«Военная анархия» в Римской империи — страница 7 из 14

⁴⁴. Однако, поскольку Зосим не пренебрегает и тем, что происходило на Западе, можно думать, что он пользовался более разнообразным материалом.

Среди врагов Рима в III в. значительную роль играли готы. Истории готов и их войнам с Римской империей посвятил свой труд автор первой половины VI в. Иордан. Он использовал данные своего старшего современника Кассиодора и других еще более ранних историков. Его труд является важным источником не только о войнах готов и римлян, но и вообще о положении на Балканах и частично в Малой Азии⁴⁵.

Некоторые сведения, иногда весьма существенно дополняющие наши знания о «военной анархии», дают еще более поздние византийские авторы, такие, например, как Георгий Синкелл, Иоанн Малала и особенно Иоанн Зонара, написавший «Сокращенную историю». Это его произведение представляло собой краткое изложение всемирной истории от сотворения мира до смерти императора Алексея I Комнина. Хотя Зонара жил уже в XII в., он использовал многочисленные и весьма достоверные источники гораздо более раннего времени. Поэтому он прекрасно дополняет сведения позднеримских и ранневизантийских авторов. В XII книге Зонара повествует о событиях, происшедших в период от смерти Адриана до времени Константина, а также ее значительная часть посвящена периоду «военной анархии». Он использовал различные источники, в том числе ныне потерянные, например труд историка VI в. Петра Патриция⁴⁶. Сочинение Зонары дает хорошую картину «военной анархии», приводя порой детали, отсутствующие у других авторов, достоверность которых, однако, сомнений, как правило, не вызывает.

Все указанные (и неуказанные) источники при всей их краткости и недостаточности дают возможность (хотя и далеко не полную) проследить политическую историю «военной анархии» и сделать из этой истории некоторые выводы, которые будут сформулированы в Заключении.

Глава I

НАЧАЛО «ВОЕННОЙ АНАРХИИ»

Завершая рассказ о правлении Александра Севера, Аврелий Виктор (24, 7-11) подводит итог и этому правлению, и всей истории государства. Он пишет, что Александр оставил государство укрепленным, а само государство все время возрастало в своей силе. Но после смерти Александра, «поскольку правители больше стремятся властвовать над своими, нежели покорять чужих, и вооружаются друг против друга, они как бы низвергли в пропасть римские устои (Romanum statum), и к власти оказались допущенными вперемежку хорошие и плохие, знатные и незнатные, и много варваров. В самом деле, все вокруг пришло в замешательство, когда не стал соблюдаться установленный порядок; все уже считают дозволенным (fas), как во время смуты, отнимать у других должности, которые сами исполнять не умеют, и от невежества в науках подрывают все основы. Таким образом, сила случая, получив свободу действия, повлекла людей по пути пагубных пороков; долго она встречала сопротивление со стороны добродетелей, как неприступной стены, но после того как почти все покорились дурным страстям, она поручила общественное благо людям низкого происхождения (infimis genere) без нравственных устоев»⁴⁷. И далее (25, 1) историк говорит, что первым из солдат получил власть почти необразованный Гай Юлий Вер Максимин. Для Аврелия Виктора, писавшего свое сочинение приблизительно через 120 лет, это событие представляется рубежом двух эпох римской истории. И с этим его мнением согласны многие современные историки. Действительно, убийство Александра Севера положило начало разрушению старого порядка, дало

старт «военной анархии»⁴⁸. Впервые римские солдаты претендовали па решение вопроса о троне⁴⁹.

Об убийстве Александра и провозглашении Максимина с той или иной долей подробностей рассказывают разные авторы. Подробнее всего об этом говорит Геродиан (VI, 8-9), который к тому же и по времени ближе всех стоял к этим событиям. По его словам, Александр Север, вынужденный из-за нападений германцев на Галлию остановить войну с персами и собрать войска на Рейне, однако предпочел новой военной кампании переговоры с варварами и пообещал им доставить все необходимое и большое количество денег. Это вызвало недовольство среди солдат, которые жаждали военных действий, наград и добычи. Они подняли мятеж и провозгласили императором Максимина, возглавлявшего недавно набранное пополнение и обучавшего молодых воинов воинскому делу. Максимин то ли действительно, то ли притворно сначала сопротивлялся, но в конце концов согласился, после чего послал воинов убить Александра и его мать. Воины, бывшие рядом с императором, сначала согласились его поддержать, но затем перешли на сторону мятежников. В результате и Александр, и его мать Мамея, и многие их приближенные были убиты. По словам биографа Александра, император был убит то л и в Британии, то ли в Галлии в поселке (vicus) Сицилии воинами, недовольными его подчинением матери, женщине скупой и жадной (SHA Alex. 59, 6-8; 61, 1-7). Сообщение о его убийстве воинами в небольшом вике в Британии под названием Сицилия очень кратко передает и Аврелий Виктор (24,4). Несколько подробнее об этом событии сообщает автор «Эпитомы» (24,3-4), не уточняющий место убийства. Практически такую же картину с некоторыми вариациями повторяют Иоанн Антиохийский (FHG IV. Fr. 141) и Зо-нара (XII, 15).

Совершенно иначе об этом событии рассказывает Зосим (I, 13, 1 -2). По его словам, мятеж подняли войска Паннонии и Мезии, недовольные Александром. Они провозгласили императором Максимина, командовавшего паннонской кавалерийской частью, а тот, собрав войска, двинулся на Италию. Александр же в это время находился на Рейне. Узнав о мятеже, он пообещал воинам и самому Максимину прощение, но, узнав о продолжении ими неповиновения

и потеряв надежду, покончил с собой, после чего были убиты также его мать и префект претория.

Современные историки в основном принимают версию Геродиа-на⁵⁰. Появление слухов, что убийство императора произошло в Британии, могло быть вызвано тем, что это событие произошло в vico Britannico (современный Бретценхайм около Майнца)⁵¹. В самой Британии в это время, насколько известно, не происходило никаких чрезвычайных событий, которые потребовали бы личного присутствия императора, в отличие от германской границы, через которую все время прорывались варвары. Что касается рассказа Зосима, то его источник точно установить довольно трудно. Обычно предполагают, что им служила «Хроника» Дексиппа, которую Зосим использовал для описания событий до 270 г.⁵² Дексипп сам активно участвовал в событиях третьей четверти Ш в. и, занимая высокое положение в Афинах⁵³, мог владеть относительно большим объемом информации. Но или Дексипп, или уже Зосим неверно понял сообщение об участии в выступлении против Александра паннонских солдат. Геродиан (VI, 8,3) отмечает, что большая часть новобранцев, которыми командовал Максимин, были паннонцами. Возможно, известие о выступлении этих паннонцев и было интерпретировано греческим историком как восстание панноннской армии. А дальнейший рассказ о движении мятежного войска на Италию явился уже следствием этой первоначальной ошибки.

Само выступление солдат и выдвижение на первый план Максимина явилось следствием развития римской армии и особенно мер Септимия Севера. Во время своего правления, начиная уже со 193 г., этот император провел ряд мероприятий, составивших в целом то, что называют военной реформой Септимия Севера⁵⁴. Геродиан (III, 8,4-5), рассказывая о действиях Севера после победы над Альбином, упоминает не только щедрые раздачи народу и воинам, но также увеличение солдатского жалования, предоставление воинам права

на законный брак и позволение им носить золотые кольца. Как известно, золотое кольцо было знаком принадлежности к всадническому сословию. Разумеется, едва ли речь могла идти о включении в это сословие всех воинов. Обычно считается, что привилегию носить золотое кольцо получили преимущественно примипилы, центурионы высшего ранга, достичь которого, однако, могли и отличившиеся рядовые солдаты, а также особые воины — принципалы⁵⁵. Однако означает ли это, что и примипилы автоматически становились всадниками? Иногда считают, что было именно так⁵⁶. Однако это утверждение необходимо нюансировать. Само по себе право носить золотое кольцо еще не означало всаднического ранга, а во время службы являлось лишь знаком отличия⁵⁷. Но после ухода с военной службы и вступления в службу гражданскую такой бывший центурион мог получить всадническую должность и уже в этом качестве продолжить свою карьеру⁵⁸. И это в принципе открывало путь во второе сословие империи любому способному центуриону независимо от его происхождения⁵⁹. А в период правления Северов среди центурионов резко увеличивается число провинциалов, причем среди этих провинциалов теперь преобладают уроженцы менее романизованных провинций⁶⁰. Среди всаднических должностей важное место занимала прокуратура. Прокураторами могли стать бывшие центурионы и трибуны преторианских когорт⁶¹. И до Септимия Севера солдатам и офицерам легионов этот путь был фактически закрыт. Но Север реорганизовал преторианскую гвардию. После захвата Рима он разогнал старые части и создал новые, составленные из наиболее отличившихся воинов провинциальных легионов (Cas. Dio LXXIV, 2,4-6; Herod. II, 13; SHA Sev. 6, 11-7, 1; Zon. XII, 8). Естественно, что среди новых преторианцев большинство составляли дунайские воины, обеспечившие ему победу⁶². А это открыло путь к прокураторским постам воинам провинциальных легионов, особенно выходцам из Дунайской армии,

по крайней мере тем воинам, которые могли в своих легионах дослужиться до должности примипила.

Поскольку должность центуриона в принципе была доступна способному, умелому и храброму солдату, то, начав свою военную карьеру рядовым солдатом, такой воин мог подняться до самых верхов римского общества. Конечно, путь этот был далеко не легок. Надписи показывают, что в целом он занимал до двадцати лет⁶³. Но гражданская война явно облегчила и укоротила его. В перспективе это вело к довольно радикальным изменениям в составе и самих высших сословий (ибо путь из всадников в сенаторы был относительно легким), и самых высших уровней и военного, и гражданского управления⁶⁴. Разумеется, мгновенного решительного изменения ни в том, ни в другом отношении не произошло. По-прежнему высшие военные и гражданские посты оставались в руках прежних сенаторских и всаднических фамилий. И хотя их состав и расширился и в среде знати появились новые люди, поднятые туда Севером, это не привело к немедленным радикальным изменениям⁶⁵.

Вообще-то включение в состав военной и политической элиты таких людей, иногда даже совершенно незнатного происхождения, не было новостью в Империи. Самым ярким примером здесь является карьера Пертинакса. Как известно, П. Гельвий Пертинакс был сыном вольноотпущенника, который с помощью отцовского патрона Лоллиана Ави-та, а затем зятя Марка Аврелия Помпеяна стал всадником, командовал когортами и кавалерийской алой, был прокуратором, а потом в качестве претория, т. е. бывшего претора, вошел в сенат. Будучи сенатором, он командовал легионами, был императорским легатом в Мезии, Сирии, Британии, консулом-суффектом в 174 или 175 г., проконсулом Дакии, занимал ряд других важных постов. В 192 г. Пертинакс являлся снова консулом (причем не суффектом, а ординарным, что ценилось выше) вместе с самим Коммодом и занимал пост префекта Города. И, наконец, после убийства Коммода сам стал императором, проправив немногим меньше трех месяцев⁶⁶. Столь блестящая карьера показывает, что

принадлежность не просто к плебсу, но даже к его слою, наиболее презираемому в общественном мнении — бывшим рабам и их потомкам, — не мешала в подходящих обстоятельствах и при наличии собственных способностей и хорошего покровителя подняться до самых высот римской политической иерархии. И все же она была исключением. В результате реформы Септимия Севера блестящая карьера выходца из «низов» могла перестать быть исключением, по крайней мере в перспективе. Однако существовало одно важное условие: этот путь шел преимущественно через армию.

При Септимии Севере роль армии резко возросла. Сам Север пришел к власти в ходе гражданской войны при поддержке армии, которой он командовал, и ей он оказывал большое внимание. Септимий Север не проводил целенаправленной антисенатской политики. Сам он происходил из Африки и до конца дней говорил по латыни с акцентом (SHA Sev. 19,9), но это не значит, что он чувствовал себя именно африканцем. Север был хорошо знаком с римской и греческой литературой, философией и риторикой (SHA Sev. 1,4; 18,5)⁶⁷, а, проведя значительную часть своей сознательной жизни в армии и частично на гражданской службе, полностью проникся римским духом. Как и все римляне, он продолжал видеть в сенате воплощение Римского государства и поэтому не собирался конфликтовать с ним сознательно. Он лишь уничтожал сторонников своих соперников, а это привело к казни по крайней мере 64 сенаторов⁶⁸. Вместо них он, как делали и его предшественники, вводил своих сторонников, после чего твердо рассчитывал на сотрудничество с этим органом. Просопогра-фические исследования показывают, что резких изменений в составе сената не произошло, хотя доля африканцев в нем все же увеличилась⁶⁹. Однако реально правление Септимия Севера стало еще одним шагом в уменьшении роли сената⁷⁰. Зато резко увеличилась роль бюрократии. Так, Север и его наследники создали 50 новых проку-раторских постов⁷¹, причем если при Коммоде только один прокуратор получал в год 300 тысяч сестерциев, то теперь таковых стало

трое⁷². Созданная Севером провинция Месопотамия, очень важная в стратегическом отношении, управлялась, как и Египет, префектом из числа всадников. И при подобных назначениях он в большой мере ориентировался на военных. Такими были, например, М. Аквилий Феликс или Т. Корнасидий Сабин, которые чередовали военные и гражданские посты⁷³. Создавая три новых легиона, получивших почетное название Парфянских, Север ставил во главе их не сенаторских легатов, как это было принято издавна, а всаднических префектов, таких, как, например, Г. Юлий Пакациан, ставший командиром одного такого легиона, а позже и префектом Месопотамии⁷⁴. Один из этих новых Парфянских легионов был вопреки всем традициям расквартирован в самой Италии, причем в непосредственной близости от Рима. Это давало возможность солдатам по крайней мере часть службы провести в относительно комфортных условиях Италии и Рима⁷⁵. Но, главное, создавало императору мощную вооруженную опору в столице и вблизи нее⁷⁶.

Надо иметь в виду, что сама армия к тому времени существенно изменилась. В ней резко уменьшилась доля италиков и возросла доля провинциалов. И среди последних все больше рекрутов приходило из менее романизованных территорий. В большой мере это было связано с тем, что армия все больше рекрутировалась из уроженцев тех или близких регионов, где легионы были расквартированы⁷⁷. Это целиком и полностью относилось и к Дунайской армии. А роль этой

армии все более увеличивалась³². Она выносила на себе тяжесть войн с маркоманами и другими племенами, стремившимися вторгнуться в Италию, чьи богатства еще увеличивались в глазах варваров. Она привела к власти Септимия Севера и являлась его главной опорой в войнах с соперниками. Из ее солдат Север, как уже говорилось, создавал новую преторианскую гвардию.

Среди воинов, начавших служить при Септимии Севере и сделавших затем блестящую карьеру, был и Г. Юлий Вер Максимин.

О происхождении Максимина говорят многие авторы. Автор «Эпи-томы» (25) называет его Юлием Максимином Фракийцем (Iulius Maximinus Trax). Другие писатели это прозвище не упоминают, но тем не менее пишут о его фракийском происхождении. Геродиан, который из всех историков, чьи произведения сохранились, ближе всех стоял к описываемым событиям, сообщает (VI, 8,1), что Максимин происходил из живущих в глубине фракийцев и pi^oßapßdpcov. Практически то же самое повторяет Иоанн Антиохийский (FHG IV. Fr. 141). Много позже фракийцем его именует Зонара (XII, 15). Латинский биограф («Юлий Капитолин») говорит, что Максимин происходил из фракийской деревни, соседней с варварами, да и рожден он был от варваров (barbaro etiam patre et matre genitus). Ссылаясь на Симма-ха, о происхождении Максимина из Фракии (in Tracia natus) пишет Иордан (Get. 83). И только византийский хронист IX в. Синкелл называет Максимина мисийцем (Muoôç то yévoç). Обращает на себя внимание, что Геродиан (и, полностью следуя ему, Иоанн) называет будущего императора pi^oßapßapog (а не ‘rmißdpßapot;). И хотя эти слова очень близки по значению, первое может подчеркивать, что Максимин не просто был «полуварваром» (semibarbarus, как его называет биограф, — SHA Мах. 2,5), но и происходил он из смешанной варварской семьи, ибо, по словам «Юлия Капитолина», его отец был готом, а мать аланкой³³. Приводятся даже имена родителей — Микка и Габаба или Абаба (SHA Мах. 1, 6; lord. Get. 83). Эти данные обычно считаются вымышленными и доказывающими фальшивость всего сообщения «Юлия Капитолина»³⁴. Между тем другие авторы, в том числе те, которые занимаются проблемой варваров и их отношений с империей, вполне допускают, что уже в конце II в. часть готов и аланов вполне могла расселиться на Балканском полуострове, а ро-

*² Syme R. Emperors and Biography. Oxford, 1971. P. 179-181.

ⁱ³BelezzaA. Massimino il Trace. Genova, 1964. P. 15.

^u Syme R. Op. cit. P. 182; ЛюбжинА. И. Примечания // Властелины Рима. М., 1992. С. 357. При этом почему-то не обращается внимания на то, что эти имена повторяет и Иордан, ссылающийся в данном случае на Симмаха.

дители Максимина происходить из тех варваров, которые должны были по приказу римского правительства поселиться вдоль имперских границ на Дунае⁷⁸. С филологической точки зрения имена родителей Максимина вполне могли быть подлинными, отвечая всем правилам германской и скифо-иранской ономастики⁷⁹. «Юлий Капитолин» не просто называет Микку готом, а говорит, что он был «из Готии» (e Gothia). И хотя в римских источниках этот топоним появляется только в IV в., сами готы свою страну GutPida располагали именно на Балканском полуострове⁸⁰. Все это позволяет отнестись с доверием к сообщению о готско-аланском происхождении Максимина. В целом же эта территория была населена фракийцами, так что будущий император рос явно во фракийском окружении. И в начале своей службы он, если верить «Юлию Капитолину», едва говорил по латыни, а скорее на фракийском языке (SHA Мах. 2,5). Как фракиец, он и вошел в историю.

Зосим (1,13,3) пишет, что Максимин был незнатного рода (yévoç.. àtpapouç). Другие авторы начиная с Геродиана (VI, 8, 1) уточняют, что в детстве он был пастухом, а «Юлий Капитолин» прибавляет, что он стал главарем молодежи (iuvenum etiam procer) и устраивал засады против разбойников, защищая своих земляков от их нападений (SHA Мах. 2, 1). Такое утверждение вызывает подозрение в наличии здесь литературного топоса⁸¹. Действительно, сразу же вспоминается история Ромула и Рема, которые якобы в детстве работали в хлеву и при стадах, а затем возглавили отряд юношей, нападавший на разбойников (Liv. 1,4, 8-9). К этому можно прибавить сообщение Флора (1,33,15), что Вириат, которого римский автор называет «Ромулом Испании», тоже сначала был пастухом, потом разбойником, а затем предводителем лузитанов. И все же, учитывая, что во Фракии скотоводство было весьма распространено⁸², категорически отрицать возможность первоначального занятия юного Максимина пастушеством едва ли следует.

Сколько бы споров ни возникало относительно точного места рождения Максимина, его родителей или первоначального занятия, все согласны в том, что он был низкого провинциального и сельского происхождения⁸³. И вступление в армию было для него, как и для многих его сверстников и соотечественников, единственным средством вырваться из окружающей среды и сделать более или менее приемлемую карьеру.

О военной карьере Максимина кратко сообщает Геродиан (VI, 8, 1-2). По его словам, он из-за своего высокого роста был зачислен в конницу, а затем прошел все воинские звания, командовал лагерями и управлял провинциями⁸⁴ и, наконец, получил от Александра Севера специальное поручение подготовить молодое пополнение к готовящейся кампании против германцев. Более подробно обо всем этом рассказывает биограф Максимина (SHA Мах. 2,2-7,1 ), а также очень похоже повествует о его карьере Иордан (Get. 84-88). Оба автора говорят, что военную службу Максимин начал в коннице, а начало его карьеры было связано с успехами в состязаниях по случаю дня рождения сына Септимия Севера Геты. Последнее сообщение позволяет говорить, что речь идет не о простой коннице, а об equites singulares⁸⁵, особой кавалерийской части, входившей в охрану императора и сопровождавшей его при всех его передвижениях⁸⁶, ибо только здесь он мог стать известным Септимию Северу. Впрочем, в саму службу, если верить Геродиану (VII, 1,2), Максимин вступил еще на родине⁸⁷, а только затем уже начал свой путь к вершинам власти. Но лишь

близость непосредственно к самому Северу, который всячески ему покровительствовал, дала Максимину возможность получать военные чины (SHA Мах. 3, 6)⁸⁸. Успешная карьера продолжилась и при преемниках Септимия Севера, и лишь в правление Макрина Максимин, если верить его биографу, сам ушел со службы, вернувшись туда после восстановления на троне Северовской династии.

При разговоре о военной службе Максимина неизбежно встает вопрос о его гражданстве. Его гентилиций Юлий ясно показывает, что он не был среди тех, кто стал римским гражданином в соответствии с эдиктом Каракаллы⁸⁹. Существует мнение, что если бы он получил римское гражданство при вступлении в военную службу, то его гентилиций должен был быть, вероятнее всего, Септимий⁹⁰. Отсюда делался вывод, что Максимин скорее всего уже был римским гражданином до вступления в армию, будучи, видимо, сыном солдата⁹¹. Однако такой вывод совсем не обязателен. Более поздние исследования показывают, что довольно часто новый гражданин (не только римский, но и латинский) получал свой гентилиций по собственному выбору⁹². И часто выбор падал на прославленные римские имена. Такие «хорошие» имена и носили обычно романизованные туземцы⁹³. И имя Юлий среди провинциалов было широко распространено⁹⁴. Поэтому вполне возможно, что и Максимин, став римским воином и получая чисто римское имя, выбрал себе прославленный nomen Iulius. Praenomen Гай тоже могло быть навеяно воспоминаниями о Цезаре. Что касается cognomen’a Максимин, то по этому поводу высказана весьма привлекательная гипотеза. Имя его отца Микка связывают с готским mikils — большой, и Maximinus тоже может быть связано с подобным понятием⁹⁵. Покровительство Септимия Севера могло позволить ему приобрести гражданство.

Геродиан завершает свой рассказ о служебном пути Максимина до назначения его командиром новобранцев словами xcov éOvœv те àp%àç 7UGT6uGfjvai. И решение вопроса о том, управлял ли Максимин еще какими-то провинциями, зависит от толкования этого пассажа.

Что означает xœv éOvôv? Означает ли это «провинции», как это сделано, например, в русском переводе, или вспомогательные этнические части в римской армии?⁹⁶ Известно о Г. Юлии Максимине, который был президом Тингитанской Мавретании в правление Александра Севера. Но надо ли его идентифицировать с будущим императором, неясно⁹⁷. В рукописном тексте Аврелия Виктора (Caes. 25) имеются расхождения в написании: Максимин praesidens то ли Trebellicae, то ли res bellicae. В первом случае, возможно, содержится намек на то, что он какое-то время стоял во главе территории, населенной трибаллами, одним из наиболее крупных фракийских племен⁹⁸. Хотя и в данном случае речь могла идти о воинской части, состоявшей из трибаллов. В случае же принятия второго чтения можно говорить о воинском умении Максимина и, может быть, о его роли чуть ли не как военного советника императора. Таким образом, можно сказать, что сведения об административных постах Максимина столь неопределенны, что говорить твердо о том, что Максимин в том или ином качестве возглавлял какие-либо территории, невозможно. О чисто военной карьере будущего императора говорит его биограф. Можно ставить под сомнение те или иные детали этой карьеры, но трудно представить, что автор упустил бы такие важные данные об управлении своим персонажем целыми провинциями или их частями, если бы они до него дошли. В сообщениях древних авторов Максимин выступает как солдат par excellence. Более того, по словам того же Аврелия Виктора, он был первым из военных (primus e militaribus), кто голосованием легионов достиг трона.

Захват Максимином власти был связан с военными и внешнеполитическими событиями первой половины 30-х гг. III в. В 227 г., разгромив последнего парфянского царя Артабана V, короновался Арташир из рода Сасанидов, создав тем самым на месте одряхлевшего Парфянского царства новую, мощную Персидскую державу Сасанидов. Римское правительство сначала не обратило внимания на эти изменения. Упоенные недавними успехами в войнах с парфянами римляне не поняли, что в Иране не просто произошла смена династий, а было создано новое государство с новыми амбициями, опирающимися на новые и более значительные силы. И уже в 230 г., после того как Арташир установил свою власть на всей территорией бывшей Парфии, персы вторглись в римские вла-

дения⁵⁶. После неудачной попытки дипломатическим путем остановить персидское вторжение Александр был вынужден сам во главе армии отправиться на Восток. Война шла с переменным успехом, и, хотя в конкретных сражениях чаша весов чаще склонялась на сторону персов, в целом Александру удалось выбить их из Месопотамии и Сирии, а волнения в Персии, где Арташир еще не сумел окончательно утвердиться, заставили персидского царя на время отказаться от стремления захватить азиатские владения империи (Herod. VI, 2, 1-7, I)⁵⁷. После возвращения в Рим Александр отпраздновал пышный триумф (SHA Alex. 56-57) и принял победные титулы Parthicus maximus и Persicus maximus. Однако реально решительных побед одержано не было, а поведение самого императора во время войны было таким, что подорвало его авторитет в армии (ср. Herod. VI, 6, 3). Приблизительно в это же время германцы, используя занятость римской армии на Востоке, начали прорывать римские границы на Рейне и Дунае, угрожая даже самой Италии (Herod. VI, 7, 2-4). Еще во второй половине II в. в Германии завершился период стабильности и началась новая полоса передвижений. В ходе этих передвижений многие прежние племена и союзы племен распадались и формировались новые. Так, на Рейне появились ала-маны («все люди») и франки («свободные»). И уже в 213 г. произошла первая война между римлянами и аламанами⁵⁸. Завершение периода стабильности привело и к возобновлению германского натиска на Рейне и Дунае⁵⁹. Аламаны прорвались через Рейн и Верхний Дунай и начали разорять территорию Верхней Германии и Реции⁶⁰. Это потребовало переброски армии на Рейн. Готовясь к новой кампании, Александр собрал огромную армию, провел новый набор воинов и поручил подготовку новобранцев Максимину. Были проведены и определенные инженерные работы с целью обеспечить войскам переход через Рейн. То, что Максимин, став императором, вскоре начал поход против германцев, использовав при этом мост, построенный по приказу Александра (Herod. VII, 1, 6), говорит о наличии уже

* Луконин В. Г. Иран в эпоху первых Сасанидов. Л., 1961. С. 9-24; Он же. Сасанид-ская держава в 11I-V вв. // История Древнего мира. М., 1989. Т. III. С. 255-256; Frey R. The Heritage of Persia. Casta Mesa, 1993. P. 237-241.

^S1 Birley A. Æ.Op.ciLP. 195.

™ Demougeot E. La formation de l’Europe et Ies invasions barbares. Aubier, 1969. T. 1. P. 243, 335.

& Demandt A. Die Spätantike. München, 1989. S. 39-40.

wSchönberger H. The Roman Frontier in Germany: an Archaeological Survey // JRS. 1969. Vol. 59. P. 174-175.

существующего плана кампании. Император даже как будто начал какие-то военные действия⁹⁹. Но совершенно неожиданно Александр отказался от них и повел переговоры с германцами, стремясь купить мир за большие деньги (Herod. VI, 7, 9). Биограф объясняет неожиданный поворот в поведении императора мятежностью легионов, которые были недовольны его строгостью и которые он якобы приказал распустить (SHA Alex. 59, 4-5). Однако никаких сведений о мя-тежности легионов и их роспуске нет, и все описание событий показывает, что мятеж возник уже после отказа Александра от похода.

Хотя после поражения в Тевтобургском лесу Август отказался от завоевательной политики и даже завещал потомкам заняться лишь охраной имперских границ (Тас. Ann. I, 11), идея установления рах Romana во всей вселенной не исчезла ни из сознания римлян, ни из официальной идеологии Империи. Время от времени наблюдается рецидив завоевательной политики. Клавдий не только окончательно аннексировал Мавретанию, но и начал завоевание Британии, так никогда и не завершившееся. Римские границы резко расширил Траян. Марк Аврелий после побед на Дунае попытался создать новые провинции Сарматию и Маркоманию на левом берегу реки (SHA Маге. 24,5)¹⁰⁰. И римское общественное мнение, особенно армейское, болезненно воспринимало отказ следующих императоров от прежних завоеваний или их части. Можно вспомнить, какую реакцию среди соратников Траяна вызвал отказ Адриана от Месопотамии и Армении. И отказ Коммода от продолжения войны с варварами стал первым шагом в его конфликте с сенатом, да и значительным числом римлян вообще. В римских правящих кругах явно существовали два направления внешней политики: одно, более реалистическое, стремилось в духе завещания Августа ограничиться сохранением существующего положения, а другое, опирающееся на уже ставшую традиционной имперскую идеологию, ставило целью подчинить Риму весь мир. Последнее наибольшую опору находило, естественно, в армии.

К III в. пути армии и гражданского общества существенно разошлись. Уже реформа Мария создала предпосылки для установления связей солдат в большей степени со своим командующим, чем с государством. Эта тенденция еще более усилилась во время гражданских войн конца республики. А Август уже открыто говорил о войске как о своем, а не о римском (R. g. 15,26, ЗО)¹⁰¹. Военная реформа

Августа привела фактически к созданию профессиональной армии. Хотя старый республиканский принцип обязательной службы каждого гражданина не был официально отменен, на деле армия стала отдельной корпорацией, члены которой были связаны непосредственно с императором, который и платил им из особой казны или даже иногда из собственных средств¹⁰². С течением времени персональная связь армии с императором только усиливалась, а связи с сенатом и народом потеряли для воинов всякое значение¹⁰³. Разумеется, это не имело отношения к командованию (выше центуриона), которое оставалось в руках сенаторов и всадников. Но рядовые воины и унтер-офицеры стояли полностью на такой позиции. К гражданским людям они относились с презрением. Это хорошо видно из речи Максимина, как ее передает Геродиан (VII, 8, 3-8). Даже если сама речь в том виде, в каком ее воспроизводит историк, составлена им самим, сама психология профессионального солдата выражена в ней довольно ясно.

В ходе гражданской войны 193-197 гг. роль армии резко возросла. Септимий Север не был «военным императором», как его ранее изображали¹⁰⁴. Но и обстоятельства его прихода к власти, и стремление отблагодарить за это воинов, и боязнь, как бы кто-либо другой не воспользовался его опытом, заставляли его обращать на армию особое внимание.¹⁰⁵ Среди прочего он увеличил денежное содержание рядовых воинов, остававшееся неизменным со времени Домициана, на 50%, а Каракалла и его увеличил на столько же¹⁰⁶. И Каракалла стал любимцем солдат. «Юлий Капитолин» рассказывает, что после убийства Каракаллы Максимин из-за ненависти к его убийце оставил военную службу и вернулся на нее лишь после свержения и убийства Макрина (SHA Мах. 4-6)¹⁰⁷. Александр же если не полностью порвал, то в значительной степени ослабил свои связи с армией. Пока в Империи царил мир, это не особенно сказывалось на престиже императора¹⁰⁸, но вынужденное участие Александра в военных действиях все

изменило. Уже упоминалось, что неудачи и трудности персидской кампании воины приписывали неумелости и изнеженности императора. Сама фигура Александра, всецело находившегося под влиянием матери, вызывала насмешки солдат. К женщинам в армии всегда относились с подозрением¹⁰⁹, и даже разрешение солдатского брака не изменило радикально это отношение. А Мамея (мать, а не жена, как у воина!) не только сопровождала сына, но и влияла непосредственно на его дела, в том числе, что явно обижало солдат особенно, не давая сыну поощрять их деньгами и дарами. «Юлий Капитолин», восторгавшийся Александром Севером, тем не менее говорит, что солдаты считали его мальчишкой (puerum), а его мать скупой и жадной (avaram et cupidam) (SHA Alex. 59, 8). О презрительном отношении воинов к Александру выразительно говорит и Геродиан (VI, 7, 10). Такое падение авторитета императора облегчало любую авантюру. Но дело было не только в этом.

Готовясь к германской кампании, Александр Север, как уже говорилось, произвел новый набор. Если верить «Юлию Капитолину», он не распределил новобранцев по уже существующим частям и подразделениям, а составил из них новый, четвертый легион, во главе которого поставил Максимина (SHA Мах. 5, 5). Вопрос об этом легионе довольно спорный, но, видимо, можно говорить о создании специального резервного корпуса. Учитывая, что в свое время Септимий Север, как об этом уже говорилось, создал три новых легиона (Парфянских), этот корпус и стал четвертым легионом. Как мыслилась его дальнейшая судьба, неясно. В военных кампаниях самого Максимина он не упоминается, что, конечно, не означает, что сами воины не приняли активного участия в военных действиях. Можно думать, что после подготовки воинов он подлежал раскассированию. Геродиан (VIII. 6, 1) говорит, что Максимину вручили власть пан-нонцы и фракийские варвары. Так как инициаторами мятежа были новобранцы, находившиеся под командованием Максимина, то совершенно естествен вывод, что именно из них и был составлен этот резервный легион¹¹⁰. Но именно уроженцы дунайских земель были особенно недовольны Александром. Совсем недавно воины, выходцы из этого региона, активно выражали свое недовольство тем, что император, собрав всю силу для войны с персами, фактически оголил границу со свободной Германией, в результате чего балканские провинции подверглись нападениям и разорениям (Herod. VI, 7, 2-3).

Отказ от вторжения в Германию поставил эти провинции под угрозу нового нашествия. Падение авторитета императора, жадность и скупость его матери, опасения за благополучие и саму жизнь оставшихся на родине близких, жажда наград и добычи, особенно сильная у еще не воевавших новобранцев, — все это вместе нагревало атмосферу. И нужно было только найти человека, которого можно было бы противопоставить слабому и изнеженному императору. И таким стал Максимин. Закаленный воин, всегда, несмотря на занимаемое им высокое положение, разделявший все труды и опасности с подчиненными ему воинами, грубый и необразованный, но зато рослый, сильный и отважный, да к тому же еще и земляк. Лучшей противоположности Александру найти было нельзя.

Когда новобранцы подняли мятеж и провозгласили Максимина императором, он, по словам Геродиана (VI, 6,1), сначала отказывался от этой чести и лишь под угрозой убийства согласился стать императором. Действительно ли этот мятеж стал для Максимина неожиданностью и он некоторое время не решался его возглавить, или он разыграл комедию, а в действительности сам был инициатором выступления, сказать невозможно. Как бы то ни было, провозглашение Максимина состоялось, а через некоторое время к мятежу присоединились и солдаты основного лагеря, в котором находились сам Александр и Мамея. Император и его мать, а также некоторые приближенные были убиты. Вся армия признала императором Максимина (Herod. VI, 8,4-9, 7; SHA Alex. 61; Max. 7,4-5).

Автор биографии Максимина утверждает, что тот стал императором без всякого декрета сената (SHA Мах. 8,1), что другими словами повторяет и Евтропий (IX, 1). Едва ли, однако, дело обошлось совершенно без сената. Эти слова скорее всего надо понимать как избрание нового императора непосредственно войском, не обращавшим внимания на сенат¹¹¹. Но затем сенат покорно признал Максимина, ибо, по словам Аврелия Виктора (Caes. 25, 2), опасно было безоружным противостоять вооруженным¹¹². Этому предшествовало послание Максимина сенату, в котором он сообщал о своем провозглашении воинами (Zon. XII, 16). Максимин получил все необходимые почести,

в том числе включение в некоторые жреческие коллегии¹¹³. Вероятно, тогда же он стал и consul designatus на следующий год.

Точную дату этих событий установить невозможно. Предполагают, что убийство Александра произошло между 18 февраля и 9 марта 235 г. Во всяком случае, 25 марта этого года Максимин был уже признан в Риме¹¹⁴. До провинций и провинциальных войск новость о появлении нового императора доходила дольше, так что 20 апреля Пальмирская когорта, стоявшая в Дура-Европос, еще называлась Alexandriana, но уже в начале мая другие части и подразделения становятся Maximianae. И египетские папирусы, появившиеся между 3 и 12 мая, датируются первым годом Максимина¹¹⁵. Как и его предшественники, Максимин становится также верховным понтификом и «отцом отечества». Одновременно с этими титулами новый император приобретает и трибунскую власть. Хотя приобретение tribunicia potestas традиционно падает на 10 декабря, ее упоминание появляется на монетах Максимина уже в апреле¹¹⁶. Таким образом, можно говорить, что в марте-апреле 235 г. власть Максимина была уже официально оформлена и полностью легализована.

Максимин был не первым, кто, выйдя из низов, достиг высшей власти. Выше уже говорилось о сыне вольноотпущенника Пертинак-се. После убийства Каракаллы в 217 г. на трон вступил префект претория М. Опеллий Макрин, уроженец Цезарейской Мавретании, выходец из довольно скромной семьи, начавший свой путь юристом и в этом качестве замеченный всесильным тогда фаворитом Септимия Севера Плавцианом и взятый им на свою службу. Благодаря поддержке другого любимца Септимия Л. Фабия, Цилона, он не только не пострадал после падения Плавциана, но и успешно продолжил свою карьеру. Пройдя ряд всаднических должностей, Макрин стал при Каракалле одним из префектов претория и именно в этом качестве организовал заговор, результатом которого стали убийство Каракаллы и провозглашение Макрина¹¹⁷. Макрин так и не добрался до сена-

торской должности и стал первым всадником, вступившим на римский трон. И все же между ними и Максимином была большая разница. Римские сословия в отличие от средневековых не были почти наглухо замкнутыми. Социальная мобильность, зависящая от самых разных обстоятельств, в Римской империи была довольно заметной¹¹⁸. И Пертинакс, и Макрин, используя высокое покровительство, сумели войти во всадническое сословие, а Пертинакс затем и в сенаторское. Оба они перед своим восшествием на трон занимали важные посты в административной иерархии Империи: один был префектом Города и только что отбыл ординарное консульство, а другой был префектом претория, занимавшийся при Каракалле, как пишет Геродиан (IV, 12, 7), обычными делами. Совсем другим было положение Максимина. Недаром античные авторы подчеркивают, что он стал первым из военной среды (primus e militaribus, ex corpore militari primus), кто стал императором (Aur. Viet. 25, 1; Eutr. IX, 1). Как уже говорилось, сведения о занятии им административных постов неопределенны, и при нынешнем состоянии наших знаний можно говорить о чисто военной карьере будущего императора. Болес того, Максимин стал первым императором, путь которого на государственной службе начался с рядового солдата¹¹⁹. Конечно, покровительство императоров из династии Северов, начиная с основателя династии, этот путь ему в огромной степени облегчило. Но в принципе возможным он стал в результате военной реформы Септимия Севера.

Первой целью нового императора стала подготовка, а затем активная военная кампания против германцев. Это было вызвано рядом причин. Военная доблесть всегда занимала высшую ступень в системе римских ценностей. Естественно, что такое представление о значимости доблести в наибольшей степени укоренилось в армии¹²⁰. И Максимин, почти всю свою сознательную жизнь проведший в вооруженных силах, не мог не разделять его. Но особенно это было важно для императора. Недаром в сборнике императорских биографий именно военная доблесть являлась важнейшим критерием разделения правителей на «хороших» и «плохих»¹²¹. Победа в войне должна была стать для Максимина, пришедшего к власти в результате военного мятежа,

лучшим средством его моральной легитимации в глазах римского общества⁸⁴. Сам мятеж, независимо от того, был ли он спонтанным или тщательно подготовленным, явился реакцией на «соглашательство» Александра Севера. И теперь новый император должен был своей военной активностью наглядно продемонстрировать свою противоположность мягкому и изнеженному предшественнику. Наконец, была еще одна важная причина. Хотя в первый момент Максимина признала вся армия, а Максимин постарался еще более привязать к себе солдат удвоением их жалования и другими привилегиями (Herod. VI, 8, 8), в действительности далеко не все воины были довольны свершившимся переворотом. Как мы увидим далее, вскоре после провозглашения Максимина возникли заговоры против него, и в этих заговорах активное участие приняли некоторые военные круги и даже части армии. Да и позже Максимин потерял и власть, и жизнь от рук солдат. Война, требовавшая максимальной концентрации сил и особенно высокого уровня дисциплины, была лучшим средством сплотить всю армию вокруг императора.

Окончив приготовления к войне, начатые еще его предшественником, в том числе завершив подготовку новобранцев, Максимин перешел Рейн и начала свой поход внутрь Германии. Он лично участвовал в боях и с риском для собственной жизни вдохновлял своих воинов. Особенно упорным и чрезвычайно опасным было сражение, развернувшееся в глубоком болоте, когда только личная смелость Максимина спасла положение и позволила римлянам одержать решительную победу. Император столь гордился этой победой, что направил сенату не только отчет о ней, но и специально нарисованные большие картины, изображавшие подвиги и его самого, и его воинов (Herod. VII, 2-9; SHA Max. 12). В честь победы были отчеканены монеты с гордой надписью VICTORIA GERMANICA и триумфальным портретом Максимина⁸⁵. Эти монеты были выпущены уже в конце лета 236 г. Это позволяет уточнить хронологию германской кампании. Если следовать буквально тексту Геродиана, то создается впечатление, что вся кампания заняла один сезон и зимой Максимин уже находился на Дунае в Сирмии. Однако вероятнее всего, что эту зиму он провел на Рейне⁸⁶. В то же время все легенды монет, чеканившихся в 235 г., ясно намекали на военные успехи, например, VICTORIA

⁴⁴ Loriot X. Ор. cit. P. 676.

"Alram М. Op. cit. S. 27, 41-42.

^StylowA. U. Ein neuer Meilenstein des Maximinus Trax in Sardinien und die Straße Karalcs-Olbia // Chiron. 1974. Bd. 4. S. 520-523.

AUG(usti)¹²². По-видимому, Геродиан, как и биограф Максимина, объединил в одном рассказе два зарейнских похода императора. Несколько позже сенат присвоил ему почетный титул Германского величайшего¹²³.

Одержав победу над аламанами и обезопасив этим рейнскую границу, Максимин, не заезжая в Рим, осенью или в самом конце лета 236 г. перенес центр своего внимания на Дунай, сделав главной базой Сирмий¹²⁴. Геродиан, сообщая о пребывании Максимина в Сирмии, в то же время умалчивает о его дунайских кампаниях. «Юлий Капитолин» просто кратко упоминает о множестве других, кроме германской, войн (et alia... bella) Максимина и приводит письмо, якобы написанное императором сенату, в котором тот говорит, что провел столько войн, сколько не провел ни один из прежних правителей (SHA Мах. 13, 1-2). Оба автора пишут, что в Сирмии Максимин только готовился к войне с сарматами, когда пришла весть о событиях в Африке и Италии, о которых пойдет речь ниже. Но надписи показывают, что он носил не только титул Germanicus maximus, но и титулы Sarmaticus maximus и Dacicus maximus (ILS 488-490). Это ясно свидетельствует о том, что Максимин не только готовился к сарматской кампании, но и уже одерживал победы над сарматами и другими племенами к северу от Дуная¹²⁵. Эти победы, видимо, и вдохновили его на составление плана полного подчинения Германии вплоть до Океана, т. е. Балтийского моря (Herod. VII, 2,9; SHA Max. 13,3)¹²⁶. Как уже говорилось, в римском общественном мнении, особенно в армейской среде, никогда не исчезала мысль об установлении власти Рима над всем миром. И первым этапом дальнейшего расширения римского господства представлялось подчинение Германии. Вероятно, во время войны против аламанов Максимин убедился, что природные условия непосредственно за Рейном представляют собой слишком много препятствий для успешного похода¹²⁷, и решил, что

удар с юга будет более эффективным. К тому же он и сам происходил из этих мест и вполне мог знать природу по крайней мере ближайших к Дунаю территорий. В таком случае предшествующие задунайские походы можно рассматривать как подготовительную фазу грядущей грандиозной войны. Римская армия была уже не в состоянии одновременно вести войну на нескольких фронтах¹²⁸, и, профессиональный военный, Максимин это понимал. Поэтому он сосредоточил все свое внимание на германской кампании, совершенно не обращая внимания на начало нового давления персов на восточную границу Империи, что еще больше вдохновляло персидского царя, захватившего ряд римских владений в Месопотамии, включая Эдесу¹²⁹. И все же в целом события развернулись иначе, чем предполагал Максимин.

Еще раз можно подчеркнуть, что интересы Максимина в огромной степени лежали в чисто военной плоскости. С этой сточки зрения внутренняя политика была полностью подчинена военной. Это, в частности, определяло и его отношения с сенатом.

После убийства Александра Максимин разогнал находившийся при нем сенаторский совет (Herod. VII, 1, 3), приказал сенаторам осудить память убитого императора, что те и сделали (может быть, одновременно с официальным признанием Максимина), и сразу же начал чеканить свои монеты с легендой MARTI PACIFERO, явно ставя себя под покровительство воинственного бога и, по-видимому, намекая на готовящийся поход, долженствующий принести окончательный мир¹³⁰. В то же время никаких радикальных перестановок в конкретном руководстве государством он не произвел. У власти оставались практически те же (или почти те же) люди, что и при Александре¹³¹. И сенаторы, и всадники (может быть, за немногими исключениями) спокойно продолжали свою карьеру¹³². Таковыми были, например, будущие императоры и соперники Максимин Пу-пиен и Бальбин¹³³. А сын Пупиена Марк Африкан был в 236 г. ординарным консулом вместе с самим Максимином¹³⁴. Став 1 января 236 г.

консулом, Максимин более этот пост не занимал. Ординарными консулами 237 г. были Л. Марий Перпетуй и Л. Муммий Феликс Корнелиан, а 238 г. — Фульвий Пий и Понтий Прокул Понтиан¹³⁵. Все эти люди принадлежали к северовской знати, и ни один из них не был выдвиженцем Максимина¹³⁶. Примером продолжения всаднической карьеры может служить судьба Тимеситея, в будущем фактического правителя Империи при своем зяте Гордиане III. Тимеситей входил в ближайшее окружение Александра Севера, сопровождая его в персидской кампании и во время подготовки к войне с германцами. В последнем случае он не только исполнял прокураторскую должность, но и имел прямое отношение к войскам, готовящимся к новой войне, будучи вице-президом Нижней Германии. Максимин лишил его военного командования, но, последовательно доверяя ему прокуратуры в Вифинии, Азии, Лугдунской Галлии и Аквитании, сохранил его на авансцене римской общественной жизни¹³⁷. Так что события 235 г. далеко не были для него катастрофой.

Все это естественно. Был ли солдатский мятеж стихийным и совершенно для Максимина неожиданным или был инициирован самим Максимином, в любом случае новый император не имел в своем распоряжении кадров, которыми он мог бы заменить людей, уже занимавших высокие посты. Заметим, что о каких-либо убийствах советников Александра Геродиан не говорит. Максимин, по словам Геродиана (VII, 1, 4), казнил многих слуг Александра, подозревая, что они горюют о смерти своего хозяина¹³⁸. Но о казнях сенаторских советников нет ни слова. Нет никаких сведений о производимых Максимином «чистках» сената, а просопографические исследования показали, что их как целенаправленных мероприятий и не было¹³⁹. Более того, Максимин старался подчеркнуть свое уважение к сенату. После своих блестящих побед в Германии он направил в Рим отчеты о своих успехах. Один отчет был предназначен сенату, другой — народу (Herod. VII, 2, 8; SHA Max. 12, 5; 9-Ю)¹⁴⁰. Прославив свои

победы в Германии монетной легендой VICTORIA GERMANICA, титул Germanicus maximus он принял только позже, дождавшись соответствующего решения сената¹⁴¹. На монетах Максимина по-прежнему красуются буквы SC¹⁴², что явно говорит о желании Максимина подчеркнуть свое уважение к сенату и нежелание рвать с римской традицией. В том же направлении шло и обручение его сына Максима с Юнией Фадиллой, которую «Юлий Капитолин» считает правнучкой Антонина, т. е. Каракаллы (SHA Мах. 27, 6-8)¹⁴³.

Однако, хотя сенат раболепно признал нового принцепса и предал damnation memoriae прежнего, отношение многих сенаторов к новому владыке было далеко не однозначным. Если уж Макрина, всячески выражавшего свое почтение к сенату, тот презирал, считая выскочкой¹⁴⁴, то тем более с подозрительностью и даже ненавистью он относился к фракийцу, грубому солдату, даже до конца не овладевшему латынью, самим своим внешним видом вызывающему страх¹⁴⁵. Однако до поры до времени это никак не выражалось внешне и лишь позже ярко проявилось в просенатской историографии.

Александр Север стал идеальной фигурой в просенатской историографии¹⁴⁶. Это было связано с политикой его правительства. Первым (или, по крайней мере, одним из первых) мероприятием нового императора, а точнее — фактически властвующей его бабушки Юлии Месы, стало создание особого совета из 16 сенаторов. О методе создания этого совета Геродиан сообщает дважды. Сначала (VI, 1, 2) он говорит, что император и его женщины (бабушка и мать) избрали наиболее почтенных и нравственных сенаторов, а в другом случае (VII, 1, 3) упоминает об избрании этих людей самими сенаторами. Это породило некоторую дискуссию, но, видимо, надо принять исправление Мендельсона, который предлагал изменить предлог ‘ило на йло¹⁴⁷, и в таком случае выражение Геродиана мож-

но перевести как просто «сенаторы» или «из числа сенаторов». Компетенция этого совета неизвестна¹⁴⁸. Историк ограничивается общей фразой, что эти люди были помощниками императора и что без обсуждения с ними ничего не делалось. Никаких конкретных сведений о действиях этих советников или хотя бы об обсуждении ими каких-либо дел Геродиан не сообщает. Но они явно постоянно находились при особе императора и сопровождали его во время походов, в том числе и в его последнем походе, во время которого Александр был убит. Максимин же сразу после убийства Александра и своего провозглашения не только распустил совет, о чем говорилось выше, но и отослал часть этих советников в Рим (следовательно, они находились вне столицы), а часть в провинции в качестве наместников. По словам Зонары (XII, 15), заимствованным у Диона Кассия, Мамея информировала советников обо всех делах императора. Для Героди-ана создание сенаторского совета было трансформацией самой императорской власти, которая заменялась некоей аристократической формой правления (VI, 1,2)¹⁴⁹. По словам «Элия Лампридия» (SHA, Alex. XIX, 1-3), Александр Север одного из префектов претория назначил с согласия сената (что противоречило обычной практике принципата), а новых членов вводил в сенат только после совета со всем составом этого органа и после соответствующего голосования, но также по рекомендациям своих приближенных¹⁵⁰. В целом речь шла, по-видимому, о возвращении к августовской модели принципата. На деле из этой попытки ничего не вышло, и даже в правление самого Александра большую роль, чем сенатские советники, играли сначала бабушка, а затем мать императора¹⁵¹, а также такие его приближенные, как, например, знаменитый юрист Ульпиан (SHA Alex.

15, 6)¹¹⁷. Убийство же Александра и разгон находившегося при нем совета окончательно поставили крест на этой своеобразной реставрации первоначального принципата. Это не могло не вызвать ответной реакции, если не во всем сенате, то по крайней мере у части сенаторов.

Геродиан не раз говорит о жестокости, злобе и жадности Максимина (VII, 1,5; 8; 12; 3,1-5). «Юлий Капитолин» называет его самым жестоким зверем (crudelius animal) на всей земле (SHA Мах. 9, 2). По словам Зосима (I, 13, 3), после того как Максимин укрепился у власти, все почувствовали, что монархия (ßaoüeia) превратилась в тиранию (wpawtôa). И Иоанн Антиохийский говорит, что Максимин пытался превратить монархию в грубую тиранию (FHG loann. Fr. 142). О тирании Максимина говорит и Синкелл (р. 680). Но надо обратить внимание на слова Зосима njç Ôè PaalÀeiaç П$П pEpaiœç лара MaÇigîvou KaTe/ogévqç. Это выражение, стоящее в genetivus absolutus, показывает, что, по мнению историка, превращение монархии в тиранию произошло не сразу, а после того как власть уже прочно (т)'0т| ßsßa^) оказалась в руках Максимина. О том, что произошло между убийством Александра и его матери и превращением монархии в тиранию, Зосим не говорит. Но из рассказов других авторов известно о двух заговорах против Максимина, один из которых привел к открытому мятежу.

Организатором первого заговора был Магн, которого биограф Максимина называет консуляром (SHA Мах. 10, 1), а Геродиан (VII, 1,5) еще и патрицием (эвиатридом). Уже давно его идентифицируют с Г. Петронием Магном, одним из патронов Канузия, чье имя было выскоблено из списка, но все же довольно легко читается^{152 |К}. По словам Геродиана (VII, 1,4; 7), Магна поддержали все сенаторы и многие центурионы, а также отборные воины. «Юлий Капитолин» тоже говорит о центурионах и многих воинах, но молчит о сенаторах (SHA Мах. 10, 1). Утверждение Геродиана об участии в заговоре всех сенаторов, конечно, является преувеличением. Говоря о репрессиях Максимина после раскрытия заговора, он пишет о беспощадной казни всех подозреваемых (Herod. VII, 1,8). Между тем нет никаких

¹¹⁷ Автор биографии Александра Севера сообщаег о существовании при особе императора совета из 20 юристов и не менее 50 других мудрых людей, без одобрения которого Александр не принимал никакую юридическую норму (SHA Alex. 16, 1-2). Это явно нс toi совет, о котором говорит Геродиан, но каково соотношение между ними советами, неизвестно (Groehe. Aurelius, 221 // RE. 1896. Hbd. 4. Sp. 2530).

сведений о казнях сенаторов, кроме сведений о казни самого Магна¹⁵³, а у остальных сенаторов, как говорилось выше, не наблюдается никакого перерыва в карьере. Ясно, что в заговоре участвовали не столько сенаторы, сколько центурионы и отборные воины. Предполагается, что этими воинами были преторианцы¹⁵⁴. Однако Геродиан утверждает, что этим воинам была доверена охрана моста через Рейн и забота о его исправности. Это не очень вяжется с обязанностями преторианцев, и скорее речь идет о каких-то инженерных отрядах. Иоанн Антиохийский (FHG IV, fr. 142) утверждает, что это были германцы. Возможно, что речь идет о numeri, составленных из германских наемников. Во всяком случае Магн мог рассчитывать на относительно большое количество воинов¹⁵⁵. Сам он собирался не просто свергнуть Максимина, но собственноручно захватить власть (Herod. VII, 1, 5; SHA Max. 10, 1). Заговорщики предполагали разрушить мост через Рейн, что предавало бы императора, не могущего возвратиться назад, в руки германцев (Herod. VII, 1, 7; SHA Max. 10, 2). Эти сведения говорят о том, что заговор возник вскоре после аккламации Максимина, перед началом или сразу же после начала германской кампании, т. е. скорее всего весной 235 г.¹⁵⁶

Заговор был раскрыт, и виновные, включая самого Магна, казнены без всякой пощады. Геродиан (VII, 1, 8) говорит, что казни были произведены без надлежащего суда, разбирательства и предоставления обвиняемым возможности оправдаться (цг|те KpîaEÙç rivi pEiaÔoùç цг|те àjüoXoyiaç). Ему вторит «Юлий Капитолин» (SHA Мах. 10, 6). Оба автора считают такое поведение Максимина ярким показателем его жестокости и беззакония. Однако вопрос более сложен. В заговоре, как мы видели, активно участвовали центурионы и солдаты, так что речь шла о вопиющем нарушении воинской дисциплины, причем в условиях то ли уже начавшейся, то ли активно подготавливаемой войны. Дисциплина в римской армии была одной из самых высших ценностей, а суровость, проявляемая полководцем ради ее сохранения, высоко ценилась¹⁵⁷. Максимин, почти всю сознательную

жизнь проведший в армии и сам прошедший путь от рядового солдата до главнокомандующего, полностью проникся этим духом. Поэтому он мог рассматривать совершившееся как perduellio, в чем, возможно, заговорщики и были обвинены¹⁵⁸. Perduellio было древнейшим понятием, обозначавшим преступление против государства, особенно во время войны, включая предательство и дезертирство, а также покушение на права и личность магистрата, особенно народного трибуна. Обвинения в perduellio прекратились с концом республики, но само понятие осталось¹⁵⁹. Ульпиан (Dig. 48, 4, И) пишет, что обвиняемый в perduellio — это тот, кто злоумышляет против государства или принцепса. Хотя в императорскую эпоху perduellio в большой степени смешивается с «оскорблением величества», все же сохраняет свою самостоятельность¹⁶⁰ и, что главное, расследуется и судится иным образом, более ускоренно, завершаясь, как правило, смертным приговором без права его обжалования. Человек, обвиненный в perduellio, оказывается за пределами правовой защиты¹⁶¹. Так что с этой точки зрения Максимин действовал целиком в рамках римского правового поля. Но поскольку по крайней мере одним обвиняемым был сенатор, суд и казнь без сенатского суда воспринимались сенатом (а за ним просенатской историографией) как беззаконие¹⁶². Более того, такой негласный характер суда способствовал появлению слухов о том, что никакого заговора и не было, а обвинение было выдвинуто лишь для оправдания жестокости и жадности самого Максимина (Herod. VII, 1,8; SHA Max. 10, 5-6).

Если заговор Магна был раскрыт прежде, чем заговорщики смогли приступить к исполнению своего замысла, то второй заговор завершился мятежом. По словам Геродиана (VII, 1,9-10), Иоанна Антиохийского (FHG IV, fr. 143) и «Юлия Капитолина» (SHA Мах. 11, 1-4), мятеж подняли осроенские лучники, недовольные убийством Александра. «Требеллий Поллион», рассказывая об этом же событии, говорит о маврах или армянах (SHA Trig. tyr. 32,1-4)¹⁶³. Инициатором

выступления был командир осроенцев Македон или Македоний, который, однако, сам на власть не претендовал, а убедил провозгласить императором Квартина, по Геродиану и Иоанну, или Тита, как его назвали «Юлий Капитолин» и «Требелллий Поллион». Возможно, что более полное имя узурпатора было Тит Квартин либо Тиций Квартин¹⁶⁴. Геродиан и Иоанн называют Квартина проконсулом и другом Александра, а, по словам биографа Максимина, новый император его уволил из армии. В то же время он находился недалеко от расположения войск, так что мятежные воины тотчас провозгласили его императором. Если Тит «Требеллия Поллиона» — тот же Квартин, то, по словам этого автора, он удерживал какую-то власть в течение шести месяцев. Это, однако, совершенно невозможно, ибо никак не укладывается в хронологию. И Геродиан (VII, 2, 1), и «Юлий Капитолин» (SHA Мах. 11,7) говорят, что Максимин перешел Рейн и вторгся в Германию уже после раскрытия заговора Магна и подавления мятежа осроенцев. А активная фаза германской кампании началась скорее всего летом 235 г., поскольку, по словам Геродиана (VII, 2,3), через какое-то время после начала военных действий наступила пора созревания хлебов. И уже не позже осени того же 235 г. Максимин после своих побед был вторично провозглашен императором¹⁶⁵. Так что и заговор Магна, и мятеж осроенцев могли произойти только весной 235 г.¹⁶⁶ и места для шестимесячного императорства Квартина просто не было. Сама противоречивость и смутность известий об этом мятеже, как кажется, может говорить, что ничего определенного о ходе событий, их протагонистах и продолжительности в Риме сказать не могли. Руководители мятежа явно не получили той поддержки в армии, на какую рассчитывали. Это, видимо, может объяснить странное поведение Македона, который сначала чуть ли не силой заставил Квартина принять порфиру, а затем ночью предательски убил его и принес его голову Максимину в надежде угодить тому (Herod. VII, 1,11; SHA Max. 11, 4-5). Впрочем, это ему не помогло, и он был Максимином казнен.

Означает ли выступление осроенцев противоречия между восточными и дунайскими солдатами, а их поражение — окончательную

победу «иллирийцев» над «сирийцами»?¹⁶⁷ Едва ли можно говорить столь категорично. Но все же заговоры показали, что армия не была единым организмом. Александр Север, видимо, еще пользовался значительным авторитетом у части солдат и офицеров, особенно у выходцев с Востока, и это могли использовать противники Максимина. И Максимин это понял. Характерна его реакция на мятеж осроенцев и узурпацию Квартина. После раскрытия заговора Магна репрессии были масштабны. Конечно, сообщение о более чем 4 тысячах человек, казненных Максимином (SHA Мах. 10, 6), — явное преувеличение, но оно дает представление о впечатлении, произведенном этими казнями. И совершенно иначе император поступил после, казалось бы, гораздо более опасного открытого мятежа. Известно только о двух жертвах — самом Квартине, которого убил и не Максимин, а бывший друг узурпатора Македон, и том же Ма-кедоне, казненном за двойное предательство. Ранее считалось, что отряд осроенских лучников после мятежа был распущен¹⁶⁸. Но К. Ло-рио обратил внимание на то, что Геродиан (VII, 2, 1) среди воинов, которых привел Максимин в Германию (следовательно, уже после окончания мятежа), называет и осроенских лучников, и армянских стрелков, и мавретанских копейщиков (которых «Требеллий Поллион» считает мятежниками), и сделал естественный вывод, что никакого роспуска мятежных частей Максимин не произвел¹⁶⁹. Пройдя все ступени военной службы, от рядового воина до главнокомандующего, Максимин хорошо знал армию и ее психологию. Вторично столкнувшись с опасностью, исходящей от собственных войск, он на этот раз предпочел воинов не раздражать, а привлечь их относительной мягкостью. На это явно были рассчитаны монеты с легендами FIDES MILITUM и SALUS AUGUSTI и изображением императора между воинскими штандартами¹⁷⁰. На медальоне, выпущенном в честь победы над германцами, изображен не только император, поражающий врага, но и солдат, идущий за своим полководцем¹⁷¹, что должно было подчеркнуть тесную связь Максимина с армией. Максимин всячески подчеркивал, что никаких разногласий в армии нет и что все воины верят в императора и сплочены вокруг него.

Оба заговора возникли исключительно в военной среде. Хотя Геродиан говорит об участии в заговоре Магна всех сенаторов, нет никаких сведений хотя бы об одном сенаторе, кроме самого Магна, кто бы действительно входил в число заговорщиков. Нет также никаких данных, которые позволяли бы считать Магна вождем сенаторской «партии»¹⁷². Организация им заговора могла быть вызвана исключительно его честолюбием, ибо он сам после убийства Максимина намеревался взять власть. Возможно, мысль об активном участии сенаторов (если не всех, то большинства) возникла уже после событий 238 г., когда сенат действительно активно выступил против Максимина. И тем более нельзя говорить о каком-либо участии сенаторов в мятеже осроенцев. Единственный сенатор, оказавшийся замешанным в нем, был Квартин, да и того, если верить нашим авторам, буквально заставили принять знаки императорской власти. Из всего этого можно сделать вывод, что сенат как корпорация не играл никакой роли в событиях весны 235 г. Покорно признав Максимина императором, вручив ему все необходимые полномочия и знаки достоинства, осудив по приказу нового принцепса память любимого ими Александра Севера, сенаторы полностью приняли новый режим и продолжали верно служить ему. С течением времени в сенате даже возникла группировка, более или менее лояльная к Максимину¹⁷³. До поры до времени между Максимином и сенатом установилось «мирное сосуществование».

Другой наряду с войной важной задачей Максимина было, естественно, укрепление своей власти и создание новой династии, наподобие Северовской. Поскольку военная обстановка требовала постоянного пребывания императора в армии, ему был необходим полномочный представитель в столице. Возможно, что сначала он рассчитывал на сына, которого он, если верить биографу, сразу же после взятия власти намеревался послать в Рим, но тот предпочел остаться рядом с отцом (SHA Мах. 17, 3). После этого ставка была сделана на префекта претория. Согласно конституции, изданной Максимином в августе 235 г. (С. J. I, 26, 1), префект претория становился первым должностным лицом в отсутствие императора, и его решения приравнивались к императорским¹⁷⁴. Один из преторианских

префектов Александра, находившийся вместе с ним, был убит во время переворота (Zos. I, 13, 2). После этого Максимин назначил своих людей на этот пост. В 238 г. префектом претория, находившимся в Риме, был П. Элий Виталиан. Но сколь долго он находился в этой должности, неизвестно. Незадолго до этого человек с таким именем был прокуратором Цезарейской Мавретании, и возможно, что на высокий пост в Риме он прибыл незадолго до событий 238 г., во время которых и погиб¹⁷⁵. Но в любом случае Максимин держал на этом месте наиболее доверенных людей. Возможно, после раскрытия заговора Магна и подавления мятежа осроенцев в условиях начавшейся войны Максимин уже не мог и не хотел доверять имеющимся в Риме властям, в том числе сенату, и предпочел иметь там своего человека с расширенными полномочиями. Как профессиональный военный, до конца проникнувшийся военной психологией, он и внутреннюю политику желал строить по армейскому образцу со строгой дисциплиной и незыблемой иерархией. Широкие полномочия, данные командиру преторианцев, по его замыслу, по-видимому, должны были обеспечить желанный военный порядок, по крайней мере в столице.

Не менее, а в перспективе и более важным было обеспечить наследование власти. «Юлий Капитолин» пишет, что соправителем Максимину был дан его сын (SHA Мах. 8, 1 ), причем конструкция фразы (filio... dato в abblativus absolutus) позволяет говорить об одновременности получения известия о провозглашении Максимина и решения о соправлении его сына Максима, а также о том, что это решение принял не сам новый император. Аврелий Виктор (25, 2) сразу после сообщения о признании Максимина сенаторами говорит, что цезарем был сделан (factus est) Максим. Однако надписи и монеты существенно корректируют эти сведения. Так, сравнительно недавно найденный сардинский миллиарий упоминает только одного Максимина, который уже получил вторую императорскую аккламацию, но еще не имел второй трибунской власти и был consul designatus. И это все позволило датировать миллиарий периодом между осенью и десятым декабря 235 г.¹⁷⁶ В более поздних надписях, в которых Максимин уже имеет почетные титулы, он встречается вместе с nobilissimus Caesar Г. Юлием Вером Максимом (например, ILS 488-491). На монетах Максим в качестве цезаря появляется в первой половине 236 г.¹⁷⁷ На александрийских же монетах Максим отмеча-

ется еще позже, не раньше 29 августа этого года¹⁷⁸. Но александрийцы могли и запоздать с признанием. Поэтому наиболее вероятно, что Максим стал цезарем в начале 236 г., возможно, в феврале или марте¹⁷⁹. Во всяком случае цезарем он становится еще до того, как Максимин получил титул Germanicus (ILS 491), но не раньше прославления Victoria Germanica и после 1 января 236 г., ибо Максимин уже назван консулом. Как уже говорилось, Максимин сам отважно сражался во главе своих войск, подвергая себя неизбежным опасностям, а с другой стороны, поход 235 г. показал трудности войны в Германии. Поэтому не исключено, что перед вторым походом за Рейн император, чтобы обеспечить трон своему сыну, добился от сената признания Максима цезарем. Иногда Максим, как и отец, именуется августом, но реально он все же никогда этого титула не имел¹⁸⁰. Юный цезарь не только стал princeps iuventutis, но и получил те же почетные титулы, что и его отец, — Germanucus maximus, Dacicus maximus, Sarmaticus maximus (ILS 489-490). Может быть, тогда состоялось и обручение наследника с Юнией Фадиллой. Недаром биограф говорит о задатках (или залогах), данных (или, вероятнее, присланных) Максимом своей невесте, как о царских (arrae regiae) (SHA Max. 27, 7-8). Интересно наблюдение, что явно по приказу Максимина портретам его сына были приданы «классические» черты, столь отличающиеся от его собственных¹⁸¹. Это, по мысли Максимина, должно было помочь его наследнику стать частью римского высшего общества. И частично этой цели император достиг. Не скрывающий своей ненависти и презрения к варвару Максимину «Юлий Капитолин» говорит о красоте и образовании Максима. Пишет он и о пороках юноши, но при этом отмечает, что враги распускали о нем позорящие слухи, не желая, чтобы его образ остался незапятнанным (SHA Мах. 27, 1-3; 28, 1-3).

Приблизительно одновременно (или немного позже) с провозглашением Максима цезарем произошло обожествление жены Максимина Цецилии Паулины¹⁸². В надписях (ILS 492) и на монетах она появляется только как diva Pia Augusta. И отсюда ясно вытекает, что титул августы она получила только после смерти и обожествления¹⁸³.

Синкелл (р. 680) и Зонара (ХП, 26) утверждают, что ее убил сам Максимин, а Аммиан Марцеллин (XIV, 1, 8), противопоставляя ее мужу, пишет, что она пыталась вернуть его на путь правды и гуманности. Историк говорит, что он рассказывал обо всем этом при изложении истории Гордианов, но, к сожалению, эта часть произведения Аммиана не сохранилась. Возможно, такое противопоставление Паулины, как и частично Максима, Максимину было делом просенатской историографии, еще более подчеркивающей этим дикость фракийца, ставшего римским принцепсом. Время смерти Паулины неизвестно. Предполагают, что она умерла или незадолго до прихода Максимина к власти, или вскоре после этого события¹⁸⁴. Если это так, то между смертью императрицы и ее обожествлением и посмертным присвоением титула августы прошло около или несколько больше года. Приблизительная одновременность получения Максимом титула цезаря и покойной Паулиной титула августы (и ее обожествления) не случайна. Эти акты должны были не только укрепить власть Максимина, но и обосновать создание им новой династии¹⁸⁵, обладающей теми же чертами легитимности, что и свергнутая династия Северов. Может быть, сначала Максимин и не обратил внимания на этот аспект власти. Но раскрытие заговоров и подавление мятежа, опасности германской кампании и желание ввести свою династию в традиционное русло побудили его к принятию соответствующих мер. И каково бы ни было действительное отношение сенаторов к Максимину и его семье, сенат покорно принял соответствующие постановления.

Выше приводились слова Зосима, Иоанна Антиохийского и Син-келла о превращении Максимином «монархии» в «тиранию». На первый взгляд это похоже на историю Юлиев-Клавдиев, когда все четыре преемника Августа начинали с относительно «либеральной» политики, а затем переходили к жестокому террору. Но причина такого перехода в правление Максимина была совершенно другая. Как уже говорилось, внутренняя политика Максимина была подчинена военной политике, а Римская империя рассматривалась как резервуар средств, которые должны были обеспечить военные кампании императора. А эти кампании требовали огромных ресурсов. Деньги давали золотые и серебряные рудники. С этим, вероятно, связано единственное известное нам преобразование в провинциальной системе, произведенное Максимином. В свое время Каракалла,

видимо с целью приближения управления непосредственно к рудникам, создал на северо-западе Испании отдельную провинцию Анто-ниану, или Верхнюю Испанию¹⁵². Однако эта мера, по-видимому, в тот момент себя не оправдала. Главным было то, что в новой провинции не было регулярных войск, ибо единственный легион, стоявший в Испании, остался в Тарраконской провинции. Максимин, стремясь поставить добычу драгоценного металла под усиленный военный контроль, по-видимому, уже в самом начале своего правления ликвидировал новую провинцию и снова присоединил ее территорию к Тарраконской Испании. Легатом вновь увеличенной провинции был назначен Деций, пользовавшийся полным доверием императора¹⁵³. Но все же главным резервуаром пополнения казны были налоги, которые правительство Максимина и начало выкачивать из населения Империи. Активные военные действия, о чем говорилось выше, начались после разгрома заговоров и мятежа. И связанное с этими действиями усиление налогового гнета тоже должно было пасть на это время. Отсюда, как кажется, и возникновение в более поздней историографии представления о переходе от «монархии» к «тирании», что явно произошло летом 235 г.

Однако регулярных налогов явно не хватало, и Максимин перешел к уже давно испробованному способу — конфискациям имущества под любым предлогом¹⁵⁴. В этой ситуации вовсю разгулялись доносчики. И было совершенно неважно, искренне ли верил император доносам; главное — он использовал их для пополнения своей казны. Геродиан (VII, 3) и «Юлий Капитолин» (SHA Мах. 13, 5-6) рисуют красочные картины жестокостей Максимина и страданий его жертв. Кратко, без всяких подробностей, но весьма выразительно говорят о жестокости Максимина и разгуле доносчиков Зосим (I, 13, 3) и Иоанн Антиохийский (FHG IV, fr. 145). Натура Максимина, воспитанного в правилах строгой военной дисциплины и стремящегося распространить правила этой дисциплины на все общество, и неизбежный в таких условиях произвол местных властей еще более ухудшали положение. Главные удары наносились, как подчеркивают авторы, поболее богатым. Характерно замечание Геродиана, что

'^ Roldan Hervàs H. M. La organización politico-administrativa y judicial de la Hispania Romana // Historia de Espana. 1982. T. Il, 2. P. 100.

^из Ozccinz Gil P. Algunas considcracionbcs accrca de la provincia Hispania superior y su administraciôn // Pyrenae. 2007. T. 38, 2. P. 39-42.

¹⁴ Возможно, некоторые монетные клады, относившиеся к згой эпохе, как, например, клал в Колонии Агриппине, свидетельствуют о попытках местных богачей уберечь хотя бы часть своего имущества от конфискаций Максимина: HattJ. J. Op. cit. Р. 214.

мелкие и незначительные хозяйства Максимин не считал достойными своих замыслов. При этом и он, и следующий за ним Иоанн Антиохийский добавляют, что чернь (ox^oç) страдания знатных и богатых нисколько не заботили, а некоторых злых и порочных (xœv KaKof|T(DV Kai (panZcov) даже радовали. Едва ли из этого надо делать вывод о социальной направленности политики Максимина. Его цели были сугубо фискальные, но, видимо, некоторой поддержкой в «низах» он все же пользовался.

Если верить авторам, то создается впечатление, что чуть ли не весь более или менее богатый слой населения Империи был уничтожен или по крайней мере разорен этими мерами Максимина. Это, разумеется, огромное преувеличение. Но все-таки определенный удар по высшим классам, в том числе и по муниципальной аристократии, был нанесен. При всей старательности правительства и его агентов на местах, как и при активности доносчиков, этот резервуар пополнения средств не был неисчерпаемым. И Максимин перешел к конфискациям городских и храмовых имуществ, в том числе тех денег, которые были предназначены для благодеяний и раздач, а также для представлений и празднеств. Это уже задевало интересы гораздо более широких кругов, и уже весь народ (бгцюд) стал выражать свое недовольство. Это еще раз говорит, что ни о какой сознательной политике, направленной против высших слоев в интересах низших, нет речи.

Может быть, в этом русле надо рассматривать и меры, принятые Максимином против христиан. Едва ли Максимин понимал суть христианского учения и являлся принципиальным противником христианства. Но христиане, не имеющие поддержки в широких кругах общества, были наиболее удобной и безопасной мишенью конфискаций. И то, что Геродиан пишет о грабеже храмов, вполне могло относиться и к христианским святилищам. Надо иметь в виду еще одно обстоятельство. Римская религия всегда была тесно связана с государством. Христиане же образовывали отдельные общины, с государством не связанные. Существование подобных религиозных общин всегда вызывало подозрения римских властей. Можно вспомнить запрещение вакханалий и репрессии против их сторонников. А Максимин с его чувством железной дисциплины тем более не желал терпеть существование каких-либо организаций, не вписывающихся в традиционный порядок. По данным христианских писателей, гонения Максимина были довольно жестокими, но они едва ли превосходили репрессии, направленные против других кругов населения, против языческих храмов, против городов. К тому же нет никаких

данных, позволяющих говорить о каком-либо императорском эдикте, направленном против христиан. В науке уже было обращено внимание, что Лактанций не упоминает Максимина среди гонителей и что впервые упоминание о гонении Максимина встречается только у Евсевия¹⁵⁵. Правда, сам Евсевий (НЕ VI, 28) ссылается на Оригена, но эта ссылка довольно неопределенна. При этом Евсевий приводит имена двух человек, для которых события повернулись неблагоприятно, это бывший еретик Амвросий и кесарийский пресвитер Протоктит, но автор умалчивает, в чем, собственно, состояла неблагоприятность их положения. Характерно, что оба они пережили Максимина. Более ясны судьбы римского епископа Понциана и пресвитера Ипполита, которые были сосланы на Сардинию и там погибли. Видимо, в столице антихристианские преследования были более суровыми. И Евсевий, и Орозий (VII, 19, 2) говорят, что объектами преследований при Максимине были только главы Церквей (’àpxoviaç) и клирики, т. е. люди, которые могли распоряжаться церковными имуществами, а не христиане вообще. Как и в случае с другими объектами репрессий этого времени, конкретными инициаторами таких репрессий оказывались местные власти, действующие, разумеется, в соответствии с общей атмосферой, существующей в Империи, а целью этих репрессий был захват церковных имуществ. Атмосферу, созданную антихристианскими мерами Максимина, на местах могли использовать и для «выпуска пара» населения. Так явно произошло в Понте и Каппадокии, где после серии страшных землетрясений начались репрессии против местных христиан явно с целью не допустить выступления против провинциальных, а тем более центральных властей (Сург. Ер. 75,10,1-5). Характерно, однако, что преследуемые христиане могли бежать в соседние провинции, где, следовательно, никаких гонений не было¹⁵⁶.

Жесткая фискальная политика Максимина практически лишила его какой-либо социальной поддержки. Сенат покорно принимал все,

^l5'Svme R. Ор. cit. Р. 192. Лактанций после гонений Домициана говорит уже только о гонении Дсция, подчеркивая при этом, что после Домициана прошло много лет (de mort, pere. IV. 1 ). Едва ли одиннадцать лет, прошедших между смертью Максимина и началом правления Деция, а с этим, как будет сказано позже, и началом преследования христиан, можно счизать plurimos annos. Заметим, что, говоря о гонении Валериана (V, I), автор употребляет выражение «немногим позже» (non multo post).

^|%Об антихристианских гонениях Максимина: Belezza А. Op. cit. Р. 121-133; Keresz-tes Р. The Emperor Maximinus’ Decree of 235 A. D. // Latomus. 1969. T. 28, 3. P. 601-618. Некоторые исследователи подчеркивают, что объектом репрессий Максимина были только руководители Церкви (например, Millar F. The Roman Empire... P. 104).

что диктовал ему император, но многие сенаторы, если не большинство их, в глубине души ненавидели и презирали варвара, добравшегося до трона. Если попытки Максимина войти в аристократическую среду при посредстве своего сына и имели успех, то очень ограниченный. Знаки внимания к сенату воспринимались многими сенаторами как должное, но не изменяли их отрицательного отношения к выскочке. Города испытывали всю тяжесть налогов и конфискаций, а переход власти от преследований отдельных богачей к реквизициям городских и храмовых имуществ, в том числе предназначенных для празднеств и раздач, озлобил широкие круги городского населения. Максимин, концентрировавший все свои усилия в основном на войне, не мог и не желал проводить старую, идущую еще с Августа политику «хлеба и зрелищ». В этих условиях только армия и имперский бюрократический аппарат оставались опорой Максимина. Политику Максимина хорошо характеризует фраза, которую Дион Кассий (LXXVI, 15) приписал Септимию Северу: «Ублажайте солдат и не заботьтесь об остальных». Перед нами первый подлинно «солдатский император». Но и в армии популярность Максимина, как кажется, снижалась (Herod. VII, 3, 6). Все это в большой мере определило слабость и недолговечность его правления.

Глава II