.
27 августа 1941 г. нач. ОК Западного фронта Алексеев поручил нач. ОО фронта проверить список личного состава, выдвигаемого на высшие должности: командиров СД-19, командиров танковых бригад – 10, нач. штабов СД – − 5, начальников штабов танковых бригад – − 4»[678].
Справки ОО на командный состав были краткими или обстоятельными в зависимости от запроса вышестоящего органа власти и управления. Так, из справки на бывшего командующего Северо-Западным фронтом, генерал-полковника Федора Исидоровича Кузнецова узнаем, что он родился в 1898 г., русский, член ВКП (б) с 1938 г., окончил военную академию им. Фрунзе в 1926 г. и в 1930 г. КУВНАС. Имел солидную теоретическую подготовку и боевой опыт: Первая мировая, Гражданская и советско-финляндская войны, а в 1930-е гг. был больше кабинетным работником. Но с первых дней военных действий против вермахта Кузнецов как командующий войсками «проявил политическую беспечность и бездеятельность, которые привели к тому, что при нарушении наших государственных границ СССР войска Северо-Западного фронта оказались застигнутыми врасплох». В справке приводились многие примеры отрицательных решений и поведения Кузнецова и делался вывод: «Перечисленные факты свидетельствуют о том, что Кузнецов является основным виновником создавшегося тяжелого положения на фронте и своим командованием привел войска Северо-Западного фронта к большим потерям, а также к крупным потерям в материальной части и боеприпасах»[679].
Как не справившийся со своими обязанностями, Кузнецов был снят с занимаемой должности командующего Северо-Западным фронтом[680].
В справке на нач. штаба Северо-Западного фронта, генерал-лейтенанта Ватутина Николая Федоровича нач. 1-го отделения ОО НКВД Северо-Западного фронта, мл. лейтенант Петрунин 25 сентября 1941 г. отметил, что на должность нач. штаба фронта он прибыл из Генштаба Красной армии в начале июля 1941 г. «Хороший организатор, толковый штабной работник, выдержан. Все вопросы решает обдуманно. С приездом Ватутина работа штаба фронта улучшилась». Крупным недостатком было то, что он не вникал в повседневную работу отделов штаба, особенно оперативного отдела, плохо занимался изучением кадров штабных командиров, в результате чего длительное время на руководящих постах оперативного отдела «находились неспособные работники, и приглушалась творческая активность молодых растущих кадров»[681].
Зам. нач. 2-го отдела ОО НКВД Брянского фронта ст. лейтенант ГБ Вахлаков характеризовал весьма положительно командира 11-й Смешанной авиадивизии, майора Ложечникова А.А.: «Ложечников Андрей Александрович, 1907 года рождении, из рабочих, рабочий, член ВКП (б), до назначения командиром 11 САД командовал штурмовым авиаполком, где за боевые действия получил высшую награду – присвоено звание Героя Советского Союза. Дивизией командует с конца ноября месяца 1941 года. Компрометирующими материалами не располагаем»[682].
В ноябрьской 1941 г. справке нач. 2-го отдела ОО НКВД Западного фронта, ст. лейтенанта ГБ Рыбакова на командующего ВВС Западного фронта, генерал-лейтенанта авиации Мичугина Ф.Г. отмечалось: «За последнее время Мичугин в связи с награждением и присвоением звания «генерал-лейтенант», систематически пьянствует, совершенно устранился от работы, частями не руководит, обстановки на фронте не знает. В связи с этим, докладывает командующему войсками Западного фронта о действиях авиации и очередных боевых задачах неправдоподобно… О его пьянках в рабочем кабинете знает и говорит весь штаб ВВС. Обо всем этом знает армейский комиссар 2-го ранга Степанов, но никаких мер не предпринимает»[683].
Следовательно, информация ОО НКВД политического руководства страны и военного командования была всеобъемлющей и давала возможность иметь четкое представление о происходивших событиях на различных участках фронтов. Причем речь шла не о простой констатации фактов, а и о конкретных предложениях, направленных на исправление обнаруженных недостатков и упущений командованием и политическим составом армии и флота. Не со всеми суждениями чекистов соглашалось военное командование, тем не менее они давали видение руководства ведомства безопасности и объясняли многие факты начального периода войны, активно участвовали в устранении выявленных недостатков. Помимо информации высшего политического и военного руководства страны, была информация для нач. управлений, отделов и служб НКВД о работе различных его структур, что позволяло своевременно принимать меры для устранения недостатков и повысить эффективность информации.
VI.2. Борьба с дезертирством и изменой Родине
С первых дней Великой Отечественной войны военная контрразведка стала вести активную борьбу с паникерством, трусостью, дезертирством и изменой Родине. Как важнейшая она была определена директивой СНК СССР и ЦК ВКП (б) № П509 партийным и советским организациям прифронтовых областей от 29 июня 1941 г.[684].
Дезертирством являлись умышленное самовольное оставление военнослужащими (военнообязанными при прохождении военных сборов или мобилизации) воинской части или места службы, неявка на военную службу с целью уклонения от нее и от участия в боевых действиях. Это вело к подрыву боеспособности Вооруженных Сил СССР, нанесению тяжелого морально-политического вреда советским войскам. Поэтому дезертирство и уклонение от военной службы (ст. 193 УК РСФСР) в годы войны рассматривались как тягчайшие воинские преступления. Измена Родине, предательство – также воинское преступление, но несколько иного рода и более тяжкое, чем дезертирство. Дезертиров еще можно было вернуть в строй, ведь многие из них совершили преступление из-за трусости в сложных фронтовых условиях, всеобщей паники, потери командирами управления и других причин. Предатели же совершали преступление осознанно и, как правило, перейдя на сторону противника, сражались с оружием в руках против своей Родины. И все же эти два понятия тождественны по своему содержанию. Недаром в латинском языке слово desertor означает беглец, изменник.
Служба в Красной армии, на Военно-Морском флоте, в пограничных и внутренних войсках абсолютным большинством населения Советского Союза воспринималась как патриотический долг каждого гражданина. Воинская обязанность на основании Конституции СССР 1936 г. и Закона о всеобщей воинской обязанности 1939 г. имела важное значение в достижении победы в войне.
Надо иметь в виду, что советское руководство расценивало и сдачу в плен как измену Родине. На это, в частности, указывал приказ № 270 от 16 августа 1941 г. Еще в предвоенные годы командирам и красноармейцам внушалось, что «плен – это измена Родине. Нет более гнусного и мошеннического деяния…»[685]. Одна из передовиц газеты «Красная звезда» оканчивалось такими словами: «Сдача в плен немецко-фашистским мерзавцам – позор перед народом, перед своими товарищами, своими женами, детьми, преступление перед Родиной»[686]. Известно, что в сводках Совинформбюро никогда не указывалось число попавших в плен, просто писали: «пропал без вести». Кто-то приписал И.В. Сталину высказывание: «Нет пленных, одни предатели». Но никому не удалось до сих пор найти никаких документов, подтверждающих эти слова. А вот в приказе Л.З. Мехлиса, армейского комиссара 1-го ранга, с июня 1941 г. по июнь 1942 г. начальника Главного управления по политической пропаганде РККА, была даже выведена формула: «Каждый, кто попал в плен – предатель Родины» и требование не сдаваться в плен, а застрелиться. Объявление попавших в плен воинов «врагами народа» с его именем прямо связывал Г.К. Жуков. О позорности мехлисовской формулировки маршал говорил в беседе с писателем К. Симоновым: она состояла «в том недоверии к солдатам и офицерам, которое лежит в ее основе, в несправедливом предположении, что все они попали в плен из-за собственной трусости»[687]. Таким образом, было попрано достоинство всех честно воевавших и перенесших потом трагедию плена.
Следует иметь в виду, что и в 1941 г. дезертиры были разные. Под эту категорию часто попадали отставшие от своих частей, пропавшие без вести, сдавшиеся и захваченные в плен. Порой сложно было объяснить мотивы сдачи врагу. Возьмем красноармейца Тучина, который в составе 18-й дивизии хорошо воевал в финскую войну. Под Сортавалой попал в окружение, вырвался. С перебитой рукой пять или шесть часов добирался до Ладожского озера к своим. Это было в сороковом. А в сорок первом стал старостой, выдал партизан и в ноябре сорок второго принял из рук Маннергейма медаль Свободы[688].
В плен сдавались и переходили к врагу не только рядовые красноармейцы, но и командный состав, вплоть до командующих армиями. Так, командующий 6-й армией Музыченко сдался в плен 6 августа 1941 г.; нач. оперативного отдела штаба этой же армии Меандров после сдачи в плен стал одним из руководителей власовской «армии»; нач. штаба 6-го ск, генерал-майор Рихтер активно сотрудничал с немецкими спецслужбами. Сдались в плен командиры корпусов генерал-майор Артеменко и генерал-майор Кириллов. Сразу же изменили Родине и перешли на службу к врагу бывший нач. штаба 19-й армии генерал В. Малышкин, член Военного совета 32-й армии бригадный комиссар Г.П. Жиленков и др. 22 августа 1941 г. на Брянском фронте ушел к немцам майор И. Кононов, член ВКП (б) с 1929 г., кавалер ордена Красного Знамени, выпускник Академии им. Фрунзе. Ушел не один, а вместе с комиссаром полка Д. Панченко, с частью бойцов своего 436-го сп 155-й сд 13-й армии и с боевым знаменем.