Там, посреди поля, станковый пулемет; а здесь почему-то — ручной пулемет; а еще в другом месте — отделение стрелков; а вот, совсем отдельно, под еле заметным кустиком—всего два человека: снайпер и его помощник; где укрылся миномет, где противотанковая пушка, где маленькое пехотное орудие; среди пехотинцев, как будто случайно, затесались артиллеристы-наблюдатели со своими телефонами и радиоприемниками; а в лощинках и перелесках почему-то стоят еще стрелки и вместе с ними танки.
Какой же это порядок? Это скорее беспорядок.
На самом деле порядок тут есть, и даже очень строгий, но невидимый. Уловить его сразу так же трудно, как уловить порядок в расположении фигур на шахматной доске в середине партии. Почему одни фигуры ушли вперед, а другие остались позади? Почему ферзь занял этот квадрат, а не другой? Почему конь стал там, а слон тут? Ответить на все эти вопросы можно только после того, как вникнешь хорошенько в позицию, учтешь замыслы противников. И только тогда поймешь, что каждой фигуре отведено самое правильное место.
Так и в бою. Силы распределены с таким расчетом, что откуда бы ни сунулся неприятель, он повсюду наткнется на огонь наших стрелков, пулеметчиков, минометчиков, артиллеристов, в любом случае понесет огромные потери. А когда, ослабленный потерями, он придет в замешательство, тогда из лощинок и перелесков внезапно появятся бойцы наших «ударных групп», помчатся вперед наши танки, заговорит артиллерия, взовьются в воздух наши самолеты-бомбардировщики, — одним словом, начнется наше наступление...
Фаланга, легион, кабанья голова, колонны, линии, цепи — любой из прежних боевых порядков был однообразным, несвободным, одним для всех случаев.
А нынешний порядок нельзя применять, не думая, он дает бесчисленное количество различных возможностей, разных расположений бойцов. Этот порядок можно сравнить со сказочным существом Протеем, который мог принимать по желанию любой вид: он всегда тот же самый и всегда, вместе с тем, новый, непредвиденный.
МЛАДШИЙ КОМАНДИР
Македонская фаланга двигалась вся целиком. Ее можно было сравнить с огромной живой глыбой. Конечно, присмотревшись к этой глыбе, можно было заметить, что она состоит из бесчисленных песчинок — людей. Но песчинки были так тесно прижаты друг к другу, что потеряли всякую самостоятельность. Воины должны были только подчиняться. А думал и решал за них полководец.
Нынешнюю армию следует сравнивать не с цельной, сплошной глыбой, а с сочетанием тысяч и тысяч разбросанных на огромном пространстве крупинок — отделений, взводов… Каждая крупинка тоненькими невидимыми ниточками связана с другими. И все же она сохраняет самостоятельность.
Ведь когда командующий армией отдает, например, приказ о наступлении, он не говорит, — да и не может сказать, — что именно придется делать каждому отделению. Это будут решать на месте их командиры — младшие командиры.
Получив необходимые указания, младший командир сам решает, как ему распределить на поле бойцов, когда и по какой цели открыть огонь, когда бойцам совершать перебежки, как лучше всего атаковать врага.
Армия наступает, это значит — наступают ее командиры со своими бойцами. У каждого из этих командиров своя особая задача, и он сам должен соображать, как с ней справиться. Можно сказать, каждый из них является как бы полководцем в маленьком масштабе. Правда, его «войско» совсем небольшое. Но все же в нем имеются бойцы разных специальностей, и руководить этим маленьким «войском» не легко.
Возьмем, к примеру, самую маленькую «крупинку» — стрелковое отделение. В нем всего десять, самое большое пятнадцать человек. Но эти десять бойцов вооружены по-разному: одни стреляют из винтовок, другие из пулеметов, еще иные из гранатометов. Значит, командиру отделения надо отлично знать свойства всех этих видов оружия, надо знать тактику.
Подобно своему командиру, и рядовые бойцы не просто исполняют приказания, а соображают, как их лучше выполнить.
Ведь бойцы располагаются не рядом, как это было в линейном строю, а на расстоянии друг от друга и от командира. Пулеметчик, например, располагается обычно на фланге, а гранатометчики сзади, где-нибудь в стороне.
Стрелковое отделение в бою.
Каждый сам маскируется и выкапывает себе окоп.
Да и наступают бойцы часто не все сразу, а поодиночке: сначала перебегут вперед один за другим стрелки, затем пулеметчики со своим пулеметом, потом гранатометчики с гранатометом.
При таком порядке каждому приходится работать в бою не только руками, но и головой.
КАК СТАТЬ КОМАНДИРОМ?
Стрелковым отделением командует обычно младший сержант. Чтобы стать младшим сержантом, надо окончить полковую школу. Учатся в ней девять месяцев.
Помощником и заместителем командира отделения назначают лучшего, опытнейшего красноармейца. Его называют ефрейтором. Ефрейтором может стать тот, кто прослужил больше года в Красной армии и прошел специальные месячные курсы.
Лучшие младшие сержанты, получив достаточный опыт, могут, выдержав особые испытания, получить звание сержанта и старшего сержанта. Старшего сержанта назначают обычно на должность помощника командира взвода. Старший сержант может затем получить звание старшины.
Лучшим младшим командирам, прослужившим на сверхсрочной службе в армии не меньше трех лет, открывается путь дальше: окончив шестимесячные курсы, они получают звание младшего лейтенанта. Из младшего командного состава они переходят, таким образом, в средний.
Есть еще и другой, более быстрый способ стать средним командиром: надо поступить в военную школу, проучиться в ней два или три года и окончить ее отлично. Тогда можно сразу же по окончании военной школы получить звание лейтенанта.
ЧТО ВИДНО В БОЮ?
Вот, примерно, что увидели бы вы, если бы попали на войну.
Перед вами — пустое поле. Вдали — опушка леса. Ни души. Войска — его словно и вовсе нет.
Вглядевшись внимательно, вы наконец замечаете: по полю кое-где ползут, а местами перебегают поодиночке бойцы. Один из них вдруг покачнулся, упал. Кто же его подстрелил? Откуда? Неизвестно. Надо долго и тщательно изучать расположение противника, тогда, может быть, удастся разыскать, где прячется его пулеметчик или снайпер.
А неприятельские окопы — где они? Только очень опытный, наметанный глаз уловит вдали какие-то чуть заметные черточки. Это и есть окопы.
Вот раздался грохот, поле затянуло дымом. Это стреляют пушки. Но где они? Их не увидишь никак, даже через подзорную трубу. Может быть, они спрятались в лесу, а может быть — укрылись где-то за холмами.
Между тем бой разгорается, незримый бой. В небе появляются самолеты, они летят девятками, как журавли, — углом вперед, и сбрасывают бомбы где-то вдали.
Больше стало перебегающих поле фигурок. Но они видны не все время. Мелькнут на несколько секунд и вдруг исчезнут, словно слились с землей. И вновь мелькнут, и опять исчезнут.
Откуда-то внезапно появляются танки и несутся туда, где видны черточки неприятельских окопов. Дым над полем рассеивается. Теперь наступающая пехота уже видна отчетливо: бойцы поднялись во весь рост, идут в атаку. Вот они добежали до окопов противника, скрылись в них. Исчезли и танки.
И снова поле пусто...
ЧТО ПРОИСХОДИТ В БОЮ?
Что же происходит на самом деле в бою? Предположим, что мы наступаем. Чего же мы хотим достичь в наступлении и какими способами мы того добиваемся?
Мы хотим уничтожить силы противника, захватить ту землю, которую занимают его войска, захватить его оборонительную полосу. Полоса эта достаточно широкая: она имеет в ширину, или, как выражаются военные, в глубину, километров шесть-восемь. На ней расположено множество неприятельских огневых точек.
Продвинуться сразу, одним рывком, на восемь километров невозможно. Для того чтобы прорвать оборонительную полосу на всю ее глубину, приходится совершать целый ряд последовательных атак, шаг за шагом преодолевать сопротивление врага.
Разумеется, надо первым делом захватить ту часть неприятельской оборонительной полосы, которая к нам всего ближе, — передний ее край.
Но если бы мы сразу бросили для этого наши войска в атаку, то они попали бы под такой убийственный огонь врага, что атака, наверное, не удалась бы. И если бы она даже и удалась, это стоило бы нам слишком дорого: мы потеряли бы очень много бойцов.
Надо, значит, подготовить атаку; надо заранее, еще до атаки, ослабить врага, заставить его орудия и пулеметы замолкнуть, нанести ему как можно больший урон.
Поэтому бой и разделяется па две части: подготовка атаки и самая атака.
Наши артиллеристы начинают стрелять по огневым точкам неприятеля на всю глубину его полосы. Над полем боя растекается дым, летят во все стороны смертоносные осколки снарядов, — неприятельским бойцам нельзя поднять головы, не то что метко стрелять.
В это время на тот участок, который избран нами для атаки, налетают наши самолеты и забрасывают его бомбами. Другие самолеты летят еще дальше, за неприятельскую оборонительную линию, бомбардируют там станции, мосты, дороги, скопления войск. Это делается для того, чтобы враг не мог подбросить подкрепление к месту боя.
Пока все это происходит, наша пехота старается подобраться, поближе к неприятелю. Конечно, неприятель не хочет этого допустить. То одни, то другие его бойцы начинают обстреливать наших бойцов. Поэтому нашей пехоте приходится продвигаться с боем: то стрелять, то перебегать вперед.
Чем дальше продвигаются наши стрелки, тем сильнее и упорнее обстреливают наши артиллеристы передний край неприятельской обороны. Одну за другой «тушат» они неприятельские огневые точки, уничтожают их. Этим самым они спасают жизнь нашим стрелкам и облегчают им атаку.
Наконец наши стрелки подошли достаточно близко к врагу. Они могут теперь броситься в атаку.
Наша артиллерия перестает бить по переднему краю неприятельской полосы: можно задеть своих. Она переносит свой огонь вперед метров на двести-триста. Артиллерия создает «огневой вал».