«Военная анархия» в Римской империи — страница 9 из 14

ПУТЬ вниз

ГОРДИАН III

Свержение Пупиена и Бальбина было вызвано соединением нескольких факторов. Конечно, решающую роль в их поражении сыграли разногласия и взаимная подозрительность императоров. Но это было лишь вершиной айсберга. Уже говорилось, что сама идея правления сената являлась утопией. Императорами, избранными сенатом, были недовольны и преторианцы, и солдаты полевых армий, да и гражданское население тоже. В самом сенате не существовало никакого единства. Уже тот факт, что часть провинциальных наместников, которые сами были сенаторами, отказалась поддержать Гордианов и выступила практически на стороне Максимина, показывает наличие глубоких разногласий в сенаторской среде. Выдвижение юного Гор-диана на пост цезаря, как уже говорилось, было делом рук группировки, недовольной сложившейся ситуацией. А то, что эту идею с удовольствием подхватили значительные массы римского населения, говорит о глубоком проникновении в эти массы монархических и даже династических чувств. Опираясь и на них, и на неприятие армией, в том числе преторианцами²⁷⁴, самой идеи диархии, сторонники Гордиана успешно справились со своей задачей оттеснить от власти соперничающие внутри самого сената группировки. Пока существовала угроза восстановления Максимином своей власти, его противники выступали единым фронтом. Ликвидация этой угрозы разрушила «единый фронт» антимаксиминовских сил. Противники Пупиена и Бальбина, уже одержавшие частичную победу, навязав

фигуру Гордиана в качестве цезаря, теперь добились полной победы. Пупиен и Бальбин были убиты, а Гордиан III стал августом. Ни о каком коллективном правлении официально теперь речи не было.

Отцом Гордиана III, по утверждению «Юлия Капитолина», был консуляр Юний Бальб (SHA Gord. 4, 2). Автор «Эпиомы» (27, 1) называет его сенатором (clarissimus). Среди ординарных консулов в первой трети III в. Юния Бальба нет. Так что если он действительно был консуляром, то только консулом-суффектом. В любом случае отец Гордиана никак не появляется в истории сына, и поэтому можно говорить, что он умер еще до его возвышения. Впрочем, далеко не все исследователи вообще принимают Бальба за историческую личность²⁷⁵. Все же гораздо важнее другое. В официальном наборе имен нового императора вообще нет места имени (или именам) отца, кем бы тот ни был. Гордиан III именуется только внуком божественного М. Антония Гордиана (т. е. Гордиана I) и сыном сестры божественного М. Антония Гордиана (т. е. Гордиана II) или, короче, внуком божественных Гордианов (например, ILS 497-498). Такое необычное для патриархального римского общества именование объясняется только одним: стремлением создать новую династию — династию Гордианов²⁷⁶. Учитывая, что старшие Гордианы связывали себя с Антонинами, можно говорить о попытке установить прямую связь с принцепсами предыдущего столетия, а частично и с Северами, по крайней мере с Александром Севером, минуя «тиранию» Максимина и непопулярных сенатских императоров.

Самому новому августу в тот момент было слишком мало лег. По словам его биографа, ему было то ли 13, то ли 11 лет, а по другим сведениям — 16 (SHA Gord. 22, 2). Сейчас принимают в основном среднюю цифру— 13 лет²⁷⁷. Это означает, что править реально он, разумеется, не мог. Возможно, что какую-то роль в начале ею правления играла его мать Меция Фаустина. Биограф Гордианов говорит о евнухах и придворных слугах (spadones ас ministros aulicos) матери, которые торговали его волей. Он же приводит якобы письмо самого 1 ордиана. в котором тот жалуется, что им торговала даже его мать

(SHA Gord. 23, 7; 25, 4). В то же время исследователи отмечают, что имя Меции Фаустины не встречается ни в надписях, ни на монетах". Это странно, учитывая продолжающееся со времени Септимия Севера почитание не только самого императора, но и всего «божественного дома». Так, уже в 238 г., в первом году правления Гордиана, появляется посвящение «божественному дому» (А. е. 1909, 135). Правда, надо отметить, что это посвящение сделано на Рейне отставным солдатом, который мог не очень разбираться в тонкостях столичной пропаганды и в обстановке в Риме. Но в более поздних надписях упоминание «дома» становится постоянным. Например, надпись уже 242 г. была сделана ради здоровья самого императора, его супруги, о которой пойдет речь позже, и всего его божественного дома (tota domu divina) (ILS 502). Эго говорит о том, что мать Гордиана титула августы не имела и не занимала никакого официального положения. Что же касается регентства, то думается, что такой вопрос и нс возникал. Это, конечно, не отменяет влияния матери на сына, что представляется совершенно естественным. 11росопографические исследования позволяют внести коррективы в утверждения оио1рафа, хотя полностью их и не дезавуируют.

Эти исследования показывают, что реальная власть оказалась в руках небольшой группы сенаторов, занявших высшие посты в государстве⁶. Так, коллегой самого Гордиана по ординарному консульству 239 г. стал Маний Ацилий Авиола, который, видимо, принадлежал к старинному знатному роду Ацилиев Глабрионов и играл какую-то нам не известную, но явно важную роль в борьое с Максимином, будучи родственником вигинтивира Присцилиана⁷. Ординарными консулами следующего года оыли Г. Октавий Аппий Сует-ри й Сабин и Л. Рагоний Венуст. Сабин был сделан сенатором Септимием Севером, так что он принадлежал к ipynne северовской знати, имевшей довольно сильные позиции в сенате, а род Рагониев был сенаторским уже по крайней мере с середины II в/ В 24 i г. консулом снова стал сам император, а его коллегой являлся Клодии Помпеян, занимавший в 239 г. пс ~г претора⁹. Конечно, круг лиц, реально управляющих государством. был шире, чем это ограничен ис число ординарных консулов, если даже прибавить к ним претора, но приведенные имена показывают, что представители сенаторской

R. Enipei ors.P 1⁷0; z «nz #* .V Op cil P ⁷27

"Loriot V. Op. cit P. 727 720

Dici? K Senatus .. S. 39. 44-335.

"Ibid. S. 192-196. 209-210.

"Ibid. S. 128.

аристократии попытались и после неудачи в установлении сенатского правления сохранить власть, хотя она явно перешла к другой группировке²⁷⁸. И эта группировка противопоставила себя только что свергнутой. Имена Пупиена и Бальбина вычеркивались из надписей, память их уничтожалась”.

Первой важнейшей задачей нового правительства было установление контроля над провинциями и армией. В первую очередь надо было решить проблему Африки. После разгрома и гибели Гордианов эта провинция, как кажется, практически находилась под контролем наместника Нумидии Капелиана, опирающегося на П1 Августов легион. В условиях беспорядков в самом Риме и войны с Максимином правительству явно не хватало времени для устранения этого наместника. Однако уже вскоре после прихода к власти Гордиана проконсулом Африки был назначен Л. Цезоний Луцилл Макр Руфиниан. Это назначение было не случайным. Незадолго до своего назначения в Африку Руфиниан являлся членом комиссии XX, временно осуществлявшей верховную власть в государстве в период междуцарствия и организовавшей защиту Италии от Максимина. И он сыграл значительную роль в бурных событиях 238 г. Теперь он должен был обеспечить верность Африки новому императору и его правительству²⁷⁹. Тогда же римское правительство приняло решение о роспуске III легиона, воины которого были распределены по различным частям на Рейне и Дунае²⁸⁰. Оказали ли Капелиан и его воины какое-либо сопротивление или нет, неизвестно. Также неизвестна и судьба самого Капелиана. Но обращает на себя внимание то, что Гордиан принимает титул «восстановителя вселенной» (restitutor orbis), а 1 января 239 г. в африканских провинциях празднуется «милосердие нового века» (indulgentia novi saeculi). В честь императора воздвигаются статуи с прославлением Victoriae Augustae и Victoriae senatus Romani. Исследователи связывают эти факты с победой правительства Гордиана над Капелианом²⁸¹. Поэтому не исключено, что Капелиан попытался оказать сопротивление, но потерпел поражение. А так как его имя больше ни разу не встречается, то можно полагать, что он был казнен²⁸².

Другой бывший член комиссии XX Туллий Менофил стал легатом Нижней Мсзии. Во время гражданской войны 238 г. его предшественник занял сторону Максимина и, естественно, был смещен после победы сенатских императоров (или, может быть, уже правительством Гордиана)²⁸³. На Нижнем Дунае в это время сложилось трудное положение. Прекращение Максимином подготовки к задунайскому походу было воспринято варварами как знак уступки и ослабления Империи, а внутренние раздоры, о которых они не могли не знать, давали удобную возможность вторжения на имперскую территорию. Петр Патриций (FHG IV. Fr. 8) рассказывает о посольстве карпов к Менофилу, требуя денег и ссылаясь на то, что готам деньги платят, а они нс слабее их. Менофил различными хитростями сумел избежать и платы, и грозящей войны, так что в течение трех лет Мезия была спокойна. Этот фрагмент совершенно ясно говорит, что до этого римлянам пришлось откупиться от готского вторжения. Это вторжение не могло иметь места, пока Максимин со всей армией стоял в Сирмии, готовясь к германскому походу, но и ненамного должно было предшествовать прибытию в Нижнюю Мезию Менофила. Поэтому скорее всего готы вторглись на римскую территорию в 238 г. во время правления Пупиена и Бальбина (SHA Max., Balb. 16, З)²⁸⁴. Тогдашний наместник Нижней Мезии, заняв промаксиминовскую позицию, в эти условиях, видимо, не решался использовать имеющиеся у него силы для отпора варварам, разорившим Истрию. Может быть, выжидая исхода событий, он предпочел откупиться. Сил в распоряжении Менофила, вероятно, тоже было не так много, и он был вынужден маневрировать. Его дипломатия достигла успеха.

Третий бывший член комиссии XX Рутилий Пудент Криспин был направлен в Тарраконскую Испанию²⁸⁵. Наместник этой провинции Деций не только отказался признать Максимина и его сына «врагами народа», но и принял активные меры для подготовки обороны своей провинции против возможного нападения сенатских сил²⁸⁶. Естественно, что сохранить Деция во главе провинции новое правительство не могло. Криспин же был не только членом комиссии XX, но и вместе с Менофилом непосредственно организовывал оборону Италии от войска Максимина. И именно он был назначен командующим (dux) в этой войне (А. е. 1929, 158). Видимо, правительство опасалось, что

Деций, так активно себя проявивший, мог, как и Капелиан, оказать сопротивление. Деций, однако, учитывая сложившуюся ситуацию, явно решил мирно отказаться от своих полномочий, и он в отличие от Капелиана остался жив²⁸⁷.

Л. Домиций Галликан Папиниан, сыгравший значительную роль во время беспорядков в столице и своими действиями в огромной степени способствовавший провозглашению цезарем Гордиана, был, вероятно, назначен легатом Далмации²⁸⁸. В этой провинции не было легионов, но она находилась на противоположном от Италии побережье Адриатического моря и уже поэтому имела огромное стратегическое значение. Новое правительство сменило (может быть, не сразу) и многих других легатов. 1 ак, наместником Верхней Мезии стал JI. Катий Целер, Аравии — М. Домиций Валериан, Нижней Британии — Эгнатий Луцилиан²⁸⁹.

Смена произошла и в провинциях, управляемых всадниками. Особенно важны были для правительства две Мавретании. В условиях сопротивления Капелиана и роспуска III Августова легиона обеспечить стабильность в североафриканском регионе было жизненно важно. И президом Цезарейской Мавретании был назначен Фальтопий Реституциан, а прокуратором вместо легата (procurator pro legato) Тингитанской Мавретании — М. Ульпий Виктор²⁹⁰.

Смена командующих стала только одним шагом в деле восстановления полного контроля над армией. Был принят также ряд других мер. Так, от имени императора давалось прощение дезертирам, отсутствовавшим в войсках до семи лет, но подчеркивалось, что это время в срок службы не засчитывается и деньги за это время не платятся (С. J. 12, 35, 5). В другом рескрипте говорится, что солдат, когда-либо уволенный по болезни, не может вернуться в строй, если только его излечение не установлено врачом и не утверждено судьей (С. J. 12,35,6). Наконец, отмечается, что в случае совершения воином воинского преступления, оно оставляет отпечаток на его репутации и после отставки (С. J. 12, 35, 7). Примечателен срок в семь лет. Он явно отсчитывается от времени до начала волнений в армии, ког-

да рейнские и дунайские воины практически заставили Александра Севера из-за германских вторжений прекратить персидский поход и сосредоточиться на отражении германской опасности (Herod. VI, 7, 3). Правительство Гордиана, таким образом, давало частичную амнистию воинам за время волнений и беспорядков, но, с другой стороны, укрепляло дисциплину и сводило к минимуму не только дезертирство, но и симуляцию болезней и инвалидности. Пыталось оно и ограничить влияние армии на гражданскую жизнь. Так, у военного судьи было отнято право судить по гражданским делам (С. J. 7, 48, 2). После вмешательства армии в политику она возвращалась к своему основному делу — войне и подготовке к ней. Таким образом, новая правящая ipyппировка смогла относительно быстро взять под свой контроль как центральную власть, так и провинции и армию. Возможно, что это обстоятельство и было представлено на монетах как CONCORDIA MILITUM²⁴, что подчеркивало с правительственной точки зрения полное согласие армии с императором.

Правительство Гордиана не ограничилось только решением военных проблем. Было принято много самых разных мер в различных областях. В Кодексе Юстиниана сохранилось около четырех с половиной сот эдиктов, конституций и рескриптов императоров 235-274 гг. Почти половина из них издана от имени Гордиана, и из этого числа немногим менее трех четвертей относятся к первым трем годам его правления, т. е. ко времени деятельности сенаторского правительства. Они касались разных сторон жизни.

За время правления Максимина, целиком занятого войной и подготовкой к ней и рассматривавшего Империю лишь как тыловую базу армии, и за короткий, но бурный период переворотов и гражданской войны общая обстановка в государстве усложнилась. Солдаты, почувствовав свою силу, стали вовсе выходить из-под контроля, порою чиня произвол. По их примеру действовали и другие люди, имевшие для этого хоть какие-то возможности. Это вызывало недовольство местного населения. Колоны фракийской Скаптопары жаловались новому императору на произвол солдат, которые требуют бесплатного размещения и провианта, угрожая в случае непринятия мер против солдат и других притеснителей покинуть родные места, что, конечно же, принесет казне убыток. В этой же жалобе говорится, что правители провинции практически ничего сделать ни с сол-датами, ни с другими лицами, тоже требующими помещений и денег.

•’' AôpavwH М. Г. Римская армия и се лидер по данным нумизматики. Челябинск.

1994. С. 54.

не могут²⁹¹. Последнее ясно свидетельствует о том, что в сложившейся ситуации местные власти оказались бессильными перед распоясавшимися солдатами. Хотя в принципе сами по себе требования солдат предоставить им кров и пропитание не были незаконными, ибо еще с республиканских времен такие права им предоставлялись²⁹², чрезмерность солдатских требований способствовала разорению крестьян. А это угрожало не только казне, о чем писали отчаявшиеся земледельцы, но и общей обстановке в государстве. И правительство не могло этим не заняться.

Другим видом произвола была активность прокураторов, особенно при взыскании долгов фиску и при публичных торгах. И уже 239 г. датируются два рескрипта, призывающих прокураторов проявить умеренность при проведении таких мер (С. J. X, 3, 2; 3). Прокураторам вообще было запрещено принимать какие-либо решения по вопросам, которые относились к компетенции провинциального наместника, если эти прокураторы не занимали должность vice praesidis (С. J. IX, 20,4). В том же 239 г. кураторам городов было запрещено накладывать штрафы (С. J. I, 54, 3). В принципе кураторы назначались для надзора за финансовой деятельностью городов, но позже они стали активно вмешиваться в судопроизводство, как гражданское, так и уголовное²⁹³. Запрещением накладывать штрафы правительство возвращало кураторов к их первоначальным обязанностям и практически запрещало вмешиваться в юрисдикцию городских властей. Оно явно стремилось обеспечить себе поддержку городов и городской элиты. Эго было для него особенно важным, если учесть, что именно города оказывались главными жертвами внутренней политики Максимина. Для этого, в частности, было установлено право декурионов на «отдых» от литургий сроком от трех до пяти лет (С. J. X, 4, 2). Были восстановлены права «свободных городов», ликвидированные Максимином²⁹⁴. Был принят и ряд других мер, в том числе в сфере наследственного права и в отношениях между патронами и отпущенниками, и все они были направлены на стабилизацию обстановки в Империи и ликвидацию, по мере возможности, того урона, который она понесла в 235-238 гг.

Важна была и идеологическая сторона всей правительственной деятельности. С одной стороны, всячески подчеркивалось наступлс-

ние новой эпохи, начавшейся с приходом к власти Гордиана III. Уже в сентябре 238 г., вскоре после того как Гордиан стал августом, в рескрипте говорилось о «пути моего времени» (secta temporum meorum), которое явно противопоставляется прежним временам (С. J. X, 11,2). Как говорилось выше, 1 января 239 г. отмечалось наступление «нового века», отмеченного в первую очередь милосердием (indulgentia) нового императора. Многие императоры более раннего времени, даже Калигула, начинали свое правление с принятия мер против доносчиков, и не было более надежного способа привлечь на свою сторону общественное мнение, особенно более зажиточных слоев общества, чем наказание доносчиков и противопоставление этой мерой предыдущему правлению. Не пренебрегло этим и правительство Гордиана. И уже в упомянутом рескрипте сентября 238 г. сурово осуждаются доносчики. А через одиннадцать месяцев новый рескрипт снова сурово выступил против доносчиков и потребовал не принимать доносы, дабы не совершать несправедливости (С. J. IX, 35, 3).

С другой стороны, всячески подчеркивался континуитет императорской власти. «Тирания» Максимина, правление двух равноправных императоров, гражданская война — все это должно было выглядеть как печальный эпизод, уклонение в сторону от магистрального пути Империи; ликвидировав это недоразумение, государство возвращается на старый путь. Как уже говорилось выше, юный император, отказавшись ввести в свою номенклатуру имена отца, подчеркивал свою связь с дедом и дядей по материнской линии, основывая законность своей власти в первую очередь на династическом праве наследования²⁹. Два первых Гордиана были обожествлены. Излюбленными правителями были для сенаторской аристократии Антонины. Но то, что руководство новым правительством принадлежало преимущественно северовской знати, сказалось и на отношении к Северам. Правда, в основном это относилось к последнему Северу — Александру³⁰. Может быть, именно тогда и возникло представление об Александре Севере как об идеальном императоре. Однако другие Северы также пользовались почтением. Ярким свидетельством всего этого является алтарь, поставленный в киликийских Эгах и посвященный императору Гордиану, предкам богам Гордиапам, Северу Александру, а также Антонину (т. е. Каракалле) и Домне³¹.

■"'Ср.: Zimmermann М. Op. cit. S. 282.

¹⁰ В 238 г. Александр Север был обожествлен. Сейчас трудно сказать, было ли по сделано еще Пунцоном и Бальбином, или уже правительством Гордиана.

⁴¹ Weiss Р. Ein Altar für Gordian III. die älteren Gordiane und die Severen aus Aigai // Chiron. 1982. Bd. 12. S. 192-195.

В самих Эгах особое отношение к Северам могло быть связано с благосклонностью этих императоров, особенно Александра, к этому городу²⁹⁵, но важно, что оно полностью соответствует официальному курсу.

Все эти меры действительно позволили новому правительству стабилизировать после бурных месяцев переворотов, беспорядков и гражданской войны внутреннюю обстановку и обеспечить относительное спокойствие на границах.

Происшедшая смена власти и на центральном, и на провинциальном уровнях не привела, однако, к радикальным изменениям в правящем слое. Многие сенаторы и всадники спокойно продолжали свою карьеру. Можно сказать, что события 238 г., как и события 235 г., не привели к разрыву в высших слоях римского общества. Только люди, особенно ревностно выступавшие против Гордианов, потеряли свои посты. У власти остались те, кто начинал свою карьеру при Северах²⁹⁶. «Новых людей», которых подняли бы наверх события 238 г., в этот момент не было. Возможно, власть перешла к другой группе знати, отличной от группировок, которые объединялись вокруг Пупиена и Бальбина.

Контроль над армией, поддержка городов, прекрасные отношения Гордиана с сенатом, появление благодарственных (искренних или неискренних) надписей в честь юного императора — все это создавало впечатление возвращения к «золотому веку Антонинов». Однако это было только иллюзией. В условиях непрекращающегося экономического кризиса попытки правительства смягчить налоговое бремя²⁹⁷, лежащее на населении, особенно на городах, вели только к росту денежного дефицита. Выходом из ситуации стало увеличение выпуска монеты путем ухудшения ее качества. За время правления Гордиана аурей девальвировался на 20%, а антониан — на 5,5%²⁹⁸. Это не помогло, и правительство было вынуждено сокращать расходы. Так, в 241 г. арвальским братьям было выдано по 25 денариев вместо обычных 1 ОО²⁹⁹. Резко замедлилась строительная деятельность. «Юлий Капитолин» отмечает, что в Риме при Гордиане почти ничего не было построено, кроме нескольких нимфеев и бань, а планируемая им вместе с Тимеситеем постройка летних и зимних терм гак и не была осуществлена (SHA Gord. 32, 5-7). Обострялась ситуация

на границах. Германцы возобновили давление на Рейн и Дунай³⁰⁰, а на Востоке все более грозной становилась персидская опасность.

«Первой ласточкой» нового обострения обстановки внутри Империи стал мятеж Сабиниана в Африке (SHA Gord. 23,4; Zos. I, 17, 1 ). Ни биограф Гордиана, ни Зосим никаких подробностей о фигуре самого Сабиниана не сообщают. Предполагается, что это был М. Ази-ний Сабиниан, который в это время мог быть проконсулом Африки³⁰¹. Если это так, то мятежник принадлежал к той же группе северовской знати, какая осуществляла власть в Империи. Сабиниан происходил из Африки и был сыном богатейшего магната и маслоторговца из города Ахоллы недалеко от Карфагена³⁰²'. Одно время он был консу-лом-суффектом и в начале правления Гордиана был назначен проконсулом Азии³⁰³. В какой-то момент он был перемещен в Африку, где сменил Руфиниана. Однако этот вывод основан на косвенных соображениях, и никаких доказательств его правильности нет. Правда, «Юлий Капитолин», говоря о выступлении в Африке, упоминает, что оно происходило duce Sabiniano. Но ясно, что в данном случае выражение duce означает просто «под предводительством»³⁰⁴. Так что сделать какой-либо вывод о ранге Сабиниана на этом основании невозможно. Как бы то ни было, провинция, которая могла считаться спокойной и верной (особенно учитывая, что она в свое время провозгласила императором деда правящего ныне принцепса), выступила против правительства. Зосим называет восставших карфагенянами (KapxqSóvioi). Они, по Зосиму, и выдали мятежника императорским войскам, избежав этим наказания за свое выступление. Ясно, что центром мятежа был Карфаген. Это свидетельствует о сохранении в провинции недовольства центральным правительством³⁰⁵. Думается, что оно связано с угрозой варварских вторжений, на которую правительство Гордиана не обращало должного внимания. После роспуска III Августова легиона значительных сил в Африке не осталось. Правительство намеревалось компенсировать уход мобильных сил созданием сети отдельных castella, образующих Триполитанский

лимес³⁰⁶. В далекой исторической перспективе такой переход к расквартированию стабильных пограничных сил был оправдан, но в данный момент его было явно недостаточно, тем более что эти castella пока еще были мало связаны друг с другом. Берберы, воспользовавшись уходом легиона, начали все чаще вторгаться на территорию римских провинций, свидетельством чего является разрушение и оставление римлянами некоторых укреплений³⁰⁷. Прокуратор Тинги-танской Мавретании М. Ульпий Виктор, управлявший провинцией pro legato, сумел каким-то образом договориться с предводителем берберского племени бакватов³⁰⁸. Но этого явно было мало для обеспечения безопасности Северной Африки. Провинция Африка, особенно богатая и потому чувствующая себя в наибольшей опасности, не видя реальной помощи от Рима, возможно, решила найти себе собственного государя, как это произошло позже, например с Галлией. Об этом прямо пишет Зосим, говоря, что карфагеняне, не относясь более благосклонно к правящему императору, сделали императором (eîç ßaoiXEia napayouGiv) Сабиниана. Каков был масштаб восстания, неизвестно. Зосим пишет, что Гордиан направил в Африку войска, а биограф утверждает, что мятеж был подавлен президом Мавретании. Впрочем, между этими сообщениями особого противоречия нет. Под зосимовской Ливией надо явно понимать не материк, а провинцию, и в таком случае войсками, направленными против мятежника, являлись силы мавретанского презида. Им был Фальтоний Реституциан, который действительно имел ранг презида Цезарейской Мавретании³⁰⁹.

В этих условиях весной 241 г. (вероятно, в мае³¹⁰) происходит смена власти. Сенаторское правительство уступает место Тимеситею. Неизвестно, как происходила эта смена и каковы были ее причины. Мы знаем только результат: Гордиан женился на дочери Тимеситея,

и тот, став префектом претория (Eutrop. IX, 2,2; SHA Gord. 23,6; Zos. I, 17, 2), фактически сосредоточил в своих руках все руководство государством, безраздельно правя от имени зятя. Существует мнение, что сенаторы, до этого времени руководившие государством, будучи людьми сугубо гражданскими и видя обострение обстановки на границах, что требовало силового решения, добровольно уступили власть «сильному» человеку³¹¹. Однако в это трудно поверить. Олигархическое правительство обычно уступает место только под давлением или при катастрофе. Но такой ярко выраженной катастрофы в Империи в это время не наблюдалось, а нарастающие трудности правящая группировка вполне могла считать разрешимыми. И некоторые последующие шаги нового правителя показывают, что прежнее руководство едва ли отдало ему власть добровольно.

Г. Фурий Сабин Аквила Тимеситей³¹² к этому времени уже прошел большой путь. Он начал свою карьеру, вероятно, при Каракалле в качестве префекта одной из когорт, возможно, принимал участие в свержении Макрина, был близок к Юлии Мамее и сделал блестящую всадническую карьеру при Александре Севере. Максимин предпочел перевести его в Азию, а сенаторское правительство, явно боясь такой яркой фигуры, сделало его прокуратором Лугдунской Галлии и Аквитании, т. е. провинций, в которых не было никаких войск и которые были сравнительно удалены от Рима³¹³. Неизвестно, сколь долго оставался Тимеситей в Галлии, но трудно себе представить, что правительство ни с того ни с сего вызвало его в Рим и вручило власть, ибо не было никаких предпосылок для выделения Тимеситея из рядов других видных всадников. Например, Фальтоний Рестуциан, недавно подавивший мятеж Сабиниана, имел гораздо больше данных для возвышения, чем лугдунский и аквитанский прокуратор. Представляется привлекательной гипотеза Х.-Г. Пфлаума, что Тимеситей, вернувшись каким-то образом в Рим³¹⁴, сблизился с Гордианом на почве общего увлечения культурой и сумел женить шестнадцатилетнего императора на своей дочери Фурии Сабине Транквиллине, после

чего тог назначил тестя префектом претория³¹⁵. Возможно, что прежний богатый опыт Тимеситея в финансовых вопросах привлек правительство и самого Гордиана, и не исключено в таком случае, что Тимеситей сначала был назначен префектом претория, в обязанности которого в большей степени входили хозяйственные вопросы, в частности снабжение армии³¹⁶, а уже потом тот использовал свое нахождение вблизи императора, чтобы фактически захватить власть, укрепив ее выдачей замуж за юного Гордиана своей дочери. Бывший в 240 г. префектом претория Домиций³¹⁷ либо был смещен, либо остался коллегой Тимеситея, но явно был оттеснен им на второй план. Маз ь Гордиана, может быть, к этому времени умерла, и это развязало руки всесильному зятю.

Тимеситей явно противопоставил себя прежнему руководству. Не имея возможности полностью игнорировать сенат, он, однако, сделал ставку на тех его членов, которые к прежней правящей группировке не принадлежали. Ординарными консулами на 242 г. были назначены Г. Ветгий Грат Аттик Сабиниан и Г. Азиний Лепид Пре-текстат'³¹⁸. Оба они принадлежали к наследственным сенаторам, но большой роли ни в событиях 238 г., ни в последующем правлении сенаторов не играли³¹⁹. Еще менее значительными фигурами были ординарные консулы 243 г. Л. Анний Арриан и Г. Цервоний Пап³²⁰'. Гораздо важнее было смещение ряда провинциальных наместников. И жертвами этой политики стали известные нам бывшие члены комиссии XX. Руфиниан перестал быть проконсулом Африки, а Криспин был заменен на посту легата Ближней Испании Галликаном, переведенным туда из Далмации³²¹. Об их карьере в последние годы правления Гордиана ничего не известно, и можно думать, что они ушли в тень, чтобы вернуться на политическую и общественную арену уже при Филиппе. Гораздо зрагичнее сложилась судьба Менофила. Он исчезает из поля зрения источников, а его имя вычеркивается из надписей³⁹. Вероятно, Менофил, опираясь на свои войска и. может быть, рассчитывая на свою популярность (и явно ее преуве-

личивая), или открыто выступил против 1'имеситея, или, по крайней мере, составил заговор, который был раскрыт, с целью свержения префекта, или же, наконец, был заподозрен в таком заговоре. И Ти-меситей без колебаний казнил героя Аквилейской войны³²². Что касается еще одного бывшего члена комиссии XX, Руфина, то он, судя но надписи, стал amicus Caesaris и несколько раз исполнял роль посла своего родного города, добиваясь для него различных привилегий³²³, но никакой роли в политической жизни государства не играл. Поскольку мы не знаем других членов этой комиссии, то не можем и говорить об их судьбе. Если же экстраполировать эти данные на судьбу остальных членов, то возможно предположить, что те, кто играл значительную роль в событиях 238 г. и осуществлял важные функции в последующее время, теперь были оттеснены или даже в особых случаях казнены. Крутыми мерами Тимеситей обезопасил свою власть от возможных попыток сената и его наиболее видных членов взять над ним реванш.

Тимеситей начал формировать свою команду из числа всадников. Видную роль в ней играли братья М. Юлий Филипп и Г. Юлий Приск. В нее явно входили Валерий Валент и Клавдий Аврелий Тиберий и, возможно, Г. Аттий Алцим Фелициан³²⁴. Приск, может быть, заменил Домиция на посту второго префекта претория³²⁵. Фелициан стал одновременно префектом анноны, вицепрефектом вигилов и при отсутствии префектов претория исполнять их обязанности³²⁶. Префектом вигилов стал Валерий Валент, который затем заменил Фелициана во главе префектуры претория, не будучи, как и он, формально префек-том³²⁷. Можно говорить, что власть оказалась в руках новой олигархии, но теперь уже не сенаторской, а всаднической³²⁸. Эти люди, видимо,

были связаны не только принадлежностью к всадническому сословию. Сам Тимеситей, судя по его имени, происходит с грекоязычного Востока, скорее всего из Греции или Анатолии³²⁹. Братья Филипп и Приск, а также Тиберий были уроженцами Аравии. Восточного (точнее не определить) происхождения был Валент. Можно говорить, что большинство членов команды Тимеситея происходили с Востока³³⁰, и это могло сплачивать их перед лицом италиков и выходцев из западных провинций. Из этой картины выбивается только Фелициан, который был выходцем из Африки. Но характерно, что он на своих важных постах был все же заменен Валентом, и после этого о нем ничего не слышно. Умер ли он, или просто ушел в тень, неизвестно.

Итак, у власти встал Тимеситей, опирающийся на свою всадническую команду. Роль всадничества резко увеличилась. Интересен в этом отношении пример Руфина, который на определенном этапе своей карьеры вошел в сенаторское сословие, но которого его соотечественники, сделавшие в честь него почетную надпись, предпочли называть всадником ('шпкод)³³¹. Судя по имеющимся данным, члены команды Тимеситея занимали не столько официально почетные посты, которые, пожалуй, были оставлены сенаторам, сколько те, какие позволяли реально контролировать государство. В руках самого Тимеситея находилась префектура претория. Поставив во главе вигилов своих доверенных людей, которым он при своем отъезде из столицы доверил и руководство собственной префектурой, он фактически сосредоточил в своих руках командование всем столичным гарнизоном. В руках префекта претория (или его заместителя) оказалась и префектура анноны, что делало его распорядителем всех продовольственных запасов и особенно снабжения армии. Эта обязанность все больше входила в круг полномочий префекта претория, но Тимеситей сделал решительный шаг в этом направлении, недвусмысленно взяв в свои руки (или передав частично в руки доверенных людей) руководство этой чрезвычайно в тех условиях важной стороной жизни³³².

Уже давно возросла роль префекта претория в налоговой сфере³³³, а теперь с переходом под его руководство анноны он косвенно взял под контроль финансы государства вообще. Был издан рескрипт, указывавший на право обвиняемого в случае тяжелого приговора, вынесенного наместником провинции, апеллировать к префекту претория (С. J. IX, 2, 6)³³⁴. Это не только подтверждало положение префекта как высшей юридической инстанции, но и усиливало его контроль над сенаторскими наместниками. Таким образом, Тимеситей становится реальным правителем Римской империи, сосредоточив в своих руках важнейшие военные и гражданские функции. Префектура Тимеситея стала важнейшим шагом на пути «цивилизации» этой должности, превращения ее в высшую административную после, естественно, поста императора. Как показали последующие события, она могла стать и прекрасным трамплином для захвата официальной власти.

Зосим (1, 17, 2) называет Тимеситея человеком, известным своей ученостью. Эта образованность, по-видимому, определила и его поведение. Обладая фактически всей властью, имея, насколько мы можем судить, безграничное влияние на своего зятя, он старался не очень выдвигать свою фигуру. Может быть, его подвиг на это явно хорошо ему известный пример тестя Александра Севера Макриана, которого тот возвел в ранг цезаря, но затем казнил по обвинению в подготовке убийства императора (SHA Alex. 49, 3—4)⁷< Так что титула цезаря Тимеситей предпочел не принимать. Но это не значит, что он не обращал никакого внимания на имидж власти. Его дочь получает титул августы (какой не имела мать Гордиана), и в официальных надписях теперь прославляется не только сам император, по и Фурия Сабиния Транквилла, «святейшая августа, супруга нашего господина» Гордиана. И если в первые годы почитание «божественного дома» было редкостью, то теперь оно становится весьма частым (например, ILS 502-504). Это последнее очень интересно.

Мать императора к тому времени, как говорилось выше, скорее всего, уже умерла; ни о каких других членах семьи не известно. В результате выходит, что в состав «божественного дома» кроме самих императора и императрицы, которые упомянуты отдельно, входит только тесть императора Тимеситей. Не имея титула цезаря и оставаясь vir eminentissimus (CIL VI 1611), т. e. обладателем даже не высшего, а второго всаднического ранга, он косвенно все же оказывался объектом поклонения в качестве члена «божественного дома». Как и во времена Северов, «божественный дом» в своей совокупности становился объектом почитания и носителем верховной власти. Наряду со всем этим была, вероятно, развернута и соответствующая пропаганда с целью, с одной стороны, возвеличить Тимеситея, а с другой — очернить его предшественников по власти. Можно осторожно предположить, что та чрезмерно уничижительная характеристика «евнухов и придворных слуг» матери Гордиана, которые якобы торговали должностями, да и самой матери тоже, с одной стороны, и гиперболизированное прославление Тимеситея, какое сохранилось в биографии Гордианов, — с другой, являются отзвуком этой пропаганды.

Укрепив свою власть, Тимеситей был вынужден обратить особое внимание на внешнеполитические проблемы. Особенно серьезное положение сложилось на восточной границе. Еще в конце правления Максимина персы, воспользовавшись тем, что после сирийской кампании Александра Севера официальный мирный договор заключен не был ', начали новое наступление на римскую Месопотамию. Римляне были почти вытеснены из этой области. Персидское насгупление развивалось также в Сирии и даже в Малой Азии. Ни Максимин, занятый подготовкой к завоеванию Германии, ни Пупиен и Бальбин, у которых просто не оказалось времени, ни сенаторское правительство, занятое преимущественно вну'гренними делами, на события на Востоке особого внимания не обращали. Правительство Гордиана III было вынуждено принять какие-то меры. С ними явно связана поездка молодого императора в Антиохию, где он находился весной 239 г., но никаких практических последствий эта демонстрация не имела³³⁵. Приход к власти в Персии энергичного и воинственного Шапура I, сына и наследника Арташира, интенсифицировал персидские атаки на римские владения³³⁶. Не реагировать на персидскую угрозу Тиме-

ситей, разумеется, не мог. Это поставило бы под вопрос само его положение во главе государства. С другой стороны, принятием мер против персидских нападений Тимеситей ясно противопоставлял свои качества инерции предшествующих правительств. Наконец, для него, уроженца восточных провинций, как и для других членов его команды, также, как было сказано, в большинстве происходивших с Востока, защита восточных рубежей Империи являлась личным делом. Последней каплей стал захват Сасанидами Хатры³³⁷'. Этот город был одним из важнейших центров транзитной торговли в Передней Азии, связывая, как и Пальмира, Средиземноморье с внутренними районами Азии⁷⁸. Захват персами Хатры резко изменял не только политическую, но и экономическую ситуацию во всем переднеазиатском регионе. И Тимеситей начал активную подготовку персидской кампании.

Эта подготовка велась по разным направлениям. Учитывая большое стратегическое значение Египта, туда направили Гн. Домиция Филиппа, который занимал пост префекта вигилов и был, видимо, одним из доверенных людей Тимеситея. В Египте Филипп, однако, стал нс префектом, а дуксом (отратйлт^с), что подчеркивало чрезвычайность его полномочий, связанную с подготовкой к военным действиям⁷⁹. В пограничных городах были собраны значительные запасы для снабжения армии (SHA Gord. 28,2). Возможно, с этой же целью была возобновлена прерванная ранее работа монетного двора в Антиохии⁸⁰. Были сконцентрированы значительные воинские части. Победная надпись Шапура, условно называемая Res gestae divi Saporis (RGDS), сообщает, что Цезарь Гордиан собрал силы из всей Римской державы, а также из народов готов и германцев (7-8)³³⁸*. Выделение из всей римской армии этнических отрядов готов и других германцев говорит о том, что это были какие-то вспомогательные части, набранные Тимеситеем из варваров. Когда, как и на каких условиях они попали в римскую армию, точно неизвестно. Возможно, это связано с событиями на Нижнем Дунае и на Балканах.

240 г.: Бикерман Э. Хронология Древнего мигм. M., i 975. С. 197; Хосроев А. Л. Ии горн*, манихейства. СПб., 2007. С. 261.

¹⁷ Maricq А. Ор. cil. Р. 26; Loriot X. Les premières années... P. 760: Надиров И. И. Ха гр.». СПб., 2009. С. 58-62.

О войне с готами в Мезии и Фракии сообщают биограф Гордианов (SHA Gord. 26,4) и Иордан (Get. 90,92). Свидетельством этого вторжения являются клады монет, относительно обильные именно в балканском регионе³³⁹. Готское вторжение в эти провинции, а также в Дакию было столь значительным, что Тимеситей был вынужден прервать восточный поход³⁴⁰. Всесильный префект претория и фактический командующий римской армией не мог не помнить, что именно германская угроза, а точнее недовольство солдат этой угрозой, заставила в свое время Александра Севера прервать свой, казалось бы, успешный поход против персов. К тому же, оставлять в тылу столь опасную и грозную силу было невозможно. К этому времени готы, вероятно, захватили Ольвию и Тиру, откуда еще раньше римляне были вынуждены вывести свои гарнизоны³⁴¹. Это ослабляло черноморский фланг римской обороны и, в свою очередь, усиливало готов. Может быть, толчком для их вторжения послужила казнь Ме-нофила: готы могли испугаться, что после этого события римляне не будут выполнять договор о выплате им денег, который заключил с ними опальный наместник, и решили принять свои меры³⁴². К готам примкнули и другие варвары³⁴³. Готы и их союзники были разгромлены. И вполне возможно, что какая-то часть варваров, толи пленных, то ли добровольцев, могла быть включена в римскую армию, где эти люди составили свои отдельные этнические отряды³⁴⁴.

Перед началом войны в Риме были торжественно проведены празднования в честь Минервы, а непосредственно перед отправлением в поход император торжественно открыл ворота храма Януса (SHA Gord. 26, 3; Eutrop. IX, 2, 2; Aur. Viet. 27, 7; FHG IV. Ioann. Ant. Fr. 147; Oros. VII, 19, 3). Эти действия должны были иметь большое символическое значение. К этому времени Греко-персидские войны давно рассматривались как война между Западом и Востоком, и игры в честь Минервы должны были напомнить о богине, которая помогла эллинам разгромить восточных варваров⁸⁸. Можно вспомнить, что Александр перед своим восточным походом учредил специальные игры в Эгах, а при высадке в Азии поставил алтари Зевсу, Афине и Гераклу и, вступив в Трою, принес жертвы той же Афине (Arr. Anab. I, 11, 1; 7; Plut. Alex. 15). Да и воспоминания о походе самого Александра могли при этом всплывать в памяти. В этом отношении интересен эпизод из жизни Плотина, рассказанный Порфирием (Vita Plot. 3): желая познакомиться с мудростью персов и индийцев, философ записался в армию Геродиана и пошел в поход на Персию. Плотин явно рассчитывал пройти с армией всю Персию и достичь Индии, ибо в противном случае воевать, имея такую цель, было бы бессмысленно. Порфирий был одним из долговременных и преданных учеников Плотина, проведшим с ним много лет, и явно слышал этот рассказ от самого учителя. И возможно, что Плотин был не единственным, кто представлял себе экспедицию Геродиана как повторение похода Александра. Геродиан и Тимеситей явно стремились представить свою персидскую кампанию как новую великую битву всей западной цивилизации против восточного варварства. Однако при этом они хотели опереться и на старинную римскую традицию. Аврелий Виктор подчеркивает, что ворота храма Януса были закрыты со времени Марка Аврелия. Это значит, что, хотя за прошедшее время римляне вели многочисленные войны, к этому старинному обычаю императоры не обращались. Геродиан не просто открыл их, но и сделал это по обычаю предков (more veterum). Император и стоявший за его спиной всесильный префект претория демонстрировали свое уважение к традициям, в большой мере нарушенным в предшествующие десятилетия, и уверенность, что с помощью богов они, как когда-то греки при Марафоне и Саламине, разгромят бесчестных варваров, осмелившихся вторгнуться в пределы Империи.

Тимеситей, по-видимому, разработал и стратегический план войны. В соответствии с этим планом римские войска начали наступление.

** Loriot X. Les premières années... P. 766.

Хотя номинально главнокомандующим был император, реальное командование принадлежало Тимеситею. Военные действия развивались успешно. Римляне не только вытеснили персов из Сирии, но и перешли Евфрат, снова захватив ряд городов, ранее взятых персами (SHA Gord. 26, 5-27, 3; Eutrop. IX, 2, 2; Aur. Viet. 27, 8; Amm. Marc. XXIII, 5, 17; Sync. P. 681). В честь побед были выпущены монеты с гордой надписью VICTORIA AETERNA³⁴⁵. В Осроене было восстановлено клиентское царство, и власть была передана Абгару X³⁴⁶. Римская армия перешла старые границы Империи и вторглась в ту часть Месопотамии, которая находилась под властью Сасанидов. Именно в это время неожиданно умер Тимеситей. Его смерть была столь неожиданной, что сразу же возник слух о его отравлении Филиппом (SHA Gord. 28, I ; 5—6)³⁴⁷. Именно М. Юлий Филипп, который тогда находился среди ближайших соратников Тимеситея, был назначен его преемником на посту префекта претория (SHA Gord. 29, 1 ; Zos. I, 18, 2)³⁴⁸.

Зосим (I, 18, 2) пишет, что после смерти Тимеситея Гордиан засомневался в прочности своей власти (aotpaXeia Tfjç ’iiyepoviaç). Того абсолютного доверия, какое он питал к тестю, по отношению к Филиппу он явно не имел. В значительной степени ему пришлось взять на себя реальное командование армией. Выполняя план Тимеситея, римская армия двинулась к столице Сасанидов Ктесифону. Однако в решающий момент Гордиан умер.

О смерти Гордиана существуют две абсолютно противоположные версии. Биограф Гордианов подробно рассказывает о том, как Филипп, в обязанности которого как префекта претория входило снабжение армии³⁴⁹, намеренно саботировал это снабжение, чтобы вызвать недовольство солдат императором, и распускал слухи о неспособности Гордиана из-за его молодости управлять государством. Этим он сначала добился провозглашения себя соправителем Гордиана, а затем убийства Гордиана солдатами, после чего получил всю власть (SHA Gord. 29-30). Практически то же самое говорят и другие античные

авторы. Зосим (I, 18, 3-19, 1) фактически повторяет в более кратком виде ту же версию. Евтропий (IX, 2, 3) утверждает, что Гордиан уже после своих побед па обратном пути был коварно убит Филиппом. Аврелий Виктор (27, 8) пишет, что Гордиан после удач на войне погиб из-за козней (insidiis) Марка Филиппа. Об убийстве императора солдатами, подстрекаемыми Филиппом, упоминают также автор Эпитомы (27,2) и Синкелл (р. 681 ); о предательстве Филиппа пишет Аммиан Марцеллин (XXIII, 5, 7; 17). Орозий (VII, 19, 3), не называя конкретно Филиппа, говорит о коварном убийстве Гордиана его приближенными. Вероятно, на это же событие намекает таинственный пассаж XIII «Сивиллиных оракулов», упоминающий об убийстве молодого Ареса в результате коварства его друга³⁵⁰.

Совершенно иначе говорят о гибели Гордиана некоторые более поздние византийские хронисты и историки, в частности Зонара (XII, 18), по словам которого император во время битвы с персами, вдохновляя своих воинов, сам бросился в атаку, но его конь поскользнулся, в результате чего Гордиан получил тяжелую травму, был доставлен на римскую территорию и скоро умер. И Зосим в другом месте (III, 32, 4) упоминает о трагической для Гордиана битве с персами. Наконец, о разгроме римской армии Гордиана и убийстве самого императора с гордостью сообщает Шапур в своей победной надписи (RGDS 8), изображая на рельефе Гордиана, убитого его собственной рукой. Упомянутый пассаж XIII «Сивиллиных оракулов» отмечает гибель юного героя év tó^ei (в строю), что тоже позволяет говорить о смерти Гордиана в бою, хотя и в результате предательства.

Решение чисто исторической проблемы осложняется проблемой религиозно-идеологической. Сущест вует традиция, согласно которой Филипп, заменивший Гордиана на троне, был первым императором-христианином. Так об этом упоминают Евсевий и Иероним, и им следует большое количество позднеантичных и раннесредневековых писателей³⁵¹. И тогда встает вопрос: а мог ли христианин быть коварным виновником смерти и своего предшественника и покровителя Тимеситея, и императора³⁵²? Гибель и того, и другого, несомненно, связана друг с другом: в случае виновности Филиппа в смерти одного

или другого резко повышается вероятность того, что Филипп стоял за смертью и Тимеситея, и Гордиана³⁵³.

Возможно, частично ответ можно найти в событиях, происходивших в Риме. Уже говорилось, что, отправляясь на войну, Тимеситей оставил там Фелициана в качестве vice praefectorum praetorio, но затем его заменил Валерий Валент. Последний во время занятия этого поста оставил надпись в честь императрицы Транквиллины (ILS 2159); следовательно, он тоже стал vice agens praefectorum praetorio во время правления Гордиана³⁵⁴. Можно предполагать, что смена лиц, заменявших префектов претория и тем самым осуществлявших фактическую власть в столице в отсутствие и императора, и префектов, произошла в связи со сменой и самого префекта. Фелициан, как говорилось выше, происходил из Африки, в то время как Валент с Востока, и последний был, по-видимому, более близок Филиппу. Поэтому совсем не исключено, что Филипп, став после смерти Тимеситея префектом претория, захотел иметь своим представителем в столице более близкого человека. Если это так, то в команде, собранной Тимеситеем, произошли важные изменения. Филипп собирает вокруг себя людей, преданных ему, а не его покойному предшественнику. Если бы речь шла только о смене на самом верху команды, едва ли возникла бы нужда в более глубоких изменениях в этой команде. И в таком случае можно осторожно предположить, что Филипп действительно стоял за неожиданной смертью Тимеситея.

После гибели Гордиана Филипп сообщил в Рим, что Гордиан умер от болезни (SHA Gord. 31,2; Zos. I, 19, 1). Смерть в бою всегда считалась в Риме почетной. И если Гордиан, как об этом сообщает гордая надпись Шапура, действительно погиб в сражении, то ничто не мешало Филиппу рассказать, каким храбрым воином был погибший император, пожертвовавший жизнью за родину³⁵⁵. Через 119 лет император Юлиан вспоминал о Гордиане и называл его вместе с Траяном, Вером и Севером (тоже воевавшими на Востоке), стремившимся к великим делам и совершавшим достопамятные подвиги (Amm. Marc. XXIII, 5,17-18). Конечно, эта речь Юлиана, как ее пере-

дал Аммиан Марцеллин, была чисто пропагандистской и победы и подвиги Гордиана были использованы для вдохновения воинов, воевавших с теми же персами. Но едва ли этот пример мог вдохновить солдат, если бы не сохранилась традиция, столь резко контрастирующая с сообщениями о смерти императора от болезни. Так что, как кажется, сам доклад Филиппа сенату о смертельной болезни императора заставляет подозревать префекта в сокрытии реальных фактов. Наконец, можно привести еще один косвенный довод в пользу предположения о виновности Филиппа в смерти Гордиана. Евсевий, считавший Филиппа христианином, рассказывает, что император пытался в предпасхальную ночь помолиться в церкви вместе с народом, но епископ отказался его впустить без исповеди из-за множества возводимых на него обвинений (НЕ VI, 34). Сам этот рассказ едва ли историчен³⁵⁶, но характерно, что даже христианский историк, весьма благосклонный к Филиппу, сохранил воспоминания о каких-то обвинениях императора. В тех условиях это скорее всего могли быть слухи о его причастности к смерти Гордиана.

Различные противоречивые сведения можно, однако, свести к комплексному предположению, уже сделанному в науке. Исходя из данных о том, что сражение, упомянутое Шапуром, происходило в районе недалеко от Ктесифона, а кенотаф Гордиана находился в северной части Месопотамии, был сделан весьма правдоподобный вывод, что в битве при Месихе около самой персидской столицы римляне, как и утверждает гордо Шапур, были разбиты и отступили на север³⁵⁷. Это, естественно, вызвало недовольство и, может быть, раздоры в римской армии, чем и воспользовался Филипп, подогревавший недовольство солдат. Результатом и мог стать мятеж, стоивший жизни Гордиану³⁵⁸. Может быть, косвенным подтверждением этому является эпизод из жизни Плотина, о котором упоминалось выше. Явно со слов самого Плотина Порфирий говорит, что после гибели Гордиана в Месопотамии он едва спасся и нашел убежище в Антиохии. Такое неприкрытое дезертирство из воюющей армии возможно было только в условиях беспорядка в самой армии, что вполне согласуется с известиями о солдатском мятеже.

Филипп всячески подчеркивал свое глубочайшее уважение к памяти покойного Гордиана. На месте его гибели была воздвигнута пышная гробница, точнее кенотаф (SHA Gord. 34, 2; Eutrop. IX, 2, 3; Amm. Marc. XXIII, 5, 7). Сам Гордиан был обожествлен (Eutrop. IX, 2,3; Amm. Marc. XXIIl, 5,8)^lw. По словам биографа, на гробнице была помещена многоязычная надпись, называющая Гордиана победителем персов, готов и сарматов и уничтожителем римских междоусобиц (depulsor Romanorum seditionum) (SHA Gord. 34, 3). Сообщение об этой надписи явно недостоверное. Аммиан Марцеллин, упоминающий об этой гробнице, ничего о надписи не говорит, хотя и вкладывает в уста Юлиана прославление побед и подвигов Гордиана. Однако в этом прославлении юного императора отражена скорее память о войнах на Дунае и на Востоке¹⁰⁴. Важен и другой момент, отраженный в этой фальшивой надписи. Правление Гордиана III сохранилось в памяти как время успокоения Рима после убийства Александра Севера, «тирании» Максимина и бурных событий 238 г.

Гордиан скорее всего не дожил до двадцати лет. Насколько он был самостоятелен в последние месяцы своего правления, после смерти Тимеситея, сказать трудно. Может быть, попытка выйти из тени нового префекта претория и привела его к трагическому концу. Но в любом случае ясно, что все остальное время своего правления реальная власть находилась в руках других людей. В первые годы это была сравнительно небольшая группа сенаторов. Однако удержать власть сенаторы не смогли. Сенат как корпорация при всем его традиционном авторитете не обладал реальными рычагами власти. И смена сенаторов у власти Тимеситеем и его всаднической командой явилась ярким показателем нового положения, когда не столько традиционный

^w MacDonald D. Ор. cil. P. 507-508. Ученый приводит эти сообщения в качестве довода в пользу того, что человек, столь ясно показывавший свое расположение к предшественнику. не может быть его убийцей. Такой довод, конечно, не может быть принят. В истории имеется много примеров воздания внешних и часто пышных почестей покойнику его реальным убийцей. Филипп в данном случае поступал так же, как и многие другие узурпаторы (Stein A. Iulius // RE. 1917. Hbd. 19. Sp. 759). По словам Ф. Алыхайма (Niedergang... S. 278), Филипп делал все возможное, чтобы смыть ня гно. лежащее на ci о восхождении па трон. Заметим, что, поданным Евтропия (IX, 3), хотя это и спорно, и сам Филипп тоже был обожествлен, хотя никто (кстати, и сам ученый) не сомневается в виновности в его смерти его преемника Деция. Также не может быть принято соображение, что Филипп нс мог в своем докладе сенату о смерти Гордиана столь нагло исказить события, которые произошли на глазах солдат. Однако нигде не сказано, что Филипп ознакомил воинов и вообще кого-либо со своим донесением сенату.

”^м Римская традиция так и не примирилась с поражением при Месике и предпочла вовсе его нс заметить: Potter D. S. The Roman Empire... P. 236.

авторитет, сколько умение использовать эффективные в данный момент инструменты управления определяли действительную власть. На смену традиционной знати приходили новые группы и люди. Этот процесс, начатый частично уже Северами, после поражения сенаторской реакции в 238 г. и отстранения сенаторского правительства в 241 г. резко ускорился, хотя и был еще весьма далек от завершения.

ФИЛИПП АРАБ И ЕГО СЫН

13 января 244 г. Гордиан был еще жив, а 15 марта (мартовскими идами) того же года датируется закон, изданный уже от имени Филиппа (С. J. 111,42, 6). Отсюда очевиден вывод, что гибель Гордиана и приход к власти Филиппа относятся к этому промежутку времени¹⁰⁵. Представялется, что этот промежуток был заполнен какими-то маневрами вокруг императорской власти. Зонара (XII, 18) рассказывает, что Филипп сообщил сенату о смерти Гордиана и предложил ему избрать другого императора. Сразу же появилась кандидатура некоего философа Цезаря Марка, который, однако, почти сразу умер, а его преемником стал Север Гостилиан, который как будто даже и не приступил к правлению, ибо сразу же заболел и перерезал вены. Обе эти фигуры совершенно неизвестны, и каким образом они оказались на троне, непонятно. Упоминание о них идет сразу же после сообщения об убийстве Гордиана и захвате Филиппом власти. На первый взгляд этот рассказ Зонары противоречит приведенным ранее сообщениям Зосима и «Юлия Капитолина» о докладе Филиппа сенату, в котором он сообщал не только о смерти Гордиана, но и об избрании его, Филиппа, солдатами. Но оба эти сообщения легко совместить. Филипп мог сообщить сенату о смерти Гордиана от болезни, об избрании его императором, но при этом заявить, что сам он, несмотря на выбор войска, предоставляет право выбора нового принцепса сенату. Это могло быть таким же лицемерием, каким были в свое время отказы от власти Октавиана и Тиберия. Филипп явно был уверен в своем утверждении сенатом. Может быть, для этого он, как говорилось выше, и заменил Фелициана, занимавшего пост префекта претория, на более надежного Валента. И, разумеется, совершенно не случайно, что оба неудачливых претендента на трон погибли почти сразу же

'"³ Stein. Iulius. Sp. 757; Loriot X. Chronologie du règne de Philippe l’Arabe// ANRW. 1975. Bd. II, 2. P. 789; Trout D. F. Victoria Redux and the First Year of the Reign of Philip the Arab//Chiron. 1989. Bd. 19. P. 221.

после выдвижения своих кандидатур. Их гибель была и хорошим уроком сенату, которому было ясно показано, что произойдет, если он серьезно отнесется к предложению Филиппа самому избрать угодного сенаторам императора. После этого Филипп мог некоторое время спокойно оставаться на Востоке, улаживая тамошние дела.

Марк Юлий Филипп являлся выходцем из горной области Трахо-нитиды и был арабом (Aur. Viet. Caes. 28, 1). Отсюда его прозвище Араб, вошедшее в историографию, хотя в официальной номенклатуре императора это имя отсутствует. Автор «Эпитомы» (28,4) прибавляет, что он был низкого происхождения (humillimo... loco), а его отец (Юлий Марин) являлся знаменитым предводителем разбойников (nobilissimo latronum ductore). Это сообщение отрицается некоторыми исследователями на основании того, что старший сын Марина, Приск, сделал всадническую карьеру³⁵⁹. Однако сам по себе этот довод не может быть принят. Социальная мобильность в Риме была довольно высокой. Если уж сенаторское сословие активно пополнялось выходцами из других кругов, то вступление во всадническое сословие было еще более легким³⁶⁰. После Септимия Севера «путь наверх» стал еще легче. Высшие военные посты чаще стали занимать люди, вышедшие из «низов» и пробившиеся в число всадников³⁶¹. Трахонитида была областью, в которой оседлое смешанное еврейско-сирийское население постоянно сталкивалось с кочевыми племенами³⁶². Возможно, что Марин действительно был главой какого-то кочевого арабского племени³⁶³ Такие кочевые вожди, по крайней мере с конца I в. до н. э., брались на службу как Империей, так и вассальными царьками Передней Азии, как, например, некий Соайд Малех, ставший Адрианом, который, сохраняя старое положение этнарха, т. е. племенного вождя, стал после поступления на римскую службу еще и стратегом³⁶⁴. Родовое имя «Юлий» показывает, что и Марин, и его сыновья скорее всего стали гражданами еще до эдикта Каракаллы. Какую карьеру сделал на римской службе Марин, мы не знаем. Сыновья же его проделали путь до самых вершин, а второй сын даже достиг трона.

Первым и самым главным делом Филиппа было урегулирование отношений с персами. Поражение при Месихе разрушило всякие планы завоевания Персии. Но и силы Шапура были значительно подорваны и предыдущими поражениями, и значительными потерями в последнем победоносном сражении. Это заставило обоих противников пойти на заключение мира (Zos. I, 19, 1; Sync. P. 683)³⁶⁵. Зонара (XII, 19) утверждает, что Филипп при этом отказался от Месопотамии и Армении, но позже, увидев недовольство римлян, от этой уступки отказался. Шапур, со своей стороны, гордо заявил, что именно Филипп запросил мира, и мир ему был дан, а за возвращение пленников римский император заплатил 500 тысяч денариев (SGDS 9). Речь идет не о римских серебряных денариях (в таком случае сумма была бы не очень велика), а о золотых персидских денариях, римских ауреях, что равнялось 12 с половиной миллионам римских денариев³⁶⁶. А это были уже огромные деньги. В том, что Филипп был вынужден выплатить персидскому царю огромную сумму, никто не сомневается³⁶⁷. Но сразу после этого Шапур утверждает, что эти деньги были tpôpoç, т. е. ежегодной данью. А это вызывает сомнения. Если, как полагают ученые, для однократного платежа сумма в 500 тысяч ауре-ев была хотя и огромной, но не чрезмерной, то для ежегодной дани она была для Рима невозможной³⁶⁸. Что касается уступки Месопотамии и Армении, то римские владения в Месопотамии, несомненно, остались в руках римлян³⁶⁹. После заключения мира Филипп назначил своего брата префектом Месопотамии, и это подтверждается надписями, в которых Приск назван ёларход Мсоолотащад (CIG III 4602; 4603)³⁷⁰. И монеты в месопотамских городах, ранее подчинявшихся римлянам, продолжают выпускаться с именами Филиппа³⁷¹. Сложнее обстоит дело с Арменией. Филипп, как кажется, сохранил власть над Малой Арменией, но в Великой Армении действительно предоставил персидскому царю возможность свободно действовать (Euagr. НЕ V, 7)³⁷². Вполне вероятно, что окончательное заключение мира было

результатом сложных дипломатических маневров, которые могли сопровождаться и маневрами войск. Хотя попытки Цезаря Марка и Гостилиана прийти к власти рухнули, Филипп не решился вызвать недовольство в Риме уступкой собственно римских владений в Месопотамии. И в конце концов стороны пришли к компромиссу. Ша-пур отказался от подчинения римской части Месопотамии, а Филипп — от сохранения римского влияния в Армении³⁷³. Этого, по-видимому, Шапур больше всего и добивался. Армения издавна была яблоком раздора между Римом и его восточным соседом. К тому же на армянском троне находилась династия Аршакидов, другая ветвь которой была свергнута Сасанидами, и Шапур стремился ликвидировать последнее убежище этой династии на Западе. Поэтому, идя на другие уступки Филиппу, персидский царь настоял на предоставлении ему свободы действий в этой стране³⁷⁴. И Шапур использовал полученную возможность, завоевав между 244 и 251 г. часть Армении³⁷⁵. Говоря о более позднем времени, Шапур заявляет, что цезарь (это явно уже был не Филипп) обманул его и совершил несправедливости (àôiKiav) в Армении, в ответ на что он, Шапур, напал на Римскую империю (RGDS 10-11). Следовательно, какие-то действия римлян в Армении персидский царь счел нарушением сложившегося равновесия и поводом для начала новой войны с Римом. В то же время надо отметить, что в своей гордой надписи Шапур говорит только о деньгах, уплаченных Филиппом, но ничего — о территориальных уступках последнего. По-видимому, в тексте договора они и не упоминались; в противном случае царь не преминул бы сообщить о своих приобретениях. Ведь когда он повествует о своих успехах в третьей войне с Римом, он называет завоеванные им города (RGDS 27-34). Шапур рассматривает всю кампанию и заключение мира с Римом как свою великую победу. Недаром Месихе он переименовал в Пероз-Шапур (Победоносный Шапур) (RGDS 10). Но и Филипп гордится заключенным миром. В Антиохии чеканятся монеты с легендой PAX FUNDATA CUM PERSIS³⁷⁶. В некоторых надписях (например, ILS 506, 507) встречаются титулы Parthicus maximus и Persicus maximus. Титул Persicus

упоминается и на монетах³⁷⁷. В ряде же других случаев эти титулы отсутствуют (ILS 505, 508-511); не появляются они и в папирусах. Поэтому одни исследователи полагают, что официально Филипп победные титулы, связанные с войной на Востоке, не принимал³⁷⁸, и в таком случае в появлении их в тех или иных надписях можно видеть только проявление излишнего раболепия. Другие ученые считают, что Филипп принял эти титулы, явно выдавая заключение мира за великую победу³⁷⁹. Окончательно решить этот вопрос пока трудно. Можно лишь сказать, что в первое время после окончания войны император явно стремился представить ее итоги как самые благоприятные для Империи, а итоги восточной кампании как победу³⁸⁰.

Заключение мира являлось только первым шагом нового императора в этом регионе. Становилось ясно, что самой опасной становится именно восточная граница. И Филипп предпринял ряд мер, которые должны были укрепить здесь имперские позиции. Своего брата Ириска он, как уже упоминалось, назначил префектом Месопотамии. Там же, в Месопотамии, он ликвидировал восстановленное Гордиа-пом царство в Эдесе и превратил этот город в римскую колонию³⁸¹. Император явно считал колонию лучшей опорой римской власти в этом сложном пограничном регионе, чем клиентское государство. Во время своего пребывания на Востоке Филипп основал в Аравии в качестве колонии Филиппополь (Aur. Viet. 28, I)³⁸², и город с этого момента начал отсчитывать свою эру³⁸³. Новая колония получила право выпускать свою бронзовую монету³⁸⁴. При этом дело не ограничилось лишь изменением юридического статуса. Старый город был радикально перестроен на римский манер³⁸⁵, что было относительно

редким явлением в восточных провинциях, но довольно часто встречалось при республике и во времена Августа. Но это было не бездумное проведение в жизнь римского городского плана, а его приспособление к уже существующей урбанизации³⁸⁶. И в первый год существования города его совет возглавил отец императора Марин³⁸⁷. Другой Филиппополь, расположенный во Фракии, тоже получил колониальный статус. Колонией стал также палестинский Сихем-Неаполь, а столица Аравии Востра получила почетный титул колонии-метрополии³⁸⁸. Создание колоний именно в «проблемных» регионах ясно говорит о намерении Филиппа сделать из колоний опорные пункты в случае возможного нового обострения обстановки. На Дунае Филиппу, по-видимому, пришлось еще и вести какие-то военные действия против «скифов» (Zon. ХП, 19). Речь, видимо, идет о тех же готах, с которыми имел дело Тимеситей по пути на Восток.

Филипп прибыл в Рим 23 июля 244 г.³⁸⁹ Следовательно, его путь в столицу занял не менее четырех с половиной — пяти месяцев, а может быть, и больше. Это ясно показывает, что новый император был вполне уверен в прочности своего положения³⁹⁰. И уже в тот же день, видимо, воины II Парфянского легиона поставили почетную надпись в честь Победы, возвращающей в столицу не только Филиппа, но и его жену Отацилию Северу, которая, судя по этой надписи, уже носит титул августы (ILS 505). Этот титул жена Филиппа, несомненно, получила сразу же, как сенат признал августом ее мужа. Позже появляются и другие титулы императрицы — «мать лагерей» (mater castrorum) (ILS 506, 509), «мать лагерей и армии» (mater cas-trorum et exercitus) (ILS 507) и даже «мать лагерей, сената и родины» (mater castrorum et senatus et patriae) (ILS 513). Подобные титулы носили женщины дома Северов, и не только мать Александра Юлия Мамея, но и жена Септимия Севера и мать Каракаллы Юлия Домна, а также мать Элагабала Юлия Соэмиада. Все они оказывали значительное влияние на правящих императоров, оттесняя на задний план других мужчин из своей семьи³⁹¹. Конечно, говорить о том, что Ота-

цилия Севера играла при Филиппе такую же роль, как Мамея при Александре Севере, не приходится. Но все же какую-то роль она, по-видимому, играла. Ориген писал письма не только самому Филиппу, но и его супруге (Eus. НЕ VI, 36, 3), что может говорить о каком-то влиянии императрицы при дворе. После побед на Нижнем Дунае, к чему мы еще вернемся, среди «восстановителей вселенной» (restitutores orbis) была названа и Отацилия. После же свержения и гибели Филиппа (и, как мы увидим, его сына) она тоже была убита³⁹², а ее имя, как и имена ее мужа и сына, было изъято из надписей. Прославляя свою супругу и даруя ей различные почетные титулы, Филипп, вероятно, ориентировался на пример Северов, как основателя династии, так и последнего ее представителя.

Тот же пример служил для Филиппа образцом в отношении к сыну. По словам автора «Эпитомы» (28, 3), тот носил имя Гая Юлия Сатур-нина. Не совсем понятно происхождение этого имени. Не исключено, что так звался дед императора. В семитском мире был распространен обычай, согласно которому ребенок получал имя ближайшего умершего родственника³⁹³. Марин был еще жив к моменту воцарения сына, так что умершим вполне мог быть дед Филиппа. В приведенной выше надписи воинов II Парфянского легиона сын Филиппа еще не упоминается³⁹⁴. Но уже очень скоро он появляется во всех надписях с титулом цезаря и другим именем, таким же, как у отца, — Марк Юлий Филипп (например, ILS 506). Уже в августе 244 г. сенат (конечно же, по требованию императора) провозгласил цезарем и принцепсом молодежи его старшего сына. Это произошло не позже 18 августа, ибо этим числом датируется рескрипт, изданный от имени Филиппа Августа и Филиппа Цезаря (С J. 4, 29, 10). С этого времени почти все императорские акты выпускаются от имени Филиппа-Августа и Филиппа-Цезаря (например, С J. 3, 44, 9) или Филиппов — Августа и Цезаря (например, С J. 4, 14, 5)³⁹⁵. При этом, чтобы подчеркнуть династическую преемственность, имя мальчика было радикально изменено и приравнено к имени отца³⁹⁶. Для пропаганды династической преемственности Филипп использует такое важное в Риме средство массовой информации, как монету. На монетах появляется юный

princeps iuventutis, у ног которого простерся поверженный враг, так что римляне должны были понять и привыкнуть к тому, что не только нынешние, ио и будущие победы связаны с семьей Филиппа³⁹⁷. В провозглашении сына августа цезарем не было ничего нового. И Максимин, надеясь основать свою династию, через какое-то время объявил своего сына Максима цезарем. Но Филипп пошел дальше. Через три года, в июле-августе 247 г., Филипп Младший становится августом, хотя ему было не больше одиннадцати лет³⁹⁸. И здесь Филипп идет по стопам Септимия Севера, который сделал августом и официально своим соправителем старшего сына Бассиана, будущего Каракаллу, в возрасте двенадцати лет³⁹⁹. Новый август, несмотря на свой юный возраст, становится и верховным понтификом (ILS 511). Ранее ни Септимий Север, ни предшествующие императоры, имевшие официальных соправителей, пост верховного понтифика не делили. Впервые два верховных понтифика одновременно появились в 238 г., чтобы подчеркнуть полное равноправие Пупиена и Бальбина. Теперь по этому пути пошел Филипп. Естественно, что ни о каком реальном равноправии речи не было. Но этим фактом подчеркивался династический принцип правления.

Это же подчеркивание династической легитимности видно и в обожествлении отца императора Марина. Точный момент обожествления Марина определить трудно. Он, как отмечалось выше, был еще жив не только во время рождения старшего внука, но и при приходе к власти сына, и он, по-видимому, не переехал в Рим, а остался в Фи-липпополе, где был включен в число эпонимов города⁴⁰⁰. Но через какое-то время в надписях и монетных легендах появляется Oeôç Mapeivoç или Mapivoç⁴⁰¹. В честь обожествления Марина чеканятся монеты с изображением отца императора, парящего над орлом⁴⁰². Так как после Домициана и до Аврелиана случаев обожествления живого человека в Риме не было, то нужно думать, что отец императора умер. Надо, однако, заметить, что обычно обожествлялись умершие императоры. Только Траян обожествил своего умершего отца, не занимавшего трон⁴⁰³. Филипп явно использовал пример столь почитаемого

императора и добился обожествления своего отиа'^¹. И этим он воспользовался, чтобы еще раз подчеркнуть божественность императорской власти и тех людей, которые с этой властью родственно связаны. С этой же целью Филипп выпускает монеты с легендой NOBILITAS. Эта довольно редкая легенда порой встречается на монетах предшествующих императоров и подчеркивает их рождение (реальное или только юридическое) в императорском доме⁴⁰⁴. Филипп же не устанавливает никаких связей с предшествующими принцепсами, но подчеркивает высокую значимость основанной им новой правящей фамилии. Так вновь оформляется «божественный дом» (ILS 508).

Входили ли в «божественный дом» другие родственники Филиппа, точно сказать трудно. В надписях в честь Приска о его принадлежности к «божественному дому» прямо ничего не говорится, хотя порой и подчеркивается, что он брат и дядя Филиппов августов (CiL III 14149). В другой надписи, которую сделал прокуратор Александрии Клавдий Аврелий Тиберий, почитаются «наши господа» Филиппы августы, супруга «господ» августа Севера и е^оуфтатод (т. e. vir eminentissimus, обладатель второго всаднического ранга) префект претория Приск⁴⁰⁵. Такое тесное соединение всех этих людей позволяет предположить, что они, по крайней мере в Александрии, воспринимались как некое единство. Довод этот, конечно, очень слаб, и до открытия новых надписей вопрос о принадлежности Приска к «божественному дому» надо оставить открытым.

Независимо от того, причислялся ли Приск к «божественному дому» или нет, он входил в число самых доверенных лиц Филиппа. Зосим (I, 19,2) сообщает, что после прибытия в Рим Филипп поставил Приска во главе войск, стоявших в Сирии. При этом, как показывают приведенные выше надписи, Приск продолжал быть префектом Месопотамии и претория. Может быть, одновременно с назначением Приска командующим в Сирию другого своего родственника (кцбеотПд), вероятнее всего, брата жены, Севериана он поставил во главе войск, стоявших в Мезии и Македонии (Zos. I, 19,2). Как и в случае с созданием колоний, речь шла о «проблемных» территориях, которые еще недавно являлись театрами активных военных действий. Командование в этих регионах Филипп доверил своим ближайшим родственникам.

Эзим Филипп не ограничился. В другом месте (I, 20, 2) Зосим говорит, что Приск управлял восточными провинциями. И это совсем

не то же самое, что командование сирийскими легионами и префектура Месопотамии^|М. Имеется и эпиграфическое свидетельство нового положения Ириска. Не лишаясь поста префекта претория, он является еще и правителем Востока (rector Orientis) (CIL III 14149). На какую точно территорию распространялась власть Ириска, сказать трудно. Скорее всего, речь шла о Сирии, Палестине и Аравии, не говоря, конечно, о самой Месопотамии¹⁵⁵. Таким образом, можно говорить, что создается особая территориальная единица, глава которой фактически становится соправителем императора. Подобные меры в чрезвычайных случаях предпринимали Август, делая своим фактическим соправителем в разных частях Империи Агриппу (в Галлии одно время также Друза), и Тиберий, направляя с чрезвычайными полномочиями на Восток Германика. Оставаясь всадником, Приск получил в подчинение сенаторских наместников.

В подобном же положении был и Севериан. В своем рескрипте император говорит, что никакой претор и никакой презид провинции сенаторского ранга (clarissimus vir) не может отменить приговор, вынесенный вице-принцепсом, ибо такое право имеет только сам принцспс (CJ 2, 26, З)¹⁵⁶. Мы не знаем, какой ранг имел Севериан. Но то, что Филипп специально подчеркивает, что наместник сенаторского ранга не имеет права отменить вынесенный приговор, говорит скорее, что сам Севериан сенатором не был. Вероятнее всего, как и в случае Приска, всадник был поставлен над сенаторами. Характерен его титул — vice principis. В руках такого вице-короля сосредоточивается практически вся власть над определенной частью территории Империи. Этот рескрипт датируется октябрем 245 г. Если Севериан стал командовать войсками в Мезии и Македонии одновременно с тем, как Приск возглавил легионы Сирии, то и назначение вице-принцепсом тоже, может быть, произошло тогда же, когда и назначение Приска правителем Востока. То, что эти люди носили разные официальные титулы (rector в одном случае и vice principis — в другом), может говорить о том, что сама практика назначения территориальных соправителей еще далеко не устоялась, а ее введение было вызвано конкретной ситуацией.

Перед нами принципиально новое явление. Вообще-то объединение нескольких провинций и стоящих в провинциях войск под

Paschoud F. Notes. P. 147.

'^ Potier D. S. The Roman Empire... P. 239.

^I5*’ В. Энсслин счизасг, чю в этом рескрипте речь идс! о префекте преюрия (EnJJhn W. The Senat... P. 89). Однако более позднее исследование показало, чю здесь подразумевается Севериан: Poller D. S. The Roman Empire... P. 239.

властью одного человека случалось и раньше, но тогда каждый раз это было обусловлено необходимостью концентрации войск для конкретной военной кампании. Теперь положение было совершенно иным. Фактически создавались новые территориальные объединения, управляемые родственниками императора⁴⁰⁶. Ощущая, что он не имеет возможности эффективно управлять всем государством, император создает под своей властью полунезависимые объединения — некий эмбрион территориального разделения власти, что стало предвестием будущего административно-политического развития в эпоху Поздней Империи⁴⁰⁷.

Филипп Араб не мог не понимать, что римское общественное мнение будет сравнивать его с Максимином Фракийцем. На деле эти фигуры были довольно разными. Вполне возможно, как об этом говорилось выше, отец Филиппа был вождем арабского племени, и, следовательно, сам будущий император принадлежал к арабской аристократии. Еще важнее было то, что Филипп, вероятнее всего, являлся римским гражданином, по крайней мере в третьем поколении. Занимая после смерти Тимеситея пост префекта претория, он становился фактически вторым лицом в государстве — положение, которого не было у Максимина. В это время префект претория занимался и различными хозяйственными делами⁴⁰⁸, а это означает, что карьера Филиппа не могла быть чисто военной. К тому же Александр Север возводил своих префектов претория в сенаторское сословие (SHA Alex. 21,3-5)⁴⁰⁹, и эта практика могла существовать и позже. Не исключено, что и Филипп, заняв этот пост, был сделан сенатором. Несмотря на все это, в глазах римского общества он выглядел варваром, как и Максимин. И Филипп делал все, чтобы опровергнуть это мнение⁴¹⁰. Максимин не только убил (или допустил убийство) своего предшественника, но и заставил сенат осудить его память; Филипп всячески подчеркивал свое уважение к памяти Гордиана и стал инициатором его обожествления. Максимин за все три года своего правления ни разу не побывал в Риме; Филипп, урегулировав дела на Востоке, прибыл в столицу. Максимин не выступал против сената, но и не

обращал на него особого внимания; Филипп сразу же после вступления в Рим успокоил сенат благожелательной речью (Xóyoig àciEiKéniv) (Zos. 1, 19, 2). Фракиец не обращал никакого внимания на римский плебс; араб при своем вступлении в Рим раздал народу значительные суммы, отмечая этими «щедротами» начало своего правления непосредственно в столице⁴¹¹. Уже эти первые шаги нового императора создавали благоприятный фон для его правления.

Филиппу было важно добиться поддержки не только армии⁴¹², но и гражданского населения (и этим он тоже резко отличался от Максимина, для которого роль всей Империи сводилась к тыловому обеспечению войск). И лучшим способом ему представлялось подчеркивание своего традиционализма⁴¹³, что и должно было заставить римлян забыть о его арабском происхождении. Недаром, как уже было отмечено в науке, ряд его законов, например его рескрипт по поводу восстановления частных зданий (С. J. 8, 10,4), сопровождался многозначительной оговоркой: «в соответствии с предписаниями древности (iuxta placitum antiquitatis)»⁴¹². В этом же направлении шло закрепление за наследниками и религиозными группами гробниц и других памятников, связанных с захоронениями (С J. 3, 44, 8; 9)⁴¹⁴. На восстановление старинной морали был направлен запрет привлечения молодых мужчин в дома терпимости, и Аврелий Виктор (28, 6), сообщающий об этом предписании, называет его честнейшим (honestissime)⁴¹⁵. Филипп издал закон о всеобщей амнистии, согласно которому возвращались все изгнанники и ссыльные и полностью восстанавливалась их репутация (С. J. 9, 51, 7). Но там же делалась весьма важная оговорка: амнистия не относилась к совершившим проступок (или преступление) военным. Закон был направлен на гражданских лиц, и он должен был в первую очередь расширить поддержку Филиппа в римском обществе.

В русле подчеркиваемого традиционализма можно рассматривать упоминание совета принцепса в одном из законов (С. J. 7,26,6). Этот закон относился к отношениям между кредитором и должником по поводу заложенной вещи. Но важно здесь другое: император говорит, что издал этот закон после совещания с советом (cum consilio collocutus). Речь идет, конечно же, о совете принцепса⁴¹⁶. Этот совет возник еще при Августе, приобрел упорядоченную форму при Адриане, а со времени Северов стал постоянным, чрезвычайно важным правительственным органом, рассматривающим самые разные вопросы конкретного управления государством⁴¹⁷. Поэтому само по себе предварительное обсуждение сравнительно частного вопроса в совете принцепса не было чем-то чрезвычайным. Вполне возможно, что и другие законодательные акты обсуждались в совете, хотя прямо об этом и не всегда говорилось. Но в данном случае император подчеркивал, что соответствующее юридическое решение он принял только после такого обсуждения. Тем самым Филипп подчеркивал, что он полностью следует старым римским принципам коллегиальности и обсуждения различных дел⁴¹⁸.

Венцом этой традиционалистской активности Филиппа стало празднование тысячелетия Города (Eutrop. IX, 3; Aur. Viet. 28, 1; Epit. 28, 3). Собственно, тысяча лет исполнилось 21 апреля 247 г., но императора тогда не было в столице, и основные мероприятия были отложены на следующий год⁴¹⁹. К сожалению, подробных описаний этого празднования не сохранилось. Авторы только говорят о грандиозных играх, великолепных представлениях и шумном веселье. Для этого Филипп использовал собранных в Риме еще Гордианом слонов, львов, тигров, леопардов и других животных, предназначенных для участия в триумфальном шествии, которое должно было отметить победу над Персией (SHA Gord. 33, 1-2). Речь шла о секулярных играх (ludis saecularibus), какие в принципе проводились каждые сто или сто десять лет⁴²⁰. Предыдущие секулярные игры устраивались Септимием Севером в 204 г. (Herod. Ill, 8, 9; Zos. II, 4, 3), и они проходили точно в соответствии со всеми требованиями и ритуалами, установленными Авгус-

том⁴²¹. В политических целях императоры порой пренебрегали этими требованиями. Так, Клавдий отпраздновал секулярные игры в 47 г., т. е. через 64 года после игр Августа, что вызвало, по словам Светония (Claud. 21,2), насмешки в Риме. И Филипп устроил такие игры тоже всего лишь через 44 года после Септимия Севера. Однако и у Клавдия, и у Филиппа были весьма веские основания для проведения секулярных игр. При Клавдии ими отмечалось восьмисотлетие Рима (Тас. Ann. XI, 11, 1), при Филиппе — тысячелетие.

Главной целью секулярных игр было обеспечение величественного существования и благополучия Рима в следующем сто- или стодесятилетнем веке⁴²². Тысячелетие, однако, открывало новые возможности. Речь шла уже не о следующих ста или ста десяти годах, а о тысяче и в перспективе о вечности. Тысячелетие Рима было отмечено не только играми, но и выпуском специальных монет с легендами ROMA AETERNA и SAECULUM NOVUM⁴²³. Надпись saecul(um novum) встречается даже на изготовленных тогда лампах, где она иногда соседствует с изображениями солнца и луны как символов вечности и бессмертия⁴²⁴. Эти лозунги не были новыми в имперской пропаганде. Но в год тысячелетия они приобрели новый смысл. В Риме издавна было популярно эгрусское представление о веках, согласно которому и все человечество, и каждый народ, и каждое государство или город проходят через череду веков и каждый век начинается с «золотого времени» и завершается катастрофой, после чего начинается новый век⁴²⁵. Десятивековый юбилей давал хороший повод, чтобы провозгласить окончание прежнего времени с его катастрофами, неудачами, переворотами и начало нового, а это начало целиком и полностью связать с правящим императором — Филиппом⁴²⁶. Но это начало не является полным разрывом с прошлым, ибо Рим, имея начало, не имеет конца; он вечен, что подчеркивается первым лозунгом. Таким образом, в пропаганде Филиппа вечность Рима и новый век его истории тесно связаны друг с другом. Может быть, в этом праздновании присутствовал еще один мотив. После эдикта Каракаллы, согласно которому практически все свободные жители Империи

стали римскими гражданами, роль Италии и Рима в государстве объективно снижалась, и этого не могли не ощущать сами римляне, римский городской плебс. Торжество в честь тысячелетия Города должно было всей Римской империи напомнить о его первенстве в Империи, естественно, в тесной связке с императором⁴²⁷. Недаром главной фигурой монетной серии становится богиня Рома. С другой стороны, в Риме издавна всякие игры тесно связывались с их организатором⁴²⁸, и устройство грандиозных игр в честь тысячелетия Города должно было еще раз напомнить уже теперь самим римлянам о значимости фигуры императора Филиппа.

Игры в честь тысячелетия Рима были отпразднованы полностью в соответствии с римскими религиозными обрядами, включая, естественно, и гладиаторские игры, и сам император, разумеется, при этом присутствовал. И надписи в честь него, и монеты (как в изображениях, так и в легендах) полностью соответствовали старым правилам. В связи с этим встает вскользь затронутый ранее вопрос о христианстве Филиппа. Надо подчеркнуть, что современник Филиппа Киприан не знает о том, что этот император был христианином. Более того, в сочинении «К Донату», написанном в 246 г. или немногим позже⁴²⁹, говорится о бедствиях века и произволе принцепса (Ad Don. 6; 11). Это мало соответствует представлению христианского автора о правлении христианского императора. Молчит о христианстве императора и Дионисий Александрийский. Ничего об этом не говорит ни один языческий писатель⁴³⁰. Первое сообщение о принадлежности к христианству Филиппа и его сына содержится у Евсевия (НЕ VI, 34), и на это сообщение опираются все более поздние авторы⁴³¹. Историк сообщает, что Филипп захотел в последнюю предпасхальную ночь помолиться в церкви со всем народом, но тамошний епископ допустил его туда только после покаяния, и согласие императора па покаяние показывает, по словам Евсевия, что он был благочестивым человеком. Весь этот пассаж предваряет выражение «существует рассказ» (катехе! Xôyoç), причем Евсевий не упоминает, чей это Xôyoç, и откуда он, Евсевий, его узнал. Не упоминает он также ни времени,

ни места происшествия, ни имени епископа⁴³². И это сразу же снижает достоверность всего повествования. Да и неопределенное «есть рассказ» показывает, что сам кесарийский историк не подтверждает стопроцентно его достоверность. Вслед за Евсевием Иероним (2261 е) говорит о христианстве то ли самого Филиппа, то ли его сына⁴³³. Наконец, Орозий (VII, 20, 2; 28, 1) и Иордан (Get. 89) уже без всякого сомнения утверждают, что Филипп был первым императором-христианином. И затем это утверждение становится постоянным у ряда христианских историков более позднего времени. В качестве доказательства своего утверждения, что Филипп посвятил празднование тысячелетия Рима не языческим богам, а Христу и Церкви, Орозий говорит, что ни один автор не сообщает о принесении императором жертв на Капитолии. Между тем все, что известно и об этом праздновании, и о монетах, выпущенных в его честь, ясно говорит о его языческом характере⁴³⁴. Евсевий (НЕ VI, 36, 3) сообщает о письмах, которые Ориген писал Филиппу и его жене. Нет оснований сомневаться в существовании этих писем, тем более что Евсевий говорит, что он сам собрал письма Оригена и объединил их в отдельные книги. Но ни Евсевий, ни повторявший за ним Иероним не говорят о получении Оригеном ответов⁴³⁵.

Все это, однако, не означает, что сообщения раннехристианских авторов недостоверны. Конечно, говорить о крещении Филиппа или его сына нет никаких реальных оснований. Но надо иметь в виду, что христианство в это время уже стало довольно значительной силой, особенно в восточной части Империи. В Трахонитиде, родной области Филиппа, видимо, уже существовала христианская община⁴³⁶. Много сторонников христианства находилось в рядах воинов, особенно среди восточных лучников, активно поддерживавших Филиппа⁴³⁷. И Филипп вполне мог-интересоваться этой религией, все более распространявшейся в Римской империи. Если рассказ Евсевия о намерении Филиппа посетить пасхальную службу хоть частично достоверен, то ничего, кроме как любопытства императора, он не доказывает. К тому же в это время уже появляются христиане и в армии, особенно в восточных войсках, в том числе среди осроенских

срелков, которые активно поддерживали Филиппа, и это тоже могло подвигнуть его если не к поддержке, то к некоторым симпатиям к христианству⁴³⁸. По словам биографа Александра Севера, этот император в своем ларарии поместил среди других изображений также изображения Христа и Авраама (SHA Alex. 29, 2). Филипп, как уже говорилось, стремившийся подражать Северам и особенно Александру, вполне мог следовать его примеру, если и не ставить статуи Христа, то выражать свой интерес к христианству. Кроме того, он, несомненно, относился к христианам вполне терпимо⁴³⁹. Это вполне объясняется общей политикой «милосердия», проводимой, по крайней мере официально, этим императором⁴⁴⁰. Преемник Филиппа Де-ций, его свергнувший, начал первое серьезное общеимперское гонение, и для христиан контраст между правлениями Филиппа и Деция был столь велик, что и могла возникнуть легенда о христианстве первого⁴⁴¹. Надо, однако, отметить, что еще за год до начала гонения Деция, следовательно, еще при Филиппе в Александрии произошел кровавый христианский погром (Eus. VI, 41,1-9), и ни сам император, ни префект Египта не приняли никаких мер ни для предотвращения этого погрома, ни для наказания виновных⁴⁴². И это мало совместимо с версией о принадлежности Филиппа к христианству.

Одной из важнейших задач императорской власти было обеспечение снабжения Рима, Италии и армии. Особое значение в этом плане придавалось Египту, который был главным поставщиком зерна и для римского плебса, и для солдат. Однако именно первые годы правления Филиппа (244 и 245) были в Египте одними из самых неблагоприятных из-за недостаточного разлива Нила, приведшего к значительному аграрному кризису⁴⁴³. Необходимость выхода из создавшейся ситуации стала толчком к проведению Филиппом ряда серьезных реформ в этой стране, задевших и земельные отношения, и налоговые проблемы, и систему литургий⁴⁴⁴. В частности, предусматривалась в случае необходимости насильственная продажа владельцем необрабатываемой или плохо обрабатываемой земли, а также зерна

по установленным властями ценам. Усиливалась ответственность местных властей за своевременное получение государством необходимого зерна в полном объеме. Система литургий давно тяжелым бременем лежала на городских булевтах, и список литургий постоянно расширялся⁴⁴⁵. Но булевты все меньше могли выносить эту тяжесть. И теперь литургии распространяются и на лиц, которые к этому сословию людей не относятся. И речь идет не только о горожанах, но и о сельчанах. И когда сельчане пытались освободиться от этих литургий, ссылаясь, с одной стороны, на свою бедность, а с другой — на законы Септимия Севера, который возложил литургии только на булевтов, им отвечали, что эти законы устарели, а бедность с течением времени в равной степени поражает и город, и деревню. Происходят изменения и в административном аппарате. Исчезают так называемые ситологи — чиновники, отвечающие за сбор и доставку хлеба. Вместо них вводится система декапротии. Декапро-ты — члены особой коллегии из десяти наиболее богатых булевтов города, которые и отвечали теперь за решение всех вопросов, связанных со сбором, доставкой и передачей государству зерна⁴⁴⁶. Это усиливало ответственность местного самоуправления и увеличивало тяжесть бремени, лежащего на населении (особенно учитывая отмеченное выше расширение литургий и за пределы самого богатого слоя горожан). И во главе Египта рядом с префектом появляется католикос, управляющий страной как частным владением императора и осуществляющий надзор за решением именно финансовых проблем⁴⁴⁷. Таким образом, экономическая сторона управления Египтом, столь важная для имперского правительства, была выделена в отдельную сферу администрации, глава которой подчинялся непосредственно императору. Все это должно было обеспечить не только сохранение столь необходимых поставок из Египта, но и их увеличение.

Филипп стремился укрепить свое положение не только в Риме и Италии, но и в провинциях. Так, значительное внимание он уделял Сардинии. Эта провинция прикрывала Италию с запада, и спокойствие в ней гарантировало безопасность снабжения столицы. В начале прав-

ления Филиппа прокуратором и префектом Сардинии был М. Ульпий Виктор, недавно с успехом действовавший в Африке. Нет точных данных, когда он появился на острове. Однако учитывая, что в последнее время Гордиан был слишком занят войной с персами (как до, так и после смерти Тимеситея), можно полагать, что он не мог одновременно уделять должное внимание западным провинциям. Поэтому скорее всего Виктор был перемещен из Тингитанской Мавретании на Сардинию уже Филиппом⁴⁴⁸. Возможно, перед ним встали приблизительно те же задачи, что и в Мавретании. Однако в последние годы правления Филиппа Сардинией управлял уже П. Элий Валент⁴⁴⁹. Может быть, Филипп все же не доверял Виктору, являвшемуся «кадром» Тимеситея и Гордиана. А Сардиния, расположенная непосредственно к западу от Италии, имела слишком важное стратегическое значение, чтобы оставить во главе нее не очень проверенного человека.

В своей внутренней политике, направленной на создание имиджа «хорошего государя», следовавшего старинным традициям и всячески заботящегося о римском народе, Филипп столкнулся с неумолимыми экономическими реальностями. Свой приход к власти он, как уже говорилось, сопровождал дарами солдатам. Щедрыми раздачами было отмечено и его вступление в столицу. И эти раздачи повторялись еще дважды. Больших расходов требовало активное строительство, в том числе новых дорог и укреплений⁴⁵⁰. Это были, если можно так выразиться, традиционные статьи расходов. Но при Филиппе к ним прибавились еще две другие. Прежде всего это был огромный выкуп, который необходимо было выплатить Шапуру. Хотя, как говорилось выше, о ежегодной дани речи не было, а сама сумма была все же не непосильна, она все-таки повисла огромной тяжестью на казне. К этому Филипп прибавил пышное празднование тысячелетия Города. С политической точки зрения оно было необходимо императору для увеличения его престижа и подчеркивания его «романности», но с экономической было весьма разорительно⁴⁵¹. Создание колоний, о которых говорилось ранее, особенно строительство практически нового города Филиппополя на месте родной деревни Шахба⁴⁵², тоже требовали больших расходов⁴⁵³.

Одним из путей выхода из такого положения было продолжающееся понижение качества монеты. Количество серебра в антониане еще более понизилось по сравнению со временем правления Гордиана: с 47,7 до 4О,24%⁴⁵⁴, т. е. основная монета девальвировалась приблизительно на 16%, причем почти каждая новая эмиссия сопровождалась ухудшением качества монеты⁴⁵⁵ . Но это привело к росту цены золота, и отношение между серебряным денарием и ауреем увеличивается с 1: 25 до 1: 40⁴⁵⁶. Другим путем стало совершенствование налоговой системы. Реформы в Египте могли быть частью такого совершенствования. Конечно, чрезмерно усиливать налоговую тяжесть было невозможно. Подобные попытки, предпринятые Максимином, стоили ему трона и жизни. И Филипп не мог этого не учитывать. Восстание против Максимина началось в Африке, и наиболее активно противников этого императора поддержала Италия. Понимая политическое значение этих стран, Филипп и остерегся предъявлять к ним чрезмерные требования⁴⁵⁷. И он предпочел закрыть различные «дыры» в налоговом законодательстве. Так, был ликвидирован ранее существовавший налоговый иммунитет для поэтов (С. J. 10,53,3)^2,°. Другой закон говорил, что нахождение сына в плену не является основанием для освобождения родителей от налогов и других обязанностей (munera) (С. J. 10,52). Существует мнение, что и амнистия, проведенная Филиппом, имела только одну цель — увеличить число налогоплательщиков⁴⁵⁸. Та чрезмерность требований налогов, какую проявил Приск на Востоке, о чем еще пойдет речь, разумеется, не была его личной инициативой, а могла проводиться по требованию царственного брата.

Была одна статья расходов, которую Филипп пытался ликвидировать. Это были выплаты дунайским варварам. В свое время Менофил купил мир с готами, обязавшись выплачивать им ежегодные субсидии (stipendia). Тимеситей победил готов, но деньги, как кажется, продолжали выплачиваться. Филипп же решил отказаться от этих выплат

(lord. Get. 89). Этот отказ имел большое значение для его внутренней политики. Вынужденный уплатить огромную сумму персидскому царю, он хотел показать римлянам, что в принципе он никаких других подобных переговоров с варварами вести не будет⁴⁵⁹. Но это осложнило положение на Дунас.

В 244 г. аламаны, по-видимому, сделали попытку прорваться через Рейн, свидетельством чего явилось разрушение одного из римских укреплений⁴⁶⁰. Но это нападение являлось, как кажется, разовым явлением, и рейнская граница оставалась относительно спокойной. Гораздо более серьезное положение сложилось на Среднем и особенно Нижнем Дунае, включая задунайскую Дакию. Карпы вторглись на римскую территорию. Эта территория входила в зону ответственности Севериана, но тот явно не сумел оказать варварам достойного сопротивления⁴⁶¹, и Филиппу пришлось лично отправиться на дунайский театр военных действий. Он нанес карпам ряд тяжелых поражений и заставил их уйти за пределы Империи (Zos. I, 20, 1-2). Были восстановлены некоторые разрушенные карпами укрепления в Дакии⁴⁶⁰. Филипп отчеканил монеты с легендой, говорящей о Victoria Carpica, и принял победные титулы Carpicus Maximus и Germanicus Maximus⁴⁶². Однако эта победа далась нелегко. Филиппу пришлось пробыть в этом регионе довольно долго. Хотя свою победу он праздновал уже летом 246 г., когда в знак изгнания карпов из Дакии ввел начало новой эры этой провинции 20 июля⁴⁶³, в Рим он вернулся не раньше лета следующего года⁴⁶⁴.

Возможно, эти события — тяжелая борьба с варварами и в связи с этим необходимость долгое время находиться вдали от столицы — побудила Филиппа сделать следующий шаг в утверждении власти своей семьи. Он возвел в ранг августа своего сына Филиппа II, который уже был цезарем, сделав его одновременно и вторым верховным понтификом. Как говорилось выше, юному августу было не более одиннадцати лет, и всем было ясно, что речь идет не о действительном разделе власти, а об обеспечении ее преемственности. Как и во времена Септимия Севера, была подчеркнута роль всей императорской

²¹² Drinkwaler J. Op. cit. Р. 38.

семьи, как показывает медальон, изготовленный в том же 247 г., на котором изображены с одной стороны Филипп и его супруга, а напротив них — юный Филипп П. И это изображение сопровождается легендой CONCORDIA AUGUSTORUM⁴⁶⁵. В созданном Филиппом Филиппо-поле именно в его правление была изготовлена мозаика, изображавшая вечный век (Эон) в окружении аллегорических фигур, причем лица Эона и Геи (Земли) имели, как кажется, черты самого императора и его жены Отацилии Северы⁴⁶⁶. Эту идею вечности власти августа и его семьи Филипп пытался перенести и в Рим. В ознаменование тысячелетия Рима были выпущены монеты не только с упоминавшимися выше легендами, подчеркивавшими вечность Рима и наступление нового века, но и с легендами, символизирующими вечность августа (AETERNAS AUGUSTA). Идея вечности власти августа время от времени появлялась и раньше, но именно Филипп (а после него и другие императоры) стал особенно выдвигать ее на первый план, недвусмысленно связывая все три понятия — вечность Рима, вечность августа, а также наступление нового счастливого века⁴⁶⁷.

Может быть, не случайно именно вскоре после празднования тысячелетия Города Филипп столкнулся с неожиданными, пожалуй, для него событиями — народными волнениями и попытками узурпаций⁴⁶⁸. Одной из причин этого явилась необходимость каким-либо образом возместить огромные расходы, связанные и с войной на Дунае, и в еще большей степени с пышным празднованием в Риме. Земельно-налоговая реформа в Египте, о которой говорилось выше, явно привела к росту налогового гнета и ухудшила положение не только сельчан и землевладельцев египетской хоры, но и многих жителей Александрии, через которую египетские богатства распространялись по Средиземноморью, в том числе направляясь и в Рим. Это, видимо, привело к усилению напряженности, в атмосфере которой было достаточно какой-то часто незначительной искры, чтобы вспыхнули волнения. В Александрии эти волнения приняли форму антихристианского погрома (Euseb. НЕ VI, 41-42). Судя по рассказу будущего александрийского епископа Дионисия, приведенному Евсевием, погром, который власти не смогли или не захотели предотвратить и подавить, не ограничился только Александрией, а распространился и на другие города и деревни. Почему жертвами стали

именно христиане, точно сказать трудно. Отношения между христианами и язычниками уже давно складывались конфликтно, и властям (по крайней мере, местным) было сравнительно легко «канализировать» растущее недовольство населения, направив его на христиан, чей образ жизни был вызывающе непохож на образ жизни остальных людей⁴⁶⁹. И не исключено, что александрийские власти использовали проповеди некоего пророка, чтобы перенести недовольство на христиан⁴⁷⁰. Этот погром был в Александрии не первым⁴⁷¹ и, видимо, не неожиданным. Как, когда и при каких условиях он завершился, неизвестно. Видимо, постепенно страсти утихли, и в Александрии воцарилось относительное спокойствие. Но положение резко обострилось в других местах.

Зосим (1,20, 2) пишет, что чрезмерная тяжесть налогов, установленная Приском, вызвала восстание на Востоке. Вероятно, как говорилось выше, огромные расходы, связанные в первую очередь с расходами на показную пышность празднования тысячелетия, потребовали их компенсации и, следовательно, повышения налогов. Можно ли говорить о произволе Приска, мы не знаем. Скорее всего, он просто добросовестно выполнял полученные инструкции. В любом случае это привело ко всеобщему недовольству и восстанию. Зосим не говорит, кто конкретно поднялся на это восстание. На основании того, что его причиной была тяжесть налогов, можно сделать вывод, что речь шла о сравнительно широких слоях населения, а не о выступлении солдат. Может быть, впрочем, к восстанию примкнули и рядовые воины стоявших там войск. Зосим (I, 21, 2) пишет о ненависти тамошних воинов, как и дунайских солдат (то iœv GTpanwTWv pïaoç), к офицерам и командующим (та^архоид кой ^yEgôvaç), и это, по его словам, пугало императора. Восставшие провозгласили императором некоего Иотапиана. Аврелий Виктор (29, 2) говорит, что переворот Иотапиана произошел в Сирии, в то время как, по другой версии, Иотапиан стал императором в Каппадокии⁴⁷². Первый вариант представляется более предпочтительным⁴⁷³. Трудно сказать, входила ли Каппадокия в сферу власти Приска, но Сирия, несомненно,

являлась частью его «вице-королевства». Сам Иотапиан претендовал на происхождение от Александра. Аврелий Виктор, сообщающий об этом, не уточняет, о каком Александре идет речь — об Александре Македонском или Александре Севере²²⁸. Первый давно был популярен на Ближнем Востоке, в том числе в Сирии. Второй же вообще происходил из Сирии, так что объявление себя его потомком сразу же обеспечивало узурпатору поддержку значительной части местного населения. Можно вспомнить, что сирийские войска в отличие от дунайских и рейнских поддерживали Александра, а позже часть их (осроенские стрелки) даже пытались отомстить Максимину за убийство этого императора.

Иотапиан стал выпускать свои монеты с полной императорской титулатурой, а это говорит о том, что его власть распространялась на какую-то часть имперской территории. Это восстание завершилось уже после смерти Филиппа, причем не в результате его подавления, а в результате мятежа собственных солдат, обезглавивших своего командующего. Видимо, у Филиппа не было сил справиться с восстанием. К сожалению, никаких подробностей об этом деле мы не знаем. Неизвестна и роль Приска. После смерти своего брата он исчезает из истории. В то же время в надписях с его упоминанием нет никаких следов вычеркивания его имени, и можно говорить, что по отношению к нему damnatio memoriae не применялось. С другой стороны, именно его действия вызвали выступление, так что именно он и должен был в первую очередь стать объектом ненависти и каких-то акций повстанцев. Можно высказать предположение (хотя никаких доказательств и нет), что Приск не только не сумел подавить восстание, но и пал его жертвой.

О реакции Филиппа на восстание Иотапиана ничего не известно. Если обратить внимание на слова Аврелия Виктора о том, что воины Иотапиана после прихода к власти Деция сами принесли ему голову своего императора, то становится ясно, что Филипп и не предпринял никаких мер для подавления этого восстания²²⁹. Может быть, он все же понадеялся на брата, или же, что скорее всего, события на Дунае не дали ему возможности вмешаться в восточные дела. Может быть, одновременно с восстанием на Востоке или немногим раньше против

^22Х По мнению Штейна, это был именно Александр Север: Stein. lotapianus. Sp. 2004-2005.

Филиппа выступил Тиб. Клавдий Марин Пакациан, командовавший войсками в Паннонии и Мезии (Zos. I, 20, 2 — 21,2; Zon. XII, 19). До этого Пакациан был в каком-то году консулом-суффектом и управлял Сирией и, вероятно, принадлежал к знатной сенаторской фамилии⁴⁷⁴. По-видимому, при возвращении в Рим после победы над карпами Филипп ему дал те же полномочия в этой угрожаемой зоне, как ранее Северину⁴⁷⁵. Но Пакациан явно не оправдал доверие императора. Известие о выступлении Пакациана привело Филиппа в смятение ((wvTapa%0Évroç). Если восстание Иотапиана являлось в первую очередь реакцией на усиление налогового гнета, то выступление Пакациана было чисто военным мятежом. А это значило, что из рук императора уходит по крайней мере часть армии, и судьба власти снова, как в 193 г. и позже, может решаться открытой гражданской войной, в столкновениях полевых армий. И, как в 193 г., мятеж подняли дунайские легионы, чья относительная близость к Риму стала тогда решающим фактором в «гонке за троном». Этот мятеж, вероятно, вспыхнул уже ближе к зиме 248 г. или даже зимой, ибо этим можно объяснить, что Пакациан даже не пытался двинуться со своими войсками на Рим, явно выжидая более благоприятных погодных условий⁴⁷⁶. Это, однако, не многим улучшало положение Филиппа. Выступление Пакациана ставило под вопрос систему суперкомандований, созданную Филиппом. Император оказался в заколдованном круге. С одной стороны, ситуация требовала, чтобы в наиболее угрожаемых районах командование войсками нескольких провинций было сосредоточено в одних руках, но с другой, это концентрировало в руках таких «вице-королей» слишком большие силы. Родственник Северин оказался явно не на высоте при решении поставленных перед ним задач, и императору пришлось самому отражать варварское нашествие. А сменивший Северина Пакациан стал нелояльным к нему.

Был еще один важный момент, который не мог не взволновать Филиппа. Пакациан провозгласил себя императором, приняв все обычные титулы. В Виминиации, где уже до этого Филипп чеканил свои монеты, предназначенные для снабжения дунайской армии⁴⁷⁷, он стал выпускать свои⁴⁷⁸. Эти монеты имеют легенду ROMAE

AETER(nae) AN(no) MILI(esimo) ET PRIMO⁴⁷⁹. Такая легенда не только сообщает дату мятежа, но и дает представление о его идеологической базе. Выдвигая на первый план более чем тысячелетнюю историю Рима, Пакациан выступал как представитель древних, исконно римских традиций, явно противопоставляя себя арабу Филиппу и подвергая сомнению его «романность». Он явно рассчитывал на поддержку не только своих солдат, но и римского общественного мнения и особенно, пожалуй, сената — главного хранителя этих традиций. И этот расчет был верен. Ведь Филипп, как говорилось выше, стремился именно в своей традиционности убедить римлян. Филипп созвал сенат и запросил у него помощи, заявляя о готовности в противном случае отречься. И характерно, что, по словам Зосима, никто из сенаторов ему даже не ответил. Сенат явно не желал выступать на стороне Филиппа. Положение сложилось довольно трудное. Становилось ясным, что Филипп теряет поддержку не только армии (или, по крайней мере, ее значительной и наиболее боеспособной части), но и сената. В некотором смысле это было крахом его политики. Положение спас Деций, ясно выступивший в поддержку императора.

Г. Мессий Квинт Деций Валериан сам происходил из района Сир-мия и в свое время был наместником Нижней Мезии⁴⁸⁰, так что он хорошо знал и район мятежа, и воинов, в нем участвовавших. Важен еще один момент. В 238 г. Деций недвусмысленно встал на сторону Максимина, противопоставив себя, таким образом, большинству сената. После поражения Максимина он был смещен со своего поста легата Тарраконской Испании. На политическую сцену он вернулся скорее всего после смерти Гордиана⁴⁸¹, может быть, в результате амнистии, проведенной Филиппом. Более того, Филипп назначил его префектом Рима⁴⁸², что было знаком императорского доверия и демонстрацией желания объединения всех сил общества независимо от прошлых позиций. Теперь Филипп направил Деция на Балканы на смену мятежному Пакациану. Поскольку Деций уже был наместником одной из мезийских провинций, а обычно легатом одной и той же провинции одного человека не назначали, можно полагать, что он был послан на Балканы не в качестве наместника провинции, а в качестве правителя объединенных провинций⁴⁸³. Авторы умалчивают,

были ли ему приданы какие-либо войска. По словам Зосима, император послал Деция в Паннонию и Мезию сменить там командование, так что, вероятнее всего, мятеж к этому времени уже прекратился. Солдаты, может быть, уже при известии о направлении к ним Деция сами убили Пакациана и подчинились императору и его посланцу.

Мятеж Пакациана явно ослабил оборону дунайской границы, и этим воспользовались готы, недовольные отменой Филиппом денежных субсидий. Под командованием готского короля Остроготы образовалась довольно сильная коалиция варварских племен, включавшая в себя не только готов, но и другие племена, в том числе карпов, с которыми сравнительно недавно воевал Филипп (lord. Get. 89-94; FHG III. Dex. fr. 18)⁴⁸⁴. Варвары разрушили город Марциано-поль, находившийся довольно далеко от границы. Следовательно, они проникли в глубь территории Мезии, практически не встречая сопротивления. Они опустошили Мезию и Фракию. Борьба с ними Деция шла неудачно. По словам Иордана, готы с большой добычей вернулись в свои земли. Вскоре после этого на них напали гепиды (lord. Get. 94-100). Не исключено, что это нападение было каким-либо образом спровоцировано римлянами, и именно гепидская угроза заставила готов покинуть римскую территорию⁴⁸⁵.

Мы не знаем, при помощи каких мер Деций восстановил дисциплину в дунайской армии (Zos. I, 21, 3), но они, видимо, были столь крутыми, что часть воинов даже предпочла обратиться за помощью к готскому королю. По словам Иордана (Get. 90-91), именно обращение этой части римских воинов послужило для Остроготы поводом к вторжению на территорию Империи. Вскоре после того как Деций стал императором, в одной из надписей его среди прочего называют также восстановителем (reparator) военной дисциплины (ILS 8922). Однако практически сразу после этого солдаты провозгласили его императором. Зосим (I, 21,3) пишет, что солдаты, видя, как он наказывает виновников мятежа Пакациана, предпочли его самого объявить

императором. Армия Деция двинулась в Италию. Зонара (XII, 19) сообщает, что Деций пытался успокоить Филиппа, написав ему в письме, что он по прибытии в Рим сам сложит с себя императорскую власть. Если это сообщение достоверно, то можно сказать, что Деций пытался создать впечатление своей невиновности в развязывании гражданской войны и возможного принуждения его к принятию пурпура⁴⁸⁶. Об этом же, по-видимому, свидетельствует и то, что в отличие от Пакациана Деций не стал выпускать свои монеты⁴⁸⁷. Филипп, однако, понимал, что такой исход военного мятежа совершенно невероятен, и со своей армией двинулся навстречу войскам Деция. В битве при Вероне он потерпел поражение и был убит (Aur. Viet. 28, 10; Epit. 28,2; Eutrop. IX, 3; Sync. P. 683). При известии о поражении Филиппа преторианцы убили его сына, оставленного им в Риме (Аиг. Viet. 28, 11; Epit. 28, 3; Eutrop. IX, 3).

Совершенно иную версию событий предлагает Иоанн Антиохийский (FHGIV. Fr. 148). По его словам, наоборот, Филипп, победоносно воевавший со «скифами», в это время находился на Балканах, а мятеж вспыхнул в Риме. Посланцы императора, прибывшие в столицу с дарами для увещевания сената и народа, сами примкнули к мятежу. Узнав об этом, Филипп бежал в город Берою, где и был убит агентами Деция. Орозий (VII, 20,4), не скрывавший своей симпатии к Филиппу, которого он считал первым христианином на императорском троне, говорит только о военном мятеже (tumultu militare) и убийстве обоих Филиппов в результате коварства (fraude) Деция, не уточняя ни места, ни обстоятельств гибели императора.

Современные исследователи в основном принимают версию большинства античных авторов. Но существует также точка зрения, что только Иоанн дает достоверную информацию⁴⁸⁸. Изолированность в античной историографии версии Иоанна, которая в отличие от остальных (кроме, конечно, версии Орозия) не была антифилипповской, объясняют, с одной стороны, язычеством большинства античных писателей, а с другой — враждебностью Константина и его преемников к Лицинию, претендовавшему на происхождение от Филиппа (SHA Gord. 34,5). Однако эта конструкция слишком сложна, чтобы быть абсолютно верной. Нет никаких сведений о пребывании Филиппа на Балканах во время мятежа. Зато не только упомянутые авторы, но и Иордан тоже говорит о нахождении Деция в этом

регионе. Не утверждая окончательно, можно сказать, что традиционная точка зрения все же представляется более предпочтительной⁴⁸⁹. В то же время полностью сбросить со счетов доводы сторонников версии Иоанна тоже нельзя. Приводятся некоторые надписи, монеты и папирусы, говорящие об определенном периоде единоличного правления Филиппа II⁴⁹⁰. Эти данные, однако, говорят не о правильности сообщения Иоанна, а о том, что между убийствами отца и сына прошло несколько больше времени, чем можно было бы думать, судя по сообщениям авторов.

Точное время всех этих событий определить трудно. Последний папирус с упоминанием Филиппов относится к 22 сентября 249 г.⁴⁹¹Первая конституция Деция датируется 16 октября 249 г. (С. J. 10, 16, 3). В соответствии с ней налогом облагалось имущество, а не личность, а также регулировалось налогообложение во всей Империи. Можно думать, что к 16 октября Деций был уже признан в Риме. В этом месяце (а может быть, еще и в сентябре) появляются первые монеты с именем нового императора, но некоторые из них задним числом датируются июнем⁴⁹². Самые ранние известные нам папирусы, датированные правлением Деция, появляются в ноябре того же года⁴⁹³. Можно представить, что приблизительно в июне 249 г. солдаты дунайских легионов провозгласили Деция императором. При известии об этом Филипп двинулся на подавление мятежа, оставив в Римс сына. В сентябре в битве (вероятнее всего, при Вероне в Северной Италии) он был разбит и убит⁴⁹⁴. Филипп II, которому было всего 12 лет, остался единственным законным августом. И в некоторых провинциях начали датировать миллиарии и монеты правлением этого юного императора. Однако такое положение не устраивало преторианцев, под охраной которых Филипп II находился. Они убили Филиппа Младшего, правление которого, таким образом, продолжалось около месяца или даже меньше. Вероятно, тогда же погибла и императрица Отацилия Севера⁴⁹⁵. Эти события показали изолированность Филиппа и его семьи. Никакие попытки самого Филиппа обрести опору в Риме не удались. Не удалась и очередная попытка создания новой династии.

Свержение и гибель Филиппов были результатом не заговора или переворота, а открытой гражданской войны. Снова вопрос о троне решался в сражениях полевых армий. Их командующим уже не был нужен никакой предлог для выступления против правящего императора. Разница между законным императором и узурпатором («тираном») отныне сводится исключительно к соотношению военных сил и еще, пожалуй, удачливости. Если узурпатору удавалось захватить Рим, он получал признание сената и становился законным принцепсом. Можно говорить, что началась новая полоса в истории этого «черного пятидесятилетия» — полоса почти бесконечных гражданских войн.

ДЕЦИЙ

Отношение Деция к своему предшественнику было, как кажется, противоречиво. Деций, видимо, продолжал утверждать, что он нс виновен в развязывании гражданской войны. Если верить Евтропию (IX, 3), то оба Филиппа были обожествлены, что, конечно, не могло произойти без прямого приказа нового императора. Оснований подвергать сомнению сообщение Евтропия у нас нет⁴⁹⁶. Но, с другой стороны, известно, что имена Филиппа, его сына и жены вычеркивались из надписей (например, ILS 509)⁴⁹⁷. Рассматривать подобные акты только как самовольные действия местных властей едва ли возможно. Видимо, сам император не очень знал, как ему относиться к памяти Филиппа и его семьи. С одной стороны, для легитимности собственного положения было необходимо подчеркнуть континуитет императорской власти, непрерывность существования самого института императорства, ибо в условиях захвата трона насильственным путем только такой континуитет обеспечивал законность конкретного императора⁴⁹⁸. В условиях отсутствия официального династического принципа наследования власти обожествление предшественника было важным средством легитимации его преемника⁴⁹⁹. Но, с другой стороны, свержение Филиппа и убийство членов его семьи (старшею

сына — несомненно, жены и других сыновей — вероятно) делали всякое почтение к убитым открыто лицемерным. Деций, как кажется, так и не сделал в этом отношении окончательный выбор.

Однако в любом случае политика Деция в ряде областей была противоположна политике Филиппа. Это, в частности, относится к налоговой сфере. Недаром первая известная нам конституция Деция касалась именно налогов. Был отменен и ряд аспектов налоговой реформы Филиппа в Египте, где снова вернулись к северовскому законодательству⁵⁰⁰. Возможно, именно этот шаг Деция и привел к изменению настроения сторонников Иотапиана, которые, как об этом упоминалось выше, сами убили его и преподнесли голову убитого новому императору. Недаром Деция прославляют как восстановителя свободы (restitutor libertatis)⁵⁰¹. Но особенно четко прослеживается разрыв Деция с политикой Филиппа в религиозной сфере, которая при последнем была отмечена несомненной терпимостью. Причиной этого была не ненависть к Филиппу, как об этом писал Евсевий (НЕ VI, 39, 1) и вслед за ним и другие христианские авторы (например, Синкелл, р. 683), а горячее стремление вернуть Империи благополучие и величие не только в материальном, но и в духовно-религиозном плане.

Одной из характерных черт римского религиозного сознания было представление о pax deorum — Божьем мире: римляне чтят своих богов в полном соответствии с традиционными ритуалами, включая, естественно, и жертвоприношения, а боги не только покровительствуют Риму, но и гарантируют ему (по крайней мере, в будущем) власть над всей вселенной. Нарушение людьми этого мира ведет к катастрофическим последствиям — ужасным поражениям, грозящим самому существованию Города, как это было, например, во время войны с Ганнибалом, когда лишь экстренные меры привели к исправлению положения⁵⁰². Но тяжелое положение сложилось и к моменту прихода к власти Деция. Огромная трудность, с какой римская армия справлялась с нападениями варваров, явно свидетельствовала о приближении катастрофы. Для Деция и его сподвижников причина была ясна: как и во время II Пунической войны, нарушен Божий мир⁵⁰³. Все шире распространялись религии, которые были не только чужды традиционным римским представлениям, но и глубоко им враждебны. Сторонники этих религий отрицали в первую очередь необходимость

жертвоприношений, а также императорский культ. Это, в частности, были манихеи. Уже около 240 г. манихеи появились в Александрии, а в 250 г. там уже, по-видимому, существовала их община⁵⁰⁴. Манихейство было опасно еще и тем, что оно шло из Ирана, и манихеи могли рассматриваться как «пятая колонна» персидского царя. Появились и язычники, которые пренебрегали принесением жертв⁵⁰⁵. И все же наибольшую опасность представляли христиане. Христианство по самой своей природе резко отличалось от всех культов, распространенных в Римской империи. Как и восточные культы, как, например, культ Исиды, оно не было связано с государством и официальной римской религией. Но если поклонники Исиды вполне могли сочетать свою веру с государственными культами, включая культ императора, то христиане решительно противопоставляли себя этим культам⁵⁰⁶. Христианские общины распространялись почти по всей Империи, а Церковь начала приобретать общеимперскую организационную структуру, явно не совпадающую с государством. И этот значительный пласт населения решительно отказывался поклоняться традиционным божествам и совершать главный обряд — жертвоприношение. Это, конечно, с точки зрения консервативных кругов римского общества, к каковым принадлежал и сам император, надо было пресечь. Принцепс как глава римского народа нес особую ответственность и перед народом, и перед богами за правильное и тщательное исполнение религиозных обязанностей. Благочестие (pietas), одна из основополагающих категорий в системе римских ценностей, являлось также основой и моральным оправданием императорской власти⁵⁰⁷. Пренебречь этим Деций, человек сам по себе весьма консервативный, естественно, не мог. Не исключено, что, по мнению Деция, религиозная терпимость Филиппа в большой мере оскорбляла богов и нарушала Божий мир. Торжественному празднованию тысячелетия Рима и утверждению вечности Города Деций противопоставил восстановление pax deorum. И он начал свое наступление в защиту mos maiorum (нравов предков) и восстановление pax deorum⁵⁰⁸. Это не только было выражением личной позиции императора, но и отвечало настроению довольно широких кругов римского общества, особенно сенаторской знати, в среде которой

консервативные тенденции всегда были очень сильными⁵⁰⁹. Недаром позже Киприан написал специальный трактат для опровержения чрезвычайно распространенного среди язычников взгляда, что христиане, отвергающие поклонение римским богам, виновны во всех бедах Империи⁵¹⁰. Совсем не исключено, что императором двигали и чисто материальные соображения. Среди христиан уже было довольно много относительно богатых людей⁵¹¹, и конфискация их имущества могла помочь казне. Например, известно, что после изгнания Феликса и его жены Виктории их имениями стал владеть фиск (Сург. Ер. 24, 1). Но все же эти резоны, если они и были, играли далеко не самую важную роль.

Вскоре после своего прихода к власти, не позже января 250 г., а, вероятнее, еще в конце предыдущего года⁵¹², Деций издал специальный эдикт, предписывавший каждому жителю Империи публично, в присутствии местных властей и специальной комиссии принести жертву и вкусить жертвенного мяса, после чего данный человек получал специальный документ (libellus), подтверждающий этот акт⁵¹³. Виновные в отказе от жертвоприношений подвергались наказанию, в том числе изгнанию и конфискации имущества (possessions et domos, bona), но порой даже и ужасной смертной казни, например сожжению или побиению камнями⁵¹⁴. Возможно, что было издано даже несколько эдиктов, каждый из которых ужесточал положения предыдущего. Во всяком случае Киприан (Ер. 55, 9) пишет о «диких эдиктах» (feralia edicta) во множественном числе⁵¹⁵. Специально христиане, по-видимому, в эдикте (или эдиктах) не упоминались. Деций не ставил своей целью уничтожение христианства как религии и,

пожалуй, даже Церкви как организации⁵¹⁶. Недаром многие арестованные христиане даже могли принимать единоверцев, в том числе пресвитеров, или вести переписку⁵¹⁷. Так, известно большое количество писем Киприана, которые тот направил своим арестованным собратьям. Нс требовалось (и это отличало данный декрет от более поздних) выдать священные книги. Единственное, что безусловно требовалось, так это совершить жертвоприношение и этим доказать свое уважение к традиционным богам. Многие образованные римляне искренне не понимали, почему нельзя в душе верить только в одного Христа, а публично совершить такую формальность, как жертвоприношение. Позже префект Египта недоуменно спрашивал арестованных христиан, кто же мешает им чтить и своего Бога, и других богов, и не понимал, почему христиане отказываются это делать (Euseb. НЕ VII, 11,9). Деций вполне мог относиться к таким людям. И если язычникам, которые ранее уклонялись от жертвоприношений, выполнить требования декрета было довольно просто, то для христиан это означало фактический отказ от основных постулатов их религии.

Началось первое общеимперское гонение на христиан⁵¹⁸. Оно оказалось тем более страшным, что было в большой степени неожиданным⁵¹⁹: Филипп относился к ним терпимо, и сами они пи против Филиппа, ни против Деция не выступали. Христианские проповедники и писатели всегда подчеркивали абсолютную лояльность христиан к Империи и императорам. Однако понимание лояльности у них и в тех кругах, которые представлял Деций, было разное. Христиане понимали под лояльностью неучастие ни в каких мятежах и полное подчинение властям (и даже молитвы за представителей власти, особенно за правящего императора) при сохранении в неприкосновенности своей веры, запрещающей поклоняться языческим богам и приносить им какие-либо жертвы. Для консервативных кругов римского общества и Деция, выражающего их взгляды и настроения, лояльность к Империи не могла не включать участие в традиционной религиозной жизни, в том числе, естественно, и в жертвоприношениях²⁷⁶. Контраст между положением хрис-

тиан и их общин при Филиппе и при Деции был столь велик, что некоторые христиане восприняли императора как предвестника прихода антихриста (Сург. Ер. 22, 1), а с ним и наступления конца света²⁷⁷.

На христиан обрушились репрессии. Появилось значительное число мучеников, предпочитавших смерть, порой очень мучительную, отказу от своей веры. Многие подверглись изгнанию и потеряли все свое имущество (Euseb. НЕ VI, 39-42; Sync. Р. 684-701). Но многие христиане не выдерживали гонения и выполняли требования. Даже некоторые епископы предпочли запятнать себя принесением жертв и получением соответствующих документов. Так поступили, например, Фортунат из африканского Ассураса (Сург. Ер. 65, 1, 1 ) и испанские епископы Басилид и Марциал (Сург. Ер. 67, 1). Случалось, что главы семей заставляли своих христианских родственников совершать жертвоприношения. Так, например, некую Бону заставлял принести жертву ее муж (Сург. Ер. 24, 1). Раскол происходил в семьях. Например, мучеником стал Маппалик, а его мать и сестра оказались в числе «павших» (Сург. Ер. 27, 1). Некоторые епископы, как, например, Киприан Карфагенский или Дионисий Александрийский, бежали и руководили своей паствой из укрытий²⁷⁸. Другие, такие, как римский епископ Фабиан или иерусалимский епископ Александр, выбрали смерть (Euseb. НЕ VI, 39,1-3). В Египте некоторые христиане, бежав из городов и деревень, нашли убежище в пустыне, и это положило начало существованию движения анахоретов²⁷⁹. Пик репрессий, как кажется, падает на июнь-июль 250 г.²⁸⁰

Издание и неуклонное проведение в жизнь упомянутого декрета было только частью общей религиозно-идеологической политики Деция. Сам Деций, как уже говорилось, происходил из деревни близ Сирмия, где род Мессиев или Мессиев Квинтов осел уже давно. Но будущий император поддерживал активные связи с Италией, особенно с Этрурией, откуда происходила его жена Геренния Куп-

²¹⁷Alföldy G. Der Heilige Cyprian... S. 484-485; Potter D. Prophets and Emperors. Cambridge; London, 1994. P. 109. Лукиан, чье письмо сохранилось в корреспонденции Киприана, называет Деция нс только предшественником антихриста, но и огромным змеем (anguem maiorem), явно намекая на библейского левиафана, ставшего символом страшного чудовища, враждебного Eoiy и людям. Лактанций (de mort. IV, 1 ) позже называл Деция «проклятой тварью» (execrabile animal).

^2,s Киприан оправдывал свое бегство из Карфагена страхом нс за себя, а за io, что своим присутствием он навлечет на христиан еще большие беды (Ер. 20, 2).

• Millar F. The Roman Empire... P. 193.

²™ Alföldy A. Studien... S. 286; Федосик В. А. Указ. соч. С. 95.

рессения Этрусцилла²⁸¹. Карьера Деция была типично сенаторской. Уникальным было, пожалуй, то, что впервые таких высоких постов (а в конечном итоге и трона) достиг выходец из дунайского региона²⁸². Уроженцы провинций или их потомки уже становились императорами, и первым из них был Траян. Однако их родиной были провинции, уже достигшие довольно высокого уровня романизации. Паннония же находилась еще очень далеко от такого уровня. Возможно, что дунайское происхождение Деция способствовало, хотя бы частично, его активной поддержке Максимина²⁸³. И все же рассматривать Деция как представителя провинциальной знати едва ли возможно²⁸⁴. Став сенатором и пройдя ряд сенаторских должностей, увенчанных постом префекта Города, он выступал деятелем традиционного римского типа, классическим сенатором со всеми положительными и отрицательными чертами, свойственными сенаторскому сословию, в том числе и с подчеркнутым традиционализмом²⁸⁵. Когда-то Цицерон в своей речи «Об ответах гаруспиков» (IX, 19) сформулировал причины римских побед: римляне превзошли все народы благочестием, почитанием богов и знанием, что всем руководят боги. Идеальный римский сенатор оставался в этой уверенности и в своем высоком предназначении и при Империи²⁸⁶. По словам Зенона (1,21, 1 ), Деций отличался родом и достоинствами (yevei npoéxwv Kai à^uópaxi). В некоторой степени это сообщение перекликается с утверждением в речи Пупиена, как ее передал Геродиан (VIII, 7,4—6), о том, что императоров избирают за благородное происхождение и военные подвиги. Как уже говорилось, эта речь была фактически программой идеального сенатского правительства. И хотя сам Деций раньше занимал позицию, враждебную позиции большинства сената, теперь он выдвинул тот же идеал «хорошего императора».

^2X1 Witfig. Messius. Sp. 1248-1250; Syme R. Emperors... P. 197. Имена сыновей Деция также подчеркивали их отдаленное этрусское происхождение: Altheim F. Niedergang... S. 318.

²"² Alfheim F. Niedergang... S. 162; Syme R. Emperors... P. 196.

^2X1 Ценность такого предположения уменьшается с учетом того, что от 20 до 25 наместников провинций, как об этом говорилось в свое время, а не только один Деций отказались признать свержение Максимина, и считать их всех выходцами из дунайского региона невозможно. Правда, не известно ничего о том, чтобы кто-либо из них, кроме Капсллиана и Деция, вооружил свои войска в поддержку свергнутого императора.

^2X4Тем более нельзя считать Деция первым из иллирийских солдатских императоров, как это иногда полагают: Allheim F. Niedergagng... S. 298.

^2X5 Herzog-Hausen G. Kaiscrkult. Sp. 848; Wittig. Messius. Sp. 1284.

^2X6 Ср.: Nicolet C. Il cittadino, il politico // L’uomo romano. Roma; Bari. 2003. P. 36-40.

Очень важным актом было принятие Децием имени Траяна. Как говорилось выше, уже Гордиан претендовал на происхождение по материнской линии от Траяна, и это показывало вектор политической мысли сенаторского большинства. Траян представлялся идеальным императором, лучшим принцепсом, осуществлявшим власть в полном согласии с сенатом и в полной мере уважающим его свободу. Претендовать даже на косвенное происхождение от этого популярного государя Деций, конечно, не мог. И он пошел по другому пути, пример которого показал Септимий Север, когда он принял имя Пертинакса⁵²⁰. Для Септимия Севера принятие этого имени, как и более позднее посмертное включение себя и своей семьи в дом Антонинов, выражало кроме своеобразной легитимации своей власти еще и ясную претензию на продолжение политики Пертинакса и Марка Аврелия⁵²¹. По существу то же самое сделал и Деций, только он избрал для этого более отдаленную во времени и более популярную фигуру — Траяна. Он явно демонстрировал свою программу — возвращение к принципам правления «лучшего принцепса», обеспечивая этим себе широкую поддержку в Риме, особенно в сенате⁵²². К тому же Траян был последним великим завоевателем в римской истории. Принимая его имя, Деций ясно намекал на восстановление блеска римского имени, угаснувшего в ходе неудач последнего времени. И сделал он это практически сразу после прибытия в столицу⁵²³.

Деций этим не ограничился. Он выпустил серию монет с изображениями и именами divi, включающую Августа, Веспасиана, Тита, Нерву, Траяна, Адриана, Марка Аврелия, Люция Вера, Коммода, Септимия Севера и Александра Севера⁵²⁴. Деций, таким образом, включает себя в общий ряд императоров, представляя свое правление как логичное продолжение истории вечного Рима. Этот список в значительной степени совпадает с перечнем лучших (optimi) императоров в биографии Аврелиана (SHA Аиг. 42, 4); в последнем нет только Коммода (не говоря, естественно, о Клавдии II и Аврелиане). Эта серия, однако, включает в себя не всех обожествленных императоров. Известно, что

обожествлены были Клавдий, Пертинакс, все три Гордиана, а, по словам Евтропия (IX, 3), и оба Филиппа. Но эти императоры не нашли места на монетах Деция. И это очень интересно. Деций помещает на своих монетах всех обожествленных Флавиев и Антонинов, включая ненавистного сенаторам Коммода, по из Юлиев-Клавдиев опускает Клавдия. В свое время отношение большинства сенаторов к Клавдию выразилось в язвительном «Отыквлении Клавдия», приписываемого Сенеке, и, вероятно, такое отношение закрепилось в просенаторской историографии вплоть до времени Деция и даже Диоклетиана. Не совсем понятно опущение Пертинакса, который, кстати, не упомянут и в биографии Аврелиана. Это могло быть связано и с кратковременностью его правления (Деций не хотел допускать даже намека на кратковременность и своего правления), и с тем, что Пертинакс был, вероятно, замешан в заговоре, приведшем к убийству Коммода (SHA Pert. 4, 4)⁵²⁵. Что касается Гордианов, то Деций явно не желал прощать им свою опалу⁵²⁶. А может быть, новый император вообще хотел вычеркнуть из памяти римлян бурные события, происшедшие после убийства Александра Севера, и свое правление непосредственно присоединить к более, как тогда казалось, спокойным временам. Возможен еще один вариант. Монеты прославляли память одиннадцати divi, и не исключено, что Деций надеялся в будущем стать двенадцатым⁵²⁷. Во всяком случае эти монеты ясно показывают стремление Деция легализовать свою власть в более широком контексте истории Римской империи, и притом в связи с правлениями лучших принцепсов, укрепить свой имидж достойного преемника великих императоров⁵²⁸.

Однако обращает на себя внимание тот факт, что все эти монеты были выпущены не в Риме, а в Медиолане, и предназначались они для выплаты солдатам²⁹⁶. Это означает, что пропаганда доблестных предшественников была направлена не столько на граждан, сколько на армию. Видимо, после ряда военных неудач Деций стремился поднять дух воинов напоминанием о великих свершениях, достигнутых при божественных предшественниках.

²⁴² Об участии Пертинакса в заговоре против Коммода: Birley А. Op. cit. Р. 84.

²⁹ ' Выше говорилось, что Деций, вероятно, так и нс определил свое отношение к намяли Филиппов, и уже одно это явно мешало ему включать этих императоров в число своих предшественников.

В этом же направлении шло намерение Деция построить новую стену, окружающую Рим, и он даже освятил будущее строительство (Aur. Viet. 29, 1). Рим к этому времени вышел далеко за пределы прежних стен, построенных еще царем Сервием Туллием, и уже одно это обстоятельство требовало создания новых укреплений. Однако, вероятнее всего, не это обстоятельство подвигло Деция на строительство. Самому Городу давно ничего не угрожало, и императоры, хотя и очень заботились о столице, не считали необходимым создание нового кольца укреплений. Непосредственной угрозы не было и при Деции. Строительством стены он явно стремился сравниться с древними царями. Сервий Туллий был одним из почитаемых царей. Ему, как известно, приписывали не только создание городской стены, но и важнейшие реформы, положившие начало римскому политическому и социальному бытию, и активную внешнюю политику. Деций, таким образом, пытался ввести себя в ряд не только «хороших» императоров, но и еще более древних и не менее «хороших» царей. Резкое обострение политического положения заставило императора отправиться на театр военных действий, так что грандиозное строительство даже не было начато, но само освящение явно по древнейшему обряду должно было еще раз продемонстрировать приверженность Деция традиционным ценностям.

Выдвижение на первый план традиционных религиозных ценностей тоже было частью политики Деция. Надписи прославляют его как «восстановителя святынь»²⁹⁷. В некоторых случаях, как это было в этрусской Козе, речь шла действительно о восстановлении храмов. В других же, по-видимому, это прославление выражало общий рели-гиозный подъем, стимулируемый Децием. Так, по приказу императора (iussu imperatoris) жители Аквилеи восстановили статую Нептуна²⁹⁸. При этом император всячески подчеркивал почитание именно отеческих богов, как это видно, например, из его послания жителям Афродисиаса, в котором он призывал их отметить молитвами и жертвоприношениями его правление ради богини, имя которой носит город²⁹⁹. Некоторые исследователи полагают, что религиозная политика Деция была в некотором смысле аналогична гражданской политике Каракаллы: тот установил единое римское гражданство, а этот пытался создать единую имперскую религию³⁰⁰. Думается, что такое

мнение едва ли соответствует действительности, ибо в конце 40-х гг. III в. время для таких попыток еще не пришло. Но то, что Деций сознательно ставил религию на службу своей власти, можно вполне принять.

Как и его предшественники, Деций стремился не только укрепить свою власть, но и создать новую династию. У него было двое сыновей, и старшего Геренния Этруска он в августе или сентябре 250 г. сделал цезарем и даровал ему трибунскую власть. Может быть, тогда же цезарем стал и его второй сын — Гостилиан³⁰¹. Позже Деций сделал Геренния Этруска и августом, хотя и не разделил с ним верховный понтификат (ILS 515-518)³⁰². Жена Деция Геренния Купрессения Этрусцилла получила все обычные для того времени титулы императрицы, включая титул «матери лагерей» (ILS 521). Все это шло в русле обычных действий императоров III в. Однако Деций, возможно, замыслил значительные преобразования, на которые его могло толкнуть то тяжелое положение, в каком оказалась Империя уже сравнительно скоро после его прихода к власти.

В какое-то время произошло восстание в Галлии. Евтропий (IX, 4) говорит о нем как о гражданской войне, которая чуть было не разгорелась, но была вовремя потушена Децием. Нам ничего более о событиях в Галлии не известно, но слова Евтропия позволяют думать о попытке узурпации, довольно быстро пресеченной Децием. Имеются монеты Деция с легендой VICTORIA GERMANICA³⁰³. Связаны ли были эти монеты с победой в Галлии, сказать трудно. Скорее всего, произошли какие-то столкновения на Рейне, окончившиеся, как в то время было часто, римской победой, масштаб которой в пропагандистских целях был явно преувеличен³⁰⁴. Но если эти успехи, размеры которых мы точно не знаем, обеспечили правительству Деция спокойствие в западной части Империи, то на Балканах сложилась совершенно другая ситуация.

В 250 г. снова обострилось положение на Нижнем Дунае. Летом (или, может быть, весной) 250 г. готы, возглавляемые королем Книвой, вместе с присоединившимися к ним какими-то «союзниками» (вероятно, карпами) прорвались через южную часть Дакии, переправились через Дунай и вторглись в Нижнюю Мезию, а затем и во Фракию.

”" В Египте Гсренний Этруск был признан императором не позже 15 сентября, а Гостилиан — в октябре 250 г.: Rathbone D. IV. Dates... P. 113.

¹⁰² Wittig. Messius. Sp. 1263-1264; Hanslik R. Decius // Kleine Pauly. 1979. Bd. 1. Sp. 1411-1412.

'"’ Willig. Messius. Sp. 1268.

^,,Mlbid. Sp. 1269.

Свидетельством этого являются множество монетных кладов, зарытых жителями в надежде спасти свои деньги от варваров, и разрушение римских укрепленных лагерей³⁰⁵. Местные власти не сумели противостоять варварам, и Децию пришлось лично отправиться на театр военных действий (Aur. Viet. 29, 3). Видимо, в связи с этим он направил какие-то войска и корабли на Боспор (А. é. 1996, 1358)³⁰⁶. Положение Боспора в это время было довольно трудным. Боспорские цари уже не имели сил отражать варварские нападения³⁰⁷. И Деций, вероятно, решил своими силами обеспечить этот фланг римской обороны перед решающей, как ему казалось, схваткой с варварами. Перед этим он, по-видимому, и возвел в ранг цезарей своих сыновей, один из которых сопровождал отца, а другой оставался в Риме. В это время карпы грабили Дакию, а готы разделились на две группы, из которых одна осадила город Новы, а другая двинулась во Фракию к Филиппополю. Готское вторжение грозило и более южным районам, в том числе Греции. По словам биографа Клавдия, Деций направил будущего императора, тогда еще молодого человека (iuvenum), с отрядом к Фермопилам, чтобы в случае необходимости защитить этот важный стратегический пункт (SHA Claud. 16, 1-2)³⁰⁸. Сам же Деций направился с армией в Дакию и сумел выбить оттуда карпов. В честь этого он был провозглашен «восстановителем Дакий» (restitutor Daciarum) и принял титул Dacicus maximus (ILS 514, 517). Но главным противником оставались готы.

Армия, возглавляемая легатом обеих Мезий Требонианом Галлом, сумела освободить от осады Новы (Sync. Р. 705), но отступившие оттуда готы соединились с другими отрядами. Деций разбил значительные силы готов под Никополем, и враги даже попытались вести с ним переговоры (Sync. Р. 705), но император от этих переговоров отказался. Казалось, дела идут вполне удачно для римлян. Но неожиданно под Бероей армия Деция потерпела значительное поражение (lord. Get. 101-102). Готы осадили Филиппополь. Наместник Македонии Л. Приск³⁰⁹ попытался защитить город, но неудачно. Более

™ Tudor D. Le rô\e...P. 403.

"*Potier D. S. The Roman Empire... P. 244.

'°⁷ Шеллов Д. Б. Северное Причерноморье 2000 лет назад. М.. 1975. С. 140-141.

¹⁰⁸ Эти сведения содержатся в письме, коюрое, как пишет «Требеллий Поллион». Деций направил президу Ахайи. Как и все такие письма в этом сборнике, это письмо считается фальшивкой, все известие о поручении, данном Клавдию, выдумкой (Wittig. Messuius. Sp. 1230). Однако само по себе это сообщение полностью отвечает ситуации, какая в это время сложилась на Балканском полуострове. И пет абсолютно ничего подозрительного в намерении Деция направить специальный отряд для защиты провинции Ахайи.

'^ Иордан (Get. 103) в духе уже своего времени называет Приска dux.

того, после взятия Филиппополя готы провозгласили того же Приска императором, противопоставляя его Децию. Они явно заключили с Приском союз. Иордан (Get. 103), рассказывая об этих событиях, говорит, что Книва Приска sibi foederavit, а целью этого союза была якобы война с Децием (quasi cum Decio pugnaturum). Это сообщение ясно говорит, что инициатором заключения союза с узурпатором был готский король, а Приск играл во всем этом второстепенную роль. Провозглашая целью союза войну с законным императором, Книва, если буквально следовать Иордану, имел в виду другую цель: недаром историк говорит quasi. Не исключено, что с его помощью готы надеялись занять какие-то земли к югу от Дуная или же с помощью той части римских войск, которая пошла за Приском, еще активнее пограбить население Фракии и Мезии. Или же, наоборот, Приск надеялся с помощью готов захватить трон.

Пока Деций находился на Балканах, воспользовавшись его уходом из столицы, там попытался захватить власть Юлий Валент Лициниан (Aur. Viet. Caes. 29,2-3; Epit. 29, 5). Выступление Валента было особенно опасным. Его активно поддержала толпа (cupientissimo vulgo). На какое-то время Валент, как кажется, сумел захватить власть. Аврелий Виктор пишет, что он imperium capit, а эпитоматор сообщает, что Валент imperator effectus est. Киприан (ер. 55, 9) упоминает о соперничающем принцепсе (aemulus princeps), в котором надо видеть Валента⁵²⁹. Христианский автор связывает два события: узурпацию Валента и избрание римским епископом Корнелия. А так как Корнелий был избран в начале марта 251 г.⁵³⁰, то и выступление Валента надо, по-видимому, отнести приблизительно к этому же времени⁵³¹. Характерно, что, по словам Аврелия Виктора, знать (nobilitas), т. е. явно сенат, Приска объявила «врагом отечества». Но ничего такого не было сделано в отношении Валента. Это может говорить о том, что не только толпа, но и по крайней мере часть сенаторской знати поддержала узурпатора. Это не могло не напомнить Децию ситуацию 238 г., когда толпа при подстрекательстве части сенаторов заставила сделать цезарем Гордиана III. Оба узурпатора были уничтожены быстро (mox). Вероятно, Деций все-таки располагал в Риме какой-то силой, которая и в его отсутствие сумела справиться с выступлением Валента. Приск тоже был убит; во всяком случае, когда в следующем году война на Балканах возобновилась, о Приске речи уже не было.

Обе узурпации не удались. Однако они были чрезвычайно опасны. Мятеж Валента показал ненадежность самой столицы и, видимо, части сенаторской знати. Узурпация же Приска была опасна его союзом с варварами: она показала, что не только он, но и возможный другой будущий узурпатор может использовать внешнюю силу для захвата власти. И в этих условиях необходимо было предпринимать какие-то нетривиальные шаги.

Одним из соратников Деция был будущий император Валериан. События 238 г., казалось бы, должны были развести их. В то время как Валериан выступил не только сторонником Гордианов, но и деятельным участником их возвышения, Деций, как уже говорилось, до конца оставался на стороне Максимина и даже предпринял активные шаги по организации обороны Тарраконской Испании, легатом которой он был, от возможных атак противников Максимина. Тем не менее Валериан играл в его правление заметную роль. В это время он был, очень вероятно, принцепсом сената (SHA Val. 5,4). Зонара (ХИ, 20) пишет, что Деций поручил Валериану руководство делами (бюйсгцлд TÔv itpaypâTwv). Что это за та яраурата, из краткой заметки Зонары неясно. Предполагают, что выражение ôiotKqaiç указывает прежде всего на финансовую реформу⁵³². Однако это слово имеет и более широкое значение. Например, Зосим (1,60,1 ) пишет, что Аврелиан после победы над Пальмирой поручил префекту Месопотамии Марцеллину администрацию (ôioiqaiv) всего Востока. Автор биографии Валериана рассказывает, что сенат в 251 г. в ответ на послание Деция единогласно постановил сделать Валериана цензором. Но когда Деций на основании этого сенатусконсульта предложил ему этот пост, тот решительно отказался, заявив, что только августы (т. е. Деций и его сын) должны заниматься всеми делами (SHA Val. 5,4-6; 9). Из речи Деция, обращенной к Валериану, видно, что под цензурой подразумевалось ведение практически всех гражданских дел, включая контроль за сенаторами и всадниками, руководство финансовыми вопросами, назначение чиновников, кроме префекта Рима и ординарных консулов, снабжение армии оружием и даже общее суждение о положении в государстве, т. е. по существу почти вся гражданская сфера императорской власти. В случае принятия Валерианом этого предложения он на деле становился соправителем Деция⁵³³. Вся история с посланием Деция, решением сената и отказом Валериана обычно считается новеллой, не имевшей

отношения к реальности⁵³⁴. Однако такой поступок полностью вписывается в общее консервативное направление политики Деция⁵³⁵. В некоторой степени полномочия, предлагаемые Валериану, можно сопоставить с та ярауцата, о которых пишет Зонара. Видимо, ôioiiqoiç tòv ирауцатшу и было руководство всей гражданской сферой власти. Деций мог действительно попытаться создать пост своего «заместителя по гражданским делам», который действовал бы в согласии с сенатом. Совсем не исключено, что новая должность фактического заместителя императора должна была принять форму древней цензуры⁵³⁶. Кандидатура Валериана могла быть вполне подходящей. Он происходил из знатного рода, занимал ряд гражданских и военных постов, в том числе пост консула-суффекта⁵³⁷, а в это время, как было сказано выше, скорее всего являлся принцепсом сената. Эта фигура вполне могла обеспечить Децию лояльность сената в его отсутствие и вообще в столь трудный момент, когда император оказался перед столькими опасностями. Чем в таком случае вызван отказ Валериана, неясно. Вполне возможно, что он понимал двусмысленность положения, в каком он оказался бы в случае действительного своего назначения на этот пост, ибо при наличии полномочий у него не было бы реальных рычагов власти. К тому же официальным представите-

лем императора в Риме был оставлен его младший сын Гостилиан, при котором находилась его мать Геренния Этрусцилла в качестве августы⁵³⁸, и как бы сложились отношения между императрицей и «гражданским императором», никто, в том числе и сам Валериан, предсказать не мог. Наконец, Валериан, игравший определенную роль в событиях 238 г., не мог не помнить о том, что попытка в той или иной форме восстановить реальную власть сената встретила не только полное неприятие, но и ожесточенное сопротивление со стороны армии и римской толпы. И было совершенно неясно, как в случае проведения в жизнь предполагаемой реформы поведут себя и воины, и римский плебс, и в какой степени это может быть рискованно для самого Валериана.

Возможно, что восстановление в новом виде древней цензуры рассматривалось Децием в качестве первого шага в серии реформ⁵³⁹. Но отказ Валериана стал в этом деле значительным препятствием. Еще важнее было все силы и все внимание сконцентрировать на борьбе с готами.

Неудача предыдущей кампании заставила Деция собрать значительные силы. Готы продолжали разорять Фракию. Чтобы их оттуда выбить, Деций снова вместе с сыном возглавил значительную армию. Другой армией командовал все тот же Г. Вибий Требониан Галл. Если готы действительно хотели с помощью Приска боле или менее легально поселиться на римской территории, то его смерть лишила их этой возможности, и они стали отступать назад вместе с большой добычей и пленниками. Деций решил перерезать им путь. Он направил Требониану приказ идти на соединение с ним, а сам двинулся наперерез варварам. Жестокое двухдневное сражение произошло у Абритта к северо-востоку от Филиппополя⁵⁴⁰. В первый день погиб Геренний Этруск, а па следующий день, 15 августа 251 г., пал в бою и сам Деций (Eutrop. IX, 4; Aur. Viet. 29,4-5; Epit. 29,3; Lact. De mor.

pres. IV, З⁵⁴¹; Amm. Marc. XXXI, 5, 16; Zos. 1, 23, 2-3; lord. Get. 103; FHG III. Dex. Fr. 16; Sync. P. 705; Zon. XII, 20)⁵⁴². He совсем понятна роль в этих событиях Требониана Галла. По словам Зосима и Зонары, Галл вступил в сговор с варварами и заманил армию Деция в болота. Дав императору сигнал к сражению и обещая прийти на помощь, он, однако, помощь не оказал, а заманенный им Деций погиб в этих болотах. О коварстве (fraude), вследствие которого Деций погиб славной смертью (mortem illustrem), говорит и Аврелий Виктор⁵⁴³. Сейчас трудно сказать, действительно ли в битве с персами погиб Гордиан, как это гордо утверждает Шапур. Как уже говорилось, скорее всего Гордиан погиб в результате солдатского мятежа, инициированного Филиппом. И если это так, то Деций и его сын стали первыми римскими императорами, погибшими в бою, причем в бою нс с соперниками за власть, а с внешними врагами⁵⁴⁴.

Армия тотчас провозгласила императором Требониана Галла (Sync. Р. 705). Полагают, что это было бы невозможно, если бы он был действительно предателем⁵⁴⁵. Никаких доказательств за или против слухов о предательстве Требониана нет. Можно лишь говорить о том, что слухи действительно ходили. Их воспроизвел Дексипп, откуда, вероятно, и заимствовал Зосим, а вслед за ним Зонара.

Правление Деция было очень кратковременным — всего два года. Став императором, Деций стремился возродить былую мощь Рима возвращением к традициям. Не забывая об укреплении своей власти и увековечении по возможности своей династии, он в других отношениях пытался вернуть атмосферу «доброго старого времени». В религиозном плане это было восстановление нарушенного «Божьего мира», возрождение почитания отеческих богов. В идеологическом — присоединение к традиции великих императоров, прославивших, по мнению Деция и его сторонников, Римскую империю, и, косвенно, включение себя в этот ряд. В административном плане — попытка создания некоего гражданского инсти гута (может быть, в виде старинной

цензуры), который бы существовал наряду с императорской властью и обеспечивал связь императора с сенатом и обществом. Эти попытки, однако, рухнули, и рухнули они не только из-за кратковременности правления или тем более какого-либо сопротивления, но и из-за полного несоответствия времени. Эти меры оказались столь же утопичными, как и попытка сената в 238 г. вернуть себе почти полную власть. Никакого возвращения к старому уже не могло быть.

ТРЕБОНИАН ГАЛЛ И ЕГО СОПРАВИТЕЛИ

После своего провозглашения императором войсками Требониан Галл направил соответствующее послание сенату, в котором сообщал о гибели Деция, причиной которой называл предательство. Видимо, тогда же он объявил цезарем своего сына Волузиана (Zos. 1,24, I)³²⁷. Сенат, разумеется, тотчас признал его августом, а его сына цезарем, но одновременно сделал августом и находившегося в Риме второго сына Деция Гостилиана (Aur. Viet. 30, 1). Требониан не только согласился с этим, но и усыновил Гостилиана (Zos. I, 25, I)³²⁸.

Если «Фракиец» и «Араб» были прозвищами, которые дали историки соответственно Максимину и Филиппу, то имя Галл входило в номенклатуру нового императора: Г. Вибий Требониан Галл. Автор «Эпитомы» (31, 1) утверждает, что он, как и его сын Волу-зиан, родился на острове Менинге (Гирбс) у берегов Африки. Однако, судя по надписи (CIL XI 1927), Требониан происходил из италийской Перузии, где издавна занимал высокое положение род Вибисв³²⁹. Перузия была древним умбрским, а затем этрусским городом, одним из важнейших центров Этрурии (Liv. IX, 37, 12). Разрушенная в 40 г. до н. э. во время Перузинской войны, она была затем восстановлена Августом, который вывел в этот город колонию

^3:7 По Синкеллу (р. 705), после гибели Деция армия провозгласила императорами

Галла и Волу шана. Правда, Волузиана он называет сыном Деция. явно путая его с Гос-тилианом.

^з:* Проблема титула и положения Гост илиана спорная. Одни исследователи полагаюг, что Гостилиан был сделан августом еще Децием; по мнению других, наоборот, Трсбониан дал Гостилиану сначала титул цезаря, а только потом— августа (Paschond F. Notes. P. 149). Аврелий же Виктор недвусмысленно говорит, что сенаторы после известия о смерти Дсцня дали власть августа Галлу и Гостилиану (Gallo Hostilianoquc). Поскольку хронология событий этого времени довольно путаная (Southern P. Ор. cil. Р. 76), то окончательное решение вопроса, по-видимому, пока невозможно, и есть смысл просто принять сведения Аврелия Виктора и Зосима.

'^2<>Altheim F. Niedergang... S. 318.

Августу Перузию³³⁰. И среди первых жителей августовской колонии были, по-видимому, и предки Требонинана Галла³³¹. Сам он явно принадлежал к сенаторскому сословию и при Филиппе занимал пост консула-суффекта³³².0 точной должности, какую Требониан занимал в 251 г., ученые спорят. Высказано было даже мнение, что уже Деций незадолго до своей гибели сделал Требониана своим соправителем с титулом августа³³³. Это предположение, однако, принять довольно трудно. Но ясно, что в это время Требониан командовал отдельной армией, которая, объединившись с той армией, которую возглавлял сам Деций, должна была уничтожить варварское войско. Был ли Требониан действительно виновником гибели Деция и значительной части его армии, как об этом говорилось выше, сказать точно невозможно. Но сам новый император старался, по крайне мере официально, воздать всяческие почести погибшему Децию, который был обожествлен (Eitrop. IX, 4)³³⁴. Однако до всякого урегулирования положения в столице Требониану было необходимо уладить дело с готами.

Как и семь лет назад Филипп, так теперь Требониан, прежде чем направиться в Рим, повел переговоры с врагом. Но его положение было гораздо хуже, чем в свое время Филиппа. Тогда не только римские, но и персидские силы были в большой степени подорваны, и это заставило обоих противников пойти на компромисс. Теперь же после гибели обоих императоров и значительной части римского войска пространства для маневра у Требониана не было. И он был вынужден заключить мир на довольно тяжелых для римлян условиях. По словам Зосима (1,24,2), Требониан обязался платить готам ежегодную твердо установленную сумму денег и оставил им всю захваченную ими добычу и всех римских пленных, особенно знатных, захваченных варварами в Филиппополе. Иордан (Get. 106) говорит о договоре (foedus), а Зосим (I, 25, 1) — просто о мире (Eipfjvq). Учитывая терминологию эпохи Иордана и несколько более раннего времени, когда федераты активно использовались для защиты Римской империи,

'"'Radke G. Perusia // Kleine Pauly. 1979. Bd. 4. Sp. 665.

^Ul Enßlin W. Vibius// RE. 1958. Hbd. 16A. Sp. 1985. Судя по этрусскому когномсну его отца (Ibid.), Требониан и его семья могли принадлежать к тем этрускам, которые оставались в Псрузии и после разрушения города и вывода гуда римской колонии.

³¹²Синкслл (р. 705) называет Галла бывшим консулом. Однако в консульских фастах его имя нс встречается, гак что он мог быть только консулом-суффектом: Hanslik R. Trebonianus // Kleine Pauly. 1979. Bd. 5. Sp. 935.

"'Enßlin W. Vibius. Sp. 1987.

”⁴ По словам Евтропия, к богам был причислен только сам Деций, но нс погибший за день до гибели отца Гсренний Эчруск.

можно с осторожностью сказать, что упоминание договора свидетельствует о том, что готский король в какой-то форме согласился за ежегодную субсидию гарантировать или даже защищать от других варваров дунайскую границу⁵⁴⁶. Но даже если такое предположение верно, наличие в договоре соответствующей клаузулы не смягчало впечатление о позорности для римлян этого мирного договора. В отличие от Филиппа, который, заплатив деньги, вернул римских пленников, Требониан и деньги врагам заплатил, и пленников оставил в их руках. И то недоброжелательство, с каким Зосим сообщает об этом договоре, является, видимо, отголоском недовольства, царившего в Империи.

Заключив этот мир, Требониан прибыл в Рим. Поскольку слухи о причастности нового императора к гибели своего предшественника и его старшего сына, по-видимому, уже распространились⁵⁴⁷, Требониан стал демонстративно подчеркивать свое уважение к памяти Деция. Как уже говорилось, сам Деций был обожествлен, а оставшийся в живых сын усыновлен и возвышен (может быть, не сразу) до положения августа⁵⁴⁸. В этих условиях Требониан не мог не демонстрировать и свое доверие сотрудникам Деция, в том числе Валериану, которому было поручено командование войсками на Рейне и в Ре-ции⁵⁴⁹. Это означало, что Валериан становился ответственным за потенциально очень опасный участок границы. Хотя зарейнские германцы пока оставались относительно спокойными⁵⁵⁰, вся история отношений с ними показывала, что они в любой момент могут попытаться вторгнуться на римскую территорию. Поручая Валериану охрану этого сектора границы, Требониан стремился обезопасить свой тыл в случае осложнений на Дунае и на Востоке.

Евтропий (IX, 5) и Синкелл (р. 706) пишут, что Галл и Волузиан не совершили за время своего правления ничего достойного. Иордан (Get. 106), напротив, высоко оценивает правление Требониана и его сына: по его словам, в это время повсюду был мир, а сами они правили милостиво (ubique pacati, ubique regnaverunt gratiosi). Однако реальность была совершенно иной. В Империи не было ни мира,

ни благоденствия. Положение становилось все напряженнее. Смерть в бою Деция и его сына была, конечно, как пишет Аврелий Виктор, славной, но впервые римский император пал от рук врагов. Возможно, как об этом говорилось в свое время, в бою погиб и Гордиан III, по даже если это так (что весьма спорно), то римское сознание этот факт принять не хотело, и недаром ни один античный автор о поражении и гибели Гордиана не говорит. И не только поражение, но и гибель императоров и последовавший за этим позорный с римской точки зрения мир стали свидетельством радикального изменения соотношения сил между Империей и варварским миром. И это могли почувствовать некоторые более проницательные современники.

Киприан (Ad Demetr. 17) увидел в поражении и гибели Деция не только Божье мщение виновнику гонения, но и ясное свидетельство наступления «последних времен» (documentum recentis rei). Другим свидетельством этого, по его мнению, являлись сами войны, которые становились все более частыми (Ad Demetr. 2; 5). Конечно, такая оценка событий в огромной степени была определена христианством автора. Но этот глубочайший скептицизм взгляда на будущее мира после поражения под Абриттом мог отражать и настроения более широкого круга римского общества.

Демонстрация Требонианом продолжения политики предшественника, которая должна была успокоить римское общественное мнение, вызвала явную тревогу у христиан. Киприан, который называл Деция диким и жестоким тираном, его гонение рассматривал не только как проявление присущей языческому миру несправедливости, но и как наказание за грехи самих христиан⁵⁵¹. Однако, как говорит сам Киприан (De lapsis I ), уже вторжение готов вынудило Деция фактически прекратить исполнение своего эдикта⁵⁵². Уже вскоре после Пасхи, которая в 251 г. приходилась на 23 марта, Киприан смог вернуться в Карфаген, а в конце марта или в апреле того же года в этом городе собрался собор африканских епископов⁵⁵³. Кое-где местные власти еще могли по инерции продолжать требовать от христиан принести жертвы и вкусить жертвенное мясо, но при известии о гибели Деция и эти локальные преследования, по-видимому, сошли па нет⁵⁵⁴. Ка-

залось, христиане могли возрадоваться установившемуся спокойствию, но именно при Требониане Киприан пришел к выводу, что неминуемо близится конец света, хотя в это время собственно гонения уже не было³⁴⁴. Но христиане явно его ожидали. В 57-м письме (2, 1 ) Киприан пишет о неминуемом новом гонении, к которому надо готовиться и для битвы (certamen) с которым надо объединить все силы. В 58-м письме (1,2) он говорит, что это преследование будет еще более жестоким и поразит фактически всех, а само неминуемое гонение явится лишь одним из знаков предстоящей гибели мира и прихода антихриста.

Но если гонение еще только неминуемо, то другие знаки приближения всеобщей гибели видны уже, по Киприану, в настоящее время. Правление Требониана, который так и не предпринял нового гонения, которого так страшились Киприан и его единоверцы³⁴⁵, было полно различных природных катаклизмов. Катастрофической стала страшная эпидемия, начавшаяся в Эфиопии и оттуда распространившаяся по Римской империи (FHG IV. Ioan. Ant. fr. 151). Заражение могло быть связано с военными действиями на египетско-эфиопской границе. Еще, вероятно, при Деции блеммии и нубийцы из ближайших оазисов вторглись в Египет, и ему явно пришлось предпринять против них какие-то военные акции³⁴⁶. Соприкосновение римских воинов с африканцами и привело, видимо, к распространению эпидемии в Империи. Судя по симптомам, это была бубонная чума³⁴⁷. Иордан (Get. 104, 106) говорит о всеобщем море (generalis morbus), поразившем весь мир (totius orbis). О чуме и болезнях еще раньше писали Евтропий (IX, 5), Орозий (VII, 21, 5)³⁴⁸ и другие авторы. Иордан ссылается на Дионисия и Киприана. Именно в это время Дионисий был александрийским епископом³⁴⁹, так что и он, и Киприан являлись современниками этой эпидемии. По-видимому, тому факту, что Дионисий находился в Египте, и обязан Иордан, говоривший, что более

^S44Alföldy G. Der Heilige Cypnan... S. 486-488.

^У4'Февосик В. А. Указ. соч. С. 168. Возможно, Требониан действительно намеревался возобновить гонение и даже успел изгнать римского епископа, но этому помешали мятеж Эмилиана и последующая смерть императора: Allheim F. Niedergang... S. 318 ; Al/oldy A. Studien... S. 298-299.

'*'Desanges J. Recherches sur l’activité des Méditerranéens aux confis de l’Afrique. Paris, 1978. P. 341.

^M1 Федосик В. A. Указ. соч. С. 167.

^Ms В другом месте (VII, 22, 2) Орозий говорит, что чума началась еще при Деции, когда тот открыл гонение на христиан. Возможно, что эпидемия действительно началась сше в 250 i.. но Рим она поразила явно уже в правление Требониана.

^iw Hiltbrunner О. Dionysios // Kleine Pauly. 1979. Bd. 2. Sp. 66.

всего мор опустошил Александрию и другие города Египта. Возможно, эпидемия была столь опустошительна, что в Александрии более полутора лет не выпускались монеты⁵⁵⁵. Зосим (I, 26, 2) говорит, что чума опустошала города и деревни в таком масштабе, какого никогда не было в прошлом, и из этих слов видно, что одним Египтом несчастье не ограничилось. Добралась чума и до самого Рима. Страшная эпидемия, как это часто бывает, заставила искать виновников несчастья. В Риме явно распространились слухи о причастности к ней самого императора. Иордан, в целом очень благосклонно относившийся к Требониану и его сыну, пишет о клеветниках (calamnia-toribus), которые ставили болезнь в вину императорам. Жертвой чумы в том же 251 г. пал Гостилиан (Aur. Viet. 30, 2; Epit. 30, 2). Он, как свидетельствуют консекрационные монеты, был обожествлен⁵⁵⁶, но это Требониану не помогло. Смерть Гостилиана усилила неблагоприятные для императора слухи, обвинявшие его теперь и в тайном убийстве сына Деция (Zos. I, 25, 2). Требониан и Волузиан пытались восстановить свой авторитет, взяв на себя похороны самых обездоленных (tenuissimi) граждан ( Aur. Viet. 30,2)⁵⁵⁷. Однако то, что слухи о виновности Требониана дошли до Зосима, говорит о том, что этот ход принцепсов желаемого результата не дал.

Может быть, другим средством остановить распространение неблагоприятных слухов стала попытка снова использовать в качестве «козлов отпущения» христиан. Недаром приблизительно в это время Киприан пишет свой трактат «К Деметриану», обращенный к язычникам, в котором он решительно опровергает их заявления об ответственности христиан за все беды Империи⁵⁵⁸. До нового гонения, как уже говорилось, дело явно не дошло. Орозий. тщательно перечислявший императоров-гонителей, седьмым таким гонителем называет Деция (VII, 21, 2), а восьмым — уже Валериана (VII, 22, 3). В то же время Дионисий, слова которого приводит Евсевий (Vil, 1), пишет, что Требониан Галл изгнал святых мужей, и речь идет о римских

епископах Корнелии и Люции. По-видимому, Требониан ограничился «точечными ударами» в самом Риме, стремясь успокоить в первую очередь столичное население. Может быть, косвенным доводом в пользу такого предположения является замечание Зосима (I, 27, 1 ), что тогдашние государи пренебрегали всем, что происходит вне Рима. Правда, автор связывает такое поведение императоров с нападением варваров на Балканский полуостров. Но это пренебрежение могло относиться и к другим делам. Антихристианскую инициативу могли проявлять и местные власти, как это, видимо, произошло в Африке, где местных епископов пытались отправить на арену в когти львов (Сург. Ер. 59, 6, I)⁵⁵⁹.

В этих условиях для Требониана очень важны были меры по реальному укреплению власти. Осенью 251 г. он возвел своего сына Волузиана в ранг августа. При этом он разделил с ним все официальные императорские полномочия и титулы, включая пост верховного понтифика (ILS 524-526), в то время как Гостилиан, хотя тоже имел титул августа, верховным понтификом все же не был⁵⁶⁰. Неясно, было ли это сделано еще при жизни Гостилиана, так что некоторое время во главе государства формально стояли три августа⁵⁶¹, или уже после его смерти⁵⁶². Как бы то ни было, смысл этой акции совершенно ясен: в сложившихся обстоятельствах Требониан хотел гарантировать безболезненный переход власти к своему сыну. Волузиану в это время было несколько более 20 лет⁵⁶³, и он явно был старше Гостилиана, так что после смерти отца именно он становился «старшим августом», даже если Гостилиан официально оставался бы его коллегой. Поэтому вполне можно полагать, что смерть Гостилиана в тот момент не была выгодной ни Требониану Галлу, ни его сыну.

Таким образом, во главе государства снова официально оказываются два августа. Сын, разумеется, во всем подчинялся отцу, так что говорить о каком-либо разделении реальной власти не приходится, но наличие двух формально равноправных правителей всячески подчеркивалось. Излюбленными монетными легендами становятся «согласие августов» (concordia Augg.), «благополучие августов» (felicitas Augg.), «мир августов» (pax Augg.)⁵⁶⁴. Вновь почитаются не только конкретные императоры, но и весь domus divinus (ILS 526). Поскольку

живые родственники императоров неизвестны, надо думать, что в понятие «божественного дома» входили и умершие родственники, включая жену Требониана Афинию Гемину Бебиану⁵⁶⁵. На монетах после долгого перерыва (после Адриана) снова появляется изображение феникса, символизирующего новую династию и новый век, с нее начинающийся. Сопровождается это изображение легендой AETERNITAS AUGG⁵⁶⁶.

Чума была не единственной заботой Требониана. Сложное положение сложилось на Балканах, где, судя по редким монетам, власть пытались захватить некие Сильбаник и Спонсиан⁵⁶⁷. Эта попытка явно оказалась неудачной, но, может быть, этим воспользовались готы. Договор, ранее заключенный Требонианом, хотя и считался римским общественным мнением позорным, на какое-то время обезопасил дунайскую границу и обеспечил некоторую паузу в военных действиях⁵⁶⁸. Теперь пауза закончилась. Готы снова перешли Дунай и стали грабить не только Мезию, но и другие приграничные провинции (Zos. I, 26, 1; lord. Get. 105). Зосим и Иордан по-разному относятся к Требониану: Зосим его постоянно осуждает, а Иордан, наоборот, восхваляет. Но в данном случае они оба оценивают отношение императора к балканским делам одинаково. Зосим говорит, что «скифы» вторглись в римские провинции из-за того, что Галл управлял государством «несоответственно» (екцеХшс), а Иордан пишет о небрежении (neglegentiam) принцепсов. Правда, эту атаку готов, как кажется, удалось отбить.

Внимание императора должно было привлечь и положение на южной границе Египта. Известно, что в 253 г. мероитский царь направил посольство в Рим для заключения мира. Результаты этого посольства неизвестны, но, судя по тому, что военные действия в этом районе отмечались и в 260 г., мир на этой границе так и не наступил⁵⁶⁹.

В это время резко обострилась ситуация на Востоке. Шапур в своей победной надписи говорит о некоей несправедливости, какую совершил цезарь по отношению к Армении и которая вынудила персидского царя вторгнуться в римские владения (RGDS 10). Он не уточ-

пяст, в чем заключалась эта àôiKia. Возможно, это связано с тем, что в результате персидских интриг армянский царь Хосрой был убит и персы аннексировали Армению. Наследник Хосроя Трдат бежал к римлянам. В свое время армяне сумели отбить нападение Арташира. Но после мирного договора с Филиппом в 244 г. Армения входила в сферу влияния Персии, и прием армянского царевича римлянами мог быть использован римским правительством для изменения сложившегося положения. Чтобы предупредить такое развитие событий, Шапур предпринял превентивное нападение на Римскую империю⁵⁷⁰.

Некоторые исследователи связывают с этим вторжением Шапура выступление антиохийца Мариада (Кириада), который выступил еще против Деция, но, потерпев поражение, бежал к персам; персы воспользовались этим и вместе с предателем неожиданно появились под Антиохией, взяли и разрушили город, после чего ушли с большой добычей, а сам предатель провозгласил себя августом, но в конце концов был жестоко казнен⁵⁷¹. Об этом эпизоде пишу! «Требеллий Поллион» (SHA Тег. trig. 2), Аммиан Марцеллин (XXIII, 5,3), Зонара (XII, 23). Зосим (I, 27, 2) тоже говорит о захвате Антиохии персами и о большой добыче, с которой они ушли из города, но не упоминает предателя. Важным доводом в пользу датировки мятежа и предательства Мариада правлением Требониана является прекращение в это время работы антиохийского монетного двора. Однако надо заметить, что Зосим все же никак не связывает захват Антиохии персами с мятежом и предательством Мариада. А Аммиан Марцеллин недвусмысленно относит эпизод с Мариадом к правлению Галлиена. Совершенно молчит о роли предателя Шапур, хотя, казалось бы, обращение к нему за помощью римлянина могло бы стать лучшим предлогом для войны, чем неназванная несправедливость цезаря по отношению к Армении. Поэтому, думается, надо согласиться с теми учеными, которые относят мятеж Мариада к более позднему времени⁵⁷².

Шапур со своей армией обрушился на римские войска в Месопотамии. Около Барбалисса в сражении персы разгромили шестидесятитысячную римскую армию (RGDS 11 ). После этого персы вторглись в Сирию. Шапур перечисляет римские укрепления и города (KaoréUovç Kai nôXciç), захваченные им после разгрома римлян у Барбалисса (RGDS 12-19). Этот список включает все легионные лагеря в Сирии,

что означает практически полное исчезновение римских регулярных войск в этом регионе⁵⁷³. Среди городов, захваченных персами, была и Антиохия. Город был захвачен без всякого сопротивления и основательно разрушен, после чего персы с обильной добычей ушли обратно (Zos. 1,27,2). По Зосиму, большая добыча удовлетворила персов, и они покинули римскую территорию.

Шапур умалчивает о кампании следующего года. Персы, несомненно, в 253 г. повторили свое вторжение в Сирию, но на этот раз безуспешно. После разгрома в предыдущем году римских войск в Сирии практически уже не было, и страна лежала беззащитной перед персидской армией. Но теперь дело защиты от персов взяли в свои руки сами жители. Сопротивление возглавил верховный жрец местного Баала в Эмесе Сампсигерам, носивший еще и римское имя Юлий Аврелий Сульпиций Север Ураний Антонин⁵⁷⁴. Под его командованием городская милиция Эмесы сделала то, что не смогла сделать регулярная римская армия, — нанесла персам столь тяжелое поражение, что те были вынуждены отступить на свою территорию (Malala XII, 296-297). Известие об этой победе, может быть, подтверждает надпись, упоминающая героя, прозванного Кроном (IGLS 1799)^3/(). После этого Ураний Антонин был провозглашен императором и стал чеканить свои монеты — как серебряные, так и золотые. Эти монеты имеют обычный римский вид, и сам новоявленный император изображен тоже в чисто римском виде — в военном плаще и с лавровым венком. Ничего специфически сирийского в изображениях на монетах не проявляется⁵⁷⁵. Более того, Ураний Антонин своей серебряной монетой избрал не антониан, а денарий (драхму). В остальной части Римской империи эта монета уже перестала выпускаться, и такой поступок узурпатора был, конечно же, символическим⁵⁷⁶. Он ясно показывал, что его целью является не отделение от Римской империи, а ее восстановление в том виде, какой она имела в более счастливые, как казалось, времена Северов.

Выступление Урания Антонина надо рассматривать не как сепаратистское сирийское движение, а как еще одну узурпацию, каких в это время было уже довольно много. Границы территории, признавшей Урания Антонина, как и время его правления и его дальнейшая судьба, неизвестны. Его монеты датируются 565 г. селевкидекой эры, т. е. временем от октября 253, до октября 254 г.⁵⁷⁷ Пока же в результате его действий персы были выбиты с римской территории, но из-под контроля императорской власти ускользнула какая-то часть Империи.

Эти события не могли не привлечь внимания императора. Требониан явно готовился к войне с персами. Монетный двор в Антиохии был перенацелен с выпуска местных тетрадрахм на антонианы и ауреи, которые были предназначены в первую очередь для выплат армии. На монетах Требониана появляются легенды, напоминающие о Марсе и доблести (virtus) августа⁵⁷⁸. Однако эта финансовая и идеологическая подготовка оказалась бессмысленной из-за событий на Балканах.

Нижний Дунай по-прежнему был чрезвычайно уязвимым участком границы. Римская империя в это время уже была не в состоянии воевать на нескольких фронтах сразу, и Требониан, считая защиту Сирии и Месопотамии более важным делом, попытался решить готский вопрос дипломатическими средствами⁵⁷⁹. Может быть, именно для облегчения выплаты готам оговоренных денег осенью 251 г. был восстановлен закрытый было монетный двор в Виминации⁵⁸⁰. Но если Требониан надеялся, откупившись от готов, гарантировать неприкосновенность дунайских границ, то ошибся. Уже в 252 г., на следующий год после заключения договора, готы, как мы видели, снова перешли Дунай, но были отбиты. Это не помешало им в 253 г. повторить свое вторжение. Зосим (1,28,1 ) пишет, что «скифы» заняли значительную часть Европы и перешли в Малую Азию, опустошив значительную

часть полуострова вплоть до Каппадокии. Рассказ о столь значительном размахе готского вторжения вызывает некоторые сомнения, и существует мнение, что автор смешал события 253 г. с более поздними, когда готы действительно опустошали не только Балканы, но и Малую Азию. Но есть и ученые, которые принимают версию о масштабном готском вторжении именно в это время³⁷⁷. Иордан (Get. 105) говорит только о разграблении готами Мезии, а разорение не только Европы, но и Азии он относит ко времени Галлиена (Get. 107). По Иордану, именно при Галлиене готы сожгли храм Артемиды Эфесской, в то время как Зосим среди городов, пострадавших от готов при Требони-ане, называет и Эфес. Окончательно решить вопрос трудно. В настоящее время можно только констатировать, что готы, как пишут и Зосим, и Иордан, действовали, почти не встречая сопротивления римской армии. Только наместник Мезии М. Эмилий Эмилиан сумел все-таки дать отпор варварам. Разбив их, он со своей армией даже перешел на вражескую территорию и разрушил их поселения. Однако на пользу императору это не пошло, ибо сразу после победы солдаты, недовольные соглашательской политикой Требониана по отношению к готам³⁷⁸, провозгласили императором Эмилиана (Eutrop. IX, 5; Aur. Viet. 31,1; Epit. 31, 1; Zos. I, 28, 1-2; lord. Get. 105).

Положение Требониана и его сына оказалось очень трудным. Чума, свирепствовавшая в Империи, в том числе в самом Риме, заставляла императоров принимать меры, которые хоть как-то смягчили бы последствия этой страшной эпидемии. Похороны обездоленных граждан за счет принцепсов, о которых говорилось выше, были, может быть, только частью мероприятий Требониана и Волузиана. Во всяком случае то небрежение, с каким Требониан относился к событиям на Балканах (lord. Get. 105), скорее всего объясняется занятостью не только восточными, но и римскими делами. В сложившейся ситуации это, вероятно, было неизбежно. Однако сосредоточенность на столице вызывала недовольство армии, особенно, как было сказано выше, дунайской, которой приходилось бороться с готами без активной поддержки правительства. Поэтому-то солдаты и провозгласили императором своего командующего Эмилиана³⁷⁹. Эмилиан тотчас двинулся в поход, надеясь захватить Италию и Рим, пока Требониан еще не подготовился к обороне. Но Требониан собрал те силы, которые

”⁷ Demongeot Е. Op. cit. Р. 416-417; Paschoud F. Notes. P. 152.

'" Chris lol M. A propos... P. 74.

’^Определенную роль в этом событии сыграл подкуп солдат Эмилиапом: Aur. Viet.

31. 1.

были у него, и выступил против узурпатора. Одновременно он приказал Валериану, командовавшему войсками в Кельтике и Германии, т. е. скорее всего на Рейне и в альпийском регионе³⁸⁰, выступить ему в поддержку (Zos. I, 28, 2-3). Сенат объявил Эмилиана врагом (Aur. Viet. 31,3).

Сбор войск, вероятно, потребовал некоторого времени, и армия Эмилиана оказалась в Италии раньше, чем Требониан смог ей воспрепятствовать. Две армии встретились уже в Умбрии. Однако до сражения дело не дошло. Около Интерамны воины Требониана убили и его, и его сына и признали императором Эмилиана (Aur. Viet. 31,2; Epit. 31,1; Eutrop. IX, 5; Zos. I, 28, 3). По словам Аврелия Виктора, солдаты это сделали в расчете получить больше наград от Эмилиана³⁸¹, а Зосим говорит, что солдаты Требонина увидели превосходство сил противника и предпочли перейти на его сторону. Это произошло летом (вероятно, в августе) 253 г.³⁸² После этого сенат, который еще недавно объявил Эмилиана врагом, признал его законным императором (Aur. Viet. 31,3), и за ним последовали провинции. Египетские папирусы уже начали датироваться по его правлению³⁸³. С его именем стали ставиться миллиарии (ILS 528). В Риме и Вими-нации начали выпускать монеты с именем нового императора³⁸⁴. Распространение монет и надписей показывает, что Эмилиана признали как восточные, так и западные провинции³⁸⁵.

ЭМИЛИАН

Евтропий (IX, 6) пишет, что Эмилиан был незнатного происхождения, а автор «Эпитомы» (31, 3) прибавляет, что он был мавром. Родился он, возможно, на острове Менинге, если справедливо предположение, что этот автор, говоря о рождении па этом острове

³¹⁴¹ Видимо, Валериан в это время командовал объединенными армиями нескольких провинций: FitzJ. Vereinigung... S. 114. Если это так, то ясно, что суперкомандования создавались нс только на Востоке и на Балканах, но и на Западе. Обстановка на Рейнс и в альпийском регионе в это время была, очень вероятно, такой же опасной, как и в районах Дуная и Евфрата во времена Филиппа.

'^к| Слухи о подкупе солдат Эмилианом, видимо, дошли и до воинов Требониана, причем, как это обычно бывает, эти слухи могли быть весьма преувеличенными.

'*²Sotgiu G. Treboniano... P. 798; Paschoud F. Notes. P. 152.

^3X3 Rathbone D. W. Dates... P. 116-117; Armstrong D. Tribunician dates of the Joint and Separate Reigns of Valerianus and Gallienus // ZPE. 1987. Bd. 67. P. 217.

'^M Calla J.-P. La politique monétaire... P. 204.

Sotgiu G. Treboniano... P. 802.

Требониана и его сына, спутал их с Эмилианом⁵⁸¹. Иордан (Get. 105), говоря об Эмилиане, называет его quidam — какой-то, некий. Это также говорит о незнатности нового императора. Его биография до действий в качестве наместника Мезии (одной из двух или одновременно обеих, мы не знаем) неизвестна. Тот же автор «Эпитомы» (31,3) говорит, что он был «воинственным» (pugnax). Может быть, вся его карьера прошла в армии, и не было бы ничего удивительного, если бы в основных чертах она была подобна карьере Максимина. Да и для провинциала незнатного происхождения армия в то время являлась, пожалуй, единственным путем продвижения в верхи общества. Возможно, в фигуре Эмилиана мы видим второго императора, вышедшего из рядовых солдат. На каком-то витке своего жизненного пути Эмилиан явно вошел в сенат, ибо иначе едва ли он мог занять пост легата.

Может быть, еще до убийства Требониана и Волузиана Эмилиан направил сенату довольно странное послание. Он заявлял, что оставляет власть сенату, а сам в качестве его воина освободит Фракию от варваров и будет сражаться с персами (Zon. XII, 22; FHG IV. Anon. fr. 2). Причины такого намерения неизвестны. Возможно, Эмилиан собирался сосредоточиться исключительно на защите тех территорий, которые сразу же признали его императором⁵⁸². Может быть, он таким образом пытался получить поддержку сената. Но не исключен и другой вариант. К сожалению, мы не знаем латинского текста этого послания. Греческие же авторы употребляют слово paaiÀda, как обычно в их время обозначалась императорская власть. Это заставляет вспомнить неудавшуюся попытку Деция сделать из Валериана «гражданского императора». Не попытался ли Эмилиан вернуться к реформам и в соответствии с замыслом Деция разделить в конечном итоге военную и гражданскую власть? Об этом может свидетельствовать изменение монетных легенд. Почти копируя монеты Требониана с изображением феникса, Эмилиан утверждает вечность не августов (или августа), а Рима: AETERNITAS ROMAE⁵⁸³. Как реагировал на послание Эмилиана сенат, неизвестно. Аврелий Виктор в целом относится к новому императору благосклонно и говорит (31, 3), что он пользовался властью умеренно (modesto). Это может быть отзвуком благоприятного сенатского отношения к Эмилиану.

Однако утвердиться у власти Эмилиану не удалось. Валериан, которому Требониан приказал с его войсками идти к нему на помощь против Эмилиана, не прекратил свой поход и после получения известия о гибели Требониана и его сына. Более того, войска, собранные под его командованием в Реции, провозгласили его императором (Aur. Viet. 32,1; Eutrop. IX, 7). После этого армия Валериана двинулась в Италию. Эмилиан был убит собственными солдатами между Спо-летием и Римом (Epit. 31,2; Zos. 1,29, 1 ; Sync. P. 715; Zon. XII, 22) 23 октября того же 253 г.³⁸⁹, и Валериан был, в свою очередь, признан сенатом. В сложившейся ситуации сам Валериан вполне мог чувствовать и представлять себя не только законным императором (в противоположность узурпатору Эмилиану), но и мстителем за Требониана³⁹⁰. Во всяком случае погибший вместе с отцом сын Требониана Волу-зиан, тоже бывший августом, был обожествлен³⁹¹.

За 18 лет, прошедших после свержения и убийства Александра Севера, на римском троне сменилось 13 императоров, носивших титулы августов. Дольше всех сохранял власть Гордиан III (почти шесть лет), который сам реально не правил, и пять лет власть оставалась в руках Филиппа. Последний же из этих императоров проправил всего три месяца. Такая чехарда на троне явилась самым ярким показателем глубокого политического кризиса. И уже не столько военные перевороты, сколько открытые гражданские войны решали судьбу власти и властвующих. Армия снова становится решающей силой. Но если в предыдущих гражданских войнах, как, например, в войне 193-197 гг., она являлась лишь орудием в руках полководца, то теперь она часто выступает самостоятельно. И Филипп, и Эмилиан возбудили воинов выступить против законных на тот момент императоров. Деция, как в начале этого периода Максимина, провозгласили императором сами воины (хотя, конечно, не исключено, что он сам создал условия для этого). Если верить Аврелию Виктору, то и Валериан был облечен порфирой воинами его армии. С другой стороны, и Максимин, и Требониан с сыном, и Эмилиан были убиты собственными солдатами. Уже ни о какой дисциплине, которой славилась римская армия, не могло быть и речи.

"»Sotgiu G. Treboniano... P. 798.

^3wCp.: Willig. Messius. Sp. 1993.

⁴⁹¹ Willig. Messius. Sp. 1997.

Глава IV