ходе боевых операций 32 и 50 сд нами использованы в информации УОО НКВД СССР и Военного совета фронта». Поступившая информация от отделов 3-х Управлений НКО, НКВМФ и НКВД, а также сотрудников НКГБ помогла выяснить обстановку, складывавшуюся на отдельных участках борьбы с вермахтом, информировала военное командование о недостатках в ходе боевых действий.
Вот обобщенные данные и выдержки из некоторых сводок 1941 г.
– большинство сд не успели занять назначенные им полосы обороны вдоль государственной границы и поэтому вступили в сражение в основном с марша, при ограниченном количестве боеприпасов и горючего, в результате противник сравнительно быстро прорвал их оборону и начал развивать наступление в глубину;
– частая потеря управления не позволяла сосредоточить усилия обороняющихся на угрожаемых направлениях, приказы и распоряжения доходили до войск с большим опозданием и не соответствовали складывающейся обстановке, служба тыла была дезорганизована, при проведении контрударов механизированные соединения вводились в сражение по частям без четкой организации взаимодействия и надежного прикрытия с воздуха;
– взаимодействие частей организовано плохо, отсутствует централизованное управление из-за проблем со связью, наблюдается массовый отрыв отдельных групп бойцов от своих подразделений и самостоятельно оставление ими позиций, уход в тыл[654];
– 29-я танковая дивизия полковника И.Д. Черняховского, которая должна была участвовать в контрударе, к 10 часам только вышла в исходный район. После 50-километрового марша танки остались без горючего. Армейский автотранспорт сумел доставить всего 16 бочек горючего, в то время как для заправки всех танков дивизии требовалось не менее 60–70 тонн бензина. Дивизионные склады располагались в районах Риги, в 190 км от исходного района[655];
– командир 9-го механизированного корпуса, генерал-майор К.К. Рокоссовский, несмотря на отсутствие надежной связи со штабом фронта и 5-й армией и неясность обстановки, принял решение начать в 2 часа дня 22 июня 1941 г. выдвижение своих частей в общем направлении Новгород-Волынский, Ровно, Луцк. Основные силы корпуса, главным образом, пехота, совершив к исходу дня 50-километровый переход, выбились совершенно из сил и потеряли всякую боеспособность. Поэтому пришлось сократить переходы для пехоты до 30–35 км[656].
Временно исполняющий должность нач. 3-го отд. 143 сд, лейтенант ГБ Смирнов в докладной записке нач. 3-го отд. Западного фронта, майору ГБ Бегма изложил свою точку зрения на причинах поражения находившихся на фронте частей 143 сд: внезапность со стороны противника и растерянность начсоства, неподготовленность дивизии к занятию обороны; отсутствие связи как внутри дивизии, так и с соседними частями; полное отсутствие разведывательной службы; совершенное отсутствие взаимодействие с авиацией; отсутствие партийно-политической работы среди личного состава; плохая организация работы тылов[657].
Агентура и осведомители сообщали о положении в частях и подразделениях действующей армии. Так, из донесения источника «Качалова» от 1 августа 1941 г. нач. ОО НКВД 3 сд, ст. лейтенанту ГБ Кузнецову стало известно о недостатках при дислокации подразделений в районе озера Ильмень: это «идет вразрез с указанием товарища Сталина о прямом использовании специалистов. Выделенная тысяча людей вооружена чем попало. Личный состав (механики, водители, связисты, артиллеристы) пехотному бою не обучены, кроме того, в районе сосредоточения остались машины без шоферов, рации без радистов. При получении танков не будет ни водителей, ни командиров танков, а этих людей нужно готовить по 6-10 месяцев. Хуже будет, если какой-либо «воинствующий» заставит людей с берега оз. Ильмень ввязаться в бой на другом направлении, люди не отойдут, буду драться до последнего, но с получением матчасти дивизия будет не боеспособна. Это нужно предупредить»[658].
В адрес УОО НКВД поступала информация о слабой подготовке призывников перед отправкой на фронт. В частности, контрразведчики ссылались на дневник красноармейца Приходько Павла Ивановича, мобилизованного в Красную армию 4 ноября 1941 г. На следующий день в составе других он вышел из Москвы и только 20 ноября был зачислен в войсковую часть. Более двух недель в сильные морозы, фактически без пищи, в своем старом пальто, без организованного ночлега, совершая ежедневно переходы по 10–15 км, побывал в Ногинске, Судогде, Муроме и Владимире. Во время переходов испытал на себе налеты немецкой авиации, был свидетелем показательного суда военного трибунала и расстрела двух дезертиров перед строем полка. Но никому не жаловался на трудности, неорганизованность военного времени и храбро сражался. В битве под Москвой «за личный подвиг» был награжден орденом «Слава III степени»[659].
Военные советы, командование и руководство НКВД были хорошо осведомлены о работе ОО, которые не только констатировали факты, сообщали о негативных фактах, но и о принятых мерах по их устранению. Так, в спецсообщении Цанавы на имя Берии 28 июля 1941 г. указывалось, что «24-го июля 91 сд вступила в бой с противником. В результате неподготовленности дивизии и растерянности, проявленной командованием, дивизия после первых же стычек 25 июля начала беспорядочно отступать, и все части разбрелись по проселочным дорогам и опушкам лесов, растеряв значительную часть вооружения, в том числе и артиллерии. Особую трусость и позорное бегство с поля боя допустили нач. штаба артиллерии дивизии подполковник Константинов и командир 561 сп майор Шпак. Они арестованы и преданы суду. Кроме того, ОО из числе бежавших арестовано и предано суду еще 5 человек, организаторов паники».
По информации нач. ОО Брянского фронта, ст. лейтенанта ГБ Бегмы 25 августа 1941 г. командир 121 сд генерал-лейтенант Зыков с группой штабных работников дивизии вышел из окружения противника, оставив в лесу за Хотимом более 2000 вооруженных бойцов и командиров с артиллерией, обозами и ранеными[660].
В боевых действиях участвовали миллионы людей, в том числе и не имевшие необходимого жизненного опыта, не получившие должного воспитания. Поэтому важно было пресекать преступное поведение, особенно среди командного состава. Так, 29 июля 1941 г. нач. ОО НКВД Северо-Западного фронта, комиссар ГБ 3 ранга Бочков и нач. 4-го отделения ОО НКВД фронта, лейтенант ГБ Костиков сообщили Военному Совету об аморальных проявлениях в ряде частей[661]. На Карельском фронте было немало фактов подмены политико-воспитательной работы репрессиями[662].
Когда речь идет о взаимоотношении ОО НКВД с командованием фронтов, то отметим, что порой в дополнительной информации последние не нуждалось, так как знали сложившееся положение, но не могло решить данный вопрос. Например, 29 января 1942 г. нач. ОО НКВД Брянского фронта получил следующий ответ от командующего войсками фронта об отсутствии средств тяги для артиллерийских систем и некомплект вооружения в частях: «Все вопросы известны Военному Совету, но нет вооружения и лошадей»[663].
Как видим, ОО своими спецдонесениями информировали командование и Военные советы фронтов, и по ним принимались оперативные меры в интересах безопасности фронта и тыла, в проведении решительных мер по усилению боевой готовности частей и соединений, и это были не только меры судебного порядка.
На основе данных ОО НКВД советское военное руководство обобщило опыт ведения боевых действий первых месяцев войны и указало на сильные и слабые стороны противника, которые следовало учитывать командованию Красной армии. В частности, на то, что сильной стороной вермахта являются его оснащенность минометами и орудиями ПТО, действия мотоциклистов, вклинивание набольших групп танков в боевых порядки Красной армии, хорошо налаженное взаимодействие родов войск. Слабой стороной вермахта были трусость пехотинцев при нашей атаке, боязнь внезапных ночных атак, значительный отрыв от своих баз. Все это должно учитываться военным командованием в обороне и наступлении.
ОО НКВД по согласованию с командованием частей и военной прокуратурой принимали меры по устранению обнаруженных недостатков. Так, 1 сентября 1941 г. нач. ОО НКВД Западного фронта Цанава сообщил нач. УОО НКВД Абакумову о состоянии эвакуационных пунктов и госпиталей Западного фронта: «Во многих частях Западного фронта бойцы и командиры после ранение продолжительное время с поля боя не выносятся и не получают своевременной медицинской помощи. В результате нередки случаи, когда раненые истекают кровью и даже гибнут, раненые военнослужащие, размещаемые в армейских и фронтовых госпиталях, эвакопунктах и госпиталях фронта, находятся в антисанитарных условиях, питание раненных на эвакопунктах не организовано…». По линии ОО фронта были приняты следующие меры: проинформирован Военный совет фронта, арестован за преступную халатность один военный врач, дано указание «особорганам об усилении агентурно-оперативного обслуживания военных госпиталей и санитарных учреждений». А Абакумов распорядился передать материалы Цанавы в Москву[664].
В докладной записки нач. ОО НКВД Брянского фронта, ст. майора ГБ Вадиса от 4 марта 1942 г. отмечалось, что «о всех недочетах, выявленных нами в ходе операции, своевременно информирован Военный совет Брянского фронта, решением которого командующий 3 армией генерал-лейтенант Батов отстранен от занимаемой должности, как не обеспечивший руководство боевой операцией, а также отстранены командир 287 сд полковник Еремин, командир 866 сп майор Воробьев; начато следствие на предмет привлечения к уголовной ответственности двух командиров сд и двух командиров сп. Одновременно считаю, для улучшения хода боевых действий через соответствующие инстанции провести и такие мероприятия: разрешить командованию дивизий и полков самостоятельно вербовать и забрасывать в тыл противника агентуру для разведданных в полосе действий дивизия – полк, т. е. в глубину на 10–15 км; усилить работу политорганов Красной армии по разложению армии противника и воспитательную работу среди личного состава наших войск