Были освобождены от наказания осужденные по некоторым категориям преступлений: по состоянию на 1 февраля 1942 г. 279 068 человек, в том числе 14 457 бывших военнослужащих (летчиков, танкистов и др.) на основании Указа Президиума Верховного Совета СССР от 24 ноября 1941 г. Из общего числа освобожденных было передано в военкоматы 82 014 лиц призывного возраста. Но в данном случае все же главной причиной была не гуманность власти, а необходимость пополнения рядов Красной армии. А итогом карательной политики стало то, что несколько десятков миллионов людей получили пожизненно клеймо подозрительного типа («пребывал на оккупированной территории»), оставались еще сотни тысяч «бывших людей». В докладной записке В.М. Молотову «О работе органов военной прокуратуры по борьбе с преступностью в Красной армии с начала войны до 1 января 1942 г.» было отмечено, что возбуждено 85 876 дел, осуждено 105 041 военнослужащий, в том числе: за измену Родине – 46 119, контрреволюционную агитацию и другие контрреволюционные преступления – 7346, дезертирство – 30 388, побег с поля боя – 6592, членовредительство – 7338, неисполнение приказаний – 3313, за нарушение караульной и внутренней службы – 3886 и распространение ложных слухов – 69 человек. Из общего числа осужденных военным трибуналами было приговорено к расстрелу 31 327 и 58 995 – к лишению свободы, в отношении 37 478 осужденных было принято решение об отсрочке исполнения приговоров до окончания военных действий, общее число осужденных военнослужащих, возвращенных в армию, составило 41 980 человек[575]. А за время войны только военными трибуналами было осуждено 994 тыс. советских военнослужащих, из них свыше 157 тыс. к расстрелу, т. е. практически 15 дивизий. Более половины приговоров приходилось на 1941–1942 гг.[576].
Как видим, большинство из осужденных военнослужащих были преданы суду за измену Родине и дезертирство. Поэтому именно на эти виды преступлений обратили особое внимание военные контрразведчики в своей дальнейшей работе.
Из всех прав, предоставленных органам госбезопасности, по вполне понятным причинам, более внимательному рассмотрению подвергается право применения ВМН, расстрела. Самые строгие меры наказания были предусмотрены по Закону от 8 июля 1934 г. за шпионаж и измену Родине, выдачу военной и государственной тайны, переход на сторону врага, бегство или перелет через границу. Лица, уличенные в шпионаже, подлежали уголовной ответственности по ст. 58-6 УК РСФСР, которая предусматривала наказание в виде лишения свободы на срок не менее трех лет (могло быть до 25 лет), а за тяжкие последствия – к расстрелу.
С начала войны была усилена уголовная ответственность за дезертирство и уклонение от военной службы (ст.193 УК РСФСР). В связи с паническими настроениями, связанными с наступлением частей вермахта, 17 июля 1941 г. ГКО предоставил ОО НКВД право ареста дезертиров, а в необходимых случаях и расстрела их на месте[577]. «В связи с напряженной обстановкой в стране», 17 ноября 1941 г. ГКО принял секретное постановление № 0903 о предоставлении Особому совещанию при НКВД СССР права по возникающим в органах НКВД «делам о контрреволюционных преступлениях и особо опасных преступниках» против порядка управления СССР выносить меру наказания вплоть до расстрела[578]. Выполняя постановление ГКО, 21 ноября 1941 г. НКВД СССР издал приказ № 001613, в котором было объявлено, что Особое совещание при НКВД СССР получило право с участием Прокурора Союза ССР по возбужденным в органах НКВД делам о контрреволюционных и особо опасных преступлениях против порядка управления СССР выносить соответствующие меры наказания вплоть до расстрела. 17 декабря действие приказа НКВД СССР № 001613 от 21 ноября распространилось и на органы 3-го Управления НК ВМФ СССР. Командиры и начальники сурово наказывались не только за совершенные преступления, но и за «предательские приказы», о чем свидетельствует приказ № 054 от 3 ноября 1941 г. командования Западным фронтом Г.К. Жукова и Н.А. Булганина:
«1. Бывший и. д. командира дивизии подполковник Герасимов А.Г. и бывший комиссар дивизии бригадный комиссар Шабалов Г.Ф. предательски нарушили боевой приказ и вместо упорной обороны района Рузы отдали приказ об отходе дивизии». «Предательский приказ» командования дивизии дал возможность противнику без всякого сопротивления занять город и подступы к Ново-Петровскому. За невыполнение приказа фронта по обороне Рузы и за сдачу г. Руза без боя Герасимов и Шабалов были расстреляны перед строем[579].
В тех случаях, когда обстановка требовала немедленного принятия мер для восстановления порядка на фронте, ОО НКВД при разборе во внесудебном порядке дел на задержанных дезертиров и предателей были обязаны при вынесении решения о расстреле на месте дезертира или предателя составить постановление, в котором кратко изложить установочные данные и суть обвинения. Постановление утверждалось нач. ОО, задержавшего дезертира или предателя. Приведение приговора о расстреле дезертира или предателя оформлялось актом, копия которого вместе с копией постановления направлялась в ОО фронта.
13 ноября 1941 г. зам. нач. ОО НКВД Западного фронта майор ГБ Королев довел до начальников ОО армий распоряжение Г.К. Жукова «всех дезертиров, паникеров и трусов, осужденных к ВМН, расстреливать во вновь формируемых дивизиях перед строем. Осужденных к ВМН шпионов и антисоветчиков расстреливать в установленном порядке». Но отдельные ОО НКВД в армиях и дивизиях приводили приговоры в исполнение с серьезными нарушениями, не направляя их для утверждения в Военные советы армий. Как показала проверка в феврале 1942 г., на Западном фронте не было ни одного случая приведения в исполнение приговоров, утвержденных Военными советами армий. В связи с этим 2 февраля начальник ОО НКВД Западного фронта в своей директиве запретил нач. ОО армий и дивизий приводить в исполнение приговоры без утверждения Военными советами армий. Они были снова предупреждены о том, что «всякое нарушение в этой области влечет за собой строгие меры наказания к виновным вплоть до предания суду военного трибунала»[580]. 8 февраля 1942 г., докладывая И.В. Сталину, В.М. Молотову и Л.П. Берии о преступности в РККА, Прокурор Союза ССР В.М. Бочков отметил, что только за декабрь 1941 г., по далеко неполным данным, зафиксировано 28 случаев самочинных, ничем не вызванных расправ с подчиненными со стороны командиров. Часть этих преступлений была совершена на почве пьянства[581]. Нередкими были нарушения правил расстрела во внесудебном порядке и при освобождении частями Красной армии населенных пунктов и городов от немецких оккупантов. Были отмечены случаи, когда сотрудники ОО расстреливали без суда немецких пособников. Поэтому УОО НКВД было предложено всех ставленников немецких властей и лиц, оказывавших активную помощь немцам в борьбе против советской власти в освобожденных населенных пунктах и городах, задерживать, проводить по ним следствие, а при дальнейшем продвижении всех задержанных направлять в территориальные органы НКВД для привлечения их к ответственности.
Такие крайние меры, как расстрел, применялись в подразделениях и частях Красной армии и ВМФ, пограничных и внутренних войсках НКВД особенно в начале Великой Отечественной войны. Многие военачальники шли на крайние меры, стремясь предотвратить дезертирство и измену Родине. И все же, ничем, даже чрезвычайными условиями войны, нельзя оправдать шифротелеграмму № 4976 командующего Ленинградским фронтом Г.К. Жукова от 28 сентября 1941 г.: «Разъяснить всему личному составу, что все семьи сдавшихся врагу будут расстреляны и по возвращении из плена они также будут расстреляны»[582].
Причин для ужесточения наказания за дезертирство и измену Родине было предостаточно. Суровыми решениями политическое руководство страны и военное командование фронтов и армий стремилось навести и поддерживать порядок среди военнослужащих, напомнить бойцам и командирам всех степеней и званий о воинском долге и военной присяге, о том, что они должны остановить врага даже ценой своей жизни. На них как на защитников Родины возлагали свои надежды родные и близкие, и нельзя было отдавать на поругание врагу свои города и села. Но кого считали дезертирами и изменниками Родины в 1941 – начале 1942 г.? Плен, нахождение за линией фронта постановлением ГКО СССР от 16 июля 1941 г., а также приказом наркома обороны СССР от 16 июля 1941 г. Сталина № 270 от 16 августа 1941 г. квалифицировалось как преступление. Военнослужащие, сдавшиеся в плен без сопротивления, после возвращения из плена могли быть освобождены от ответственности лишь в том случае, если следствием будет доказано, что они попали в плен, находясь в беспомощном состоянии, и не могли оказать сопротивления, и что из плена они не были отпущены противником, а бежали или были отбиты нашими войсками (партизанами).
16 августа 1941 г. Ставка Верховного Главного командования издала приказ № 270 «О случаях трусости и сдаче в плен и мерах по пресечению таких действий». Наряду с другими мерами приказ предложил считать злостными дезертирами командиров и политработников, во время боя срывающих с себя знаки различия и дезертирующих в тыл или сдающихся в плен врагу, семьи которых подлежат аресту как семьи нарушивших присягу и предавших свою Родину дезертиров. Одновременно всем вышестоящим командирам и комиссарам предписывалось расстреливать на месте подобных дезертиров из начальствующего состава[583].
Многие бывшие военнопленные незаконно осуждались как изменники Родины только за то, что они исполняли в плену обязанности врачей, санитаров, старших бараков, переводчиков, поваров, кладовщиков и иные работы, связанные с обслуживанием военнопленных.