Но так маршировать можно было только по ровному полю. Поэтому тогда и выбирали для битвы широкое гладкое поле.
Полководцы того времени так привыкли к линейному построению, что даже не могли представить себе, как же можно построить солдат иначе, как можно сражаться в лесу или среди холмов.
КАК ШЛИ ЧИНЫ В СТАРИНУ?
Прежде в России офицерами и генералами могли быть главным образом дворяне. Но так как офицером сразу стать нельзя, надо сначала накопить опыт, то начинать военную службу дворянам приходилось в самом нижнем чине — простыми солдатами.
Такой порядок установил еще Петр Великий.
Дворянам этот порядок очень не нравился. У себя в поместье дворянин привык распоряжаться крепостными крестьянами, как хотел; а в армии ему надо было несколько лет служить рядовым солдатом наравне с этими крепостными, и только после этого его производили в офицеры.
Вскоре же после смерти Петра дворяне придумали, как обойти закон. Как только у дворянина рождался сын, его сразу же определяли в армию. Отдавался приказ о зачислении такого-то дворянского сына рядовым солдатом в такой-то полк.
Все было как будто в порядке. А о том, сколько лет этому новому «солдату», в приказе не упоминалось.
Шли годы. За выслугу лет дворянского сына из солдат производили в офицерские чины.
Солдаты шагали, как заводные механизмы.
Но сперва он становился капралом, потом сержантом. Командир полка по-приятельски закрывал глаза на то, что «капрал» лежит в колыбели и сосет соску, а «сержант» ходит пешком под стол, даже не нагибаясь, и совсем не подозревает о своем звании.
Так, живя спокойно в родительском доме, мальчик поднимался все выше и выше в чинах. И когда, став юношей, он являлся в армию и начинал действительно служить, у него оказывался уже чин капитана, а то и майора.
Этим объясняется, что в те времена попадались очень молодые генералы. При Екатерине II был, например, в русской армии двадцатилетний генерал. А в царствование Павла был даже генерал двенадцатилетний мальчик...
Было бы, однако, несправедливо сказать, что все дворяне получали свои чины таким хитрым способом. Были и такие, которые выполняли закон точно и честно. Так, например, великий русский полководец Суворов вступил в армию, когда ему исполнилось семнадцать-лет. Шесть лет прослужил он простым солдатом и только после этого получил свой первый офицерский чин.
СУВОРОВСКИЕ СОЛДАТЫ
Для наших предков война была не княжеским и не царским, а своим, народным делом. Потому что не раз от исхода войны зависело самое существование нашего народа, судьба нашего государства.
Так уж сложилась история нашего народа, что ему в продолжение многих веков приходилось защищать свою землю от чужеземных беспощадных хищников: от печенегов, половцев, татар, от ливонских рыцарей и польских панов, от шведов и турок. Много горя пришлось испытать русскому народу, но зато он навек запомнил: нельзя допускать врага в свои пределы, с ним надо биться насмерть.
Не контракт, не плата, не страх перед наказанием, а любовь к родине побуждала русских солдат храбро сражаться с врагом.
Но русские цари — такие, как Петр III или Павел I, — этого не понимали. Они видели, что в лучших иностранных армиях дисциплина держится на капральской палке, и решили, что так должно быть и у нас. Они видели, что там солдат выстраивают в линию, и стали выстраивать в линию наших солдат- Они старались изменить даже облик наших солдат, придать им чужеземный вид. Подумать только: русского крестьянина, как только он попадал в армию, затягивали в узенький неудобный мундир, на руки ему надевали манжеты, а голову пудрили» волосы завивали в букли и заплетали в косу.
Для того чтобы солдаты при маршировке не сгибали ног, им было приказано подвязывать под колени лубки. Шаг, действительно» получался красивый, размашистый. Но зато такой солдат, стоило ему только поскользнуться или упасть, оказывался совсем беспомощным: сколько он ни барахтался, подняться он не мог: мешали лубки.
По ночам ретивые капралы будили своих солдат и делали им замечания: спать, оказывается, надо тоже вытянувшись, иначе испортится военная выправка...
То, чего не понимали русские цари, понял Суворов. Он стал учить солдат тому, что могло пригодиться им в бою.
Часто, подняв солдат по тревоге, Суворов водил их несколько суток, днем и ночью, без дорог, через густые леса, холмы, овраги, переправляясь вброд или вплавь через реки. После такого учения Суворов собирал солдат, разъяснял им их ошибки и учил, как надо действовать, на войне для того, чтобы разбить неприятеля.
Такие солдаты, которые умеют только выполнять по команде раз и навсегда вызубренные приемы, Суворову были не нужны. Он ценил понятливых, смелых бойцов, которые идут в бой без понукания и сами соображают, что им делать.
«Каждый воин, — любил повторять Суворов, — должен понимать свой маневр».
Суворов был очень требователен, но он уважал солдат, и они это», конечно, чувствовали. Они любили Суворова, старались всеми силами оправдать его доверие.
Таких солдат уже не нужно было выстраивать непременно в линию, держать их под наблюдением капралов.
Суворов мог применять — и действительно применял — самые разные боевые порядки, смотря по тому, с каким противником ему приходилось иметь дело.
Чаще всего Суворов избирал такой порядок. Впереди шли врассыпную, маленькими группами или в одиночку, отличные стрелки — егеря-За ними — линии мушкетеров и гренадеров. За ними — выстроенные в колонны солдаты. И, наконец, позади всех располагался резерв.
Егеря не были привязаны к месту, они сами решали, откуда выгоднее всего подойти к врагу. Резерв предохранял от всяких неожиданностей. А колонны можно было в любой момент повернуть и направить туда, где они всего нужнее: например, на прорыв неприятельского центра или на охват его фланга.
Это был подвижной боевой порядок, при котором можно было совершать молниеносные маневры, внезапно обрушиваться на врага.
Суворовские солдаты могли сражаться не только на гладком месте, но и в лесах и в горах, не только днем, «но и ночью.
«Неприятель думает, что ты за сто верст, за двести верст, — говорил Суворов, — неприятель поет, гуляет, ждет тебя с чиста поля. А ты из-за гор крутых, из лесов дремучих налети на него, как снег на голову. Рази, тесни, опрокинь, бей, гони, не давай опомниться!»
Все это было совершенно необычно, шло против правил, которых держались заграничные генералы, привыкшие к линейному порядку-Поэтому такие генералы, сколько ни терпели поражений от Суворова, все же твердили: Суворов не умеет вести бой «правильно», он не знает тактики.
«Что ж делать! — смеясь, отвечал Суворов. — Без тактики, без практики, а неприятеля побеждаем!»
ЧОРТОВ МОСТ
За тысячи километров от нас, в далекой Швейцарии, возвышается на крутой скале памятник Суворову: здесь сто сорок лет назад вел он свои войска через обледеневшие горные хребты.
Дорога тут внезапно обрывается: впереди сплошной отвесной стеной стоят огромные, уходящие в небо утесы. Сквозь каменную стену прорублен узкий туннель, такой узкий, что пройти по нему можно только поодиночке, гуськом.
Сюда, к этому туннелю, подошла суворовская армия во время швейцарского похода.
По другую сторону ущелья притаились французы; они поставили у выхода из туннеля пушку и держали его под обстрелом. Каждого, кто вступал в туннель, ждала верная смерть. Вести армию этим путем значило вести ее на убой.
Чортов мост.
А другой дороги не было.
Что могла бы тут сделать армия, приученная к линейному построению? Она бы ничего не могла поделать, ей пришлось бы отступить.
А суворовская армия не отступила.
Триста русских солдат вызвались вскарабкаться вверх по скалам. Цепляясь за малейшие выступы, они умудрились перелезть через трещины между скалами, выйти к другому концу туннеля и незаметно подкрасться к врагу. Внезапно кинулись они на французов, стороживших ущелье, одних перекололи штыками, других сбросили в пропасть и захватили пушку.
Теперь проход был свободен, и русская армия могла снова двигаться. Но ее ждали впереди еще новые испытания.
Выйдя из туннеля на свет, дорога начинает виться по самому краю горной кручи. И вдруг она снова обрывается: впереди пропасть. По дну пропасти мчится с ревом и гулом бурная река. Каменной дугой повис мост над пропастью, он все время содрогается от грохота реки, его обдает брызгами и клочьями пены.
Это Чортов мост...
Когда суворовские войска подошли сюда, Чортов мост был непроходим: по ту сторону пропасти засели, спрятавшись за камнями, французы и осыпали его пулями, а карниз, по которому шла дорога, сломали.
Русские тоже укрылись за камнями и открыли огонь по неприятелю.
Пока шла перестрелка через пропасть, Суворов послал своих мушкетеров искать обход.
Прыгая с камня на камень, спустились они вниз к реке.
Река оказалась неглубокой. Но течение было неистовое. Надо было цепляться за мокрые, скользкие камни, нащупывать ногой каждый шаг. Стоило только оступиться — и спасения уже не было: река подхватывала человека, уносила его, закручивая и швыряя и ударяя об острые камни.
Французы, увидев на своем берегу русских солдат, сначала не поверили своим глазам. Потом они отступили, разрушив часть Чортова моста.
Хотя французы и отошли, все же пули их теперь долетали до моста.
Русские солдаты нашли поблизости какой-то бревенчатый сарай. Его тотчас же разобрали, бревна потащили к пропасти. Офицеры сняли с себя шарфы, этими шарфами обвязали бревна и затем перекинули их через провал. Так был починен Чортов мост.
Первым побежал по шаткому мосту офицер; сраженный пулей, он не добежал — упал замертво. Казак, вступивший вслед за ним на мост, споткнулся и свалился в пропасть. Его поглотила ревущая река.
Но десятки новых смельчаков, поддерживая друг друга, уже перебирались на тот берег. Они бросились на французов. Завязался горячий рукопашный бой.