через несколько дней расстреляны. Реабилитация последовала лишь после 1953 г.»[1156].
Следовательно, в большинстве случаев одной из основных причин беспорядков была невыплата рабочим зарплаты и двухнедельного пособия. В ряде случаев задержки с выплатой объяснялись нехваткой денежных знаков в отделениях Госбанка, но были также и факты бегства кассиров с вверенными им деньгами. В ожидании денег сотни и даже тысячи рабочих скапливались возле проходных, иногда силой прорывались на территорию своих предприятий и цехов. Узнав, что некоторые из производственных зданий уже были подготовлены к уничтожению на случай оставления столицы, требовали их разминировать. Если проникнуть на территорию предприятий не удавалось, рабочие вооружались лопатами, молотками и подручными средствами, блокировали проходные и ворота, никого не выпуская, пока не получат деньги. Массовые проявления выражались в разбазаривании и хищении продукции, междоусобных драках при ее дележе, взломах складов со спиртом, коллективных пьянках, которые сопровождались «групповой контрреволюционной агитацией погромного характера» с призывами уничтожать евреев, избивать коммунистов. В одних случаях порядок удавалось восстановить, проведя разъяснительную работу, к которой подключались сотрудники органов госбезопасности, в других – приходилось прибегать к силовым методам подавления с использованием работников милиции, красноармейцев, бойцов истребительных батальонов, ОО НКВД немедленно проводить аресты и предавать зачинщиков суду.
Суровые меры наказания за свои действия по законам военного времени получили некоторые должностные лица, отвечавшие за обеспечение жизнедеятельности города. Так, 16 октября 1941 г. начальник Центрального узла связи Наркомата Морского флота Березин, являвшийся ответственным лицом за спецмероприятия, дал указание о разрушении передающих и приемных радиостанций, радиобюро и автоматической телефонной станции. Следствие ОО установило, что Березин, поддавшись панике, решил, что «Москва сдастся врагу» и «советская власть кончается», по своей инициативе, не имея на то никаких прав и оснований, отдал приказ уничтожить материальные ценности наркомата и после этого на автомобиле покинул Москву, бросив на произвол судьбы вверенное ему хозяйство и подчиненных. В результате были полностью разрушены передающая радиостанция в Томилино, приемная радиостанция в Вешняках, повреждена автоматическая телефонная станция, расположенная в здании Наркомата Морского флота и радиобюро[1157].
В Москве произошло событие, которое потребовало принятие дополнительных мер по защите особоважных объектов: на кондитерской фабрике «Марат» в Москворецком районе в специальном цехе произошел взрыв с человеческими жертвами. Предварительным расследованием было установлено, что руководство фабрики, приступив к производству ампул, снаряжаемых бертолетовой солью, не только не ознакомило рабочих с технологией и не навело порядка в обращении с полуфабрикатами и готовой продукцией, но даже не приняло элементарных мер техники безопасности в производстве работ с взрывчатыми веществами. В этом была усмотрена вина и начальника Москворецкого РО – лейтенанта ГБ Королева, который не обеспечил агентурно-оперативное обслуживание данного производства. В связи с этим 8 октября Петров предложил всем нач. РО УНКВД г. Москвы и Московской области взять на особый учет все объекты промышленности, промкооперации, кустарные промартели и др., изготовляющие продукцию для фронта и, главным образом, взрывчатые вещества, за исключением объектов, обслуживаемых непосредственно Экономическим отделом УНКВД Московской области; на этих объектах организовать агентурно-оперативную работу так, чтобы обеспечить безопасность производства работ и своевременное вскрытие контрреволюционных и антисоветских формирований; нач. ЭКО УНКВД МО майору ГБ Каверзневу и нач. СПО УНКВД МО майору ГБ Акиндинову обеспечить руководство агентурно-оперативной работой райотделов и райотделений и проверить качество этой работы на объектах всей промышленности г. Москвы и Московской области; а начальникам райотделов и райотделений к 20 октября 1941 г. представить ему через начальников ЭКО и СПО докладные записки о выполнении настоящей директивы. Большинство чиновников и партийных деятелей, покинувших город, в том числе и ряд руководителей предприятий, прихватив заводские кассы, остались безнаказанными. Восстанавливался порядок в одном месте Москвы – негативные инциденты возникали в другом. Переломить ситуацию не удавалось, и напряженная обстановка в столице сохранилась и в последующие дни. Наказания по законам военного времени за свои действия получили многие рабочие заводов и некоторые должностные лица. Позднее военная комендатура подготовила справку, в которой сообщалось, что, «по неполным данным, из 438 предприятий, учреждений и организаций сбежало 779 руководителей. С 16 по 18 октября они похитили наличными деньгами 1 484 000 рублей, разбазарили ценностей и имущества на сумму 1 051 000 рублей и угнали 100 легковых и грузовых машин. По сведениям оргинструкторского отдела МГК ВКП (б), 16–17 октября свыше 1000 членов и кандидатов в члены партии стали уничтожать свои партбилеты и кандидатские карточки[1158]. 19 октября 1941 г. в спецсообщении нач. УНКВД Московской области Журавлева на имя Берии была дана обстоятельная информация о руководящих работниках предприятий и учреждений г. Москвы, бежавших из города[1159].
К 16 октября 1941 г. единственная дорога, которая еще связывала Москву с другими городами страны, это была дорога на Рязань. Все другие были либо перекрыты немцами, либо обстреливались. У людей уже появилась неверие в то, что Москву удастся удержать. Начался исход из Москвы[1160]. Сталин собрал в Кремле членов ГКО и Политбюро ЦК ВКП (б) и предложил им высказать свое мнение о положении в Москве, заявив: «Ну, это ничего. Я думал, будет хуже». Интуиция Сталина подвела: в действительности обстановка была гораздо сложнее. Молотов, Щербаков, Косыгин и другие лица на вопрос Сталина о положении в городе не ответили: или не владели обстановкой, или боялись докладывать о реальном положении дел, будучи за них в той или иной степени ответственными. Высказался лишь нарком авиационной промышленности А.И. Шахурин. Сталин сообщил, что немцы могут до подхода наших подразделений прорвать фронт, и предложил срочно, «сегодня же», эвакуировать правительство и подготовить город на случай вторжения врага[1161].
Когда положение Москвы стало угрожающим, заговорили о переезде Сталина в Куйбышев, где было оборудовано помещение для Ставки. Но никто не решался спросить у Сталина, когда же он покинет столицу? Поручили задать вождю этот щекотливый вопрос командиру полка охраны. Тот спросил не напрямую, а так: «Товарищ Сталин, когда перевозить полк? Состав на Куйбышев готов». «Если будет нужно, этот полк я поведу в атаку», – ответил Сталин. В период между 11 и 12 октября 1941 г. на вопрос авиаконструктора А.С. Яковлева «Удастся ли удержать Москву?» Сталин ответил: «Думаю, что сейчас это не главное. Важно побыстрее накопить резервы». Небезынтересно, что в это же время Сталин считал «безнадежным» положение Ленинграда[1162].
Вечером 18 октября на Каланчевке в полной готовности стоял особый поезд, предназначенный для перевозки охраняемых лиц. Когда прибыл Сталин, уже были проведены все подготовительные мероприятия. Но главный коммунист остался в Москве. Неожиданно для окружающих он отказался от поездки и с вокзала на машине вернулся на дачу[1163]. Видно, нелегко было руководителям страны и военачальникам принимать судьбоносное решение. В свое время М.И. Кутузов получил от поэтессы А.П. Буниной оду, где говорилось, что чаша весов с кровью воинов перевешивает чашу с Москвой. «Я весил Москву, – ответил он, – не с кровью воинов, – с целой Россией и со спасением Петербурга, и со свободою Европы»[1164].
Мысль советского руководства об оставлении столицы в истории Советской России не была первой. Еще в 1918 г. в связи с наступлением войск кайзеровской Германии военный руководитель Московского района обороны, бывший генерал царской армии К.К. Баиов 20 марта представил Высшему военному совету доклад, в котором предлагалось решить оборону Москвы рядом последовательных задач: сдерживанием противника на вероятных направлениях его наступления, обороной отдельных узлов на подступах к городу, обороной железнодорожного узла, «возможное оставление Москвы и сдерживание германских войск восточнее города до подхода стратегических резервов»[1165].
В обязанность чекистов в дни октября 1941 г. входила охрана высшего руководства компартии, правительства и военного командования, а также важнейших политических мероприятий, обеспечение безопасности работы штабов, центров управления и др. объектов. На территорию Кремля еще до войны доступ был строго ограничен. Простой человек мог попасть туда либо по приглашению к лицу, проживающему в Кремле, либо на какое-то заседание правительства. Единственным местом, куда допускались экскурсанты, была Оружейная палата, но экскурсии проводились очень редко и для ограниченного круга лиц. С началом войны режим допуска был ужесточен. Некоторые члены Политбюро ЦК ВКП (б) жили тогда с семьями на его территории: И.В. Сталин, В.М. Молотов, М.И. Калинин, А.А. Жданов, К.Е. Ворошилов, Л.М. Каганович, А.И. Микоян. Чекисты отвечали за безопасность их прохода и проезда в Кремль, а поэтому должны были знать членов семей в лицо. Знали они и многих секретарей бюро ВКП (б) республик, областей, стахановцев, писателей, артистов, художников и руководителей зарубежных компартий, посещавших Кремль.