проб не ограничился обеспечением по крайней мере, как ему казалось, безопасности римских границ. Он использовал победы над варварами для решения внутриполитических задач. Галльским земледельцам (cultoribus) были переданы
захваченные у германцев стада рабочего скота, и хлеб, отнятый у побежденных, заполнил, как гордо сообщал сам Проб, римские зернохранилища (SHA Prob. 15,6). Если эти слова и преувеличение, а само императорское послание могло быть изобретением биографа, в самом факте использования полученной в ходе германских кампаний добычи для экономического возрождения опустошенной в предшествующее время Галлии едва ли надо сомневаться1133. Но, как уже говорилось, война стала необходимой и для решения проблемы трудовых ресурсов. Часть побежденных германцев Проб включил в римскую армию (SHA Prob. 14,7). Их было не так уж много, всего 16 тысяч1134, да и распределены они были по отдельным воинским частям и подразделениям для того, чтобы, по-видимому, не создавать опасность их мятежа. Гораздо большую часть Проб использовал для другого. Уже говорилось, что франки были поселены на Нижнем Рейне. Пленных, захваченных во время второй кампании, Проб переселил в Британию (Zos. 1,68, 3). Во Фракии были поселены бастарны (SHA Prob. 18, 1 ). В различных местах Империи стали жить гепиды, вандалы и другие племена (SHA Prob. 18,2). Не всегда результаты этих заселений оказывались удовлетворительными. Так, мятежи поднимали франки, гепиды, вандалы, гревтунги, т. е. часть готов1135. В других случаях такие меры Проба были весьма эффективны. «Флавий Вописк» подчеркивает, что поселенные во Фракии бастарны сохраняли верность Риму. Варвары, поселенные в Британии, активно участвовали в подавлении мятежа в этой стране.
Проб не был первым, кто таким образом использовал пленных варваров. Это уже делал Август, делал, как мы видели, и Клавдий Готский (SHA Claud. 9,4; Zos. 1,46,2). Однако, как кажется, масштаб поселений, проведенных Пробом, варваров на римской земле во много превосходил то, что было сделано Клавдием. Если верить биографу, то только во Фракии Проб поселил 100 тысяч бастарнов (SHA Prob. 18,1 ). О количестве других поселенных варваров сведений нет. Но оно должно было быть значительным. Зосим (1,68,3), говоря о переселении пленных варваров в Британию, пишет, что речь идет обо всех тех, кто выжил после его экспедиции. Если гепиды, вандалы и другие племена, тоже поселенные на римской территории, смогли не только поднять мятеж, но и, как пишет «Флавий Вописк», разойтись
почти по всему римскому миру (per totum paene orbem), нанося при этом чувствительные удары римской славе, то это значит, что число их было довольно значительным. Гражданские войны и варварские вторжения, естественно, сопровождаемые разорениями и убийствами, эпидемии, которые не хотели покидать Римскую империю, экономические трудности, неминуемо влияющие на уровень жизни и на демографический баланс, привели к уменьшению населения. Конечно, это уменьшение ощущалось в разных регионах по-разному, но в целом демографический кризис был налицо1136. И поселение варваров должно было хотя бы частично компенсировать убыль населения.
Об условиях поселения варваров на римской земле авторы не говорят. Биограф пишет, что на тех же условиях, что и бастарнов, Проб поселил «многих из других племен» (ex aliis gentibus), и речь шла при этом о гепидах, вандалах и гревтунгах (SHA Prob. 18, 2). Выражение ex... gentibus может говорить о том, что селились все же не целые племена, а какая-то их часть. Несколько другое впечатление производит сообщение Зосима о поселении варваров в Британии. Из него можно сделать вывод, что переселено было на этот остров все племя. Зосим называет имя вождя — Игилл, который тоже был захвачен в плен. Можно думать, что он и возглавил переселенцев. Эти переселенцы приняли активное участие в подавлении восстания в Британии (Zos. 1,68,3). Следовательно, они были вооружены. И упомянутые выше мятежи некоторых переселенцев также говорят об их вооружении. Возможно, эти варвары были поселены на правах летов, которые и на территории Империи сохраняли свою родоплеменную организацию и вооружение и должны были по приказу римлян участвовать в их войнах1137. В то же время, как об этом уже говорилось, условия капитуляции германцев были, по Зосиму, оформлены какими-то соглашениями Срт|тац ‘opoXoyiatç, onovÔaç). Не является ли это зародышем системы федератов, отношения с которыми определялись соответствующими договорами и которые в отличие от летов в правовой сфере приравнивались к римлянам?
Заметим еще один момент. Германцы Игилла были поселены в Британии. Бастарнам были предоставлены земли во Фракии. И в том, и в другом случае земли варварских поселенцев располагались не на самих границах, а в некотором удалении от них, иногда, как в случае с Британией, довольно значительном. Это не было единым и всегда
соблюдаемым правилом. Но вес же Проб, вероятно, старался, если это было возможно, отдалить варварских переселенцев от имперской границы, чтобы не дать им возможности соединиться со своими за-рейнскими и задунайскими собратьями и совместно выступить против Империи. Так, например, много позже поступил Юлиан, поселивший аламанского короля Вадомария вместе с его соплеменниками в Испании (Amm. Marc. XXI, 4, 6)1138.
Со времени Александра Севера одним из самых важных внешнеполитических вопросов был персидский. Проб также не остался в стороне от попытки решить этот вопрос. Первый случай вмешательства Проба в отношения с персами относится, если верить «Флавию Вописку», еще ко времени, когда не закончились беспорядки на Востоке: якобы царь Нарсей прислал Пробу дары, в ответ на что получил письмо с угрозами от императора (SHA Prob. 17,5-6). В действительности царем Персии был в это время Варахран II. Но он занял трон вопреки традиции, согласно которой престол должен был принадлежать Нарсею (Нарсе), который в то время являлся вассальным царем Армении1139. В иранских источниках пет данных о том, что в тот момент Нарсей претендовал на царскую власть в Персии, но сообщение биографа позволяет предположить, что, посылая Пробу дары, он мог в реальности зондировать возможность вмешательства в свою пользу римского императора. Тогда Проб пренебрег возможностью вмешаться во внутренние дела Персии, так как он сам еще находился в довольно трудном положении. Однако после побед в Галлии и на Балканах и после подавления различных мятежей он счел возможным начать готовиться к войне с Персией (SHA Prob. 20, 1). На Балканах была сосредоточена значительная армия, которую он в период подготовки новой кампании стал привлекать к различным работам.
Отношения Проба с армией оказались довольно сложными. Казалось бы, профессиональный военный, всю жизнь проведший в войсках, одержавший много блестящих побед и до своего провозглашения, и во время своего правления, он должен был снискать огромную популярность среди солдат. Но на деле его правление завершилось солдатским бунтом. И «Флавий Вописк» (SHA Prob. 20-21), и Аврелий Виктор (Caes. 37,4), и Евтропий (IX, 17,3) говорят, что причиной бунта было недовольство солдат работами по осушению болот около Сирмия, к которым их привлекал император, и его заявление, что
вскоре Риму воины вообще будут не нужны. После этого солдаты и убили его в железной башне, куда он пытался спрятаться. В «Эпи-томе» (37,4) ничего не говорится о причинах мятежа, но повторяется упоминание о железной башне. Зосим (I, 71,3), Иоанн Антиохийский (FHG IV. Ioan. fr. 160) и Зонара (XII, 29) повествуют об этих событиях иначе. По их словам, против Проба выступил Кар, которого облачило в пурпур войско, находившееся в Европе1140, и к которому перешли также солдаты Проба, после чего тот был убит то ли воинами вообще, то ли своими же телохранителями (oìkeìcùv Òoptxpópwv). Ту же позицию занимает и анонимный продолжатель Диона Кассия, который упоминает не только о мятеже Кара, но и о совещании, какое собрал Проб для обсуждения своих дальнейших действий. Как рассказывает этот аноним, некий трибун Марциниан посоветовал императору смело выступить и сразиться с узурпатором (FHG IV. Anon. fr. 11). В сохранившемся фрагменте не говорится о дальнейших событиях, но если соединить это сообщение с рассказами Зосима и Зонары, то можно говорить, что Проб даже не успел принять или отвергнуть этот совет, как был убит солдатами.
Правление Проба продолжалось шесть лет. За это время он сделал многое для вывода Империи из тяжелого положения, в каком она находилась почти полвека. В этом отношении он явился продолжателем Клавдия Готского и Аврелиана. В отличие от последнего он сумел не только на словах, но и на деле установить хорошие отношения с сенатом, что, несомненно, привело к чрезвычайно положительной оценке его самого и его деятельности в историографии. Однако это, с другой стороны, привело к некоторому ослаблению той «вертикали власти», какую выстроил Аврелиан. И это выразилось и в различных мятежах и узурпациях, и в негативном отношении к Пробу солдат. Различные работы, к которым император привлекал воинов, являлись не только использованием их как рабочей силы для возрождения сельского хозяйства (в данном случае виноградарства), но и средством поднятия или по крайней мере поддержания дисциплины. Солдаты, с одной стороны, в большой мере отвыкшие от чрезмерно строгой дисциплины, а тем более от использования их в качестве рабочей силы вместо военных действий, а с другой — не видевшие в Пробе такого же авторитетного императора, как Аврелиан, подняли бунт и убили его. Тем не менее правление Проба стало еще одним шагом к восстановлению стабилизации Римской империи.