положили и сожгли на похоронах тушу барана. Впоследствии он, постоянно меняя внешность и одежду, скитался, переходя из одного места в другое. Когда же об этом распространились слухи (ведь невозможно, чтобы такое дело долго оставалось в тайне), повсюду был устроен самый тщательный розыск и многих людей постигла кара: одних — за то, что были похожи на него, других — за то, что они якобы являлись его соумышленниками или где-то предоставляли ему укрытие. А еще большее количество людей, которые, пожалуй, никогда и в глаза его не видели, было лишено имущества. Тут уж постарались чиновники, обвиняя невинных с целью наживы на конфискации. Что же до него самого, то никому не известно, был ли он убит на самом деле (ведь в Рим много раз привозили то одну, то другую голову, якобы принадлежавшую ему) или ему удалось скрыться. Уже после смерти Коммода некий авантюрист осмелился выдавать себя за Секста и притязал на возвращение ему его богатств и званий. Многие люди расспрашивали его о разных вещах, и он остроумно выходил из положения, пока Пертинакс не спросил его о чем-то греческом, так как в этой области Секст Кондиан обладал глубокими познаниями. Вот тут-то самозванец совсем растерялся, будучи не в силах даже понять, о чем идет речь. Так выяснилось, что этот человек, походивший на Секста внешностью благодаря природе и всем остальным благодаря навыку, не был наделен его ученостью. И ведь насколько он был похож на Кондиана, что не боялся общаться с людьми, близко знавшими его.
Мы знаем всё это, благодаря рассказу Диона Кассия, который ещё добавляет: «Я сам присутствовал при этом и всё слышал. Видел я и кое-что иное. Есть в Киликии, в городе Малле, оракул Амфилоха, который посылает людям прорицания в сновидениях. Получил от него пророчество и Секст, который запечатлел его с помощью рисунка следующим образом: на табличке он изобразил ребенка, который душит двух змей, и льва, преследующего молодого оленя. Я тогда был с отцом, который управлял Киликией, и не мог разгадать смысла этих изображений, пока не узнал, что братья Квинтилии были неким образом удушены Коммодом, который позже стал подражать Гераклу, подобно тому, как и сам Геракл еще во младенчестве задушил змей, подосланных к нему Герой (а ведь Квинтилиев и в самом деле удавили). Секст же стал беглецом, преследуемым более сильным врагом» [Дион Кассий. Римская история 73. 7].
Надо полагать, что Кондиан побывал в Киликии по пути в свою провинцию в 181 году и тогда тоже не понял пророчества. Но потом понял, почему и смог скрыться.
Коммод
Как в заговоре были замешаны братья Квинтилии, нам неизвестно, может и совсем не были. С другой стороны, упорство Коммода в преследовании Кондиана говорит за то, что у него были веские на то причины.
А вот Дидию Юлиану повезло. Император, обычно подозрительный и скорый на расправу, пришел к выводу, что Дидий Юлиан в заговоре невиновен, и приказал казнить доносчика Севера. Дидию Юлиану было приказано вернуться в свою провинцию и закончить срок наместничества. Сделав это и, возможно, желая прийти в себя, Юлиан на какое-то время удалился на свою малую Родину в Медиолан. Вскоре, однако, ему пришлось опять появиться на политической сцене, поскольку его назначили сначала наместником Понта и Вифинии (185–186 гг.) в Малой Азии, а затем и проконсулом Африки (189–190 гг.), между прочим, после Пертинакса. Оба поста были почётными, но лишёнными реальной военной силы.
Тогда же и, возможно, в связи с тем же делом, мог погибнуть Публий Гельвий Пертинакс. В течение первых лет правления Коммода Пертинакс был наместником богатой провинции Сирия. Возможно, здесь родился его сын Публий. Именно во время наместничества в Сирии Пертинакс пристрастился к деньгам, о чём все знали уже тогда и подвергали старого вояку насмешкам. А тут ещё и дело Кондиана. Ведь он скрывался где-то на Востоке и Пертинакс не смог или не захотел его арестовать.
Когда Пертинакс вернулся в Рим в 182 году, на основании слухов о его причастности к заговору против императора Коммода новый префект претория Секст Тигидий Переннис сделал всё возможное, чтобы предотвратить продвижение Пертинакса дальше по карьерной лестнице. Не успел Пертинакс впервые, хотя уже давно был сенатором, войти в курию, как получил приказ Перенниса удалиться в отцовское поместье в Лигурии. На 3 года Пертинакс отправился в свою лигурийскую усадьбу, занявшись скупкой окрестных земель, строительством зданий и торговлей. Денег из Сирии он привёз достаточно. Был ли Перти-накс реально причастен к заговору, неизвестно. Уж больно далеко находилась Сирия от Германии. Может быть, Переннис просто пытался избавиться от такого авторитетного человека, как Пертинакс, желая сохранить своё влияние на слабохарактерного Коммода.
И, кстати, тогда же, возможно, даже вместе с Пертинаксом, из Сирии в Рим вернулся Луций Септимий Север, отслуживший три года легатом легиона IV Scyphica. Это был второй военный опыт будущего императора, причём, показавший его несомненный военный талант. Ведь Септимий никогда не хотел быть военным и сначала увиливал от военной службы.
Однако, Коммод, похоже, не оценил Севера, или, наоборот, переоценил, посчитав за возможного союзника Пертинакса. И здесь тоже выплывает дело Кондиана. Поэтому Септимий не получил никакого нового назначения, а возможно, даже попал в опалу. По крайней мере, подобно Пертинаксу, он уехал из Рима. Септимий направился в Афины, где собирался повысить своё образование. Однако, в Греции его встретили плохо, видимо зная об опале на него императора. За это Север позднее урезал привилегии афинян [Элий Спартиан. Север III, 7]. Ссылка Септимия Севера продолжалась до 186 года.
Возможно, попал в опалу и родной брат Септимия Севера Публий Септимий Гета. До 182 года его карьера складывалась вполне удачно. Он родился около 150 года и около 170-го начал карьеру в качестве децемвира для судебных разбирательств (decemvir stlitibus iudicandis). Затем Гета отправился в Британию, где «оттрубил» три года военным трибуном легиона II Augusta (ок. 171–173 гг.). Неизвестно, правда, находился ли Гета в Британии или воевал с вексилляцией своего легиона на Дунае.
В любом случае, юноша показал себя с хорошей стороны и сразу после трибуната был назначен квестором провинции Крит и Киренаика (ок. 174–175 гг.). В 176/7 году Гета был эдилом, но о его претуре нам ничего не известно. Скорее всего, претором он, всё же, был, примерно, в 179 году, потому что на следующий год он стал легатом легиона I Italica p. f. (180–182 гг.). Обычно считается, что Гета командовал легионом в 185 году, но, по нашему мнению, это не так. Командиры легиона I Italica p. f. в годы Коммода хорошо известны (это Клодий Альбин и Валерий Максимиан), поэтому для Геты остаётся место только и именно в 180–182 годах.
Вот тут-то мы и возвращаемся к вопросу опалы Геты. Мы знаем, что следующим важным постом его был проконсулат в Сицилии в 187–188 годах. Но несколько лет до этого Гета не получал никаких магистратур, как и его старший брат. И оба вновь начали получать назначения в 186–187 годах. Вот и выходит, что Гета тоже был в опале и опала с обоих Септимиев была снята одновременно. В 188–191 гг. Гета был пропретором Лузитании и в 191 году стал консулом-суффектом.
А вот близкий друг Септимия Луций Фабий Цилон Септимин никаким опалам не подвергался. В 180–183 годах он служил в Сирии под командованием Пертинакса и в коллегах у Септимия, будучи легатом легиона XVI Flavia Firma, после чего был повышен до наместника провинции.
Ликвидировав заговоры, Коммод передоверил все дела Переннису, который остался единственным префектом претория (182–185 гг.), а сам пустился во все тяжкие. «Пьянствуя до рассвета и расточая средства Римской империи, он по вечерам таскался из кабаков в лупанары. Для управления провинциями он посылал либо соучастников своих позорных дел, либо людей, рекомендованных этими соучастниками» [Элий Лампридий. Коммод Антонин. III, 6–8].
Таким образом Переннису удалось стать самым могущественным человеком в Римской империи после Коммода. Переннис удерживал такую власть в течении трёх лет и, возможно, готовил переворот. Это был первый такой случай в истории Римской империи. Простой всадник замыслил государственный переворот. В этом контексте, даже устранение управляющего императорским двором Саотера, пошло на пользу Переннису, так как был убит его важнейший конкурент.
Переннис получил возможность полностью контролировать деятельность правительства, он убедил Коммода назначить легатами Панноний его сыновей, а сам взял под контроль огромные финансовые ресурсы с целью подкупа сенаторов, воинов и народа, и уже потихоньку начал это делать, намекая, что подкупленные должны быть готовы поддержать его претензии на престол в случае смерти Коммода. Его сыновья — легаты Панноний, потихоньку подкупали свои войска с той же целью. Сразу же вспоминается ситуация, сложившаяся всего через 8 лет, когда те же Паннонские легионы возьмут Рим и возведут на престол Септимия Севера. Не Тигидий ли, Переннис и его сыновья первыми заронили осознание такой возможности в головах паннонских легионеров? Возможно, кто-то из легатов других провинций тоже был на их стороне.
Переннис даже начал втайне чеканить собственные деньги. Это уже просто вопиющая наглость, даже если они не ходили, а придерживались где-то до переворота. Однако же, люди есть люди и часть монет ушла в оборот, будучи, видимо, украденной.
Впервые обвинение против Перенниса дошло до Коммода 15 октября 185 года. Тогда, на открытии игр в честь Юпитера Капитолийского на сцену театра, где присутствовал император, вырвался какой-то странствующий киник и громко прокричал предупреждение Коммоду, заявив, что Переннис и его сыновья собираются его убить и захватить власть [Геродиан. История I. 9,4].
Услышав такое, весь театр, включая самого Коммода, онемел. Первым очнулся Переннис, который сидел рядом с императором. Он приказал тут же схватить философа и сжечь его как сумасшедшего и Коммод от неожиданности, и в смятении, согласился. Однако, очевидно, он всё же задумался и начал потихоньку присматриваться к ситуации. Помощником в этом императору стал давно ненавидевший Перенниса спальник Коммода вольноотпущенник фригиец Марк Аврелий Клеандр. Сочувствующих ему было много, поскольку Переннис своей надменностью многих обидел.