На самом деле существовали и другие способы использования легких войск перед фалангой: 1) клин, в котором передняя шеренга или все воины преклоняли колено и направляли свои копья на вражеских лошадей, упирая подток в землю; 2) использование воинов, вооруженных палицами или булавами, в очень свободном порядке перед строем, чтобы разрушить сплоченность вражеских катафрактов, после того, как враг будет остановлен копьями фаланги. Эти способы описаны Аррианом и Элианом почти за столетие до этого, и есть рельефное изображение воина, принадлежащего к спартанской фаланге, на котором он изображен с дубиной. Кроме того, мы можем найти тот же тип воинов, вооруженных дубинами/посохами/булавами, противостоящих катафрактам Пальмиры около шестидесяти лет спустя. Следовательно, есть очень веские основания полагать, что у римлян уже существовали войска, специально предназначенные для использования против парфянских катафрактов, в которые входили ланциарии, воины из спартанской фаланги и, вероятно, также мавританские копейщики.
Однако, Артабан проявил упорство. Сражение шло два дня с утра до вечера и обе стороны были равно уверены в своей победе. На ночь войска расходились по своим лагерям. На том же поле они сошлись и на третий день. В этот раз, имевший значительное превосходство в численности Артабан предпринял попытку окружить римлян и взять их в мешок. Макрин же растянул свои фаланги в ширину (вероятно, заднюю фалангу), тем самым предотвращая окружение. Сивенне полагает (s. 290), что маневр Макрина по расширению фронта закончился неудачей, потому что было совершенно невозможно бесконечно расширять его против более подвижной вражеской кавалерии на плоской равнине. Однако, римские источники ничего не говорят об окружении армии Макрина. Геродиан просто пишет, что в тот день погибло столько людей и животных, что все поле было покрыто целыми горами трупов, особенно потому, что падали друг на друга верблюды. Это мешало сражающимся свободно передвигаться; невозможно было разглядеть врага, потому что посередине образовалось что-то вроде большого и непроходимого вала из тел; поэтому, не имея возможности идти друг на друга, те и другие вернулись в лагерь. И никакого окружения. Армия Артабана тоже ведь не была бесчисленной. Она могла попробовать окружить римлян, те выдвинули на фланги вторую фалангу, вероятно, под углом к передней, а её фланги прикрыла кавалерия. И всё, охват не удался.
Есть ещё вопрос с массой убитых в третий день верблюдов. Почему-то в первые два дня такого не отмечается. Возможно, римляне смогли, наконец, удачно расставить свои метательные машины и расстрелять верблюдов перед строем фаланги.
Битва при Нисибисе
На этом трёхдневное сражение закончилось ничейным результатом. Обессиленные армии разошлись. По мнению Сивенне, Макрин не смог добиться победы, поскольку не смог правильно использовать свою кавалерию, а также заднюю фалангу для совместного контрудара по противнику. Он вообще не атаковал, а лишь оборонялся все три дня и, хотя, делал это грамотно, победы таким образом добиться было нельзя. Артабан же не мог дольше атаковать, поскольку было ясно, что римляне нашли верный способ обороны. Парфянская армия просто истекала кровью. К тому же, у парфян вряд ли было много припасов, а найти их в полупустыне было нереально. Именно поэтому и начались успешные переговоры.
Геродиан сообщает заведомую неправду о том, что Артабан дрался так отчаянно и упорно, думая, что его противник — Антонин. Ведь от него же и от Диона известно, что Макрин уже сообщил Артабану о смерти Каракаллы. Так что, Макрин просто предложил Артабану перемирие, видя бесперспективность дальнейших боевых действий. Артабан был того же мнения, поэтому был рад без кровопролития вызволить из плена людей и свое добро, он заключил с Макри-ном перемирие и отвёл свои войска за Тигр. А Макрин, соответственно, вывел войско из Месопотамии и поспешил в Антиохию.
Сенаторская традиция называла битву при Нисибисе поражением Макрина. Однако, это было не так. Целями Макрина было остановить вторжение парфян и не допустить разгрома римской армии. Новый император этих целей достиг. При этом римляне не понесли больших потерь [Дион Кассий. Римская история 79. 29, 2]. А вот парфяне были обессилены. Именно лютое кровопускание 216–217 годов привело к тому, что Парфия не смогла подавить персидский мятеж 220 года и погибла как государство в 227 году. Но тогда об этом ещё никто не догадывался. Несмотря на фактическое поражение, Артабан, похоже, пытался воспользоваться ситуацией. Угрожая вновь начать войну, он продолжал требовать от римлян восстановить разрушенные ими крепости и города, очистить Месопотамию и выплатить репарации за ущерб. Артабан был хорошим политиком. Он знал, что для укрепления своего положения новому императору необходимо как можно скорее закончить войну, чтобы иметь возможность отправиться в Рим. Поэтому Артабан спокойно блефовал, а Макрин действовал как раз в нужном направлении, доказывая, что является никудышним политиком. Он вяло отговаривался и тянул время. Почувствовав слабину, Артабан решил надавить. В результате переговоры затянулись вплоть до 218 года [АЖА. Макрин VIII, 3].
У Макрина было лишь то преимущество, что парфянскую армию было трудно снабжать припасами и держать собранной в течение длительного периода времени. Он это понимал, почему и тянул время. Но ведь и римскую армию тоже пришлось держать и снабжать на Востоке, и в Рим Макрин так и не попал. Так что оба правителя на этом проиграли.
Диадумениан
Кроме того, Макрин не одержал победы, что сразу поставило под вопрос его взаимоотношения с армией. Сначала обессиленная армия не выражала неудовольствия перемирием. Через Эдессу римляне в начале мая подошли к Зевгме. Там Макрин собрал воинов на сходку, чтобы заявить и получить одобрение армии по вопросу о власти. И уже тогда в армии начали раздаваться голоса, что императором должен быть только Антонин. Это было явное следствие неспособности Макри-на добиться победы над парфянами. Антонинов тогда ещё хватало, поэтому Макрин забеспокоился. Он специально вызвал из Антиохии своего девятилетнего сына Диадумениана, который на этой сходке был провозглашен принцепсом молодёжи (princeps iuventutis) и Цезарем (nobilissimus Caesar). Таким образом Макрин заложил основы новой династии. Он дал своему сыну фамилию Антонин, привлекая на свою сторону солдат, привязанных к Каракалле. По этой причине Макрин не стал осуждать своего предшественника, но и не намекал о своём желании обожествить его. Сын Макрина стал теперь называться Марк Опеллий Антонин Диадумениан.
Юлий Капитолин пишет, что Макрин и себе присвоил, вдобавок, имя Севера, хотя он не состоял ни в каком родстве с этим императором. Это дало повод к шутке: «Макрин — такой же Север, как Диадумен — Антонин» Теперь Макрин стал называться — Марк Опеллий Север Макрин [Дион Кассий. Римская история 78 19, 1; 40, 1; Юлий Капитолин. Макрин V].
Чтобы гарантировать себя и сына от неожиданностей, Макрин, на той же сходке, выдал солдатам по 750 денариев (8 ауреусов. Из них за императорскую власть по три золотых, за имя Антонина — по пять золотых и обычные повышения, но в удвоенном количестве). Плюс к тому, он обещал такие же выплаты каждые пять лет.
После этой сходки в Антиохии немедленно была отчеканена монета с именем Антонина Диадумениана, чеканка же монеты с именем самого Макрина была отложена до получения приказа от сената. Сенату было отправлено письмо с сообщением об имени Антонина. Сенат охотно признал эту власть; во многом из ненависти к Каракалле и в надежде на повышение своей роли.
Макрин в честь своего сына заранее приготовил в качестве подарка для народа дорожные плащи розового цвета. Они должны были называться «Антонинианами», подобно тому как плащи Бассиана были «Каракаллами». Специальным эдиктом он пообещал и раздачу в Риме от имени Антонина. В том же эдикте Макрин объявил о создании культа Антонина Диадумениана, который должны были осуществлять специальные дети-жрецы.
После этого Макрин приказал, чтобы значки и знамена в лагере были антониновскими; он сделал изображения Бассиана из золота и серебра, и в продолжение семи дней совершалось моление за имя Антонина. Оценив такое почитание своего кумира, армия на время затихла, но только на время.
В Зевгме Макрин оставил большой гарнизон, состоявший из дунайских легионов I и II Adiutrix p. f., и X Gemina p. f. Эти легионы засвидетельствованы в Зевгме на надгробиях трех солдат. К сожалению, надписи не могут быть точно датированы; они могли принадлежать либо ко Второй Парфянской войне Септимия Севера, либо к Парфянской войне Каракаллы (Wagner 1976: 132–135, № 1–3 = AE 1977: 819–821; Speidel 1985c: 605–610). Коэн и Сивенне предполагают второе, а также то, что легионы I и II Adiutrix p. f. были на востоке целиком, так как в Византии был похоронен аквилифер легиона II Adiutrix p. f. Тит Флавий Суриллион, умерший в походе.
AE 1976: 641 (Byzantium) D(is) M(anibus) / T(ito) Fl(avio) Surillioni aquilifero / leg(ionis) II Adi(utricis) p(iae) f(idelis), militavit / annos XVIII, vixit annos XXXX, / posuit. Aur(elius) Zanax aquilifer leg(ionis) eiusdem collelg(a)e bene merenti.
Возможно, это означает, что «орёл» легиона был в этом походе, а это значит, что легион шёл в поход целиком.
В том же Византии и тогда же был похоронен букцинатор легиона I Adiutrix p. f. Аврелий Сур. Их надгробия сделаны, возможно, даже, в одной мастерской. А в Перинфе были похоронены два воина шестой когорты того же I Adiutrix p. f. Это тоже вызывает предположения о полном участии легиона в этом походе.
Возможно, что ещё один корпус был оставлен в Кирре. Там найдено надгробие солдата второй когорты легиона VII Claudia p. f., установленное его товарищем, служившим в легионе IV Flavia Felix. Три надгробия свидетельствуют о присутствии VII Claudia p. f. в Галатии и Сирии в конце второго или начале третьего века, но, опять же, ни одно из них не имеет конкретных подсказок датировки, таких как почетные титулы или консульские даты. На надгробии воина VII Claudia p. f. из Анкиры тоже упоминается вторая когорта, так что, почти наверняка, они были членами одной вексилляции. Наконец, ещё одна надпись свидетельствует о воине легиона VII Claudia p. f. в Берое, т. е, по дороге в Месопотамию.