В соответствии с приказом НКО № 0321 от 26 августа 1941 г. в войсках был налажен оперативный учет дезертиров и сдавшихся в плен. В этот же день директивой НКВД СССР № 217 для усиления борьбы с немецкой агентурой, проникшей на территорию СССР вместе с лицами, эвакуированными из Прибалтики, территориальным органам было предложено выявить, взять на учет и в агентурную разработку всех бывших участников основных националистических литовских, латвийских и эстонских организаций[484]. Через три дня Политбюро ЦК ВКП (б) приняло специальное Постановление «О немцах, проживающих на территории Украинской ССР». Оно предписывало: «состоящих на учете как антисоветский элемент арестовать», а остальную часть трудоспособного мужского населения в возрасте от 16 до 60 лет мобилизовать в строительные батальоны и передать НКВД для использования в восточных областях СССР[485].
Одним из существенных недостатков в работе органов госбезопасности по организации оперативного учета и агентурной разработке антисоветских элементов в военное время было необоснованное взятие на учет значительного числа советских людей. Иногда причиной постановки на учет бойцов и командиров Красной армии служили глупость, сказанная в состоянии раздражения, бравада строптивого и несдержанного на язык бойца (бдительность все-таки необходима), причинами которых было недовольство состоянием дел на фронте, поведением командира, нехваткой продовольствия, вооружения, боеприпасов и др. Но истинные мысли и человеческие качества солдата выявлялись только в бою.
Брались на оперативный учет и лица, которые выражали сомнения в возможности победы в войне, например, сержант Торн и писарь Колесников. Торн говорил: «Куда нам воевать, везде видна наша бедность. Мне лично все равно, в какой стране жить. В нашей стране никто лучше не жил, чем в любой стране, где нет советской власти. Коммунизм нам не построить. Зачем полякам и украинцам освобождаться, когда они в настоящее время освобождены?» Колесников среди красноармейцев заявлял: «Немецкая армия культурная и сильнее нашей армии. Нам немцев не победить. Смотрите, какая у немцев техника, а у нас, что за самолеты, как кукурузники. Все наша печать пишет неправду»[486].
Порой причиной постановки на оперативный учет была излишняя подозрительность сотрудника ОО. Так было с пограничником С. Кручинкиным, который в нарушение существовавших правил вел дневник: «Оказывается, моей персоной занялся особый отдел, и уже были сделаны запросы обо мне в Горький, где моя служба была безупречной, и по месту моего рождения и проживания в школьные годы. В обоих случаях характеристики были положительные»[487]. Даже такие люди, как А. Довженко, могли оказаться на оперативном учете. Еще до войны Берия, ознакомившись с агентурными данными в отношении кинорежиссера Киевской киностудии, «предложил взять его в активную разработку», установить в отношении его литера «Н», «М» и «ПК»[488][489].
На 1 июля 1941 г. на оперативном учете органов НКГБ СССР уже состояли: троцкисты – агентурных дел и по ним проходило – 571/2405, дел-формуляров – 8273, учетных дел – 12 062; меньшевики – агентурных дел по ним проходило – 124/662, дел-формуляров – 3526, учетных дел – 15 115; эсеры всех оттенков, в том числе и члены Трудовой Крестьянской партии – агентурных дел и по ним проходило – 328/1531, дел-формуляров – 5168, учетных дел – 9248; анархисты – агентурных дел и по ними проходило – 50/213, дел-формуляров – 620, учетных дел – 1309. Всего: 60 132 человек[490].
В работе по оперативному учету сотрудники НКВД встречались с серьезными трудностями. С каждым месяцем возрастало внимание оперативных подразделений к деятельности государственных архивов, которые готовили ответы на запросы различных управлений и отделов НКВД.
Значительно возрос объем работы и 1-го Спецотдела НКВД. Но агентурная проверка по картотеке централизованного учета не достигала цели, потому что в ней не имелось достаточно сведений о судимости, агентуре и др. материалов, которые находились преимущественно в территориальных органах НКВД.
Не ранее 18 марта 1942 г. по указанию НКВД СССР № 117 были приняты меры к полному восстановлению учета бывших офицеров белых армий, белоказаков, офицеров царской армии, дворян, помещиков, видных чиновников царской администрации, кадетов и бывших участников различных монархических организаций, используя для этого имевшиеся в органах НКВД учтенные материалы, агентурные данные, регистрационные сборники особоучетчиков, изданные ОО ОГПУ в 1924 г., архивные дела на административно высланных, материалы краевых и областных архивов, старые списки бывших «лишенцев»[491][492].
1 декабря 1941 г. шифротелеграммой зам. нач. ГУПВ НКВД генерал-майора Яценко (г. Куйбышев) нач. по охране войскового тыла Карельского, Западного, Ленинградского, Юго-Западного Управлений войск НКВД по охране войскового тыла Карельского, Западного, Юго-Западного, Ленинградского, Юго-Западного, Южного, Калининского фронтов, нач. войск НКВД г. Ленинграда, нач. Черноморского округа о предоставлении в соответствии с приказом НКО от 26 августа 1941 г. № 0321 именных списков военнослужащих НКВД, сдавшихся в плен врагу «после тщательной проверки фактов сдачи»[493]. Оперативными органами НКВД брались на учет все выявленные предатели.
Особое внимание было уделено выявлению и постановке на учет личного состава немецких разведывательных, контрразведывательных, полицейских и административных органов, их агентуры, в том числе оставленной на освобожденной территории, изменников Родины, участников карательных отрядов, предателей и пособников, участников созданных оккупантами националистических и других антисоветских организаций. Все эти лица подлежали немедленному аресту.
К концу 1941 г., ко времени контрнаступления под Москвой, оперативный учет был заведен и на ту часть населения, которая проживала на оккупированной территории. К январю 1942 г. в оккупированных районах оказалось несколько десятков миллионов наших граждан, в большинстве своем для того, чтобы выжить, они были вынуждены работать на предприятиях и в учреждениях. Поэтому поведение многих из них квалифицировалось как пособничество врагу. На органы безопасности были возложены сложные по объему и содержанию задачи, ведь предстояло наладить и вести учет еще сотен тысяч людей. Об этом можно судить после ознакомления с обширным документом – указанием НКВД СССР № 64 от 18 февраля 1942 г., подписанным В.Н. Меркуловым. Приведем его полностью, чтобы получить представление о возросшем масштабе оперативного учета. Меркулов предложил вести следствие по делам арестованных немецких ставленников, опросами агентуры и по заявлениям местных жителей устанавливать и брать на учет:
а) личный состав разведывательных, контрразведывательных, полицейских и административных немецких органов, действовавших на временно захваченной противником территории, с указанием установочных данных и примет каждого лица;
б) владельцев и жильцов домов, в которых размещались упомянутые выше органы и проживали в них официальные сотрудники или разведчики, а также обслуживающий их персонал;
в) агентуру германской военной разведки, гестапо и тайной полевой полиции, оставленную в данном городе-районе или переброшенную ранее немцами в наш тыл: резидентов, агентов-разведчиков, диверсантов, террористов, радистов, связников, содержателей явочных квартир, проводников и переправщиков;
г) членов магистратов, местных самоуправлений, старост, служащих полиции и других административных немецких органов;
д) изменников Родины, предателей, провокаторов и немецких пособников, оказывавших содействие оккупантам в проведении различного рода мероприятий (выявление коммунистов, партизан, военнослужащих Красной армии, изъятие у населения продовольствия, скота, теплой одежды и др.);
е) участников контрреволюционных, белогвардейских, националистических организаций, созданных немцами;
ж) участников созданных немцами банд, которые использовались для охраны населенных пунктов, выполнения карательных и реквизиционных функций, выявления и задержания партизан и военнослужащих Красной армии, бежавших из плена и вышедших из окружения, а также для бандитских налетов в нашем тылу;
з) содержателей радиостанций, складов продовольствия и боеприпасов, оставленных немцами в нашем тылу для своей агентуры и бандитских групп;
и) членов и кандидатов ВКП (б) и ВЛКСМ, прошедших регистрацию у немцев;
к) женщин, вышедших замуж за офицеров, солдат и чиновников германской армии;
л) содержателей притонов и домов терпимости;
м) всех без исключения лиц, служивших в созданных немцами учреждениях и предприятиях, вне зависимости от рода обязанностей (исключив насильно мобилизованный контингент), а также всех лиц, добровольно оказывавших услуги немцам, какой бы характер эти услуги не носили;
н) лиц, добровольно ушедших с немцами, членов их семей, связи, оставшиеся на нашей территории.
Все, перечисленные в пунктах «а», «в», «г», «д», «е», «ж», «з», «к», «л», подлежали немедленному аресту, остальных, подлежавших учету, было приказано «обеспечить агентурным наблюдением». В освобожденных районах был налажен учет членов семей арестованных, служивших в немецких административных органах и виновных в других видах предательства[494].
А теперь, после прочтения этих страниц, уважаемый читатель, переведем дух и постараемся понять такое явление, как оперативный учет. Ведь речь идет о миллионах советских людей, которые в большинстве своем оказались не по своей воле на оккупированной вермахтом территории, а правительство фактически обвинило их в сотрудничестве с немцами. Но, по большому счету, у абсолютного большинства не было вины, а была вина власти, которая в начале войны оказалась неспособной организовать достойный отпор агрессору. Население, оказавшееся в оккупации, пережило нацистские репре