Фронтовик А. Генатулин писал: «Ранение нашего товарища и вид крови возбудил в нас темную злобу на немцев. Когда немец в тебя еще не стреляет, ты ненавидишь его какой-то спокойной или рассудочной, что ли, ненавистью, но как только он начинает бить по тебе, в душе твоей поднимается та самая лихорадка злобы и ненависти, которая в смертоубийственной драке бывает сильнее страха, сильнее разума»[340]. Нельзя не учитывать того, что некоторыми войсковыми особыми отделами руководили кадровые сотрудники госбезопасности, в большинстве своем получившие закалку в 1930-е годы. Они исправно охотились не только за шпионами и диверсантами, но и за «врагами народа» по обе стороны фронта. Для красноармейцев и командиров не было секретом, что у работников особых отделов имеются свои планы по количеству разоблаченных врагов, а главный качественный параметр в чекистской работе – это раскрытие «контрреволюционных шпионских организаций».
Вернувшись в привычную атмосферу террора и безнаказанности, эти сотрудники стремились получить снятие судимости, заслужить восстановление в партии, вернуть свои чины и награды, заработать новые отличия. В результате во фронтовой обстановке они с размахом проявляли именно те качества, которые сделали их героями террора 1930-х годов, а приобретенный ими опыт участия в массовых операциях «Большого террора» позволял успешно продвигаться в органах военной контрразведки, передавать традиции органов НКВД 1930-х гг. молодым армейским чекистам. Руководством НКВД-НКГБ от чекистов по-прежнему требовались раскрытие «контрреволюционных заговорщицких организаций» и беспощадность к «врагам народа». В ответ на эти установки на фронте широко применялись классические методы сталинских спецслужб: провокации, использование внутрикамерной агентуры, в т. ч. из лиц, приговоренных к расстрелу, обман, шантаж, запугивание, а также избиения и пытки.
На передовой ряд особистов также не гнушались фабрикацией шпионских дел. Так, в январе 1942 г. из 23-го Краснознаменного пограничного полка войск НКВД охраны тыла Южного фронта были направлены материалы предварительного следствия на 21 «немецкого шпиона». Все «шпионы» затем отказались от показаний, заявив, что в полку их избивали либо уговаривали признаться, обещая сразу освободить[341].
И все же отметим, что расширение прав и обязанностей комиссаров и особистов вовсе не означало, что войска в то время находились вовсе в плохом моральном состоянии, что пошатнулась вера в своих командиров, что красноармейцы, как говорится, пали духом. Главный нацистский пропагандист Йозеф Геббельс 1 июля 1941 г. говорил: «Если русские борются упорно и ожесточенно, то это не следует приписывать тому обстоятельству, что их заставляют бороться агенты ГПУ, якобы расстреливающие их в случае отступления, а, наоборот, они убеждены, что защищают свою родину»[342].
Начало Великой Отечественной войны выявило наличие ряда кадровых проблем в органах безопасности и прежде всего то, что как руководство, так и оперативный состав, не имели еще реального представления об организации нацистских спецслужб, стратегии и тактики их деятельности. Многие, и не только рядовые сотрудники, но и руководители, не знали, к примеру, о существовании абвера. Мнение о том, что до войны советские органы госбезопасности мало внимания уделяли изучению вероятного противника и не имели сведений о структуре и организации деятельности спецслужб Германии, не соответствует действительности. По состоянию на январь 1941 г. в НКГБ и НКВД СССР имелась полная информация об абвере и Главном управлении имперской безопасности Германии. Но дело в том, что она не была своевременно доведена до оперативного состава соответствующих подразделений. Поэтому сотрудники ОО НКВД были вынуждены в течение продолжительного времени вести борьбу с разведкой противника «вслепую», заново собирать в боевых условиях большую часть необходимых данных.
Отметим, что руководство НКВД СССР и органов военной контрразведки в предвоенные годы не уделяло достаточного внимания подготовке особых отделов (третьих подразделений) в условиях ведения военных действий, хотя уже имелся опыт советско-финской войны 1939–1940 гг. Отрицательно сказывались на работе незначительное количество опытных сотрудников, невысокая общеобразовательная и профессиональная подготовка многих из них к деятельности в военное время. У прибывавших из резерва кадров отсутствовал необходимый опыт оперативной работы[343].
Многие чекисты не имели четкого представления об организации зафронтовой работы, о формах и методах розыска вражеских агентов, не был должным образом подготовлен к действиям в особых условиях агентурно-осведомительный аппарат, отсутствовали необходимый резерв агентов и резидентов и четкая разработка легенд для них и способов связи с ними, недооценивалось значение такого метода агентурного проникновения к противнику, как перевербовка вражеских агентов и др. Поэтому в начале войны при отсутствии стабильного и надежного агентурного аппарата и оперативных учетов основным орудием сотрудников госбезопасности стали профессионализм и интуиция.
Отрицательно на работе ОО НКВД сказывалась и низкая общеобразовательная подготовка. Даже в отличавшихся особым отбором личного состава пограничных войсках, по состоянию на 1 мая 1941 г., высшее военное образование имели: командные кадры – 1,6 %, политические – 0,96 %; среднее: командные кадры – 49,9 %, политические – 30,4 %; курсы от трех до девяти месяцев: командные кадры – 18,2 %, политические – 29,9 %. Не имели военной подготовки: командные кадры – 33,3 %, политические – 39,1 %[344].
Война потребовала повышения профессиональной подготовки чекистов. Особенностью органов военной контрразведки НКВД являлось то, что они потеряли значительную часть своего личного состава, в основном профессионального. А вновь пришедшие в отделы сотрудники нуждались в глубокой правовой подготовке и, прежде всего, в правильности выполнения имеющихся законодательных актов.
Оперативным искусством можно было овладеть лишь постоянной напряженной работой всех сотрудников, независимо от занимаемой должности. И с начала и до конца войны сотрудники вносили свой скромный вклад в общую победу. Чекисты Ленинграда писали в Центр 16 октября 1941 г.: «Весь коллектив наш начал работать основательно. Перешли на 24-часовой рабочий день, помня ваши указания, что каждая минута сейчас дорога. Мы не подкачаем. Сделаем все, не жалея ни сил, ни жизни, а фашистов разгромим. Ленинградские чекисты были и будут последователями славных боевых традиций ЧК-ОГПУ». Безусловно, сотрудники особых отделов, как бойцы и командиры Красной армии и Военно-Морского флота, овладевали военным и оперативным искусством на полях сражений и в борьбе на невидимом фронте в чрезвычайных условиях. Генерал-майор В.А. Кавин вспоминает: «…нач. отдела контрразведки 5-й гвардейской артиллерийской дивизии доставил меня к нач. отделения 71-й артиллерийской бригады капитану В.Н. Бережняку. После краткого разговора тот вручил блокнот со списком агентурного аппарата и объектов дел оперативного учета, показал пальцем высоту, где располагался полк, и сказал: «Иди и работай. Я дней через пять приеду и познакомлю с агентурным аппаратом»[345].
Полковник П.Т. Утолин в своих воспоминаниях писал о том, что в октябре 1941 г. 13 слушателей Новосибирского института военных инженеров железнодорожного транспорта, в том числе и И. Филиппова, приказом по институту были направлены в распоряжение ОО НКВД Сибирского военного округа. Никто из них не имел никакого представления о работе этих органов, поэтому в течение трех недель ребят знакомили с задачами и особенностями будущее работы, а также учили военному переводу. Затем всех распределили по дивизиям (их было 13), формировавшимся в СибВО. Он получил назначение на должность помощника оперуполномоченного ОО 235-й сд. Для обучения оперативной работе его направили на стажировку к опытным оперативникам сначала в артиллерийский, а затем в стрелковый полк. При их помощи ему удалось постичь азы оперативной практики.
В начале февраля 1942 г. дивизия влилась в состав 53-й армии Северо-Западного фронта и вступила в бои с немцами, окопавшимися в так называемом Демьянском мешке. Уже в одном из первых боев погиб оперуполномоченный 801-го сп И.А. Вдовин, и Филиппова назначили вместо него. Включиться в работу ему помогло то, что после неудачных боев полк занял оборону и появилась возможность регулярно бывать в каждом из трех обслуживаемых батальонов, знакомиться с рядовым и командным составом, участвовать со всеми во всех стычках и т. н. боях местного значения. Большую помощь словом и делом оказывали Филиппову ст. уполномоченный П.А. Яров, который был старше его на 16 лет, и нач. ОО дивизии Ф.Л. Плющ[346].
Приобретение профессиональных навыков в процессе повседневной работы военных контрразведчиков все же не исключало обучения в специальных учебных заведениях – от академий и специальных школ до различных курсов. Уже на четвертый день войны 140 слушателей контрразведывательного отдела Высшей школы НКВД были откомандированы в специальный отряд при Особой группе НКВД, а 27 июля отряд пополнился 156 слушателями курсов усовершенствования руководящего состава школы[347].
С начала войны Центром были предприняты меры по улучшению процесса обучения чекистов. Ведущая роль в этом принадлежала Высшей школе НКВД. В соответствии с решениями правительства и руководства НКВД СССР Высшая школа в кратчайший срок перестроила свою работу: значительно увеличила число слушателей, ввела ускоренное обучение, повысила удельный вес военно-специальных дисциплин в общей системе преподаваемых дисциплин, организовала многопрофильную подготовку слушателей для органов военной контрразведки, территориальных органов, пограничных и внутренних войск, для работы во вражеском тылу и потребностей специальных служб и др.