Отступление советских частей на некоторых участках фронта вызывало среди рабочих фабрик и заводов недовольство Красной армией и ее командованием и порождало сомнение в возможности победы Советского Союза над Германией. Среди негативных высказываний были и риторические вопросы: «До чего мы докатились, отступая такими темпами? Наши солдаты хороши, но командование у нас никуда не годится». Часть интеллигенции считала единственным выходом из создавшегося немедленное заключение сепаратного мира с Германией и полную капитуляцию СССР. Пожалуй, наиболее точную оценку происходивших событий дал заслуженный деятель искусств И.Н. Берсенев: «Рядом с сверхгероической и легендарной доблестью мы на каждом шагу встречаемся с вопиющим отсутствием всякой организованности, с расхлябанностью, глупостью и тупой бездарностью руководителей. Кто ответственен за такое положение? В наших учреждениях сидит много тупоумных чиновников с партийными билетами, которых не арестовывают и не посылают на фронт, а они разваливают тыл и прифронтовую полосу»[1089].
Патриотическое настроение населения выразилось прежде всего в создании народного ополчения. К исходу 6 июля в Москве сформировано 12 дивизий народного ополчения и около 50 тыс. ополченцев из Подмосковья. Дивизиям был отдан приказ об их переводе в военные лагеря, расположенные в 20–30 км к западу от столицы, где ополченцы должны были получить боевую подготовку[1090]. Народное ополчение создавалось и в других городах. В ополчение шли тысячами в закономерно искреннем порыве защищать родную страну, родные города. Первый бой московские ополчены приняли в августе 1941 г. под Смоленском и Вязьмой. Но они оказались заложниками правительства, не готового поддержать это патриотическое движение. Как можно было идти в бой, порой не имея стрелкового оружия? Так, знаменитый Ижорский батальон направился на фронт даже без ножей. Пропорция «человеческого материала и оружия» в 1941 г. была такова: на одну винтовку – 15 ополченцев. Ленинградский плакат осени 1941 г. призывал: «Товарищ! Вступай в ряды народного ополчения. Винтовку добудешь в бою!»[1091].
Следовательно, основная масса населения столицы и других городов поддерживала партийное и государственное руководство Советского Союза и оказывало всемерную помощь Красной армии, сотрудникам ОО и территориальных органов НКВД. В этом плане наиболее характерным было высказывание рабочего Привалова: «Мы перенесем любые трудности, будем помогать нашей Красной армии для того, чтобы советский народ разгромил наголову фашистов». Его поддержал служащий: «Нет предела нашему возмущению. Гитлер посягнул на священные рубежи первой в мире страны социализма. Наш гнев не беспредметный – он вооружает на героические дела как на фронте, так и в тылу. Мы непобедимы потому, что нет силы в мире, которая могла бы победить народ, поднявшийся на Отечественную войну»[1092].
Где бы москвичи ни находились – в трамвае, автобусе, столовой, в кино, большинство из них, выполняя свой патриотический долг, помогали вылавливать тех, кто сеял панику и распространял провокационные слухи. С помощью москвичей был задержан шпион, который украл в заводском клубе список телефонов работников завода. Против каждого номера телефона в этом списке значились фамилия работника и занимаемая им должность. По этому списку он и начал звонить на завод, называя себя представителем какой-либо авторитетной организации и даже работником НКВД, и требовал рассказать ему о боевых свойствах того или другого вооружения. Работники завода не дали себе труда проверить, откуда и кто им звонит и выбалтывали шпиону все необходимые ему сведения[1093]. Так было не только в Москве, а в других городах. Осенними вечерами и ночами при налете немецкой авиации в небо взмывали ракеты, указывающие самолетам наземные цели. Сотрудница Калининского райотдела НКВД Ленинграда В.В. Корытова рассказывала, как однажды они мобилизовали комсомольцев, расставили у значимых для врага объектов и объявили по городу ложную тревогу. Завыли сирены, возвещающие о воздушном нападении, прозвучало сообщение по радио, застучал метроном. И когда в воздух взлетели ракеты, удалось задержать такое количество людей, что в райотделе стало тесно[1094].
Готовя к обороне столицу, в сентябре 1941 г. Сталин уделял серьезное внимание Ленинградскому направлению, которое на всем северо-западном театре являлось главным. Здесь сложилась крайне опасная ситуация, которая могла перерасти в катастрофу для всей страны. 8 сентября вокруг Ленинграда замкнулось кольцо окружения. Еще 29 августа в телеграмме А.А. Кузнецову для членов ГКО В.М. Молотова и Г.М. Маленкова Сталин с тревогой указывал: «Только что сообщили, что Тосно взято противником. Если так будет продолжаться, боюсь, что Ленинград будет сдан идиотски глупо, а все ленинградские дивизии рискуют попасть в плен. Что делают Попов и Ворошилов? Они даже не сообщают о мерах, какие они думают предпринять против такой опасности. Они заняты исканием новых рубежей отступления, в этом они видят свою задачу. Откуда у них такая бездна пассивности и чисто деревенской покорности судьбе? Что за люди – ничего не пойму. В Ленинграде имеется теперь много танков КВ, много авиации, эресы. Почему эти важные технические средства не действуют на участке Любань – Тосно? Что может сделать против немецких танков какой-то пехотный полк, выставленный командованием против немцев без этих технических средств? Почему богатая ленинградская техника не используется на этом решающем участке? Не кажется ли тебе, что кто-то нарочно открывает немцам дорогу на этом решающем участке? Что за человек Попов? Чем, собственно, занят Ворошилов, и в чем выражается его помощь Ленинграду? Я пишу об этом, так как очень встревожен непонятным для меня бездействием ленинградского командования»[1095].
Как в Москве, так и в Ленинграде сотрудникам НКГБ и НКВД нельзя было в своей работе не учитывать негативные высказывания части населения, наличие в городе противников советской власти и агентуры вражеских спецслужб. Были и такие лица, которые ждали прихода немцев. Например, служащий Данилов заявлял: «Гитлер забрал пять городов, а от Киева и Одессы уже ничего не осталось. Наконец-то мы вздохнем легко. Через три дня Гитлер будет в Москве, и интеллигенция заживет по-хорошему». В середине октября был разоблачен немецкий агент, который вел нацистскую агитацию. Он был завербован немецкой разведкой и получил задание вернуться в Москву, чтобы убеждать москвичей в том, что немцы хорошо обращаются с пленными красноармейцами и мирным населением и все будут осчастливлены, если они захватят город. Этот агент всячески преувеличивал силы немецкой армии, говорил о ее непобедимости. На призывном пункте Таганского района был задержан призывник, ст. инженер завода «Серп и Молот» А.И. Иванов, который среди мобилизованных агитировал отказываться от службы в Красной армии. Посетители столовой в Первомайском районе обратили внимание на двух людей, одетых в красноармейскую форму. Поведение «красноармейцев» показалось подозрительным, и они доставили их в органы НКВД. Выяснилось, что один из задержанных дезертировал из рядов Красной армии и занимался провокаторской деятельностью, а второй – немец по национальности – оказался шпионом[1096]. ТО НКВД ст. Скуратово вскрыл и арестовал шесть агентов абвера во главе с нач. водоснабжения Иванкиным М.К., который по заданию фашистской разведки должен был выявлять и выдавать немцам советских активистов и коммунистов[1097].
Постоянная информация поступала на имя политического руководства страны и командования Красной армии о положении на фронте до начала решающего сражения за Москву. В июле 1941 г. нач. ОО Западного фронта, комиссар ГБ 3-го ранга Л. Цанава направил докладную записку о положении дел в 38 сд в районе Ярцево. 28 августа в докладной записке Л. Цанава на имя Л. Берии сообщалось о срыве операции в Ярцевском районе и неподготовленности к бою 91 сд. С захватом Правобережной Украины немецкое командование сразу же приступило к подготовке наступления на Москву. Сначала эта задача была определена в директиве верховного командования вооруженных сил Германии (ОКВ) № 35 от 6 сентября 1941 г.[1098]. «По докладу наших разведывательных органов, а также по общей оценке всех командующих и руководящих лиц генштаба, – писал Кейтель, – положение Красной армии к октябрю 1941 г. представлялось следующим образом:
а) в сражении на границах Советского Союза были разбиты главные силы Красной армии;
б) в осенних сражениях в Белоруссии и на Украине немецкие войска разгромили и уничтожили основные резервы Красной армии;
в) Красная армия более не располагает оперативными и стратегическими резервами, которые могли бы оказать серьезное сопротивление дальнейшему наступлению всех трех групп армий»[1099].
30 сентября – 2 октября немецкие войска начали наступление с целью взятия Москвы. Стараясь избежать трудностей затяжной войны, немецкое командование стремилось овладеть городом в период летне-осенней кампании. Сильными ударами танковых групп им удалось рассечь фронт, окружить часть сил Брянского, Западного и Резервного фронтов в районе Брянска и западнее Вязьмы. Более 600 тысяч бойцов, входивших в состав 5 армий Западного и Резервного фронтов и 10 дивизий народного ополчения в районе Вязьмы со всем вооружением и техникой, окружены немецкими танковыми дивизиями, накрытые бомбовыми ударами артиллерии, обложенные лучшими гренадерами пехоты вермахта. Три советские армии были отброшены на рубеж Осташков – Сычевка.