б) в тех местах, где розыскной сети недостаточно, а также где она отсутствует совсем, в ближайшее время провести вербовку, обеспечив охват вокзалов, аэропортов, линейных станций и т. п. Особое внимание обратить на обеспечение розыскной сетью камер хранения багажа, буфетов, парикмахерских, носильщиков и среди дежурных по вокзалу;
в) для розыскной работы использовать всю имеющуюся агентурно-осведомительную сеть на объектах транспорта, особенно имеющую возможность разъездов по линии и условиям своей служебной работы.
‹…›
д) немедленно приступить к вербовке розыскного осведомления в населенных пунктах, расположенных вблизи ж.д., аэропортов, в других местах скопления приезжих…»[507].
В организации четкой розыскной работы органы военной контрразведки осуществляли постоянный контроль за выполнением мероприятий, направленных на розыск и задержание вражеских агентов; использовали агентурные и иные возможности; проводили тщательный допрос задержанных и разоблаченных шпионов; допрашивали диверсантов и террористов об известных им других вражеских агентах с указанием подробных данных, облегчающих их розыск, о методах их работы, способах легализации и передвижения в прифронтовой полосе и советском тылу.
23 февраля 1942 г. ОО НКВД Волховского фронта арестовал группу переброшенных на нашу территорию агентов абвера. На следствии они сознались в том, что являются агентами германской военной разведки Северного фронта, руководимой майором Хемприхом. Они назвали и ряд других агентов, не только переброшенных, но и подготавливаемых к переброске на нашу сторону. Поэтому замнаркома Абакумов 23 февраля 1942 г. предложил «принять энергичные меры к розыску и аресту этих разведчиков»[508].
В процессе только контрразведывательного обеспечения оборонительных сражений сотрудники УНКВД областей, осуществляя активный поиск агентуры противника, ликвидировали более 200 немецких шпионов и диверсантов-парашютистов, у которых изъяли радиостанции, шифровальные коды, фиктивные документы, большие суммы советских денег, ампулы с ядом, бактериологические средства для отравления источников питьевой воды.
ОО НКВД 14-й армии 14 апреля 1942 г. была арестована переброшенная в районе Ристикента группа агентов финской разведки, состоявшая из бывших красноармейцев, сдавшихся в плен противнику, – Шабанова, Аристова и Вербицкого. На допросе они назвали 10 других агентов финской разведки, также проходивших обучение под г. Рованиеми и подготавливающихся к переброске в советский тыл. Зам. нач. УОО НКВД, комиссар ГБ 3-го ранга Мильштейн предложил нач. ОО НКВД фронтов, военных округов, флотов и флотилий, 7-й отдельной армии и спецлагерей «принять энергичные меры розыска указанных разведчиков и о каждом случае задержания сообщать в УОО НКВД СССР»[509].
В Вышнем Волочке опергруппой «Смерш» был задержан человек, назвавший себя ст. лейтенантом Титовым. Проверкой было установлено, что все его документы – липа. Титов в ноябре 1941 г. дезертировал из коммунистической роты 31-й армии, раздобыл чистые бланки, печать и сфабриковал себе новые документы. Он поселился в Вышнем Волочке и, пока его сослуживцы бились за Родину, занимался спекуляцией, периодически выезжая за товарами в Москву, вел разгульный образ жизни. До встречи с группой «Смерш» Титов все проверки проходил без осложнений, хотя его бумаги были очень грубо сработаны[510]. Более того, за пьяные скандалы Титова дважды задерживал патруль военной комендатуры, но комендант после проверки документов отпускал его с миром, советуя «не употреблять спиртных напитков».
Характерной особенностью оперативной розыскной работы является то, что она не закончилась после войны. В 1967 г. оперативниками были разысканы и привлечены к ответственности практически все участники расстрельной команды пересыльного лагеря для военнопленных и партизан, находившегося на территории д. Моглино Псковского района, охрану которого осуществляли каратели 37-го эстонского полицейского батальона. На их счету сотни расстрелянных и замученных военнопленных и мирных жителей. В 1970-х гг. оперативники разыскали известную А. Макарову-Гинзбург – Тоньку-пулеметчицу, лично расстрелявшую около 1500 человек, в основном коммунистов, партизан, а также людей, по каким-то причинам попавшим в немилость у представителей «нового порядка». На ее след брянским чекистам удалось выйти только в концу 1970-х гг. После длительных оперативно-розыскных мероприятий она была арестована, предстала перед судом и была приговорена к высшей мере наказания[511].
В январе 1980 г. был осужден Владимир Лемацкий (фамилия изменена). Он предстал перед судом в январе 1980 г. – спустя 39 лет после совершенного им преступления. Много пришлось поработать чекистам, прежде чем они распознали в тихом пожилом человеке, проживавшем в небольшом поселке Суоярвского района фашистского пособника. В годы войны он служил в одном из самых бесчеловечных нацистских карательных органов – в тайной полевой полиции. Вскоре, после продолжительного расследования, на скамью подсудимых сели четверо бывших соучастников Лемацкого – Васильченко, Пидтопта, Таратун и Замура, которых работники органов безопасности отыскали в разных концах страны. Жители временно оккупированного небольшого городка Ромны Сумской области помнят их, своих земляков, ставших в октябре 1941 г. полицаями, а с весны 1942 г. – добровольцами 721-й группы тайной полевой полиции[512].
Таким образом, оперативный розыск в начале войны давал возможность выявлять местонахождения и арестовывать наиболее опасных агентов, диверсантов, дезертиров, изменников Родины, террористов и членов РДГ за линией фронта, в зоне боевых действий и в тылу советских войск; срывать планируемые противником войсковые наступательные или десантные операции, в ходе подготовки которых заброшенные разведгруппы абвера занимались разведывательным обеспечением; лишать противника возможности получать разведывательную информацию в районе подготовки и развертывания советских войск на основных направлениях оборонительных и наступательных операций; получать важную тактическую и стратегическую информацию о противнике политического, военного и контрразведывательного характера.
Самостоятельной специфической гласной и негласной стадией контрразведки была фильтрация, проводимая ОО НКВД по установлению возможной причастности к совершению преступлений лиц, задержанных в установленном порядке. Она, хотя и не являлась оперативным средством, но оказывала существенную помощь в борьбе с противником. Наряду с ОО фильтрацией лиц, вышедших с оккупированной территории, занимались сотрудники разведывательных подразделений войск по охране тыла фронтов, а также прифронтовых НКВД республик, УНКВД краев и областей.
Государственная проверка органами госбезопасности до сих пор остается малоизученной, несмотря на то, что в годы Великой Отечественной войны 4 млн 599 тыс. советских военнослужащих находились в плену или до сих пор числятся пропавшими без вести[513]. А через спецлагеря НКВД с 1941 по 1944 г. прошло 354 592 военнослужащих, в том числе 50 441 офицер. Была завершена проверка 302 991 военнослужащего, в том числе 44 774 офицеров[514].
Целью проверки прежде всего было разоблачение агентуры противника и других преступных элементов. Нельзя согласиться с утверждением А.Н. Сахарова, который в рецензии на книгу В. Мединского «Война. Мифы СССР» утверждает, что «повальная проверка военнопленных на лояльность режиму явилась не необходимостью, а отражением тупости, болезненной подозрительностью режима к людям, которые во многом по вине бездарных, порой и просто преступных действий руководства страны в начальный период войны оказались в плену»[515].
Мы смеем утверждать, что фильтрация были жестокой необходимостью не только в борьбе с немецкими спецслужбами в начавшейся войне, но и потому, что еще не закончились последствия другой война – Гражданской. Из-за линии фронта приходили и вполне идейные, настоящие враги. И при этом шпионы и диверсанты говорили по-русски, без немецкого акцента – просто потому, что были русскими.
Для того чтобы представить объем задач, который стоял перед военными контрразведчиками в первые месяцы войны, следует иметь в виду, что к 4 декабря 1941 г. около 600 тыс. красноармейцев и командиров дезертировали из действующей армии, с призывных пунктов и в пути следования эшелонов на фронт. Ход Великой Отечественной войны заставил партийно-государственное руководство Советского Союза серьезно скорректировать свою позицию по отношению к советским военнослужащим, побывавшим в плену, и вообще к советским гражданам, оказавшимся на временно оккупированной территории, практически вне контроля политических и репрессивных органов. Если до 1941 г. они однозначно рассматривались как враждебные элементы, подлежавшие изоляции (так, из красноармейцев, вернувшихся из финского плена после завершения «Зимней войны», было репрессировано 4,5 тыс. человек), то огромные потери в начале войны, миллионы военнослужащих, оказавшихся в окружении и плену, сделали применение такой практики не только нерациональной, но и практически невозможной. Нельзя было направить в лагеря или расстрелять сотни тысяч бойцов и командиров. Но и доверять людям, которые хотя бы временно оказались под властью противника, тоже было нельзя, потому что среди них была агентура немецких спецслужб, лица, подвергнутые воздействию враждебной идеологии. Поэтому был избран своего рода компромисс – подвергнуть всех побывавших в плену и окружении тщательной и всесторонней проверке. Особым отделам предстояло тщательно расследовать каждый случай перехода военнослужащим через фронт на сторону врага или добровольной сдачи в плен. Следует отметить, что даже несколько дней пребывания на территории, оккупированной противником, а тем более нахождения в немецком плену было достаточным основанием для ОО НКВД, чтобы арестовать не только рядового красноармейца, но и боевого генерала.