Владимир Иосифович Колобов участвовал в Великой Отечественной войне с первого до ее последнего дня. На фронтах сражались еще три его брата, из которых два погибли. После окончания в 1940 г. Военно-политического пограничного училище им. К.Е. Ворошилова в Новом Петергофе продолжил службу в военной контрразведке. Первый день войны встретил в г. Петрозаводске. Под бомбежкой отправил на пароходе в тыл жену с годовалым сыном. В боевых действиях участвовал на Северном и Ленинградском фронтах. Лично захватил фашистского парашютиста-диверсанта, за что был награжден орденом Красной Звезды.
За мужество и верность долгу, проявленные в годы войны, несколько тысяч сотрудников органов и войск госбезопасности были награждены орденам и медалями СССР, а двадцать восемь чекистов удостоены звания Героя Советского Союза. Восьми из них это высокое звание было присвоено посмертно[388].
В борьбе с нацистскими спецслужбами отдали свои жизни тысячи сотрудников органов и войск НКВД. Вот имена некоторых павших героев:
– Вера Волошина, боец ОМСБОН, воевала в одном отряде с Зоей Космодемьянской. Прикрывая отход отряда, тяжело ранена и пленена. После зверских пыток повешена фашистами;
– Борис Галушкин – лейтенант ГБ, командир спецгрупп «Помощь» и «Артур», погиб в бою, Герой Советского Союза;
– Казимир Гапоненко – связной спецгруппы Кудри в оккупированном Киеве, погиб в застенках гестапо;
– Анфиса Горбунова – радистка спецгруппы «Вера», погибла в оккупированном Пскове;
– Никита Дронов – боец ОМСБОН, Герой Советского Союза, погиб в бою;
– Сергей Кингисепп – сын В.Э. Кингисеппа, в 1940 г. заместитель наркома госбезопасности Эстонии, погиб в бою с фашистскими захватчиками;
– Александр Кобер – связной в спецгруппе В.А. Лягина в оккупированном Николаеве, повешен фашистами;
– Елена Колесова – Герой Советского Союза, боец ОМСБОН, погибла в бою[389].
Героизм большинства сотрудников контрразведки, проявленный на войне, не мог служить оправданием растерянности, трусости и паники в ряде отделов и служб управлений НКВД и НКГБ, что свидетельствовало о серьезных недостатках в воспитании их сотрудников.
Известно, что война требует от людей предельного напряжения духовных и физических сил. Свое внешнее проявление она находит не только в виде беспримерных образцов великой жертвенности и самоотречения, в подвиге и мужестве. Тяжелейшие экстремальные условия начала войны обусловили еще и всплеск преступности, обнажили низменные проявления людей, нутро хапуг и казнокрадов, мошенников и аферистов, которые не прочь были нагреть руки на чужом горе. Поэтому борьба с преступностью, в том числе и с воинской, выступала как важнейшая задача особых отделов по обеспечению безопасности фронта и тыла.
С начала войны в состав войск НКВД и Красной армии влились сотни тысяч людей, среди которых были, конечно, не только стойкие, волевые и дисциплинированные люди. Но то, с чем можно мириться в мирное время, в годы войны угрожало самим основам государственного порядка. Паника, дезертирство, отказ от выполнения боевых приказов, неподчинение начальникам, самовольное оставление позиций, бесчинства по отношению к мирному населению способны были разрушить самый стойкий военный организм и дезорганизовать тыл. По существу, сотрудники органов безопасности своим поведением мало чем отличались от сотрудников других ведомств и партийных органов. Пожалуй, только в меньшем масштабе их постигла эта всеобщая беда, характерная особенно для первых недель и месяцев войны. Конечно, они небольшими группами или в одиночку были не в состоянии в условиях потери управления советскими органами власти и военным командованием, которые в большинстве своем не сумели покончить со всеобщей неразберихой, поддержать порядок и дисциплину в частях и подразделениях армии и флота. Тем не менее это не могло быть оправданием позорного поведения ряда из них. При малейшем нажиме противника в селах и городах создавалась паника, бежали толпы народа со своим имуществом на вокзалы. В некоторых областях сотрудники НКВД вместо того, чтобы навести и поддерживать элементарный порядок, сами вливались в толпу. В результате всякие жулики и проходимцы, пользуясь случаем, крали сотни тысяч государственных средств, бросали противнику государственное имущество и безнаказанно бежали в глубь страны.
9 августа 1941 г. к Берия из Орла обратился нач. ОО НКВД 20 армии бригадный комиссар армии Ф.В. Воистинов, мотивируя это тем, что вынужден написать ему лично, так как его сообщения с фронта в адрес ОО НКВД Западного направления «не возымели никакого действия». «Дело в том, – указал он, – что не могу понять, почему так, что некоторые работники нашего боевого органа НКВД вместо того, чтобы вместе с особыми органами НКВД среди населения действующей Красной армии на фронте вести борьбу с контрреволюцией, бросают свою работу и уходят в тыл, и контрреволюционеры среди местного населения проводят свою гнусную работу в пользу наших врагов, что я подтверждаю тем, что когда 20 армия действовала в районах Витебской и Смоленской областей, то из работников НКГБ и НКВД никого не осталось, и среди местного населения приходилось громить контрреволюционные силы особым органам, которые и так загружены борьбой с контрреволюцией, проникающей в Красную армию…»[390].
Письма аналогичного содержания шли в центр: ГКО, наркоматы и другие ведомства. Не по каждому из них принималось конкретное решение, прежде всего не позволяла быстро менявшаяся обстановка. Но иногда они заканчивались не только административными взысканиями, а судом военного трибунала и высшей мерой наказания.
Нач. ОО НКВД 8-й авиаэскадрилии лейтенант ГБ А.А. Лупандин во время боевых действий проявил трусость: в боевой обстановке симулировал болезнь, не руководил подчиненными.
Командир взвода 42-го пограничного полка мл. лейтенант И.К. Якимчук 9 июля 1941 г., получив боевое задание отразить своим взводом нападение танков противника на железнодорожную станцию, самовольно оставил подразделение и в течение двух часов боя находился в отлучке.
ОО НКВД 16 ск был арестован и расстрелян командир взвода 68 сп 70 сд Белкин П.Г. за то, что 14 июля 1941 г. бежал с поля боя, оставив на произвол судьбы взвод красноармейцев, вследствие чего часть красноармейцев разбежалась, часть попала в плен к немцам.
7 декабря 1941 г. военным трибуналом 43 армии были приговорены к расстрелу за проявленную трусость Горохов и Барышников, которые, симулировав ранение, сделали себе перевязки и покинули поле боя, оставив свои подразделения без руководства, ушли в тыл, переночевали в тылу и на другой день после боя возвратились в часть. Рассмотрев материалы этого дела, 16 декабря 1941 г. Абакумов распорядился дать директивное указание всем ОО фронтов, армий, что это новый вид дезертирства, который начинают практиковать некоторые военнослужащие.
Еще 10 июля 1941 г. зам. наркома И. Серов подписал приказ о привлечении к ответственности первых шести сотрудников органов НКГБ, которые «во время военных действий проявили недопустимую для чекиста трусость и, бросив исполнение служебных обязанностей, выехали в тыл»[391].
Самым большим преступлением в чекистской среде всегда считалось предательство. Наиболее успешно задача воспитания своих сотрудников решалась в Особой группе НКВД: за все время ее существования, а затем и 4-го Управления, с 5 июля 1941 г. по 7 мая 1945 г., ни один его кадровый сотрудник не сдался и не перешел на сторону врага[392].
Но случаи измены Родине были в органах и войсках НКВД самих сотрудников, агентов и доверенных лиц. Так, внештатный сотрудник органов НКВД В.А. Кишкин в июле 1941 г. был оставлен на территории Волотовского района Новгородской области, оккупированного немцами, со специальным заданием. Задания он не выполнил и в 1941–1942 гг. добровольно работал у немцев в качестве инспектора школ, инспектора отдела труда районной управы, требуя от подчиненных бороться с коммунистической идеологией и воспитывать детей в духе закона божьего и нацизма, на различных митингах и конференциях выступал с антисоветскими речами[393].
Предал Родину и Ю. Грымов. На третьем курсе Высшего военно-морского училища им. Фрунзе он получил предложение от ОО сотрудничать с НКВД и информировать «кого надо» о моральных и политических настроениях в среде будущих командиров. Работал он добросовестно и прилежно с творческим подходом. НКВД тоже не осталось в долгу, и после окончания училища он получил назначение на Черноморский флот. В 1940 г. Грымов стал командиром торпедного катера бригады торпедных катеров. В ночь с 4 на 5 января 1942 г. капитан Грымов получил боевое задание: доставить боеприпасы на минный тральщик, стоявший на рейде в Евпатории. Штурман что-то напутал или моряки из-за плохой видимости подошли близко к берегу, и штормовые валы, как щепку, выбросили тяжелый катер на береговые скалы. Моряки были захвачены немцами. В своих показания следователю Грымов рассказал: «Когда я оказался в концлагере, то понял, мне здесь или погибнуть, или стать предателем… Я ведь и так уже был предатель. Нам еще в части приказ Сталина зачитывали: кто попал в плен, считается предателем и карается по закону военного времени. То есть меня бы и так расстреляли или в лагерь отправили. Ни одна страна мира, кроме Советского Союза, не отказывалась от своих военнопленных!.. Я потом сидел и с англичанами, и с американцами – им всем посылки шли от Красного креста, врачи приходили, кормили их лучше… Поэтому так много русских и переходило работать на немцев…». На допросе Грымов дал разгуляться своей артистической натуре и заявил, что он является потомком князя Долгорукого и давно сотрудничает с артисткой театра, которая свела его с резидентом немецкой разведки, и он стал работать на Германию. «Потомком князя» заинтересовались, и уже в марте 1942 г. Грымов по протекции одного из руководителей разведслужбы «Нехрихтен-Беобахтер-НБО» майора Ноймана (он и провел вербовку) направили на учебу в немецкую разведшколу. В ноябре 1943 г. он был зачислен в состав «Абвергруппы 106» – разведки, действовавшей при штабе 17-й армии вермахта на территории Крыма. Он был главным специалистом в группе по допросам и вербовкам советских военнопленных. Избивал и пытал их, после чего расстреливал.