И, наконец, последний случай, как я уже говорил, посерьезнее.
Однажды во время войны послали меня связаться с соседней дивизией — километров за тридцать. Возвращаться в свою часть пришлось уже вечером. Места были незнакомые. Днем я находил дорогу, справляясь по карте, а теперь было темно, и свет зажигать нельзя. И вот я незаметно для себя сбился с пути: мне надо было выехать к мосту, а я оказался там, где ни моста, ни брода не было.
Куда ехать теперь: направо или налево? Ошибешься — попадешь к неприятелю.
Так я стоял темной осенней ночью на берегу реки, раздумывая и прислушиваясь, не донесется ли откуда-нибудь какой звук. Но стояла мертвая тишина, ни души не было кругом. Время шло, а придумать я ничего не мог. То мне казалось, что надо ехать направо, то, наоборот, чудилось, что ехать надо было налево.
И тогда, отчаявшись, я решил довериться моему коню. Я бросил поводья, ласково похлопал коня по шее — и пустил его прямо к реке.
Конь понял меня. Подойдя к самой воде, он остановился, как будто задумался в свой черед. Потом поднял голову и стал нюхать воздух, словно ловя какой-то неощутимый для меня запах. Понюхав воздух, он тихо заржал. Потом прислушался, опять понюхал воздух. И вдруг уверенно зашагал — направо, по берегу.
Минут через двадцать я различил вдали какое-то темное очертание; это был мост. Перейдя мост, конь понесся рысью. Он уверенно бежал по дороге, которую отлично помнил, хотя прошел по ней всего лишь один раз в своей жизни. Я целиком доверился коню и уже не управлял им. Конь вез меня, куда хотел. И вскоре я уже был среди своих, на месте ночлега.
ЕЩЕ О КОНЕ
Молодому, еще не приученному коню седло очень не нравится: он лягается, брыкается, катается по земле, чтобы избавиться от непривычного груза. Тогда седло снимают, а коню дают овса. После нескольких таких «уроков» конь начинает снисходительнее относиться к этой неприятности — к седланию.
Так же приучают коня не бояться таких «страшных» вещей, как автомобиль или трактор. Кони очень боятся всяких машин. Почему? Один кавалерист объяснял это так. Представьте себе, что вы идете по улице — и вдруг навстречу вам шагают одни брюки — без человека — да еще фыркают. Неужели не испугаетесь? Так и конь: он привык к тому, что повозку тащит лошадь. А тут вдруг повозка едет сама, без лошади, да еще что-то стучит в ней! Так это или не так, но неопытные кони, действительно, боятся автомобиля, танка, трактора, мотоцикла.
Птичка может испугать коня.
Чтобы приучить коня к машине, на нее кладут овес. Машина-то «страшная», но овес так вкусно пахнет! Однако к рычанию мотора конь привыкает с большим трудом, недолюбливает его всю жизнь.
К двум вещам, насколько мне известно, конь не может привыкнуть, перебороть свой страх перед ними. Он не выносит шуршания бумаги — газеты, карты, — ему чудится неведомая опасность в этом шуршании. И еще он не выносит трупов^ От них, в особенности от лошадиных, конь шарахается в сторону.
Конь вообще очень нервное существо. Я говорю не о заезженных клячах, которые всю жизнь не вылезают из хомута. Я говорю о строевом коне. Он может испугаться неожиданно выпорхнувшей из куста птички, броситься в сторону шагов на десять-пятнадцать. Нужно ласковое слово всадника, надо потрепать коня по шее, чтобы он успокоился.
Строевой конь очень самолюбив. В скачке он норовит непременно обогнать других и ни за что не хочет мириться с тем, что кто-то идет впереди него. Он может замучить себя до смерти, пасть на месте, если не хватит сил, но первенства в скачке не уступит ни за что.
Командирский конь, который привык ходить впереди других, очень болезненно переживает, если его поставят в строй: он нервничает, норовит укусить идущего впереди коня, лягнуть идущего сзади, — словом, не хочет мириться со своей участью.
Перед атакой конь обычно нервничает, кусает удила, танцует на месте, прядает ушами, — словом, выказывает все признаки волнения и нетерпения. А когда эскадрон или весь полк бросается в атаку развернутым строем, коней невозможно удержать, — они несутся вперед r каком-то самозабвении.
Но если в этот миг случится что-нибудь неожиданное, например, раздастся внезапно пушечный выстрел, кони могут испугаться и так же неудержимо понестись вдруг назад.
Рассказывают, что в бою на Альме, во время Крымской войны, был такой случай. Один русский гусарский полк лихо шел в атаку на англичан. В этот момент где-то сбоку грянул пушечный залп. На всем скаку кони повернули и неудержимо понеслись назад. Всадники ничего не могли с ними поделать. Об этой неудачной атаке гусар доложили царю Николаю I. Он был возмущен всадниками, которые так плохо, па его мнению, управляли лошадьми, и в наказание велел всему полку снять шпоры с правой ноги. Так и ходили гусары этого полка больше года об одной шпоре — на левом сапоге, — и все над ними смеялись. Только когда Николай I умер, гусары добились у нового царя «помилования» и надели вторую шпору...
У коня очень хороший слух. Конь узнает хозяина не только no> виду, но и по голосу, идет на его зов. Конь любит музыку. Даже спокойный конь под музыку вдруг начинает гарцовать, танцовать. Многие кони запоминают наизусть сигналы трубы — «шагом», «рысью», «галопом» — и исполняют их, как только услышат.
Много еще можно было бы рассказать о боевом коне. Но мы, кажется, и так говорили об этом слишком много, пора кончать...
УЛАНЫ И ДРАГУНЫ
Ну ж был денек! Сквозь дым летучий
Французы двинулись, как тучи,—
И всё на наш редут.
Уланы с пестрыми значками,
Драгуны с конскими хвостами, —
Все промелькнули перед нами,
Все побывали тут...
Так рассказывает Лермонтов устами старого солдата про Бородинский бой.
Он был скуп на слова, этот старый солдат: к уланам и драгунам.
он смело мог бы добавить еще и гусар и кирасир, которые тоже принимали участие в Бородинском бою.
В те времена, когда Лермонтов писал эти стихи, все понимали, кто такие «уланы», «драгуны», «кирасиры», «гусары». А в наши дни. мало кто помнит значение этих слов.
Откуда же взялись эти слова, и что они означают?
Кирасиры. Это название происходит от слова «кираса» — медная или железная куртка без рукавов. Ее надевал на себя рыцарь, отправляясь в поход; весила она больше полупуда. К этому надо прибавить вес остальной рыцарской одежды и оружия. В общем, всадник, в полном вооружении весил пудов девять, а то и десять! Да еще на коня надевали металлический панцырь и налобник.
Такую тяжесть мог выдержать не всякий конь. Рыцари ездили на очень крупных и сильных конях вроде нынешних битюгов или. першеронов.
Кирасиры составляли «тяжелую конницу». Скакать быстро она. не могла. В бой она шла рысью или даже шагом. Своим мощным ударом тяжелая конница Обычно решала исход сражения.
В России разновидностью тяжелой конницы были кавалергарды. Слово это французское, по-русски оно значит «конная стража». Кавалергарды несли обычно караулы во дворце и сопровождали царя во время его выездов.
Уланы. Это название происходит от монгольского слова, «углан», что значит «храбрец». Уланами стали называть в разных странах легковооруженных, проворных, быстрых кавалеристов. Эта легкая конница была особенно пригодна для разведки и для преследования врага.
Гусары — род легкой конницы. Чаще всего гусары действовали на войне небольшими отрядами, разведывая и беспокоя противника. Такая служба требовала особой находчивости и бесстрашия. Между прочим, Лермонтов служил как раз в гусарском полку.
Самое слово «гусар» — венгерское; перевести его можно так: «двадцатник». Вот как объясняется это странное название: пятьсот лет назад венгерский король приказал призвать в свою армию каждого двадцатого дворянина. Дворяне-«двадцатники» явились на отличных конях, щеголяя своими пышными нарядами и красотой оружия. Все они были с детства обучены фехтованию и верховой езде. Эти полки «двадцатников» стали лучшими в венгерской армии. Впоследствии смысл слова «гусар» позабылся, оно перешло и в другие языки.
Драгуны. В прежние времена кавалеристы сражались лишь в конном строю. Они дрались холодным оружием, а стрелять не умели. Но когда огнестрельное оружие усовершенствовалось, появилась нужда в такой коннице, которая умела бы драться и, спешившись, метко стреляла бы из ружей.
Кавалеристы, однако, не хотели переучиваться и приспосабливаться к новым порядкам.
Тогда, четыреста лет назад, французский «маршал Бриссак отобрал самых смелых пехотинцев-стрелков и посадил их на коней. Так появились новые кавалерийские полки, которые умели драться и в пешем строю.
Этих своих лучших бойцов маршал Бриссак прозвал «мои драконы». По-французски слово «дракон» произносится «драгон». Отсюда и пошло название «драгуны»...
Все эти различия впоследствии исчезли. Кирасиры сняли с себя кирасу: она уже не защищала от пуль. Уланы, гусары, кирасиры стали, когда это нужно, сражаться в пешем строю, совершенно так же, как драгуны.
Различие осталось только в названиях да в мундирах: кто носил красный мундир, кто — голубой, у одного кивер был украшен блестящим шариком, у другого — конским хвостом.
Впрочем, не совсем так: некоторые особенности сохранила в России казачья конница.
Казаки. Это слово происходит от старинных монгольских слов «ко» — «защита» и «зак» — «рубеж», «граница». Так что оно имело когда-то тот же смысл, что в наше время «пограничник».
Казаками на Руси стали издавна звать тех, кто селился на окраинах страны и отражал неприятельские набеги. Жить здесь было опасно, зато вольнее, чем в глубине страны: не было тут ни крепостного права, ни податей. Сюда шли люди, преследуемые властями, люди смелые, предприимчивые, свободолюбивые.
Казаки всегда были отличными кавалеристами: они с детства учились ездить верхом и владеть пикой.
И в наше время казачья конница сохранила в Красной армии некоторые свои особенности: казаки вооружены пиками, они служат на собственных конях и на параде носят особую форму.