Отметим, что накануне войны пораженческими признавались проникающие в армейскую среду сведения о готовящемся нападении на нашу страну Германии, ее военной мощи, расколе немецкого рабочего класса и о том, что большинство одурманенных националистической пропагандой немцев поддерживают Гитлера, считалось провокационными, с распространением их боролись как с пораженческими слухами, и за разговоры на эти темы можно было попасть в категории «врагов народа» со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Советское руководство старалось всячески пресекать подобные слухи, и не исключено, что именно их распространение привело к тому, что 14 июня 1941 г. было опубликовано известное заявление ТАСС. В результате даже после 22 июня 1941 г. продолжалась циркуляция слухов о том, что инициатором войны был СССР. Подобные высказывания были зафиксированы уже в первые дни войны. Как вспоминает А.Ф. Рар, 23 июня 1941 г. в Хабаровске, узнав о начале войны, его мать и ее подруга (обе учительницы) высказали мысль: «Да это, наверное, мы и начали войну, сами и города наши бомбили»[889].
По мере ухудшения положения дел на фронте в 1941–1942 гг., физической и психологической усталости населения активизировались «социально чуждые элементы», окрылили и побудили к негативной реакции по отношению к советской власти старую дореволюционную интеллигенцию, выходцев из оппозиционных в прошлом движений и буржуазных слоев, которые направили свою активность на создание различных нелегальных организаций, нацеленных на ускорение поражения Советского Союза в войне. Они рассчитывали на образование в советском тылу антисоветских организаций. Такие факты были характерны для начала войны. Например, в июне 1941 г. в Томске ликвидирована националистическая организация, в состав которой входили работники филиала Академии наук[890].
Нацистская агитация находила благоприятную почву среди части населения Северного Кавказа и Крыма, которые с первых дней войны явились базой для разведывательной деятельности абвера. Так, во время первой мобилизации в ряды Красной армии представители этих мест в массовом порядке дезертировали и уходили в банды. Духовные лидеры пользовались у них неограниченным авторитетом и в первые дни войны повели пропаганду: «Гитлер победит советскую власть, потому что в него влит дух военного руководителя пророка Магомета-Али, поэтому Гитлера ругать нельзя, о чем нужно рассказывать всем мусульманам». В ноябре 1941 г. Меркулов в письме в ЦК ВКП (б) сообщил о том, что, по данным НКВД Крымской АССР, значительно активизировались татарские националистические элементы: создают повстанческие группировки, ведут пораженческую пропаганду в связи с происходящими боями за Крым. О враждебных проявлениях на железных дорогах Меркулов весьма обстоятельно, не ранее 17 октября 1941 г. информировал центр о контрреволюционных проявления на Дзержинской железной дороге[891].
Среди части служащих, рабочих и колхозников стали проявляться тенденция к объединению и стремление к установлению контактов с наступающими частями вермахта и с забрасываемой агентурой спецслужб противника. При подходе частей вермахта к городам и другим населенным пунктам антисоветская деятельность принимала более острые формы: велась подготовка к оккупации немцами городов и сел; составлялись списки коммунистов и советского актива; разрабатывались меры по организации хозяйственно-экономической жизни на капиталистических началах; велась антисоветская агитация; предпринимались меры для создания вооруженных формирований из бывших купцов, домовладельцев и торговцев, намеревавшихся с приходом немцев организовать частные предприятия.
При массовой засылке в советский тыл немецкими военными и разведывательными органами своей агентуры, рекрутируемой преимущественно из предателей и неустойчивых элементов среди военнопленных военнослужащих Красной армии и гражданского населения оккупированных районов, она имела задание вести подрывную работу по деморализации советского фронта и тыла. Значительное количество групп и одиночек немцы перебрасывали и в глубокий тыл с заданием совершать диверсионные акты и создавать повстанческие отряды. Отмечались случаи, когда выброска агентуры производилась не только на парашютах, но и путем посадки самолетов на нашей территории. Попутно со сбором разведывательной информации некоторые немецкие агенты получали задание возвращаться в расположение воинских частей и среди красноармейцев распространять слухи о том, немецкие военные власти раздают в индивидуальное пользование землю и предоставляют продукты питания, мануфактуру. Так, ОО 6 армии Юго-Западного фронта задержал возвратившегося из плена мл. лейтенанта 76 сп 30 сд Кошишяна, который дал показания о том, что 7 июля 1941 г. его отпустили из плена, причем немецкий офицер сказал: «Идите домой и расскажите там, что мы никого не бьем и не мучаем. Расскажите об этом своим товарищам, чтобы они в нас не стреляли. Повсюду в деревнях рассказывайте, что мы уже раздавали подарки и мирных жителей не трогаем и не бомбим».
Антисоветскую и пораженческую агитацию вели и некоторые красноармейцы. Например, рядовой 597 саперного батальона 316 сд И.Ф. Епифанов в своем подразделении говорил: «Немцы колхозников не облагают налогами, и если попадешь в плен, то их бояться не надо. Немцы расстреливают только коммунистов, командиров, активистов, а мы беспартийные, и они нас не тронут»[892]. Красноармеец Белоруссов 818 сп 236 сд в присутствии ряда бойцов заявил: «Германия самая культурная из всех стран, все, что пишут об издевательствах немцев, – это брехня». В 11-й отдельной бригаде, 3-м батальоне, член ВКП (б) Лауженков говорил: «Правильно пишут немцы в своих листовках, сбрасываемых с самолетов, о том, что надо бить политруков, жидов и коммунистов, бросать оружие, кончать войну и расходиться по домам, так как победа все равно будет за немцами». 4 ноября 1941 г. красноармеец 12 сп Зорин в беседе с сослуживцами призывал: «Всех политруков и комиссаров надо перестрелять, так как они нас обманывают, говорят, что немецким солдатам выдают по 40 граммов хлеба в день, а фактически они едят белый хлеб, мясо, сало. С пленными обращаются хорошо, кормят их шоколадом. Если бы шел с политруком, то обязательно застрелил бы его в затылок». А в 12-й армии Южного фронта при помощи агентуры удалось установить, что комиссар 504 отдельного зенитного артиллерийского дивизиона Нашкомаев организовал коллективное прослушивание нацистских радиопередач. 3-м отделением военно-морского авиационного училища им. Сталина был арестован сторож сельпо ст. Ново-Осетиновская Моздокского района Кунов, обвиненный в ведении профашистской пропаганды и вербовке антисоветского элемента в банду. Об этом Круглову сообщил зам. нач. 3 управления ВМФ майор ГБ Смирнов[893].
Безусловно, война диктовала свои законы. Однако зачастую в «оперативные сети» попадали не только подлинные враги советской власти, шпионы и диверсанты, но и люди, ставшие жертвами обстоятельств или неосторожно сказанных слов в адрес властей. Это касалось в большей мере рассмотрения уголовных дел по преступлениям, связанным с «антисоветской агитацией и пропагандой». Арестовывались рядовые, сержанты и командиры, вина которых состояла только в высказываниях, содержавших сомнения в победе советских войск. К «антисоветчикам» даже относили и рассказчиков анекдотов. Подозревали и тех военачальников, которые пытались объективно разобраться в причинах поражений и неудач в ходе решения боевых задач. Так, за доверительные беседы с сослуживцами человек обвинялся в «пораженчестве» и подлежал аресту[894]. Генерал-майор Ф.Н. Романов в начале войны был нач. штаба Южного фронта, затем нач. штаба 27-й армии. В январе 1942 г. арестован за то, что будто бы вел антисоветские разговоры и являлся участником антисоветского военного заговора в 1938 г. Следствие тянулось свыше 10 лет. В августе 1952 г. Военная коллегия осудила его на 12 лет лишения свободы[895].
Особые отделы заводили дела на лиц, распространявших пораженческие слухи. Следствие по ним заканчивались быстро, и военный трибунал, как правило, выносил расстрельные приговоры. Пропаганда дальнейшего отступления квалифицировалась по ст. 58–10 ч. 2 УК (контрреволюционная пропаганда и агитация при наличии отягчающих обстоятельств – военной обстановки или военного положения, также каралась расстрелом)[896]. Расследование по этим делам не могло превышать 48 часов. Заметим, что число арестованных ОО с начала войны по 1 декабря 1941 г. за распространение провокационных слухов составило 4295 человек. Но вряд ли многие из них целенаправленно занимались подрывной работой. Однако поиск «врагов народа» и «пятой колонны», проводившийся в 1930-е гг., продолжался в условиях военного времени с еще большим рвением. Подобные меры не соответствовали интересам повышения боеспособности частей и подразделений армии и флота.
Вместе с тем командование и политический аппарат частей и соединений армии и флота были нацелены на продуманную воспитательную работу в духе высокой бдительности. Так, в своем докладе А.С. Щербаков на собрании актива Московской организации ВКП (б) «О состоянии партийно-политической работы в Московской организации ВКП (б) 29 сентября 1941 г. обратился к аудитории со словами: «Наши агитаторы и коммунисты (а каждый коммунист должен быть агитатором за дело партии) не дают своевременного отпора разным провокаторам и лживым слухам, не разоблачают людей, которые сеют тревогу и недоверие и т. д.[897]